Читать книгу Абсурд без границ. Антология бизарро, вирда и абсурдистского хоррора - Олег Наташкин - Страница 11

Денис Гербер родился в 1977 г. в Ангарске. Окончил факультет филологии и журналистики Иркутского государственного университета. Писатель, журналист, радиоведущий. Публиковался в журналах «Дружба народов», «Сибирские огни», «Традиции и Авангард», «Новый берег», «Сибирь», «Fantomas» и др. Автор трёх романов. Лауреат литературных премий: «Русский Гофман» (2021), «Прыжок над бездной» (2022), «ДИАС» (2021) и др. Пишет в разных жанрах, чаще с элементами фантастики и исторической прозы. Живёт в Ангарске.

1.

Каждый год в эту ночь луна становилась оранжевой. Кисияма помнил это с детства. Ещё будучи чахлым долговязым мальчишкой, он приходил к берегу ночью, ложился на специально захваченную подстилку и терпеливо ждал, когда ночное светило нальётся апельсиновым цветом. Затем он втыкал тростниковую палку в песок рядом с лицом – так, чтобы она перечёркивала полнеба, – и смотрел, как луна перебирается с одной стороны на другую. Он подгонял её усилием воли, заставлял двигаться по небосклону. Подчиняясь его приказу, луна неохотно ползла и в конце концов огибала тростниковую преграду, как ей и велели.

Позже он разочарованно признал, что луна способна выполнить лишь один трюк, да и то при условии, если тростник воткнуть в правильном месте. Возможно, она добровольно корячилась по ночному небу, внушая ему, Кисияме, будто это его желание. Должно быть, не он дрессировал луну, а она его.

Сколько оранжевых лун было в его жизни? Он уже давно сбился со счёта. Это было неважно. Теперь, когда волосы стали седыми, а кости предсказывали непогоду лучше любого синоптика, Кисияма уже не ложился на холодную землю и не вонзал палку в песок. На берег он приходил для того, чтобы убедиться в неизменности некоторых вещей в этом мире. Луна не подвела и на этот раз. Вновь окрасившись в апельсиновый цвет, она медленно ползла по небу, делая вид, что неподвижна.

Когда Кисияма двинулся от берега к деревне, в роще застрекотали цикады. «В ночное время?» – удивился старик. Не иначе как приняли холодную оранжевую луну за палящее солнце.

Возле дома пахло камелиями, посаженными в саду его супругой. Кисияма вошёл во двор через заднюю калитку, специально чтоб вдохнуть сладкий аромат. Кадзуко не спала, и в доме горел свет. Войдя внутрь, старик кивнул супруге и вдруг заметил гостью. Женщина в синем кимоно сидела в углу, виновато опустив взгляд. Это была госпожа Симамура – дальняя родственница Кадзуко, жившая на краю деревни.

– Простите, Кисияма-сан, что пришла так поздно, – произнесла она и снова замолчала.

– Госпоже Симамура очень нужна помощь, – пояснила Кадзуко.

– Помощь? – удивился Кисияма. – Чем мы можем помочь?

Дальняя родственница некоторое время молчала, затем осторожно подняла взгляд и будто бы со стыдом сказала:

– Я хочу, чтобы вы, Кисияма-сан, убили мою овцу.

Старик растерялся и не нашёл что ответить. Убить овцу? Странная просьба для этого времени суток.

– Кадзуко рассказывала, что когда-то вы работали ветеринаром, – пояснила ночная гостья. – Возможно, вас учили только лечить животных, но я подумала, что и умертвить вы тоже можете. Пожалуйста, Кисияма-сан, помогите мне!

– А откуда у вас овца?

– Мой муж год назад переслал некоторую сумму приятелю в городе, и тот купил несколько овец. Супруг, знаете ли, всегда хотел разводить овец, он планировал заняться этим, когда вернётся.

Муж госпожи Симамура полгода назад погиб в Корее. Об этом знали все в деревне, но вдова упорно делала вид, будто ничего не произошло. Ежедневно она пользовалась белилами и помадой, наводя красоту так, как нравилось супругу.

– Сейчас от овец осталась лишь одна, – продолжала она, – и та какая-то больная. Разводить больше некого, к тому же мы сильно голодаем в последнее время. Умоляю, помогите мне убить её!

– Хорошо, я зайду завтра, – пообещал Кисияма.

Гостья протестующе завертела головой.

– Сделайте сегодня, Кисияма-сан. Прошу вас!

Старик скосился на окно, за которым виднелась лишь плотная, как картон, темнота. «Почему бы и нет, – подумал он, – если цикады поют холодной ночью, а луна становится похожей на апельсин, почему бы мне не убить овцу?»

