Читать книгу Не гневи морского бога - Олег Кондратьев - Страница 6

«Контрольная тревога! Оповестителям прибыть в рубку дежурного по училищу!»

«Задание: вызов на службу офицеров и служащих училища по сигналу “Учебная тревога. Экстренный сбор”.

Дополнительные условия: отсутствие телефонной связи. В связи с чем вызов осуществляется исключительно путем личного контакта. Вопросы? Нет! Получить карточки личного оповещения у моего помощника. Время оповещения 23.00. Явка в училище до 01.00. Время пошло!»

– Что делать?!

– Что-что?! Молиться! Чтобы Дэн появился в училище раньше, чем оповещенные по учебной тревоге офицеры.

– Может, как-то его предупредить?

– Ты эту филармонию знаешь? Вот и я – нет. Но даже если и найдем ее на Невском, черт возьми, уже все мероприятия закончились. Только одна надежда, что Дэн сейчас движется в Систему.

– А если нет?

– Писец, твою мать!

– Может, он распрощался со своей… балериной и домой подался?

– Не пори чушь! Ты бы расстался с любимой девушкой в таких условиях? То-то! Хотя позвонить его матери стоит, может, она в курсе его передвижений.

С филармонического сабантуя молодые люди ретировались удачно, по-английски, не прощаясь, и мало кем замеченные. Так что в Любашин номер гостиницы, удачно расположенной буквально в двух шагах от филармонии, они попали еще до 23 часов. Здесь девушка первым делом со вздохом нескрываемого облегчения освободилась от туфель на огромных каблуках и сменила сценическое платье на удобный легкий халатик. А Дэн с огорченным видом начал разглядывать свою выходную голландку и парадные брюки: по ним, при желании, можно было изучить все разнообразное меню филармонического междусобойчика.

– Денчик, брось ерундой заниматься! Пятна надо застирать, а с утра я возьму на ресепшэне утюг и все проглажу.

– Неужели сумеешь?

– А ты еще не убедился, какая я вообще самостоятельная девушка?

– Заметил, заметил. Куда только подевалась маленькая рыжая неумеха с третьей парты у окна?

– Глупенький! Она просто чуть-чуть подросла и многому научилась.

Люба легко поднялась с дивана и встала вплотную к Денису, мягко опустив руки ему на плечи. Она была всего сантиметров на десять ниже ставосьмидесятипятисантиметрового Вилкова.

– Н-да, по поводу роста и не поспоришь. И на рояле играть научилась великолепно. И… вино пить тоже.

– Ой, про вино-то мы и забыли!

Девушка быстро принесла с тумбочки в коридоре прихваченное с банкета спиртное.

– С чего изволите начать, господин гардемарин? – Она повертела в руках обе бутылки. – Вино, водка?

– Юным девицам надлежит начинать со слабых напитков. – Менторским тоном возвестил Денис. – А посему… – Он ухватился за бутылку шампанского и ловко наполнил два тонких стакана, стоящие на тумбочке вместе с пузатым графином.

– Вуоля, мадемуазель!

– Гран мерси! – Склонилась в легком поклоне девушка. – За что выпьем?

– Ну, конечно, за нас! За старую дружбу.

– И за любовь!

– То есть за тебя?

– За нашу любовь.

Чуть пригубленные бокалы оказались на журнальном столе, а губы молодых людей слились в долгом, страстном поцелуе. Едва отдышавшись, Люба негромко напомнила:

– Твою форму надо постирать…

– Если ты меня подождешь, то я мигом, прямо сейчас…

– Ну, куда же я от тебя денусь!

Этих слов Денис уже не слышал. Он стремглав умчался в ванную комнату.

– Рота, равняйсь! Смирно!! Доложить о наличии личного состава!

Старшина класса строевым шагом приблизился к командиру роты:

– Товарищ капитан 3-го ранга…

– А замкомвзвода Вилков где?

– Отсутствует.

– Как это понимать, старшина класса?

Виктор Мальков угрюмо молчал.

– Я спрашиваю, где Вилков?! – повысил голос капитан 3-го ранга.

– Отсутствует без уважительной причины, – негромко ответил старшина класса и еще тише добавил: – У него там… что-то… с матерью вроде…

– Ах, с матерью! – Командир роты усилием воли подавил вспышку гнева. – Остальные?

– Присутствуют все!

– Встать в строй!

– Есть!

– Рота, стоять вольно.

Каптри легкой трусцой отправился на доклад к высшему командованию. Старшина класса вернулся на свое место.

