Читать книгу Социальные конфликты и политические отношения - Олег Борисович Иванов - Страница 2

Каждое утро, включая новостные программы и сайты, листая ленты социальных сетей, мы видим широкую панораму противостояний разного характера, степени интенсивности и влияния на жизнь людей и функционирования социальных институтов. Выступления против реальных или мнимых фальсификаций выборов, которые происходят теперь не только в «новых» демократических странах вроде Ирака (2021) или Белоруссии (2020), но и в традиционно благополучных «колыбелях демократии» – Франции (2022) и США (2021). Протесты экоактивистов, вне зависимости от важности проблемы, зачастую выглядящие комично, – вспомним, шведскую школьницу Грету Тунберг, призывавшую прогуливать уроки ради борьбы с изменением климата. Массовые беспорядки на расовой и этнической почве, организованные движением Black Lives Matter (BLM, «Жизни черных имеют значение») в 2020-м после гибели во время ареста афроамериканца Джорджа Флойда и спровоцировавшие серьезный социальный кризис не только в США, но и в европейских странах. Бунты против антиковидных ограничений и обязательной вакцинации, возникавшие в разных государствах вне зависимости от строгости этих ограничений, политического устройства стран и традиций публичного протеста. Споры и флешмобы в соцсетях, значительно влияющие на новостную и этическую повестку общества, например, «Me too» («Я тоже», 2017) – флешмоб, в рамках которого миллионы женщин рассказали о сексуализированном насилии, которому подвергались в разные годы своей жизни, прямо указывая имена и должности виновных в этом. Важнейшим последствием этого флешмоба стало появление новой этической практики – «культуры отмены», которая спустя несколько лет стала распространяться не только на обвиненных в сексуальных домогательствах отдельных граждан, но и на целые народы и их культуры. Такому остракизму в европейских странах после начала специальной военной операции (СВО) на Украине подверглись поддержавшие решение президента Владимира Путина о проведении СВО российские деятели спорта и культуры. Впрочем, такое настойчивое привлечение к «коллективной ответственности» вызвало в мире неоднозначную реакцию, в свою очередь, приведшую не к профессиональному – творчески-эстетическому, а к политическому конфликту в разнообразных культурных институциях.

Примеры конфликтов и их эскалации можно приводить бесконечно. Важно констатировать, что по причинам объективного и субъективного характера, современный мир находится в очевидно конфликтном состоянии. Человечество вступило в новое тысячелетие не только с достижениями в социально-экономической, научно-технической и культурной сферах, но и с грузом нерешенных и все обостряющихся проблем. Более того, многие плоды научно-технического и социального прогресса – в частности, неограниченный доступ в Интернет, который дает каждому возможность высказаться по любому поводу и разместить любую информацию без особых последствий для себя – становятся мощными факторами и инструментами возникновения и эскалации конфликтов, а также их трансформации из социальных в политические.

Политический конфликт занимает среди конфликтов особое место. Ведь сама по себе политика – область постоянной и повышенной конфликтности по сравнению с другими сферами общественной жизни. Источник такой конфликтности кроется в самой природе политических отношений как отношений власти, построенных на господстве интересов одних людей над интересами других. В современном обществе, публично декларирующем стремление к демократии и гуманизму, принято достигать такого господства не за счет грубой силы и принуждения, а с помощью различных манипуляций общественным сознанием, которые, впрочем, могут иметь не только негативный, но и альтруистический характер. Как известно, вовремя разрешенный конфликт также является важнейшим средством выработки новых, удовлетворяющих общество и отдельного гражданина идей, смыслов, социальных и политических практик. И тут возникает парадокс: с одной стороны, манипуляция общественным сознанием направлена на достижение общественного согласия, с другой – казалось бы, антоним «согласия» «конфликт» тоже служит выработке необходимых для достижения общественного согласия решений. Другое дело, насколько этот конфликт реален, а насколько является порождением манипуляции.

Широко известна практика политтехнологическая практика создания конфликта ради отвлечения внимания от действительно важных проблем и решений власти. Так, зачастую, СМИ, особенно «желтые» привлекают внимание к скандальным и/или просто хамским и высказываниям знаменитостей, бессмысленным и/или эпатажным заявлениям политиков. И пока граждане обсуждают какой-нибудь «закон о топоте котов» или запрет предпринимателя на посещение его торговой точки представителями ЛГБТ, власть спокойно принимает свои решения, которые всерьез влияют на жизнь граждан.

