Читать книгу Populus labyrinthus. Люди из лабиринта - Олег Евгеньевич Кодола - Страница 7

От имитации к сомнению
Начала цивилизации

Оглавление

Так повелось в теории цивилизаций, что цивилизацию делят на три стадии: аграрная (от возникновения земледелия); индустриальная (техногенная) и постиндустриальная (информационная), отказывая в существовании таковой собирателям и охотникам, неандертальцам и кроманьонцам одним скопом. Совершенно не замечая, что за общей схожестью кроются резкие отличия.

Наши ближайшие «родственники», неандертальцы, были очень похожи на нас – также были всеядными; делали каменный инструмент; владели копьём; умели делать жилища; использовали огонь и умели его разжигать (20); скорее всего, использовали одежду. Они точно, как и мы, любили украшения, подчёркивая собственную индивидуальность. Но при этом вполне «человеческом» наборе действий у неандертальца отсутствует целый ряд фундаментальных признаков нашей, кроманьонской, культуры.

Например, у неандертальцев отсутствует почитание мёртвых. Обычные одиночные захоронения на малой глубине, всегда в одной позе; никаких жертвоприношений: ни пищевых, ни бытовых; никакой охры; никаких обрядов и ритуалов. Отнесли и прикопали, чтобы не пахло. При этом одна и та же поза трупоположения: на боку, колени подогнуты, согнутые в локтях руки приближены к лицу. Фактически, это поза имитации положения спящего человека. Предположу, что для неандертальца «мёртвый» – это живой, но спящий или просто «другой», «иной», «не-такой», «который не проснётся» – не более того. Неандерталец так и не придумал мир, где «уснувший навечно» продолжал действовать, как живой. Романтизированные гипотезы о существовании ритуалов, связанных с поклонением неандертальцев тотему медведя, видимо, так и останутся научно-популярными сказками. По сути, неандерталец – это усложнённая версия гейдельбержца. Последний имитатор Земли.

Десятки стоянок кроманьонца, найденные в Африке, Европе, Азии, Америке и Австралии демонстрируют умения, присущие исключительно сапиенсу. Кроманьонцы доводят до совершенства обработку камня, изготавливая инструмент из тонких пластин. Возможно, подобного уровня обработки мог бы достичь и неандерталец, но мы этого никогда не узнаем. Кроманьонец использует кость для создания новых инструментов, например, гарпунов – наконечников нового вида, которые застревали в туловище жертвы. Костяные орудия (например, копьеметалки) он покрывает затейливым орнаментом. От Бретани до Урала распространяется искусство наскальной живописи; от Пиреней до Байкала находят статуэтки «венер» и животных.

Охота на равнинах Евразии, большей частью покрытых тундрой, процветает. По берегам рек, ручьёв и приледниковых озёр, широко осваивается водная (прибрежная) флора и фауна. В период молого-шекснинского межледниковья потеплело, и кроманьонец устремился на Север. Стоянка Бызовая находится на 64 параллели, а стоянка Мамонтова Курья – на 67 параллели, за условным Полярным кругом. Возможно, хладоустойчивость кроманьонца, в отличие от предыдущих «версий» человека, обеспечивалась не только физическими возможностями организма, но и «изобретательской» манерой мышления, обусловившей постоянное совершенствование техники обработки материалов.

Тридцать тысяч лет условного «кроманьонца» – это процесс постоянного улучшения уже известных адаптационных технологий: огня, одежды, жилища; каменного, деревянного, костяного и верёвочного инструмента. Усовершенствование и изобретение не только являют новое, но и отрицают старое: это третий закон диалектики.

Отсюда один шаг до изобретений, принципиально новых для мира охоты. Кроманьонец придумывает копьеметалку и лук, что позволяет с меньшими опасностями добывать еду. Парадокс, но этот изобретательский подход загоняет нас в эволюционный тупик развития. Оружие увеличивает среднюю выживаемость на охоте. Повышение выживаемости способствует росту населения Евразии. Рост населения требует освоения новых территорий с новыми видами добычи. Новый вид добычи требует новых технологий. В отличие от неандертальцев, среднестатистический sapiens – изобретатель и новатор.

Второе важное отличие от предыдущих эпох Homo – захоронения. Кроманьонцы используют парные захоронения ещё с Ближнего Востока (Казфех и Схул): с пищевыми жертвами; начиная с верхнего палеолита – парные, одиночные, тройные; появляется многообразие поз трупоположения; мёртвых оснащают копьями, каменными ножами, другим инструментом; присыпанные охрой, в одежде, украшенной бусами, в головных уборах, с браслетами и ожерельями. Разнообразие похоронного обряда и инвентаря, часто имеющего сугубо символическое значение, демонстрирует резко возросшую способность нового вида Homo к абстрагированию, мифологичность сознания, появление представлений о «другом» мире, где умерший также действует, и ему требуются инструменты «этого» мира. Наверняка в это время появляется лексический набор для выражения этих сложных понятий. Недаром одним из основных маркеров археологической культуры является способ погребения. Вслед за обрядом захоронения появляются обряды половозрастных инициаций, которые крепко связаны с культом умерших, предков. Эту тему более подробно мы затронем на примере святилища Большого Заяцкого острова.