– Ну, как, Малёк? – встревоженно поинтересовался Генка.

Виктор только безнадежно махнул рукой.

– Понятно. Уж сейчас наш козел отведет душу. Всю картину нарисует в черном цвете. Значит, надо готовиться к самому худшему. Что предлагаешь, Вась?

– Ну, по-моему, зацепиться можно только за отличную учебу. Глупо переть по строевой линии. Надо на кафедрах поработать.

– Молодец! Я как раз об этом подумал. Профессор Васильев на электрических машинах, и еще «Канявка» на гидродинамике. Они в восторге от Дэна.

– Так оба же гражданские мужики.

– Ничего! Через учебный отдел можно попробовать. Возьмешь на себя Васильева. – Соловьев уже рисовал перспективный план. – Пусть замолвит словечко за любимого ученика на ученом совете. Типа: разве можно разбрасываться такими ценными кадрами, да это ж – будущий великий конструктор и нобелевский лауреат. А сколько в него уже вложено государственных средств? Выгнать из училища?! Да, Родина этого не простит! Дави в эту сторону, понял? – Василий кивнул.

– Я схожу к «Канявке». Академик имел на… все местное начальство. Он вообще может напрямую с Москвой связаться. Главное, заинтересовать. – Генка на секунду задумался. – А может, еще и спортивную кафедру привлечь? Дэн с этими ребятами на короткой ноге. Он им за четыре года сколько призов добыл в боксе и боевом самбо! Пусть расплачиваются.

– А по медицинской части как? Может, справочку организовать, мол, при смерти, фатальное перенапряжение от учебы, ничего не соображает, провалы памяти… У меня же Ленка – медик!

– Охренел, что ли?! Его ж тогда по здоровью комиссуют моментально!

– Да, не подумал немного. Кстати, как там с его мамой?

– Бесперспективно. Она не в теме. Правда, о свидании знает, но не более того. Конечно, в рапорте её стоит упомянуть. Мол, одна сына воспитывает, единственная надежда и опора, любящий, заботливый… Да и со здоровьем не все в порядке. У нее, разумеется. Кто поддержит старушку на склоне дней?! Короче, как там говорил Вилли Шварцкопфф из «Щита и меча»: «Цели ясны, задачи определены. Вперед!»

– А вообще-то дурак наш Дэн! Из-за бабы влип в такое…

– Это ты дурак! А там, чувствую, любовь образовалась.

Денис только собрался устроить в гостиничном душе экспресс-постирушку, как чьи-то сильные руки втолкнули его прямо под струю воды.

– Э-эй! Любка, сумасшедшая!! Да ты… – Вилков стоял под душем в брюках и полустянутой форменке. – Я же грязные пятна хотел застирать. Куда же теперь… – Он прижался к кафельной стенке, отстраняясь от хлещущих сверху потоков теплой воды, и отплевывался. – Как я пойду…

Девушка молча шагнула вперед, и теперь сама оказалась под душем. Ситцевый халатик моментально промок, и сквозь прилипшую к телу ткань просвечивал, казалось, каждый сантиметр ее идеальной фигуры. Круглые груди с большими темными сосками упирались прямо в живот Дениса.

– А я… помочь… застирать… – Двумя руками Люба крепко ухватила подол форменки. – Руки вверх! – приказала она. – И не шевелиться!

Дэн послушно выполнил команду, и его верхняя одежда, а за ней и тельняшка мгновенно оказались стянуты через голову и брошены в угол прямо на мокрый кафельный пол. Губы девушки мягко прикоснулись к изгибу мускулистой Денисовой шеи.

«Черт побери, да это же девочка с третьей парты…»

Люба опустилась на колени, и ее длинные сильные пальцы мгновенно расстегнули пряжку флотского ремня. «А ширинки-то нет! – Почему-то подумал Денис. – На наших штанах лишь четыре пуговицы, по две с каждой стороны. Не справится, надо помочь…»

Но никакая помощь уже была не нужна: резким рывком девушка просто оторвала пуговицы, и…

Денис тупо замер с поднятыми вверх руками.

Это был обвал… прорыв… цунами…

Какая там парта у окна?! Где вообще девочка?!

Она улетучилась в одно мгновение. Хотя парта… пусть останется, это сексуально. А кто эта рыжая бестия, завладевшая всем его естеством?! Господи, черт побери, сопротивление абсолютно бесполезно! Эти губы…

Какое ситцевое платьице?! Долой! Еще что за тряпки?! Все долой!

Вот она, настоящая! Единственная.