2.

При свете двух тусклых фонарей они дошли к дому госпожи Симамура.

– Хотите, я приготовлю чай? – спросила вдова. – Пока вы…

Она осеклась, и старику в темноте показалась, что женщина дрожит от страха.

– Спасибо, не стоит. Идите в дом, а я для начала взгляну на животное.

Кисияма зашёл в переделанный под овчарню сарайчик. «Пациента» не было видно – фонарь освещал лишь дощатые стены, заваленные сеном углы и полупустую поилку. «Может, и нет никакой овцы? – вдруг подумал Кисияма. – Что, если вдова считает её живой, как и покойного мужа?»

Из темноты что-то прыгнуло. Белая морда мелькнула в свете фонаря, и коричневые зубы лязгнули возле колена, пытаясь укусить. От неожиданности Кисияма оступился и навалился телом на полуоткрытую дверь, едва не упав. Что-то щёлкнуло в темноте, и он ощутил мокроту у себя на лице. Слюна? Или кровь? Второпях он захлопнул дверь и тут же почувствовал удар с той стороны. Овца стукнулась всем телом о хлипкие доски.

«Ничего себе, кроткая овечка! – удивился он. – Ещё нужно подумать, кто кого здесь собирается умерщвлять». Старик взял тряпку, висевшую на гвозде, и, набравшись решимости, опять зашёл внутрь. На этот раз луч фонаря чётко высветил овцу. Впрочем, то ли это было животное? Трясущееся от страха тело билось в дальнем углу овчарни, будто минуту назад оно и не кидалось на пришедшего человека.

Кисияма подошёл ближе и оглядел животное. Молодая овца, почти ягнёнок. Меринос с белой шерстью. Похоже, на этот раз она и не думала ни на кого нападать. Ей было не до этого. Конечности животного подёргивались, голова то и дело запрокидывалась назад.

Кисияма знал, в чём дело. Со времён учёбы и работы ветеринаром он хорошо помнил такие симптомы.

Внезапно животное успокоилось и робко взглянуло ему прямо в глаза. Старик погладил её по голове:

– Ничего, недолго мучиться тебе осталось.

Он пошёл в дом за ножом, но на выходе из овчарни замер.

– Не делай этого, – попросила овца.

3.

Когда-то у Кисиямы и Кадзуко было трое детей. От первого сына остались только прах в земле и небольшое надгробие. Он скончался от туберкулёза в возрасте тридцати пяти лет. От второго осталось лишь имя. Он погиб два года назад во время вторжения в Китай. Тело покойного не смогли доставить родным. Третий сын жил в городе со своей молодой супругой. Он руководил строительными работами на одном из военных аэродромов. Его звали К.

4.

– Чего я не должен делать? – спросил Кисияма.

– Убивать меня, – пояснила овца. – Ещё не все стадии пройдены. Если нарушить процесс, может случиться большая беда.

– Какие стадии?

– Ты не поймёшь.

Старик сел на кучку соломы, прислонившись спиной к стене сарая. Овца спокойно взирала на него карими глазами. Задние ноги животного всё ещё подёргивались редкими судорогами.

– Я обещал твоей хозяйке, что сделаю это.

– Не беда, – успокоило животное. – Сохрани мне немного жизни, чтобы всё закончилось само. Я расскажу тебе нечто ценное, если не станешь резать.

– Что?

– Расскажу, как и где ты умрёшь.

Кисияма взглянул на руки. Оказывается, всё это время он продолжал сжимать тряпку, снятую с наружной стены сарая.

– Откуда тебе это известно?

– Посмотри на меня, старик, – животное как будто бы усмехнулось, – кому как не полуживой овце лучше знать о смерти?

Кисияма задумался. Что такого ценного могло быть в дате его кончины? Он родился ещё во время «Войны года Дракона», когда сторонники сёгуната воевали с проимператорскими силами. Ужасы гражданской войны как будто впитались в него вместе с воздухом и пищей, каким-то образом повлияв на дальнейшую судьбу. Полжизни он провёл с оружием в руках: участвовал в битвах с маньчжурами и корейцами, в начале века сражался с русскими. Только сейчас, по причине преклонных лет, остался в стороне от идущей войны. Смерть всегда была где-то рядом.

– Что поменяют твои слова? – с грустью сказал он овце. – Мне всё равно недолго осталось.

– Возможно, что-то изменится, – ответило животное. – Речь идёт не только о твоей смерти. О многих смертях. Погибнут тысячи, включая твоего сына и его семью.