Английский историк Тойнби рассматривал цивилизацию, как «определенный тип человеческих сообществ, которому присущи общие черты в области религии, архитектуры, живописи, обычаев, языка, т.е. культуры в целом». Если вычеркнуть архитектуру, в которой кроманьонцы не замечены, то отнесённое Тойнби к «культуре в целом», для кроманьонцев является бытом. Но, всё же, первый признак – это, собственно, «определённый тип человеческих сообществ».

И здесь кроманьонец также очень сильно отличаемся от всех предыдущих «родственников». У неандертальцев хорошо фиксируются признаки кровнородственных браков (инбриндинга): следы вырождения отчётливо читаются в патологиях костей. У самых «именитых» кроманьонцев мира, жителей стоянки Сунгирь, расположенной во Владимирской области, следы инбриндинга в принципе не найдены. (21) Предположу, что этот фактор мог быть важнейшим в эволюционной гонке: неандертальцы, в отличие от кроманьонцев, имели прямую тенденцию к вырождению.


Мужчина из Сунгиря. Реконструкция по захоронению


Вдумайтесь: минимум тридцать пять тысяч лет назад жители палеолитического Сунгиря не допускали браков между близкими родственниками. При этом племя сунгирцев могло насчитывать от 250 до 440 человек. На наш взгляд, этот факт является прямым доказательством существования социальных механизмов, контролирующих формы брака в отдельном племени. Кроме того, он свидетельствует о существовании межплеменных правил обмена женихами и невестами. Кажется очевидным, что в кроманьонских сообществах устанавливаются нормы общественного поведения, появляются социальные договорённости, формируются половозрастные социальные группы, выделяются социальные роли. Зарождается то, что немногим позже (в рамках эволюции Homo) мы назовём социумом. По крайней мере, кроманьонец ощущал пользу от социального партнёрства и приручил собаку.

Время кроманьонца – это время скачкообразного роста производства, передачи и накопления информации. По сути, это первая информационная революция, технологический и социальный взрыв, подготовленный «разгоном» периода мустье. За 30 тысяч лет развития кроманьонцев, всего за 1000 поколений, человечество продвинулось по пути прогресса намного дальше, чем за предыдущие 2,5 миллиона лет (83000 поколений). Кроманьонец был идеалом физического развития для современного человека: крепкий, высокий, физически сильный, мобильный, выносливый. Хотя, почему – был? «Мозг кроманьонцев, вероятно, мало отличался от современного человека, но зрительные поля мозга в древности были более развиты», к тому же, «около 27—25 тысяч лет назад объём мозга начал уменьшаться» (22) и, постепенно, сократился до современного объёма.

Мы, современные люди, или homo sapiens sapiens, отделяем себя от кроманьонца, относя его существование ближе к «варварству и дикости», чем к цивилизации. Но если бы кроманьонец родился сейчас и жил среди нас, мы бы признали его за человека своего времени. И он наверняка был бы любимцем женщин: высокий, широкоплечий, светлоглазый атлет. Отказывая им в цивилизации, мы, кажется, пытаемся забыть, что все боги современных и бывших религий вышли из кроманьонских захоронений; а живопись, скульптура и музыка – из кроманьонских пещер и стоянок. Скажу больше: знание, как результат познавательной деятельности человека, и открытие астрономических закономерностей, как следствие наблюдательности, тоже появляется только с историей кроманьонцев. Неандертальцам было достаточно веры в то, что предыдущая модель (инструмента, поведения, укрытия) – лучшая модель, потому что… так делали до него.

Третья критическая адаптация привела к качественному преобразованию модели «имитативного» усвоения информации; подарила нам способность анализа, синтеза и абстрагирования; создала мозг современного человека – человека-изобретателя, человека-творца. По сути, homo sapiens и есть первый революционер: он отказался от слепого копирования, презрев «вечные» традиции. В этот момент важно не впасть в ещё одну ересь антропоцентризма: «мы первые стали умными!» Процесс перехода количества в качество не был сознательным. В этот момент homo sapiens просто получил возможность развивать сознание. При этом имитативная модель никуда не делась, но адаптировалась и приобрела новые формы.

Populus labyrinthus. Люди из лабиринта

Подняться наверх