Струи теплой воды падали на комок разгоряченных тел. Теперь не осталось места для раздумий, сомнений и вообще… Крепкие руки Вилкова легко подхватили девушку. Это была ЕГО женщина. Взятая, добытая, долгожданная и незаменимая.

Неужели можно так добежать до постели? Конечно же нет!

Они рухнули на ковёр прямо посередине гостиной. Раздался протяжный стон. Не боли, а звериного наслаждения.

Мужчина пал…

Он стал нежным и яростным, настойчивым и беспредельно ласковым, послушным и господином…

Всем, что захотела ЕГО женщина.

Денис Вилков шел по прямому, как стрела, Невскому проспекту от площади Восстания к Адмиралтейству. Мимо по мостовой деловито проносились автобусы и троллейбусы. Его обгоняли немногочисленные и, как на подбор, сосредоточенные, целеустремленные прохожие с «утренними» каменными лицами и крепко сжатыми губами, явно спешащие на работу. Время ротозейства, шопингов и неспешных променадов еще не наступило.

Губы самого Дэна чуть шевелились, словно пробуя что-то на вкус, или вытягивались трубочкой, неслышно, без свиста выпуская воздух в такт виртуозного оркестра, заполнившего громогласным звучанием все его существо:

Конечно же «Прощание славянки»! Великая древняя музыка. Военный марш. Для Вилкова, не слишком разбиравшегося в музыкальных тонкостях, он был апофеозом величия, гордости и решительности.

Кончиком языка Дэн облизнул пересохшие губы. Божественный вкус! Неповторимый аромат! Это был ЕЁ прощальный поцелуй на мокром от недавней уборки перроне Московского вокзала. Это была бесконечная нежность и надежда, обещание и призыв, жажда, неистовость и покорность… Вот каким может быть искренний поцелуй любящей и любимой женщины!

Вилков перешагнул через низкую металлическую ограду и ступил на территорию Сашкиного сада перед Адмиралтейством, намереваясь по привычке, напрямик по газону выйти к училищному КПП. Неожиданно ему на плечо легла чья-то ладонь. Дэн резко обернулся. За толстым стволом дерева стоял Генка Соловьев.

– О! Генка!! А что, утренняя приборка еще не закончилась? Удачно!

– Удачно?! Какая, на фиг, приборка?! Тебя на проходной целый дежурный взвод поджидает. Внутренний караул усилен вдвое. Снаружи по периметру курсирует специальный офицерский патруль… А-а-а, я же не в том порядке начал! Еще вчера вечером объявили учебную тревогу с прибытием в училище всех офицеров и поголовной проверкой, тут уж… сам понимаешь.

Дэн понял всё и сразу. Однако по мере того, как возбужденно вещал Соловьев, им овладевало поразительное спокойствие. Ну, снимут с должности замкомвзвода, ну, разжалуют из главного старшины в рядовые курсанты. Тьфу! Он и сам никогда не стремился командовать. Подумаешь, обычная самоволка. Даже, несмотря на то, что в их родной Дзержинке режим был во много крат строже, чем в любом другом училище, такой проступок вовсе не повод для расстрела!

– Да из тебя уже показательного дезертира сделали, изменника Родины! Мы, конечно, как смогли, подсуетились, только…

Вилков так же быстро оценил масштаб подстерегавшей его опасности. «Выгонят!» Он прислушался к себе. Надо же, внутри никакой паники! То, что раньше представлялось крахом всей жизни, теперь воспринималось, как… Да вообще никак не воспринималось! Только мелькнула короткая мысль о маме: вот уж, кто сильно расстроится-то. Зачем?! У него будет совсем другая жизнь. Счастливая жизнь с самой любимой девушкой в мире. А с четырьмя курсами Дзержинки его без проблем восстановят в любом техническом вузе Питера практически без потери времени. И будет в той жизни новая работа, дом и мама, конечно.

– Эй! – Генка пристально вгляделся в лицо Дэна. Даже пощелкал пальцами перед глазами. – Очнись! Я, кажется, начинаю понимать, что произошло. Влюбился? Точно, с первого взгляда. Дурак! Это не повод, чтобы сдаваться.

– Эх, Соловушка, да, не сдаюсь я. Просто… как бы тебе объяснить… – Вилков говорил спокойным тихим голосом, и это еще больше настораживало его друга. – Сегодня я понял, что вот это все, – он повел рукой в сторону училищных стен, – так, суета. Настоящая жизнь не здесь, а там…

– Вот, ты сначала закончи все ЗДЕСЬ, – передразнил его Геннадий, – и тогда только у тебя начнется настоящая жизнь ТАМ!

