Читать книгу Не гневи морского бога - Олег Кондратьев - Страница 3

Свои обещания относительно привлеченных специалистов капитан 1-го ранга Горбань выполнил поразительно быстро. У входного трапа на 413-ю Соловьев столкнулся с Володькой Прудниковым, который тут же возбужденно поделился с ним необыкновенными новостями:

– Нет, ты прикинь: сижу себе спокойно в своем кабинете, в комендатуре Оленьей губы, разумеется, на спине, чуть прикрыв глаза, медитирую и готовлюсь домой убыть. Вдруг влетает мой шеф Извеков, комендант. Такую красную рожу он приобретает только в двух случаях: после «разгона» у командующего или приняв на грудь литруху водки. Сейчас, похоже, произошло наслоение: морда подполковника превратилась натурально в бурак. И орет, брызгая слюной на семь футов, так, что ничего не понять. Я ему, мол, Петр Захарович, не извольте беспокоиться, сейчас всех врагов победим, вот только подкрепимся слегка перед баталией. И быстренько подношу стакан со спиртом Royal. Он замолк мгновенно, глаза выпучил и застыл. Ну, думаю, кранты, переродился шеф, если «шила» не замечает. Нет-нет, дальше все нормально! Маханул стакан одним глотком, и так серьезно и строго заявляет:

– Твою мать, капитан долбаный! Ты… и еще… какого… не мог меня предупредить, какие… люди о тебе, мерзавце, хлопотать будут?!

Я, разумеется, не врубаюсь, но, на всякий случай, торжественно молчу. У шефа даже зубы теперь покраснели. То ли Royal подействовал, то ли историческая ответственность момента в них ударила.

– Чтоб через 30 секунд ты, обормот, сидел в нашем… уазике и мчался по направлению Гаджиево, опережая собственный визг, твою… дивизию!

Тут я все-таки поинтересовался о главной цели такого эксцентричного визита. Шеф еще пару минут неразборчиво поорал, потом сам налил шила в стакан, встряхнулся и загадочно изрек:

– До места тебя будет сопровождать адъютант командующего. Он, если пожелает, ответит на все твои вопросы. А я вот пока один останусь.

Ну, понятно, что я был бесконечно поражен в первую очередь последней тирадой шефа, в которой не оказалось ни слова мата. Вот так, обалдевший, вылетел из комендатуры, впрыгнул в уже чихающий движком уазик, и вот я тута! Кстати, этот дебильный адъютант так и не пожелал ничего разъяснять. Ты-то хоть в курсе?!

– Спускайся вниз, в киповскую, найдешь там Филимонова, знаешь его? – Каплей ответил кивком. – И вместе ждите меня. – Генка огляделся вокруг. – Кстати, ты тут мичмана Селезня, случайно, не видел?

– О! Этот дедок только что мимо меня в прочный корпус шмыгнул. Я еще поинтересовался, что позабыли на стратегической подводной лодке доблестные работники продпищеблока? Ну да ты же его знаешь: все молчком, да тишком. Так и слился вниз. Ладно, я побегу, не задерживайся, сгораю от любопытства.

Капитан 3-го ранга Соловьев неторопливо прогулялся до самого торца пирса, там задумчиво выкурил сигарету, глядя на темную, почти черную, неподвижную воду залива. Еще подумал, что с Широковым, видно, у начальника ЭМС что-то не срослось. Ну да ничего, продуктивную работу они вполне начнут и уже собравшимся ансамблем. Генка оглядел опустевший причал и бодрым тренированным шагом взбежал по сходне на борт субмарины.

Внизу он, как положено, представился командиру корабля и механику и, не отметив особой радости на их лицах, не стал докучать ненужными вопросами и штабными указаниями, а быстро спустился палубой ниже на пульт главной энергетической установки, к которому вплотную примыкала лаборатория КИП. Ему обязательно надо было поговорить со своей разношерстной командой, чтобы хоть в общих чертах определить каждому наиболее свойственный участок работы и синхронизировать их действия.

Долго распинаться Генка не хотел и потому лишь в нескольких предложениях обрисовал сложившуюся «международную обстановку», которая и вынудила их всех здесь собраться. Основное внимание он уделил стоящим перед ними реальным рабочим задачам, и уже хотел дать слово капитан-лейтенанту Филимонову как хозяину «местного заведования», наилучшим образом знакомому со всеми нюансами, но тут раздался голос дежурного офицера по общекорабельной трансляции:

– Капитану 3-го ранга Соловьеву просьба прибыть в центральный пост!