Услышав про родных, Кисияма встрепенулся. Он поднялся и некоторое время смотрел на овцу.

– Хорошо, рассказывай. Я не трону тебя.

– Сначала поговори с хозяйкой. Если ты откажешься, она попросит кого-нибудь ещё.

Старик согласно кивнул и вышел из сарая.

5.

Симамура всё же приготовила чай. Несколько минут Кисияма пил из фарфоровой чашки, а вдова терпеливо ждала.

– У вас получится? – не выдержав, спросила она. – Вы сможете, Кисияма-сан?

Похоже, она была напугана. Её руки без конца поправляли пояс из белого крепа, надетый поверх кимоно. Кисияма поставил чашку на стол и пристально оглядел вдову. Под его взглядом она как-то осунулась и покраснела, словно листья клёна осенью.

– Можно спросить вас, госпожа Симамура: почему вы на самом деле хотите избавиться от овцы?

– Что? – вздрогнула она. – Я же объяснила вам…

Кисияма поднялся из-за стола.

– В таком случае я вынужден оставить вас. Спасибо за чай.

Не успел он сделать и шаг в сторону двери, как госпожа Симамура вскочила со стула и бросилась на пол, прямо к ногам гостя.

– Нет, Кисияма-сан, не уходите! – кричала она. – Очень прошу вас: не оставляйте меня одну! Всё пропадёт!

– Да что пропадёт-то?

Он поднял вдову за плечи и вновь усадил на стул. По лицу госпожи Симамура текли слёзы, она утирала их тыльной стороной ладони.

– Она нападала на вас?

– Нет.

– Она… говорила с вами?

Женщина перестала плакать, удивлённо взглянула на него.

– Нет.

– Тогда, пожалуйста, объясните, в чём дело.

Вдова налила себе в кружку чай, трясущимися руками поднесла к губам и сделала несколько символических глотков.

– Я точно не знаю, в чём дело, – наконец проговорила она. – Просто в этом сарае происходит что-то странное. Не могу объяснить. Там что-то такое, чего раньше нигде и никогда не было. Что-то новое. Это началось, когда умерла первая овца. В тот же вечер я получила письмо от мужа. Это было обычное послание, в котором он рассказывал о службе, делился словами нежности и говорил, что скучает. Но в конце письма была странная приписка. Муж настоятельно просил, чтобы я больше никогда не смотрела на его фотографии. Ни при каких обстоятельствах. Иначе он может не вернуться. «Выбрасывать снимки не обязательно, – писал он, – можно показывать другим, но самой не смотреть».

Она прервалась ненадолго, вновь отпила из кружки.

– Затем скончалась вторая овца. И вновь я получила письмо от мужа. Теперь он просил, чтобы я собрала все медные предметы в доме и положила в один угол. Это очень важно, уверял он. Я сделала всё, как он просил, – сложила в угол все медные предметы и те, в которых не была уверена. Через месяц скончались ещё две овцы. На этот раз писем я не получала. Супруг перестал писать.

Вдова немного успокоилась, по крайней мере слёзы уже не бежали по её напудренным щекам.

– Почему вы думаете, что это связано с овцами? – спросил Кисияма.

Женщина посмотрела на него, словно опасаясь издёвки.

– Я не думаю, я чувствую. В этом сарае произошло что-то необычное.

– Вы думаете, это опасно?

– Не знаю.

Старик вновь сел за стол.

– Госпожа Симамура, – начал он осторожно, – все в деревне знают, что ваш супруг погиб полгода назад. Не сочтите за грубость, но я советую вам принять это и не делать вид, будто всё идёт по-прежнему. Возможно, тогда и странные вещи перестанут происходить.

Женщина взглянула на него с обидой.

– Вы думаете, Кисияма-сан, что я не знала про это? Напрасно. Я знала, как и все вы. Но письма-то продолжали приходить после этого.

Она вышла в другую комнату и через полминуты вернулась с двумя вскрытыми конвертами.

– Вот, взгляните, если не верите.

Отчего-то Кисияма побоялся прикоснуться к письмам. Он взглянул лишь на даты на конверте и понял, что вдова говорила правду.

– Извините, госпожа Симамура. Вероятно, вы правы. Но дело в том, что я не могу убить вашу овцу. Я не мясник. Но я ветеринар, и могу вылечить её. Возможно.

– Вылечить? – удивилась женщина.

– Да. Ваша овца больна. Судя по всему, у неё вертячка.

– Что это?

– Она заражена. Личинки цестозы пожирают её мозг. Даже если я убью животное, его мясо есть нельзя.