– Похоже, дружище, что за меня ЗДЕСЬ все уже решили.

– Вот уж х…рен им на воротник! Зачем тогда нужны друзья?! Мы еще поборемся.

– А оно того стоит?

Соловьев просто задохнулся от возмущения:

– Не болтай чушь! Сейчас незаметно пройдем в училище через территорию Старшего морского начальника…

На этот раз Денис твердо возразил:

– Нет! В этом нет никакого здравого смысла. Только придется еще дополнительно объяснять, как я в Систему попал. Да и зачем? Раз меня так нетерпеливо ожидают, пожалуйста, вот я.

В его словах была логика, и Генка лишь сокрушенно покачал головой:

– Сейчас начнутся глобальные разборки. Ты, Дэн, только не нарывайся. Говори поменьше и лучше кайся. А мы с ребятами, чем можем…

– Да не переживай ты. Я буду паинькой.

Вилков похлопал друга по плечу и уверенно зашагал прямиком к проходной училища.

Денис сдержал слово. Во всех начальственных кабинетах, куда его только ни таскали, он по преимуществу молчал, используя в основном лишь три ответа: «так точно», «никак нет» и «виноват!». Свою самовольную отлучку объяснял словом, данным знакомой девушке, и больше не вдавался ни в какие подробности.

Изощрялся в построении гипотез лишь сопровождавший его везде командир роты, отношения с которым не сложились у Дэна с первого курса. Этот давил на все рычаги и по строевой, и по политической линии. Перелистывая свой пухлый кондуит, выуживал записи двух и трех годичной давности о замечаниях курсанта Вилкова по несению караульно-дежурной службы, о сне на лекциях, недобросовестном отношении к приборке и даже о разговорах в строю! Припоминал пассивность на комсомольских собраниях, несвежий подворотничок и стоптанные ботинки на строевом смотре.

И, надо сказать, того и гляди, количество вполне могло бы перерасти в качество, но сработали-таки предпринятые друзьями Дэна контрмеры! От кафедры физической культуры и спорта поступил официальный рапорт о вкладе курсанта Вилкова в спортивные достижения училища. В приватных беседах преподаватели кафедр гидродинамики, теплотехники и даже начальник кафедры электрических машин отмечали, несомненно, успешные работы Вилкова, их научную значимость для флота и недопустимость разбрасываться такими талантливыми кадрами.

В конце концов, в глазах высшего командования училища научно-спортивно-практические достижения перевесили стоптанные ботинки и отсутствие пламенного комсомольского задора. Дэна, что называется, «лишили всех чинов и регалий», то есть сняли с должности замкомвзвода, разжаловали из главного корабельного старшины в курсанты и объявили строгий выговор по комсомольской линии.

Ротный ходил мрачнее тучи и даже предпринимал какие-то попытки вновь возбудить дело, но его инициативы быстро заглохли: закончился 4-й курс, курсанты разъехались по флотам на летнюю морскую практику, потом отпуск…

Денис, разумеется, примчался в Москву, и они вместе с Любочкой провели незабываемый месяц, расставаясь только на недолгие часы, когда девушка посещала свои обязательные консерваторские занятия. Впрочем, при малейшей возможности, она их напропалую прогуливала. Вилков познакомился с родителями своей любимой и был принят ими весьма доброжелательно. Молодым людям даже отдали во временное пользование однокомнатную квартиру, в которой проживала Любина бабушка по отцовской линии. Милейшая Марина Михайловна сама настояла на том, чтобы «детки могли побыть вдвоем», и переселилась на эти три недели в квартиру Любиных родителей.

Логично, что при таком развитии отношений вопрос о предстоящей свадьбе был решен быстро, положительно, к полному удовлетворению обеих сторон. С мамой Дениса разговаривали по телефону все поочереди. Она то смеялась, то плакала, вспоминала далекие школьные годы «их ребяток» и привела в большое смущение Любу, когда напрямую поинтересовалась, сколько времени ей осталось ждать внуков и успеет ли она как следует подготовиться к такому эпохальному событию.