Вообще роль медиа – и традиционных, и тех, что принято называть «социальными» – в провокации, эскалации, трансформации конфликтов переоценить невозможно. СМИ с восторгом подхватывают любую конфликтную историю, способную разделить мнения публики по актуальному вопросу и тем самым вызвать широкую общественную дискуссию, так называемый «хайп», который в прогрессии увеличивает количество просмотров того или иного материала и разнообразных реакций на него. А также переводит локальное событие, чаще всего уже регулируемое административным или уголовным правом, в катализатор глобального масштаба. Например, дискуссии о наказании нетрезвых водителей, устроивших аварии с человеческими жертвами, в социальных сетях довольно быстро превращаются в полемику о возвращении в нашей стране смертной казни, что уже является не только правовым, но и политическим вопросом.

До конца 80-х годов XX века в СССР была распространена точка зрения о принципиальной бесконфликтности советского общества. Конфликты признавались только на межличностном уровне, в бытовой, семейной, трудовой и иных сферах взаимодействия человека или небольших коллективов, однако полностью отрицались как феномен общесоциального или политического порядка. Более того, граждане, пытавшиеся по разным причинам конфликтовать с государством или обращавшие внимание на латентные конфликты, существующие в обществе, разнообразным образом преследовались – многие нынешние общественные активисты и защитники своих мнимых прав и привилегий в советское время удостоились бы диагноза «бред сутяжничества». Ныне же спровоцировать конфликт, основанный на противопоставлении себя традиции и общественному порядку, довольно просто. Достаточно всего лишь совершить действие, не признаваемое в нашей культуре как приличное и уместное, и устроить публичный скандал, когда сделают замечание или каким-либо другим способом призовут к соблюдению порядка.

Официальная декларация бесконфликтности советского общества привела к тому, что эталоном для исследования социально-политических конфликтов на долгое время стали теории и методы, распространенные в странах «развитой демократии». В конце 1980-х-начале 1990-х такой подход выглядел вполне обоснованным, поскольку в этих странах объективно сложились зрелые и развитые формы взаимодействия общественных и государственных институтов, накоплен существенный опыт в сфере разработки и применения соответствующих политических технологий.

Однако со временем стало понятно, что в условиях трансформирующихся обществ, то есть обществ, осуществляющих переход от одного общественно-политического режима к другому (преимущественно от тоталитарного или авторитарного режима в сторону режима с более демократическими институтами), роль и статус институтов урегулирования социальных и политических конфликтов носят, очевидно, иной характер, нежели в таких государствах, как, например, США или страны Западной Европы. Следовательно, свою специфику в трансформирующихся обществах имеют и политические технологии, реализуемые с участием таких институтов. Многие из них, как выяснилось, просто не соответствуют нашим традициям.

В то же время парадигма разрешения социальных конфликтов, принятая в США и странах Западной Европы, сильно изменилась с конца 1980-х-начала 1990-х годов. Принципы политкорректности и толерантности, господствовавшие в социальных теориях и практиках в тот период, сменились навязыванием всему обществу ценностей и потребностей агрессивной повестки меньшинств: сноса памятников историческим деятелям, признанными колонизаторами; переписыванием классических литературных произведений; квотами на представительство «угнетенных групп» в кинопродукции; «культурой отмены» без права «отменяемого» хоть как-то оправдаться перед обществом; легализацией легких наркотиков, однополых браков, смены пола несовершеннолетними и др. Подобные аспекты так называемой «новой этики» как основы разрешения социальных конфликтов оказываются для нашего общества неприемлемыми. Кроме того, в последнее десятилетие стала очевидна избирательность западных правительств и общественных деятелей в поддержке и неприятии тех или иных сторон политических конфликтов. В политических конфликтах по всему миру США, а за ними и Западная Европа возвращаются к принципу, сформулированному в характеристике никарагуанского диктатора Анастасио Сомосы, данной президентом Франклином Делано Рузвельтом: «Да, он сукин сын, но он наш сукин сын!» То есть, США не просто не способствуют разрешению конфликтов в других странах, но и намеренно провоцируют их в угоду собственным интересам в том или ином регионе и поддерживают тех политиков, которые готовы отказаться от национальных интересов и благополучия собственных граждан ради собственной репутации в глазах в странах «золотого миллиарда».

В этих условиях представляется крайне важным анализ манипуляции общественным сознанием, применяемых для провокации и политизации социальных конфликтов. В этой книге будут разобраны различные конфликты последнего десятилетия – в частности, «арабская весна», события на Украине, а также различные способы эскалации социального напряжения с помощью инкорпорирования в сознание российских граждан чуждых нашему обществу идей.