«Ну вот, – раздраженно подумал Генка, – сейчас начнутся доклады, совещания, согласования. Когда работать?!» Однако, исполняя команду, он отправился в ЦП, по дороге обдумывая, как бы поубедительней доложить Горбаню, чтобы тот, с высоты своего положения, остановил эту командно-служебную вакханалию.

Но причина вызова оказалась совершенно в другом и поначалу даже заставила его оторопеть.

– Товарищ капитан 3-го ранга! – обратился к нему молоденький старший лейтенант, дежурный по кораблю. – Там, сверху… – Он махнул рукой в сторону рубочного люка, при этом в его голосе явно слышались недоумение и растерянность. – Ну, с причала… от вахтенного…

– Да не томи ты, рожай! – Не выдержал Соловьев, рассерженный, что его оторвали от важных насущных проблем, явно по пустяку какому-нибудь.

– Это… – Старлей наконец собрался с духом и выпалил: – Требуют забрать тело!

– Чего-о-о?

– Я не знаю, – совсем по-детски ответил дежурный.

– Какого тогда хрена ты меня вызываешь?! – Помимо воли, накопившееся Генкино раздражение готово было вот-вот выплеснуться на старшего лейтенанта неуправляемым ором.

– Так они, – опять последовал взмах руки в сторону люка, – это… приказали вас… найти. – И дежурный отчаянно добавил: – И забрать тело!

Повторное требование черт знает кого, из уст молокососа-лейтенанта странным образом успокоило Соловьева.

– Послушай, – уже миролюбиво сказал капитан 3-го ранга, – ты хоть у своего верхнего вахтенного поинтересовался бы, что там происходит. Может, убили кого, а? Ведь тело же. Если надо, то и сам бы наверх быстренько поднялся, разобрался. А уже потом командовал бы штабным офицером.

– Виноват. Я сейчас сбегаю…

– Отставить! Говоришь, меня назвали?

– Так точно: капитан 3-го ранга Соловьев.

Генка хмыкнул и направился к вертикальному трапу наверх. На причале, рядом с лодочным вахтенным, он увидел офицера в портупее с красной повязкой на рукаве «Дежурный по гарнизону». Рядом с ним стояли два матроса с повязками «Патруль».

– Так кто здесь хотел видеть капитана 3-го ранга Соловьева?

Дежурный по гарнизону козырнул:

– Мне приказали доставить сюда вот это и сдать лично вам.

Генка повернул голову в сторону причального кнехта, куда рукой указал дежурный офицер. В надвигающихся сумерках он разглядел лишь очертания какого-то предмета, похожего на мешок. Неожиданно раздался звук, напоминающий хрюканье, и «мешок» завалился набок. Без какой-либо посторонней помощи!

– Ну вот, – дежурный по гарнизону сделал знак рукой, и патрульные ловко водрузили «мешок» на место, – принимайте по описи, товарищ капитан 3-го ранга: две руки, две ноги, голова. Полный комплект. Только не работает.

– Что «не работает»? – машинально поинтересовался Соловьев.

Дежурный усмехнулся:

– Тело. – Он вытащил из кармана смятую бумажку и по слогам зачитал: – Гражданин Ши-ро-ков. Взят патрулем в районе гаражей за 54-м домом. Замечу: уже в таком коматозном состоянии. И доставлен сюда, в ваше полное распоряжение по приказу коменданта. А ему приказал сам заместитель командующего. Я в рубке дежурного их телефонный разговор слышал.

Офицер еще продолжал что-то говорить, а Генка сделал несколько шагов в сторону и наклонился над «мешком». В нос ударил густой и тяжелый сивушный аромат.

«Это что же надо пить, чтобы так воняло? – Ни Royal, ни самый низкопробный корабельный спирт не давали такого амбре. – Разве, что стеклоочиститель».

Впрочем, с началом перестройки в поселке появилось много подобной дряни. Соловьев, преодолевая отвращение, склонился еще ниже, и в куче грязного тряпья, бывшего когда-то приличной одеждой, разглядел нижнюю часть человеческого лица. Глаза и лоб были закрыты длинным козырьком потерявшей всякую форму бейсболки. Генка стянул шапчонку.