Похоже, вдова расстроилась. Она засеменила по комнате.

– Где же она могла заразиться?

– Да где угодно. Через корм, воду. Или от больной собаки на пастбище.

– Что мне теперь делать?

– Съездите в город и достаньте фенесал. Я постараюсь вылечить её.

Женщина кивнула несколько раз и, повторяя «хорошо, хорошо», продолжила беспокойно ходить по комнате.

– Если не возражаете, я ещё раз осмотрю животное, – сказал Кисияма, – а после пойду домой. И вы тоже ложитесь.

6.

Овца отпила немного воды из поилки, затем косо посмотрела на человека. «Спасти её не удастся, – подумал Кисияма. – Если это и в самом деле вертячка, то животное должно погибнуть со дня на день». Впрочем, сейчас овца меньше всего походила на больную.

«В этом сарае происходит что-то новое, чего никогда и нигде раньше не было», – вспомнились слова вдовы.

– Как тебя зовут? – неожиданно для себя спросил Кисияма.

– Моё имя – пустой звук на твоём языке, не стоит тратить дыхание, чтобы произносить его, – ответила овца. – К тому же скоро у нас появится новое имя. Общее имя.

– У нас с тобой?

– Нет. У меня и червей, что едят мой мозг. Тогда все стадии завершатся.

– Что происходит между тобой и червями?

– Ещё не создали слов, чтобы описать это. Это совершенно новое. Пока слово «стадии» – самое подходящее.

Кисияма почувствовал слабость в ногах и вновь присел на солому. «Пора возвращаться домой», – подумал он. Чего доброго, вдова направится к сараю и застанет их с овцой за разговором, да и Кадзуко, должно быть, уже спохватилась его.

– Теперь о главном, – продолжила овца, будто заглянув ему в голову. – Ты готов выслушать?

Старик кивнул.

– Произойдёт это после того, как четыре раза отцветёт сакура. Листья клёна ещё не успеют покраснеть. В этот день бог ветра Сусаноо отправит золотистого ангела со стальными крыльями в сторону святилища Ицукусима, для того чтобы привести сто тысяч человек в царство мёртвых. Одним из этих людей будешь ты, Кисияма-сан.

Овца немного помолчала, затем добавила:

– Никому не говори, что узнал это от меня… от нас. Иначе будет ещё хуже.

– Как я могу предотвратить это?

– Это не в твоих силах. Но ты можешь спастись. Бежать, ехать как можно дальше.

– Я всё равно скоро умру. Скажи: могу ли я спасти родных?

– Не знаю, попробуй. Мне это неизвестно.

Голова овцы вновь запрокинулась, животное упало набок и затряслось в конвульсиях. «Говорили ли мы на самом деле? – подумал Кисияма. – Или это магнетизм оранжевой луны так подействовал?»

7.

Будет ещё хуже… «Куда уж хуже! – размышлял Кисияма, возвращаясь домой. – Сто тысяч человек. Это же целый город!» Высвечивая путь фонарём, он продолжал повторять про себя предсказание овцы:

«Бог ветра Сусаноо отправит золотистого ангела со стальными крыльями в сторону святилища Ицукусима, для того чтобы привести сто тысяч человек в царство мёртвых».

Приближалось утро. Вершины холмов, окружающих деревню, уже озарились солнечным светом. Затем лучи коснулись самых высоких крыш. Кисияма выключил фонарь и присел передохнуть под сливовым деревом. «Что делать дальше? – думал он. – Как применить всю эту безумную информацию, порождённую больным мозгом животного?»

Удивительно, но спать совсем не хотелось. Вместо того чтобы вернуться домой к Кадзуко, он двинулся в сторону храма – синтоистский священник в это время обычно на ногах.

8.

Уединившись со священником в чайном домике возле храма, Кисияма рассказал о предсказании. Конечно, он умолчал про овцу, выдав всё за собственное ночное видение. Некоторое время священник сидел молча, переваривая информацию.

– Зачем бежать от кэгарэ, если можно идти ему навстречу? – спросил он.

– Что? – удивился Кисияма. – Для чего?

Священник медлил с ответом. Несколько минут он смотрел на окружающий пейзаж снаружи чайного домика. На деревню, расположенную у берега небольшого залива; на утлые домики, сползающие прямо к воде. Пёстрые крыши гармонично соединяли зелень холмов и синеву моря.

– Избегать смерти – значит идти у неё на поводу, – продолжил он. – Так можно навлечь пустые беды.

Священник посмотрел на Кисияму. Он был лет на десять моложе, но его голубоватые глаза, казалось, принадлежали тысячелетнему старцу.

