Читать книгу Злая память. Премиум-издание. Все книги в одной - Олег Колмаков - Страница 13

Постепенно к Побилату возвращались естественные человеческие чувства. Вначале он расслышал кое-какие отдалённые звуки, потом чьи-то голоса. Затем ощутил лёгкое дуновение, и то, как в нос ему ударил неприятный затхлый запах: ни то помоев, ни то застоявшейся мочи. А после, слегка приоткрыв глаза, он уже увидел каменно-земляную стену и луч света, пробивавшийся откуда-то сверху.

Голова лейтенанта гудела тупой и непонятной болью. Словно проснулся он с жуткого перепоя. Тошнота, то и дело подкатывала к самому горлу.

Стараясь не привлекать к себе какого-либо внимания, Побилат по-прежнему не шевелился. Он вновь опустил веки, силясь припомнить, как попал сюда. Ну, по крайне мере сообразить, где ж он сейчас находится. С той же целью он пытался, и уловить суть, чуть различимого и едва долетавшего до его слуха постороннего разговора.

Какие-то мужчины, общаясь друг с другом, вели спокойный и размеренный разговор. По всей видимости, их было трое.

– Ты только представь. Я, старый хрыч, повёлся на её призывы и сексуальные жесты. Уж так захотелось мне ей «вдуть». А как скажи, было мне тогда не купиться?.. В августе, буду праздновать свой «сорокет», а этой стерве, лет восемнадцать. Молодая, стройная, аппетитная, обворожительная, с похотливыми и откровенными намёками. Тут любой голову потеряет. Вот и я не удержался, поперся за той чеченской сучкой к самому лесу, куда она меня собственно и поманила. Теперь здесь. Уж второй месяц в подвешенном состоянии.

– Эх, Василий. В сравнении с моими тремя годами, твои пара месяцев выглядят полной хренью. В Урус-Мартане попал я к Ахмадовым. У братьев там что-то наподобие концлагеря было. Народу тьма. Позже, всех офицеров перебросили в горы. А дальше, перетащили меня уже сюда, к Даудову.

Надо полагать, каким-то образом Салман «пронюхал» о том, что брат мой золотишком в своё время приторговывал. Вот и выкупил он меня, заранее рассчитывая получить многократный куш. Да только не учел Даудов одной маленькой поправки. Дело в том, что после обвала рубля, брат мой в пух и прах разорился. Гол он нынче, как сокол. Едва концы с концами сводит, да от кредиторов своих скрывается. Скажу больше, он вообще перешёл чуть ли не полу подпольный образ жизни. Вот и получается, что лоханулся со мной Салман. А уж как я пролетел со своими надеждами…

– Не ссы, Никита. Прорвемся. Не знаю, как вы ребята.… За себя могу сказать, что я чертовски везуч. Ко всему прочему, ещё и азартен. Люблю я, знаете ли, пощекотать свои нервы. За одно и лишний раз убедиться в своем исключительном фарте.

Сколь себя помню, так я вечно ввязывался во всевозможные споры и постоянно играл во всё, во что только можно было играть. В детстве, это были: «чика», «пристенок», «трясучку», домино или шашки. Став постарше, перешел на шахматы, карты, нарды и тому подобное. Про ипподром, подпольный тотализатор и залы игровых автоматов, я вообще помалкиваю.

По фигу мне было, и на что играли. То есть, каковы были ставки. Хоть на интерес, хоть на деньги, хоть на желание. Главное, чтоб игра увлекала; чтоб похлеще был азарт.

При этом (не поверите), но я ни разу по крупному не проигрался. Домой всегда возвращался, как минимум, при своих. Однако чаще, с хорошим «приварком».

В определённой степени я и жизнь-то свою почти всегда рассматривал не иначе, как самое большое и увлекательное игрище. Ведь здесь на кону: либо «всё», либо «ничего». Считал, что направляю я свою судьбу туда, куда захочу. Могу удвоить или утроить ставку, а где-то и паснуть. Был абсолютно уверен в том, что всё в моей власти. Что маневр мой зависит лишь от того, как ляжет «камень».