Дэн был катастрофически влюблен, беззаботно счастлив, ошалело глуповат и соглашался с любыми предложениями. Только на одном он настаивал категорически: свадьба будет в Ленинграде! С ним не стали спорить. Ну, какой же моряк-жених пойдет под венец без своих верных боевых товарищей? Но ведь и московскую консерваторскую творческую интеллигенцию надо удовлетворить. И ближайших родственников невесты, и друзей её родителей…

Нашли замечательное компромиссное решение: официальную регистрацию брака провести во Дворце в Питере, потом банкет в ресторане «Метрополь», а дальше молодые на поезде «Красная стрела» перемещаются в столицу, где торжества продолжатся уже для московского контингента, разве что, без загсовского официоза.

Вот только московские родственники не пожелали лишать себя удовольствия присутствовать на этом официозе в северной столице и разными путями – поездом, самолетом, на машине, – но точно в срок прибыли во Дворец бракосочетаний № 1 на Английской набережной. Кроме того, по чудесному стечению обстоятельств, именно в эти дни состоялся гастрольный концерт молодежного коллектива Московской консерватории в городе Ленинграде!

Стоит ли говорить, что все подруги и знакомые невесты тоже оказались во Дворце? Это внесло некоторую сумятицу в строгий регламент; особенно, когда музыканты, явившиеся на регистрацию в полном составе, достали свои инструменты и вместо положенной по протоколу магнитофонной записи так исполнили «вживую» свадебный марш Мендельсона, что прослезились даже официальные распорядители торжества и важные швейцары на входе.

В этот вечер и ночь банкетный зал «Метрополя» едва вместил удвоенный состав приглашенных на свадьбу. Зато, как оказывается, прекрасно могут звучать самые модные, популярные мелодии, когда их исполняют виртуозы из симфонического оркестра!

А великие торжества на этом вовсе не закончились. День свадьбы был выбран с таким расчетом, чтобы совпасть с началом зимних каникул в училище: ну, не бежать же вечером или наутро пятикурсникам на занятия. Да и для молодых «медовый месяц» – это не пустое словосочетание, пусть даже он и продолжается всего 10 дней! Значит, все приглашенные друзья жениха были свободны, как морской ветер. И «ветер» этот подул в сторону Москвы. Ну, какой же ленинградец позволит этим столичным выскочкам хоть в чем-то перещеголять себя?!

Вот так, на третий день свадебных торжеств в скором поезде Ленинград – Москва тихая и мирная молодая супружеская пара оказалась в сопровождении почетной свиты из сорока персон, в которой привычные «гражданские» наряды прекрасно соседствовали с морскими тельняшками, синими форменными воротничками, шикарными концертными платьями и громоздкими футлярами от самых разнообразных музыкальных инструментов. Разве что, кроме рояля и органа.

В Москве гуляли еще двое суток, не обращая даже особого внимания на то, что молодые давно покинули зону торжеств и надежно укрылись в уютной бабушкиной квартире. Короче, свадьба получилась такая, что, если верить народной мудрости о том, как отпразднуешь свадьбу, такая и будет дальнейшая семейная жизнь, то жить и жить Денису с Любовью весело и счастливо лет сто пятьдесят.

* * *

А уже через полгода свежеиспеченный лейтенант-инженер Вилков получил свое первое офицерское назначение – на Северный флот. Именно туда направлялось большинство выпускников. Этот флот был самым большим, мощным, боеспособным, оснащенным самой передовой техникой.

Вместе с Дэном в Североморский штаб отправились и оба его друга: Соловьев и Лысенко. В отделе кадров флота их постигло первое разочарование. Лейтенант-инженер Лысенко был назначен на подводную лодку, которая проходила средний ремонт на предприятии «Звездочка» в городе Северодвинске. Значит, предстояло расставание, как минимум, на два года. Это плановый срок среднего ремонта, но, учитывая складывающееся в стране положение, его никто бы не рискнул гарантировать.

Вечером трое друзей сидели в ресторане гостиницы «Ваенга». У Василия были уже куплены билеты на утренний авиарейс в Архангельск, а Вилков и Соловьев в это же время собирались отправиться на автобусе в гарнизон подводников Гаджиево. Оба получили назначение именно туда.

– Ну и по кому грустим, мужики?! – Балагур Лысенко пытался расшевелить приунывших друзей. – Разве это расстояние от Архангельска до Мурманска 40 минут на самолете, на выходные в гости можно мотаться. А закончится ремонт, и я таки в Гаджиево вернусь. Давайте лучше выпьем за нашу скорую встречу!

Они чокнулись и дружно осушили свои рюмки. При этом каждый из них хорошо понимал, какое это неблагодарное дело – строить любые прогнозы в отношении такой капризной и переменчивой субстанции, как жизнь офицера-подводника. Так оно в итоге и получилось.