– Знаешь ли ты, Кисияма, как спастись от преследующего ёкая? Только перестав от него бежать. Когда ты сам начнёшь преследовать ёкая, он будет спасаться от тебя. Третьего варианта не дано.

Старик призадумался, но не смог ухватить сути. Какой смысл в этой игре словами? Что, если овца, разговаривающая с ним в сарае, – это и есть злой дух? Может, вернуться и убить её?

– Ёкай преследует не меня одного, – ответил он священнику, – в видении говорилось о ста тысячах человек. Все они умрут. Возможно, мой долг – спасти их?

– Люди всегда умирают. Временно отодвинуть от них смерть – не выход. Что изменится? – священник вздохнул, словно набирался терпения для разговора с глупым ребёнком. – Мы воевали и продолжаем воевать. Убиваем друг друга. Ты, Кисияма, предлагаешь спасти какую-то часть людей и думаешь, будто это всё изменит?

Старик пожал плечами. Он всё ещё не понимал, к чему собеседник ведёт разговор.

– Мы не прекратим воевать, – продолжал священник, – войну не остановить, как ни пытайся. Единственное, что можно сделать, – это раздуть пламя, чтобы костёр прогорел. Наверное, это и делает бог ветра Сусаноо. Нужно довести размеры войны до абсурда, до крайности. Помочь ей захлебнуться в себе самой.

Кисияма молчал. Не за абстрактной философией он сюда пришёл. Ему нужен конкретный совет.

– Но ведь я могу спасти своих родных.

К его удивлению, священник несогласно завертел головой:

– Не стоит. Может случиться ещё хуже.

– Хуже?

– Да. Мы часто губим людей своей любовью. Когда отделяем их от всех остальных.

– Я не понимаю вас.

Священник вновь посмотрел на море.

– Я расскажу кое-что о себе, – сказал он. – Когда я был маленьким, я рос в такой же деревушке, как эта. Меня воспитывала бабка, я жил в её доме. Родители погибли. Половина жителей деревни занималась рыболовством, половина – земледелием. Моя бабка была стара и для того, и для другого. Она содержала лишь небольшой огород. Ещё были куры. Я очень любил этих птиц. Когда выдавалось свободное время, всегда играл с ними. Особенно мне нравились цыплята. Не те маленькие жёлтые комочки, которые жалобно пищат в коробках, а более взрослые птенцы, полные задора и сил. Я бросал им ягоду, наблюдая, как они носятся, перенимают её друг у друга, будто футбольный мяч. Один птенец нравился мне больше остальных. Чтобы не путать его с другими птицами и быстро находить, я повязал ему на лапку синюю ниточку. По нитке я отыскивал его, брал в руки и кормил персонально. А потом на время забыл про любимца и про остальных цыплят. Они превращались в кур и всё меньше годились для мальчишеских забав. Однажды в дом зашла бабка и сказала: «Странно, одна курица сдохла». Знаете почему? Её лапу перетянула синяя ниточка. Птица росла, пока ножка не воспалилась. Курицу убила моя прежняя любовь. Синяя ниточка, которая отличала её от остальных.

Священник замолчал и опустил голову.

– Что же теперь? – спросил Кисияма, не найдя другого подходящего вопроса.

– Теперь? – переспросил тот, выйдя из состояния прострации. – Теперь я люблю всех одинаково.

9.

На следующее утро Кисияма выбрался на шоссе, сел в гремучий жёлтый автобус и поехал в город. «Интересно, отправилась ли госпожа Симамура за лекарством? – думал он, трясясь на узеньком сиденье. – Пустая трата времени и денег – овце уже ничто не поможет. Никто не поможет. Разве что черви в голове подарят ей сатори».

Около часа автобус полз по шоссе, вбирая в себя дорожную пыль. Других автомобилей не было, лишь военные грузовики промчались навстречу уже на подъезде к городу.

На остановке с деревянным навесом Кисияма ступил на асфальт и, сориентировавшись, пошёл к дому сына. Уже восемь лет он не был в городе, но где жил К., прекрасно помнил. Это была небольшая квартирка в доме для военных. В двух комнатках они и ютились – К., его жена Азуми и их подрастающая забияка-дочка.

Дверь открыла Азуми. Она выглядела озадаченной – отчего-то морщила лоб, точно пыталась отогнать назойливую муху.

– Кисияма-сан, проходите.

В квартире всё было перевёрнуто с ног на голову: мебель сдвинута с места, вещи в беспорядке разбросаны по полу. Пахло чем-то ядовитым.