При этом меня никогда не покидало чувство, что в любой момент я могу остановиться и начать партию заново. Как говориться: с чистого листа. Ведь это была только моя жизнь и, соответственно, лишь моя игра, потому и в праве я был распоряжаться ей по своему усмотрению.

Так, тридцать с лишним лет и рисковал, получая от каждого своего жизненного этапа определённое удовольствие.

По большому счёту, я и на Кавказ-то попал, что называется: по собственной дурости. Сам вызвался на поездку в Чечню. Скучноватой мне стала моя прошлая «игрушка». Тогда как командировка в горы, рассматривалась мною, вроде некоего перехода на более сложный игровой уровень.

И кстати, я не совсем оказался далек от истины. Потому как именно здесь, в Ичкерии, я и встретил наивысшую концентрацию рисковых и отчаянных мужиков. Ну, думаю: игра обещает быть предельно серьёзной.

Когда же рядом со мной гремели взрывы, рвались бомбы, гибли товарищи – особо не переживал. Воспринимал это, как должное. Как обязательный антураж или атрибут, для захватывающих дух ощущений. Меня по-прежнему подпитывала уверенность в том, что я неуязвим. Ну, в крайнем случае, меня могли лишь ранить. Да и то слегка, опять же, для пущей реалистичности.

О смерти тут и вовсе речи быть не могло. Ну, сами подумайте: разве может погибнуть главный герой? Ведь вся игра в целом, тотчас потеряет свой изначальный смысл.

И вот, похоже, доигрался…

А впрочем, если быть до конца честным, то в душе своей, я по-прежнему остаюсь оптимистом. Всё так же верю, что ни черта трагического со мной не произойдет. Везло же мне, до сей поры. Потому и сейчас как-нибудь выкручусь. Пожалуй, лишь эта единственная надежда и подпитывает мое нынешнее существование.

– Димка, ты умом, случайно, не тронулся? – в ответ усмехнулся тот, что «парился здесь уже второй месяц».

– Иди ты… – с некоторой обидой огрызнулся «игрок».

– Да ты, Димон, не обижайся. Просто слушая тебя, я вдруг вспомнил одного из наших врачей. При прохождении ежегодной медкомиссии, этот хитрюга непременно задавал мне один и тот же вопрос. Дескать, не кажется ли мне: что в последнее время я будто бы наблюдаю за собой со стороны? Надо полагать: за этим симптомом кроется некое серьёзное психическое заболевание.

Спросишь: при чем здесь это? Отвечу. Когда ты рассказывал нам о своих приключениях, мне вдруг показалось, что говоришь ты вовсе не о себе, а о ком-то другом. Как будто книгу, какую нам пересказываешь. И как бы смотришь на себя несколько отвлечённо, будто бы со стороны.

В общем, не принимай мой вопрос близко к сердцу. Это так, к слову пришлось. Честно сказать, мне и самому, кроме как на войну, и деться-то было некуда.

– То есть, как это «деться некуда»? – удивлённо переспросил тот мужчина, к которому обращались, как к Димке.

– Очень просто. Последние три года служил я в Саратове. На самой окраине города снимал для своей семьи квартиру. Микрорайон, конечно, полубандитский. Однако жильё там было недорогое, и до места службы совсем недалеко. Короче, жить можно.

Так вот. С определённых пор в наш подъезд повадились захаживать малолетние наркоманы. По началу, я особого значения им не придавал, у самого вся молодость прошла в подворотнях и парадных. Когда же эти твари принялись день-деньской колоться; орать и паскудить, когда детей своих стало опасно во двор отпускать. Тут-то я и вскипел.

Вышвыривал тех «нариков» из подъезда, малость их поколачивал, брал на испуг. Надеялся, что подействует, что угомонятся. Но, не тут-то было.

Как-то под вечер, возвращаюсь я со службы. А эти суки меня уж у подъезда поджидают. Причём, у каждого из них либо кастет, либо арматурина. Мужик я, не из пугливых. Короче, наворотил тем козлам по самые яйца.