Да, без сомнения, это был действительно Широков Михаил Анатольевич, бывший киповец, бывший капитан-лейтенант и нынешний бомж, пожалуй, единственный во всем поселке подводников.

«С какой-то стороны тоже городская достопримечательность», – подумал Соловьев.

Как только эту «достопримечательность» доставить внутрь лодки, если она не подает практически никаких признаков жизни, за исключением убийственных миазмов, исходящих, похоже, изо всех его анатомических отверстий? Генка оглянулся на дежурного по гарнизону и его патрульных и невесело усмехнулся: умный и опытный каплей широким шагом направлялся к выходу с причала. По бокам семенили низкорослые матросики.

С этой стороны помощи не будет. Значит, надо справляться исключительно своими силами.

«Свои силы» выползли наверх в полном составе довольно споро, но без удовольствия.

– Весьма трогательна, Геннадий Петрович, ваша забота о здоровье подчиненных: вызвали наверх глотнуть, так сказать, свежего морского воздушка. Но, позволю спросить, – капитан-лейтенант Прудников глубоко затянулся только что прикуренной сигаретой, – ты всерьез решил, что нам уже нечем внизу заняться? Будем здесь глазки строить и закатами любоваться?!

– Ничего, ничего, – миролюбиво перебил Соловьев, – и озончику глотнёте с фитонцидами, и переключитесь, хоть ненадолго, с высокоинтеллектуальных технических изысканий на реальную физическую работу. – Он кивнул в сторону «мешка». – Будем это вниз сплавлять.

– Тю! Так то ж Куля! – громко возвестил мичман Селезень, низко склонившийся над «мешком». – То есть… э… Широков… э… Михаил, – быстро поправился он и пояснил: – А Куля – це гаражное прозвище, от Кулибина.

Все окружили полулежащего на пирсе человека. К Генке обратился рассудительный Филимонов:

– Я догадываюсь, что Широков должен был по вашему замыслу влиться в нашу рабочую бригаду. Не спорю, он, конечно, отличный специалист в нашем деле. Был. А теперь… Да еще в подобном состоянии. – Филимонов сомнительно и осуждающе покачал головой.

Неожиданно на защиту бывшего офицера встал молчаливый и неразговорчивый Петр Селезень:

– «Был», – передразнил он Анатолия, – да он и теперь… Це ж руки – золотые. А голова! Трошки поправить надо только. Да он один такое может, что нам всем и за год не разгрэбать! – Петро завелся не на шутку. – А ты знаешь, что Ку… Широков, то есть, до сих пор наизусть помнит все электрические и монтажные схемы «Брига», «Октавы», УСБЗ?!

Старый мичман перечислил автоматические системы, обслуживающие ядерный реактор и турбину. Сборники их фотосхем представляли собой увесистые альбомы толщиной сантиметров по десять каждый и размером пол на полметра. Филимонов скептически усмехнулся:

– Я таких людей не встречал. А этот конченый алкаш…

– Шо б ты розумил в чоловике! – Неожиданно оборвал его обычно сдержанный Селезень. – И в настоящем пьянстве! Он… страждет, то есть страдает!

– А вот в этих наблюдениях уважаемого дедушки нашего российского подводного флота есть определенный резон. – Прудников поднял вверх указательный палец и назидательным, «профессорским» голосом процитировал: – «Сон алкоголика короток и тревожен». Так что не переживай, Толя: оклемается он быстро. Ну а остальное – это дело уважаемого начальника. Судя по мне и дедушке, у Геннадия Петровича имеются оч-ч-чень весомые аргументы для каждого из нас.

Задумавшийся о чем-то своем Генка наконец встрепенулся:

– Так. Полемику по поводу способов доставки устраивать не будем. Единоначалия в армии еще никто не отменял. А посему… – Он оглянулся на конец трапа, ведущего с пирса на подводную лодку, где стоял вооруженный вахтенный, и обратился к Филимонову: – Видишь, рядом с матросиком спасательный конец висит? Вот это и будет наше главное грузоподъемное, точнее, грузоспускное, средство. И еще четыре пары умелых сильных рук. Обвязываем тело, двое травят сверху, двое направляют в пути, чтоб за трап не зацепился и мимо второго люка из боевой рубки не попал. Ну а потом бережно и ласково принимаем объект уже в центральном посту. Вопросы, предложения? Не имеется! Тогда приступаем.

