Читать книгу Я знавал жизнь таковой… - Олег Белоусов - Страница 23

Бурцев расстегнул сумку и увидел небольшую «косметичку» в виде конверта с замком по периметру, а в ней: раскладное зеркальце с пудреницей, портмоне, ключи, духи (те слащавые, из-за которых все началось), новые, нанизанные на картонку, разноцветные заколки для волос. В боковом карманчике сумки лежала записная книжка и пропуск. Первым делом Валерий открыл пропуск с фотографией и прочитал: Областной комитет профессиональных союзов (ВЦСПС), Кругликова Зоя Федоровна, начальник отдела охраны труда. «Господи! Эту даму будут пытаться найти… Лишь бы не прибегли к помощи местного телевидения… – подумал Бурцев и почувствовал, что начинает нервничать. – Надо сделать вид, что я ничего не находил. Тем самым дать жертве понять, что кто-то может найти её сумку и сдать в бюро находок… Спросит ли пленница про свою сумку?.. Если не спросит, то у неё определённо имеется огромное желание изобличить меня во что бы то ни стало. А тогда неминуемо снова на многие и долгие годы каша сечка и „Васёк, покурим“. Получается, что у неё только одна единственная дорога…» – продолжал рассуждать в лёгкой панике Валерий. Открыв портмоне, он нашёл две купюры по двадцать пять рублей и две – по три рубля, а в отдельном отсеке сумки лежал билет члена КПСС. Прочитав в билете, что партийный стаж у его пленницы насчитывает девять лет, а самой ей от роду – тридцать девять, Бурцев подумал, что эта партийная дамочка проявила характер сразу, когда он вчера остановился для неё. Валерию вспомнилось, как она неторопливо и с достоинством шла к такси. Сложив все обратно в сумку, Бурцев пошёл в дровяник и положил находку за поленницу.

«Какая дикость! Как я сейчас буду смотреть ей в глаза?.. За неосторожную фразу она оказалась у меня в подполье, и я вознамерился её убить, чтобы она не заявила на меня в милицию…» – в очередной раз подумал Бурцев, несмотря на то, что дал себе слово больше не возвращаться к этой теме. Ему не давала покоя абсурдность ситуации и мнимая безвыходность его положения, кроме лишения жизни несчастной женщины. Его разум нормального человека, воспитанного в семье добрых и законопослушных людей, отказывался верить, что только через убийство он может сохранить свою жизнь.

Валерий открыл сени, затем дверь в дом и вошёл внутрь. Прежде чем идти дальше, он остановился и прислушался. Закрытая в подполье женщина не издавала никаких звуков. Бурцев открыл запертый на засов полуподвал и подошёл к подполью. Замок на крышке подполья оказался перевёрнутым – скважина для ключа смотрела вниз. «Не может быть!» – с тревогой и с замиранием сердца подумал Валерий. Еле уловимо послышались шевеления, и Бурцев открыл крышку. Зоя стояла и поправляла волосы, не решаясь посмотреть на самый верх подполья. Пока Бурцев устанавливал лестницу, он обратил внимание, что трёхлитровые банки с солёными огурцами, маринованными помидорами и яблочными компотами стояли в ином порядке, чем прежде. Теперь огурцы и помидоры стояли ближе к центру подполья, а компоты у стены, хотя до пленницы в погребе было все наоборот. «По всей видимости, она ставила по несколько банок одна на другую и пыталась таким образом сделать высокую горку и дотянуться до крышки подполья, чтобы попытаться открыть её. Видимо, пленница даже ударяла банкой по крышке подполья, раз замок в перевёрнутом положении. Как я не подумал, что женщина от отчаянья может использовать банки вместо ступеней?» – подумал Бурцев, но не подал вида, что разгадал ночное поведение жертвы.