Ну, и чуть переборщил. «Переборщил» в том плане, что один из тех отморозков, падая, долбанулся своей тупой башкой о металлический бордюр. И тут же, прямо у нашего подъезда, копыта свои и отбросил.

Вызвали ментов. Во всем признался. Постарался объяснить, как дело было.

Не сказать, чтоб я жил с соседями в дружбе и согласии, однако и вовсе не враждовал. При встрече здоровались. Иногда перебрасывались мы парой фраз. Потому и не понятны мне были их последующие действия.

В один голос соседи вдруг принялись утверждать: будто бы в нашем подъезде никакие наркоманы никогда не собирались. Что избил я до смерти вполне воспитанного мальчика. Они, вообще, приписали мне все смертные грехи: мол пьяница, садист и так далее. Невдомёк мне тогда было, что по своей неосторожности, я прибил сынка некоего Хафиза, хозяина местного крупного магазина. Считай, первого парня на деревне.

Короче, «упаковали» меня с «отягчающими». Законы-то у нас исполняются исключительно в угоду новых «хозяев жизни». Отсюда и свидетельские показания тех самых соседей, получавших продукты питания в магазине Хафиза под неофициальную «запись», то есть, в долг.

Ну, думаю: кранты тебе парень. Однако помощь пришла оттуда, откуда её и вовсе не ждал.

Выручили обычные менты. Никогда бы не подумал, что и в милицейской среде могут оказаться вполне нормальные и порядочные ребята. Были они знакомы с той подъездной шантрапой, знали они и Хафиза и его отпрыска, отпетого ублюдка, павшего под ударом моего кулака. Действия мои милиционеры одобрили, искренне мне посочувствовали. В общем, полностью заняли мою сторону. Впрочем, пойти на открытую конфронтацию с Хафизом, так же не рискнули. Потому, связавшись с нашей войсковой частью, те менты и устроили мне нечто схожее с побегом.

В свою очередь и мои сослуживцы быстренько подсуетились с командировкой.

В конечном итоге, уже утром следующего дня, я трясся в военном эшелоне, следовавшем на юг. Вот так я и оказался на Кавказе. Казалось бы, живи и радуйся. Однако то было вовсе не счастливым финалом, а лишь началом кошмарного конца.

Неудачи и неурядицы посыпались на меня после того случая, как из рога изобилия. Громили нас «чехи» и в хвост, и в гриву – везде и повсюду. У меня ж самого, то осечка; то гнойная незаживающая рана. Не одну сотню сослуживцев потерял, а сам жив. Будто бы кто свыше наказывал меня за ту убиенную душу. Смотри, дескать: как тяжко терять друзей, да сообщать близким об их гибели.

Ко всему прочему, жена принялась писать о том, что выгнали её из того самого злополучного дома. Что снять иное жильё, нет у неё средств, что сын болеет. А у нас, как назло, полугодовая задержка воинского жалования. Дефолт, твою мать. Брат разорился. Помощи ждать не откуда. И как итог, как последняя черта – этот долбаный плен…

От внезапно прозвучавшего слова «ПЛЕН», Побилата словно током шибануло.

«Так вот почему каменные стены.… Почему холодная земля и запах помоев… – лейтенант вновь принялся перебирать в памяти все предшествующие события, которые сохранились в его голове. – …Точно помню, как пересчитывали мы патроны. Как прапорщик уговорил меня передохнуть, чай попить. Потом, вроде как дурно мне стало. Собрался выйти на воздух. А дальше. Полный мрак. Словно в чёрную дыру провалился…»

– Мужики, гляньте. Похоже, летёха в себя пришел.

То, что речь идет уже о нём, Побилат понял сразу. Потому и прикидываться бесчувственным телом, уже не имело никакого смысла. Повернув голову, он увидел рядом с собой троих небритых, нечесаных и исхудавших мужчин. На их грязной, выцветшей и изношенной форме отсутствовали какие-либо знаки армейского различия.