– К. сейчас нет дома – он на своём аэродроме пропадает днями и ночами. Уж не знаю, чем они там занимаются.

Кисияма присел на предложенный стул и ещё раз оглядел помещение.

– Давно вы к нам не заглядывали, – продолжала Азуми. – Год или два?

– Восемь лет.

– Да не может быть, Кисияма-сан! Неужели так долго?

– Восемь лет, – настаивал старик и добавил, глядя на кавардак: – А чем вы заняты?

Азуми вновь поморщила лоб и брезгливо осмотрелась.

– Пауки, – пояснила она, – никакого спасения от них нет!

– Пауки? – удивился Кисияма. – Так досаждают?

– Вы и не представляете, Кисияма-сан! Настоящая напасть! Я уже пятый раз вытравливаю – и всё впустую. Вновь появляются. Достаточно хоть одной паутинке остаться – как они снова образуются, будто из ниоткуда. Постоянно шуршат своими лапками и плетут, плетут…

Кисияма осмотрел ближайший угол, но ничего похожего на паутину не заметил.

– А когда К. вернётся? – спросил он сноху.

Азуми недовольно закачала головой.

– Даже не знаю, Кисияма-сан. В лучшем случае – поздно вечером, а скорее всего, завтра. Я уж сама по нему скучаю, но ничего не поделаешь – служба. К тому же я успею с пауками разобраться, пока его нет. Вы можете подождать на кухне. Там я всё обработала.

Около часа Кисияма просидел на кухне. Всё это время из комнат раздавались звуки передвигаемой мебели, а ядовитые запахи усиливались.

Старик понял, что терпения ему не хватит. К тому же К. может и не вернуться сегодня. Он выбрался из кухни, перешагивая через разбросанные по полу чемоданы и связки старых газет.

– Азуми, мне нужно передать кое-что очень важное, – сказал он.

Сноха смотрела на него с некоторым удивлением, сжимая в руке коричневую бутыль с химикатами.

– Может быть, вы сообщите это К.?

– Нет. Передайте ему, что всему городу угрожает опасность. Мне… поступила такая информация. Вы не должны долго оставаться здесь. Нужно подыскивать жильё в другом месте.

– Вот уж точно, Кисияма-сан! – Азуми аж просияла. – Об этом я ему и говорю! Невозможно жить среди этой паутины! Никаких сил не осталось. А сколько денег я на отраву извела!

– Постойте, – прервал её старик, – передайте К., чтобы он поскорее приехал к нам в деревню. И вы с дочкой приезжайте.

Азуми кивнула, но как-то неубедительно.

– Пусть К. приедет в деревню, как только сможет, – повторил он. – Это очень важно!

10.

Прежде чем направиться к автобусной остановке, Кисияма решил пройтись по городу – посмотреть, как расширились проспекты и вытянулись дома. Он двинулся в сторону центра по улочке, на которой толкались рикши с гружёными повозками. Город издавал много шума – гораздо больше, чем восемь лет назад. Здесь не пели цикады, не шуршали листья в роще, не цвели камелии. И луна наверняка не становилась оранжевой. А ведь это был далеко не самый большой город в стране, так – небольшой городишко, по сравнению с Киото или Осакой.

Внезапно кто-то толкнул его в спину. Да так сильно, что Кисияма упал на землю. Не успел он оглянуться, как что-то тяжёлое и твёрдое ударило по затылку – и старик отключился.

В себя он пришёл в сидячем положении – на стуле со спинкой. Появилась рука с ватой, и резкий запах нашатыря заставил отвернуть голову. От этого движения возникла резкая боль в затылке, и Кисияма чуть было не потерял сознание вновь.

– Всё в порядке, он вернулся, – раздался женский голос, затем – неторопливое цоканье каблуков по полу и лязг железной двери.

Морщась от боли, Кисияма огляделся. Помещение, в котором он находился, было просторным – около восьми татами. Комната слабо освещена, дальние углы утопают в полумраке. Впереди небольшой стол, а справа – дверь.

Из полумрака появился человек в форме с погонами лейтенанта. Военный был явно не в духе. Его щёки нервно раздувались, а на шее пульсировала взбухшая вена.

– Что ты уставился на меня, ксо-но хьто? – прошипел он и схватил Кисияму за подбородок. – Почему в деревне не сидится?

Старик промолчал. Его затылок ломило от боли, словно кто-то маленький шевелился в открытой ране. Не иначе как пауки Азуми плели там свою паутину.

Лейтенант отпустил подбородок и сел по другую сторону стола.