Процесс оказался трудоемким и небыстрым. Зато состояние практически полного анабиоза, в котором находился объект, неожиданно сослужило свою положительную роль: подвергаемый немилосердным манипуляциям, Широков не дергался, не кричал, не давал ценных указаний и даже не блевал, чем весьма порадовал каплея Филимонова, находившегося внизу и принимавшего измученное алкоголем тело бывшего сослуживца.

Его напарник Прудников, в свою очередь, очень точно оценил состояние незапланированного аврала в стихотворной форме:

Взмокнув, как в бане, выбившись из сил и потратив не менее часа драгоценного времени, они наконец водрузили живой экспонат на жесткое деревянное ложе прямо в киповской лаборатории. Переведя дух, Володька Прудников вопросительно глянул на Соловьева:

– Гражданин начальник, может, нам того… с устатку… исключительно для поддержания колоссально растраченной унутренней энергии… в целях молниеносного оздоровления физически и психологически расшатавшихся организмов…

– Ох, Володя, как только тебя в Оленегубской комендатуре терпят! Сказал бы коротко: плесните шила. Думаю, что для нас всех это будет сейчас весьма актуально. Тьфу! Вот и я словесным поносом мгновенно заразился! Эй, хозяин! – обратился Генка к Филимонову. – Обслужи-ка страждущих и нуждающихся. Тьфу еще раз!

Анатолий мгновенно вытащил из шкафа со служебной документацией четыре разнокалиберные чашки и трехлитровую стеклянную банку со спиртом. Соловьев укоризненно покачал головой:

– В мое время у киповцев аккуратные стопарики имелись и металлическая канистра под размер «дипломата». Не дай бог, стекляшка разобьется! Ладно, закончим успешно стрельбы, и я лично презентую тебе соответствующий походный набор.

Пока шило аккуратно разливали по емкостям, Филимонов принес из ближайшего гальюна холодной воды.

– Вот только с закуской… извините…

– Ладно-ладно, не тушуйся, мы ж тут не пьянствовать собрались. Вот, помню, у нас в комендатуре…

Рассказать до конца, безусловно, занимательную историю Прудникову не удалось. Одновременно с последним бульком благословенной жидкости в последнюю, четвертую, чашку с деревянного топчана раздался поразительно трезвый голос:

– Мне, пожалуйста, шила на два пальца. И разводить не надо. Будьте так любезны.

От неожиданности у Филимонова едва чашка из рук не выпала, а Селезень поперхнулся первым глотком.

– С прибытием! – весело отреагировал неунывающий Прудников. – Вы, милорд, лежа изволите употребить или к обществу присоединитесь?

– Нет-нет, не беспокойтесь, я тут, в закуточке. Ой, какая обстановка-то вокруг знакомая! Где-то я определенно такое уже наблюдал. Наверно, в другой жизни.

Ошеломленный не меньше других Генка неуверенно кашлянул, но быстро собрался, обвел взглядом своих товарищей, отметил недоумение и неприязнь Филимонова, утвердительные кивки головой Прудниковым, тревожное ожидание в глубоко спрятавшихся под кустистыми седеющими бровями глазах мичмана Селезня и уже решительно и строго, но абсолютно спокойно и доброжелательно поинтересовался:

– А тебе, каплей, это не помешает… сосредоточиться на предстоящей работе?

– И вам здравия желаю, товарищ капитан 3-го ранга! А допинг только ускорит мое проникновение в глубинную суть вещей. – Последовала секундная пауза и скрип настила. – Ой! Похоже, что мною только что выстрелили из торпедного аппарата.

Селезень облегченно улыбнулся, заметив, как Генка рукой сделал распорядительный жест Филимонову. Тот быстро огляделся, вытряхнул из деревянной вазочки на лабораторном столе несколько обгрызенных карандашей и шариковых ручек, ловко плеснул в нее граммов пятьдесят спирта из банки и протянул, не глядя, за занавеску.

В полнейшей пятисекундной тишине послышались только два резких негромких выдоха, и на свет показалась грязная рука с обломанными ногтями, держащая вверх дном расписную вазочку.

– Так. – Соловьев был предельно собран. – Быстренько опустошайте свои чашки и выматывайтесь по рабочим местам. У нас с Широковым будет короткий, непростой и конфиденциальный разговор.