– Парень, ты кто?.. Чейный будешь?.. Как чувствуешь себя?.. – поинтересовался каждый из присутствующих.

– Ещё не знаю, – опершись на руку, Побилат с трудом приподнялся и кое-как сел на колени. Голова его вдруг закружилась и всё вокруг поплыло.

– Ты хоть помнишь, как попал сюда?

– Нет. Разве что, короткими вспышками, мне припоминается какой-то тёмный и очень длинный тоннель.

– Длинные коридоры обычно вспоминают те, кто перенес клиническую смерть… – присвистнул один из «оборванцев». – …Выходит, ты парень был на волоске от настоящей смерти. Однако на теле твоем нет ни ссадин, ни следов какого-либо ранения.

– Ну, а как зовут тебя, помнишь? – вмешался в разговор, следующий из той троицы.

– Побилат. Лейтенант Побилат.

– А имя?

– Александр. Можно, без отчества.

– Добро пожаловать, Саня без отчества, во вражеский и очень глубокий тыл.

– Димка, прекрати ёрничать… – улыбающегося мужичка оборвал более возрастной пленник. – …Пацан соображать ещё не начал, а ты уж готов ему всю правду-матку вывалить.

– Это правда?.. Я действительно в плену?.. – с минимальной надеждой, растерянно поинтересовался Побилат.

– Да, браток. К сожалению, так оно и есть. Все мы здесь по уши в дерьме. Однако отчаиваться нам пока что рано. Ни ты первый, ни ты последний. Шансы на благополучный исход ещё имеются. Меня Никитой величают… – протянул руку «истребитель наркоманов». – …Будем знакомы.

– Дмитрий, – представился «игрок в судьбу».

– Ну, а я, стало быть, Василий.

Чуть позже Побилат узнает и о том, что все пленники являлись офицерами российской армии. Правда, о своих званиях и былых должностях они предпочитали особо не распространяться. Очевидно полагая, что плен уровнял их всех в одном чине. То есть, в ранге рядового узника.

И хотя каждый из нынешних побилатовских «сокамерников» угодил в чеченскую неволю по-своему, и у каждого из них была своя предыдущая судьба – сейчас их объединяла одна общая трагичность и такая же общая безысходность.

Иногда пленники шутили, пытаясь произвести впечатление бесшабашных, непоколебимых и повидавших всякое мужиков. Тем не менее, полностью заглушить свою внутреннюю апатию, при всем их желании, офицерам так и не удавалось. На их серых осунувшихся лицах непременно читалась наслоившаяся бременем неволи психологическая угнетённость и бесконечная душевная усталость. Из общей группы, в качестве наглядного примера, следовало отметить разве что Никиту. Продолжительный плен превратил этого тридцатипятилетнего мужчину, почти в ровесники Василия, успевшего разменять пятый десяток.

– И что теперь? – тихо поинтересовался Побилат. Он ещё не отдавал себе полного отчёта, в сколь тяжёлом положении вдруг очутился.

На свой страх и риск, отправляясь в Чечню, казалось, он был морально подготовлен ко многому. К чему угодно, но только не к плену. Подобного развития событий, он не мог представить себе и в самых невероятных фантазиях. Уж лучше, пулю в висок…

«Какая жестокая нелепость. Просто чудовищная несправедливость. Ведь я даже не воевал. Ни разу не выстрелил. Я, вообще, ничего не успел. И вдруг этот плен. Рвался на Кавказ, чтобы бить врага, а вышло так, что с первых же дней обречен, держать удар и круговую оборону…»

– Спрашиваешь: чего делать?.. – переспросил нахлебавшийся неволи Никита. – …Для начала, советую поднабраться терпения. Научись ждать. Заруби себе на носу, что теперь от тебя мало что зависит. Сейчас ты должен плыть по реке, его величества случая. Не дёргайся раньше времени, но и не проворонь тот, возможно единственный шанс, который наверняка тебе представиться.