– Вылезай, – скомандовал тихим голосом Валерий и стал дожидаться, когда Зоя поднимется наверх. Пленница не торопясь начала взбираться по спущенной лестнице. Когда показалась голова из подполья, то женщина немедленно опустила взгляд вниз, на лестницу, словно опасаясь оступиться. На самом деле, она чувствовала, что лицо её за ночь опухло ещё сильнее и, наверное, смотрится страшным. Бурцев решительно подхватил Зою за подмышки и легко поставил на пол. Лицо женщины было покрыто сплошным синяком. Один из ударов ногой, которыми Валерий в бешенстве вчера осыпал лежащую на полу пленницу, пришёлся ей между бровей, в переносицу, и потому очень большой синяк в пол-лица образовался вокруг глаз женщины. Смотреть на несчастную заключённую Бурцеву становилось невыносимо. Сексуальное желание, которое он испытывал, открывая дрожащей рукой дверь в воротах на улице, теперь улетучилось и казалось не только неуместным и неестественным, но и неприятным. Изуродованная женщина, кроме жалости, никаких чувств сейчас у него не вызывала. Неожиданно Бурцеву вспомнилась опять подстреленная им собачонка. Тот же знакомый испуг охватил его в эту минуту. Только теперь он не мог трусливо сбежать и тем самым уклониться от ответственности. Теперь решение ему виделось только в устранении несчастной пассажирки. Зоя, увидев минутную растерянность в глазах Бурцева, поняла, что с её лицом что-то неописуемое. От жалости к себе женщина присела на стоящий рядом стул и горько заплакала, склонившись к своим голым коленям и опять плотно прижимая ладони к глазам, как вчера, когда Бурцев безжалостно изнасиловал её. Валерий стоял рядом и молчал. Он боялся в данный момент только одного, чтобы плачущая женщина не стала в истерике вырываться из дома. Бурцев вдруг почувствовал, что из-за вины не сможет больше силой удерживать её. Это состояние продолжалось недолго, пока Зоя плакала. Потом Бурцев осознал, что не может так просто из-за минутной слабости потерять собственную жизнь. Для оправдания он вновь вспомнил вчерашнее поведение в такси плачущей перед ним сейчас женщины, и самообладание вернулось к нему.

– Я сейчас затоплю баню, а ты пока поешь, если хочешь… Вот здесь я привёз продукты и кое-что из нижнего белья… Не плачь! Я обещаю тебе, что как только сойдут синяки – отвезу тебя домой. Больше в подполье ты спать не будешь… Я купил тебе спальный мешок… Так что теперь спать будет теплее.

– Меня потеряла дочь… Она будет в панике искать меня везде… – всхлипывая, произнесла Зоя, продолжая безостановочно плакать и вздрагивать всем телом.

– Сколько ей лет?

– Девятнадцать… Она студентка и не станет ходить в университет, пока не узнает, что со мной…

– Есть номер её телефона, куда я завтра могу позвонить? – спросил Бурцев и тотчас пожалел, что спросил о телефоне. «Вдруг она поймёт, что я никуда не собираюсь звонить… Ведь это для меня опасно… Если она догадается, что я намеренно обманываю её, то это её насторожит…» – подумал Валерий.

– Да…

– А художник объелся груш? – спросил Бурцев, пытаясь разрядить обстановку.

– Какой художник?.. – не понимая, спросила Зоя, на секунду перестав плакать.

– Тот, который нарисовал тебе дочь. Муж есть?!

– Нет. Мы разошлись давно…

– А твои родители?

– Они тоже будут переживать…

Зоя стала плакать тише, а уже через две минуты совсем затихла. Эта взрослая и гордая совсем недавно женщина своей беспомощностью напоминала сейчас девочку ребёнка. Бурцев вышел из полуподвала, закрыл за собой дверь на засов и направился к дровянику. «Я дал ей обещание так искренне, что сам поверил в сказанное… – подумал он. – Я должен верить в своё обещание, чтобы быть убедительным… Не ведающие своей судьбы люди у нацистов в концлагерях послушно стояли в длинной, медленно двигающейся очереди в газовые камеры… Я боялся её слез, которые могли спровоцировать истерику и отчаянные действия, поэтому эта женщина действительно должна верить в моё вероломное обещание вернуть её домой. Но почему мне приятно, что она поверила в обещание? Как сладостна власть над пленным человеком, а над привлекательной женщиной – сладостна вдвойне… Ты можешь её обманывать, унижать, заставлять исполнять любое твоё желание… Её круглые голые колени всё-таки хороши, несмотря на то, что она старше меня и побита. Зачем я спросил её о родственниках? Это только будет вселять в меня неуверенность и жалость к ней. Как мне неожиданно пришла в голову мысль сказать ей, что спальный мешок я купил ей, чтобы спать в тепле? В этой зловещей фразе нет обмана…» Валерий, набирая в охапку поленья для бани, забыл, что на нем новый плащ. Опомнившись, он осмотрел поленья и, не найдя на них смолы, успокоился. Бурцев вспомнил о сумке. Подумав немного, он решил взять её с собой и вернуть. «Эта чёртова баба не спросила о сумке. Как я и ожидал… Надо вернуть ей её сейчас же, давая понять, что она может быть спокойна за своё будущее и что перед ней нормальный человек…» – решил Бурцев, опять испытывая удовлетворение от своего коварства. «Почему я испытываю наслаждение от своего изощрённого обмана? Может быть, она не враг мне, и её можно постепенно убедить в том, что заявлять на меня в милицию не стоит?.. Но где мне взять столько времени?.. Вдруг что-нибудь пойдёт не по задуманному, и она со своей обидой на меня убежит, или по моей оплошности каким-то образом даст знать соседям, что я её здесь удерживаю силой…»