– Сейчас с тобой будет говорить капитан Таяма, – предупредил он. – Не вздумай медлить с ответами, старик! Если капитану что-то не понравится – тебе не жить. Быстро с тобой разберёмся!

– Я ничего не сделал, – пробормотал Кисияма.

Военный криво усмехнулся. Он дышал как-то возбуждённо и каждый раз натягивал губы в подобии улыбки, словно объелся жгучего перца.

– Если капитан Таяма прикажет что-то, ты немедленно выполнишь. Если он прикажет встать – тут же встанешь, даже если привязан к стулу!

Только сейчас Кисияма понял, что привязан верёвками к спинке. Также он ощутил, что голова обмотана бинтами – ему разбили затылок, когда ударили.

– Скоро капитан допросит тебя, – повторил лейтенант зловещим шёпотом, будто зачитывая смертный приговор. Он встал из-за стола, пересёк комнату и скрылся за железной дверью.

Минут пятнадцать Кисияма сидел в полутёмном помещении, ожидая прихода капитана. Было тихо, лишь жёлтая лампочка потрескивала под потолком, да ветер посвистывал за узеньким окном. Внезапно Кисияма понял, что это не ветер. Кто-то стоял позади стула и всё это время дышал в спину. Человек ли это? Старик хотел повернуться, но не решился. Иногда лучше не видеть того, что сзади.

Ещё пять минут молчания, затем – скрип сапог вдоль стены. Человек вышел на освещённый участок комнаты. На вид ему было лет сорок. Круглое лицо должно было принадлежать толстяку, но нет – под формой явно находилась спортивная фигура с широкой грудью и втянутым животом.

– Меня зовут капитан Таяма, – представился военный. – А ты Кисияма?

Старик кивнул.

– Это правда, что ты отец капитана К.?

– Да, господин. Это так.

– Какого цвета эмблема его войск?

– Коричневая.

Капитан Таяма несколько раз кивнул головой – видимо, удовлетворённый ответом.

– Ты знаешь, что символизирует этот цвет?

– Да. Он символизирует землю. Это инженерные войска…

– Мне это известно.

Офицер неспешно зашагал по комнате и остановился где-то позади. Кисияма замер, предчувствуя ещё один удар по голове. Если будут бить так же, как в переулке, ему не выжить.

– Знаешь, какого цвета эмблема моих войск? – спросил Таяма и сам же ответил: – Чёрная. Помнишь, что это означает?

– Да, господин капитан. Это символ военной полиции. Чёрный символизирует беспристрастность.

– Вот-вот! Ты всё помнишь.

Почти минуту они молчали. Даже дыхание на этот раз не раздавалось из-за спины.

– Что тебе известно про золотистого ангела со стальными крыльями? – вдруг спросил капитан в самое ухо.

Кисияма онемел от неожиданности – даже пульсирующая боль в затылке прошла. Пауки прекратили свою возню под бинтами.

– Мне известно, что ангел прилетит забрать сто тысяч человек возле святилища Ицукусима.

– Куда он заберёт их всех?

– Он отведёт их в царство мёртвых.

– Вот-вот!

Капитан Таяма вышел и сел за стол – на место, которое не так давно освободил озлобленный лейтенант.

– Ты знаешь, откуда этот ангел должен прилететь? – продолжил он допрос.

– Точно мне неизвестно. Наверное, со стороны моря.

– Мне тоже так кажется, – капитан улыбнулся совершенно искренне. – А кто его отправит?

– Бог ветра Сусаноо.

– Я так и думал!

Таяма склонился через стол. При верхнем свете его глаза напоминали разрезы в плотной бумаге.

– А вот откуда это знаешь ты? – поинтересовался он тихо.

– Мне сказала об этом умирающая овца.

– Овца? – капитан откинулся на спинку стула. – Хм, почему бы и нет? – пробормотал он самому себе.

Железная дверь со скрипом отворилась. В комнату заглянула женщина в белом халате. Некоторое время они с капитаном молча глядели друг на друга, затем офицер сделал знак рукой – и женщина удалилась.

– Ты рассказал всё капитану К.? – спросил Таяма, повернувшись обратно.

– Нет, я не застал сына.

– Вот-вот!

Круглолицый капитан задумался. Даже немного погрустнел.

– Кто же этот Сусаноо? – спросил он, ни к кому конкретно не обращаясь. – Может, это враги, а может – мы сами. Видимо, нужно дождаться, когда пузырь сам лопнет. По-другому ничего не изменить…

В комнату вернулся нервный лейтенант. Он зашёл Кисияме за спину и распутал верёвки.

Капитан Таяма поднялся.