У чеченцев (как собственно и у иных восточных народов относящих себя к фундаментальному мусульманскому миру) существует лишь два, пользующихся уважением занятия. Умение воевать и торговать. Твой нынешний хозяин Салман Даудов отлично справляется и с первым, и со-вторым. Нынче ты для него, не более чем «товар». «Вещь», которую он запросто может продать, обменять, подарить, заложить, извлекая при этом, определённую выгоду. Либо уничтожить, за ненадобностью.

– Наилучшим из вариантов… – продолжил уже Василий. – …Для тебя будет тот, при котором среди твоих друзей или родственников вдруг обнаружится некий «подпольный миллионер» или вполне официальный «олигарх». В этом случае, уже сейчас можешь считать себя освобожденным. Не исключен вариант с обменом тебя на какого-либо чеченского бандюгана. Однако для этого, ты и сам должен иметь приличный послужной список или являться носителем какой-то важной, секретной информации. Короче, чтоб ты имел некий вес. Чтоб наши командиры зачесались и впряглись за тебя, ты должен представлять для них конкретный интерес.

– А коли, нет у тебя ни первого, ни второго… – воспользовавшись случайной паузой, обозначил себя и Дмитрий. – …Ставить на себе крест, так же, не стоит. Тебя могут продать в рабство, какому-нибудь зажиточному кавказцу. А уж там, как повезет с новым-то хозяином. Мужики рассказывали, что кое-кто из рабов, и в неволи неплохо пристраивается. Даже деньги умудряется домой отсылать.

– Тогда рассказывайте и о самом худшем из возможных раскладов… – кое-как выдавил из себя Побилат.

– Самый печальный исход будет тогда, когда за твою голову Салман не сможет выручить и ломаного гроша. В этом случае, ждет тебя Сашка, публичный расстрел, либо наглядное четвертование. Как говорится: показательная казнь, другим для острастки.

Впрочем, и в этом есть свой плюс. Быстро отмучаешься. Геройски погибнешь на глазах у своих, оставшихся в живых соотечественников.

– Прекрати, Дмитрий!.. Чё за дебильные шуточки? На парне и без того лица нет… – инициативу вновь перехватил Василий. – …Санёк, не слушай дурака и не вешай нос. Мы, хоть и бывшие, а всё же офицеры. Даже у чеченцев мы причислены к более привилегированной касте военнослужащих. Иначе, не держали бы нас отдельно от рядового состава. А посему, просто так нашего брата, на куски не режут. И ещё…

В своё время, мне пришлось послужить в должности замполита. Потому, кое-что в этой грязной кухне я всё же петрю.

Так вот, парень. Довольно часто… Особенно тогда, когда дело касается какой-либо смены власти или изменения политического курса. Наши депутаты и российские чиновники вступают в прямые переговоры с чеченскими полевыми командирами и ведут речь о возможном кратковременном сотрудничестве.

Всё очень просто. Бандитам нужны деньги; политикам шумная и популистская акция. А что ещё может быть громче, чем освобождения российских граждан из вражеского плена? Здесь, главное массовость. Кто сможет выкупить у «чехов» большее количество пленных, тот и станет лидером в предвыборном марафоне. С этим самым «оптом», именно такие как мы… То есть, те самые обречённые и абсолютно безнадёжные, за которых и гроша ломанного не выручишь, обычно, на свободу и проскакивают. Авось, и нам повезет…

Вне всяких сомнений, пленные говорили сейчас о реальном положении вещей. Приводимые ими примеры и варианты, безусловно, брались ими из личного печального опыта. При этом Побилат понимал и то, что платить за него попросту некому. Как впрочем, и обменять его, наверняка, не сочтут возможным. Ну, не тем он был воякой, чтоб ради его персоны командиры затеяли какие-то переговоры. Он и воякой вовсе не считался.

Всё же остальное, казалось ему сейчас очень далёким и весьма призрачным. Зато смерть, причём не самая почётная – была нынче, ох, как рядом. Так близко, что лейтенант, кажется, был в состоянии слышать шорох её чёрных, траурных одежд…