– Вы можете идти, Кисияма-сан, – сказал он официальным тоном. – Вопросов к вам больше нет. Вас проводят.

11.

Домой он ехал на том же жёлтеньком автобусе, или на его точной копии. Кисияма задумчиво смотрел вперёд – на дорогу, по обе стороны от которой расходились горы. Было похоже, что автобус рассекает их, как катерок вóлны.

Голова болела – не в том он уже возрасте, чтоб без последствий переносить удары. «Что ж, помру точно не от этого, – усмехнулся старик про себя, – овца утверждала, что сакура отцветёт четыре раза, прежде чем всё случится».

Кадзуко встретила его бесконечными причитаниями и расспросами, а потом вдруг хлопнула в ладоши от восторга:

– А знаешь, что произошло, пока тебя не было? Муж госпожи Симамура оказался жив!

– Что? Он вернулся?

– Пока ещё нет. Но от него пришло письмо. Оказывается, извещение о его гибели было ошибкой. Виновного уже наказали.

– Что ж, это замечательно! – старик призадумался. – Мне как раз нужно её посетить.

12.

Госпожа Симамура встретила его в своём обычном наряде – в синем кимоно с белым поясом, с аккуратной причёской, с неизменными белилами и помадой. Она сдержанно улыбалась. «Похоже, готовилась к моему приходу», – подумал старик.

– Вы уже слышали, Кисияма-сан? – спросила женщина. – Слышали про моего мужа?

– Да, я очень рад за вас. Отличная новость!

– Выходит, я всё сделала правильно.

– О чём вы?

– Ну, всё то, о чём он просил в своих письмах. Я всё сделала как надо!

Бывшая вдова внимательно осмотрела его лицо, точно блюдо, которое собиралась купить.

– Но вы чем-то расстроены, Кисияма-сан. Случилась неприятность?

– Вот, всё думаю про вашу овцу. Можно ещё раз заглянуть в сарай?

– Конечно. Но… я не смогла достать лекарство. Знаете ли, совсем забыла про это, если честно.

Когда Кисияма вошёл в овчарню, ему показалось, что овцу подменили. Внешне животное было тем же – молодой меринос с белой шерстью, – но в карих глазах читалось что-то новое.

– Зачем ты пришёл, старик? – спросило животное строго, будто школьный учитель.

Кисияма пожал плечами.

– Я ездил в город, пытался как-то всё изменить.

– Мы знаем про это. Знаем и про то, что ты говорил о нас. Забыл о предупреждениях?

– Но ведь ты говорила…

– Это было ошибкой. Когда ты слышал предсказания, была другая стадия. Сейчас всё не так. Сейчас мы бы не сказали тебе и слова.

– Что же изменилось?

– Во-первых, изменилась стадия. Во-вторых, ты упоминал о нас. Значит, ситуация поменялась. Теперь бог ветра пошлёт ещё одного стального ангела, который через три дня после первого заберёт ещё семьдесят тысяч человек.

Кисияма почувствовал, как ноги слабеют, но отчего-то постеснялся сесть в присутствии овцы.

– А зачем? Зачем богу ветра все эти жертвы?

Животное задумалось, явно подбирая подходящие слова.

– Вряд ли ты поймёшь, старик. Священник пытался объяснить, но и у него не вышло. Скажем так: бог ветра Сусаноо пробует убить великана. Такого великана, которого убить невозможно. Есть только один способ победить его – притвориться другом и кормить, кормить, кормить… Пока великан не разрастётся до таких размеров, что его ноги не выдержат и он не рухнет. Понимаешь?

Кисияма покачал головой.

– И ещё кое-что, – овца внимательно посмотрела ему в глаза. – Оранжевых лун больше никогда не будет.

– Почему?

– Потому что всё небо будет выкрашено в оранжевый цвет. Всё небо – оранжевое! Всем будет очень страшно! И люди, увидевшие этот свет, ещё долго будут умирать. Уходи, старик, не мешай нам больше.

И овца отвернулась, уткнувшись мордой в угол сарая.

– Что же будет с тобой? – спросил Кисияма напоследок. – С вами…

– Ничего из того, что можно объяснить понятными тебе словами, – ответила она.

13.

Через два дня зацвела слива в саду Кадзуки. «Значит, совсем скоро распустится сакура», – подумал Кисияма, глядя на лепестки.

В тот же день умерла овца. Или с ней случилось что-то очень похожее на смерть.

А госпожа Симамура получила письмо от мужа. «Мы больше не будем разводить овец, – писал он, – мы с тобой переедем в город и будем жить там очень-очень долго».