Читать книгу Этика уничтожения - Олег Ока - Страница 8

– Итак, что мы поняли? – сказал Геннадий, когда они высадились вышли из троллейбуса у Финляндского вокзала.

– Колдунья хотела нашими руками устранить конкурента.

– Но почему? Почему не с помощью квантовой физики? Почему ей приглянулись два бомжа?

– Вероятно, её привороты оказались бессильны? Кирпич, или труба надёжнее и проще?

– Или она его боится и не хочет вызывать огонь на себя? А, может быть, опасается вызвать гнев мести соратников мужичка? Пойдём, кофе выпьем.

На втором этаже вокзального здания они пристроились к столику, взяли кофе и пышек. После промозглого ноября горячее пришлось кстати.

– Сколько ты ей заплатил?

– Тысячу. Что-ж, деньги дело наживное, а жизнь не купишь. Ничего, трояк ещё есть, разумно тратить, хватит недели на три, или больше.

– Если проживём столько.

– Ближайшие дни можно не опасаться, а там Маргарита обещала защиту.

– Ты ей веришь?

– А у нас есть выбор? Ну, если только смотаться на юга, ведь наша подруга тоже не всесильна, колдовство действует в пределах региона, не дальше, опять-же, по уверениям цыганки.

– Гена, мне нравится здесь, а чтобы осесть на новом месте, нужны финансы и знакомства. Будем надеяться, что всё пройдёт гладко.

– У категории «надеяться» негативный смысл, допускающий возможность неудовлетворительного финала. Что это означает в реальности, можно только гадать, вероятно, нечто мерзкое. Лучше просто верить. Вера должна быть категоричной.

– Знаешь, о чём я мечтаю, в данный конкретный момент? О хоть каком-то, пусть даже чёрно-белом телевизоре. Мы живём в пустом, без информационном пространстве, мы не видим, что творится даже в родном городе… Тоска.

– Хорошо, купим пару местных газет. Поехали домой.

Следующий день никуда не ходили, сидели дома, читали газеты, купленные вечером в метро.

– Ничего не снилось?

– Так, какая-то бессвязная ерунда, ничего интересного.

После обеда занялись благоустройством, затыкали ватой из матраса щели в оконных рамах.

– Обратил внимание, в газетах новости всё о жизни звёзд, скандальчики, утки, да внешняя политика. Из производственных новостей только о работах над новыми вооружениями.

– А чего ты хочешь, производство в стране стоит, региональные городки всё разваливаются, только пожары, да катастрофы на транспорте, что показывает состояние этого самого транспорта. Строят новые нефте и газопроводы за границу, единственное, что ещё деньги государству приносит. И поносят западные санкции против нас. Кто-бы мне объяснил, каким образом эти самые санкции непосредственно меня касаются.

– Я не Фёдор Михалыч, оценивать детские слёзы не моя специальность. Но и слёзы бывают разные, – рассуждал Геннадий, – Отчего плачет ребёнок? В большинстве случаев в силу своей непоседливости и любопытства. Полез не туда, куда следует, с забора свалился, подрался по причине завоевания мира. Все синяки, царапины, шишки от того, что он просто ребёнок, и познаёт мир и себя в этом мире. Он не может по другому, потому что без этого он не ребёнок, а дебил. Или родители его дебилы. А познание себя в мире, куда его родили, не спросив, оно дорого стоит. Любое знание стоит царапин и шишек, и, чем серьёзнее рана, тем дороже знание.

– А мы-то за что получаем фингалы? Чего мы не так делаем, что нас бьют и бьют, не спрашивая?

– А потому, что мы сейчас лишние в этой жизни. Кому мы нужны, кроме себя? А чтобы стать нужным кому-то, у нас ничего, кроме сочувствия и бессилия, нету. Наверное, кому-то мы здорово мешаем? Отдача от нас мизерная, а потребности, обеспеченные правами, ох, как велики. Вот все подряд нам и объясняют, что раз у нас нет ничего, кроме прав, то и рассчитывать ни на какие пряники мы не имеем права, поскольку нет у нас и возможности иметь и отстаивать эти самые права.

– Ты уже в ницшеанство полез, сверхчеловеками никто не рождается.

– Главное в сверхчеловеке что? Его воля. Но не воля повелевать рабами, а воля самосовершенствоваться. Макиавелли то же самое подразумевал, говоря о государе. Человек себя сам создаёт, с самого обретения сознания, разума и личности. Вот, смотри на сосунка полугодовалого, как он управляет своей мамашей, он ведь не жрать хочет, не мокрый лежит, он уже испытывает мир на гибкость, и если мамки-бабки начинают вокруг него антраша выписывать, этот бутуз уже в кровь впитывает, что глоткой и настырностью этим миром можно запросто повелевать, не обладая ни силой, ни деньгами, но только направленной волей.

– Ну, что-то ты слишком уж мрачно человека описываешь.

– А ты слишком уж недовольно стонешь, вместо того, чтобы принимать то, что нам дают, то есть жизнь. И свободу стонать, – Гена прикурил сигарету и неожиданно подмигнул другу, – не унывай, парень, жизнь не стоит на месте, и я признаю, что немного сгустил краски. Возраст, он подвигает к пессимизму.

– Не скажу, что ты замшелый старик, – буркнул в ответ обозлённый Роберт. – Сколько тебе, девяносто шесть?

– Пятый десяток, это, в лучшем случае, две трети дистанции уже позади. Но главное, не сто лет прожить, а увидеть, как и чем всё это закончится. Вот здесь я уже употребил-бы слово «надежда».

В эту ночь Роберт не было покоя. Сон не был похож на шекспировский, это скорее напоминало сцену из Данте, причём из первой части. Так что проснулся он в поту и ознобе, сел под одеялом, хлопал растерянно глазами, не видя окружающего. За ним с интересом наблюдал Геннадий, также сидя на кровати.

– Сегодня тебе не повезло, смотрел что-то из РЕН Тв? И, похоже, что-то серьёзное. Твои сны беспокоят меня, я рекомендовал-бы тебе обратиться к психиатру, но медицинское обслуживание не для таких, как мы, приятель. Поделишься? Я спрашиваю не из досужего любопытства.

Роберт нащупал сигареты, зажигалку, отпил холодного чаю из кружки, какую с недавнего времени он стал ставить на ночь рядом с ложем.

– Да, это было не для слабонервных. Мне являлась девица распущеная, прямо из «Двенадцати стульев». Та самая, что нас беспокоит. Кажется, она… её уже нет в живых.

– Я не стал-бы огорчаться, как, думаю, и многие, знакомые с ней. Но, с другой стороны, она тоже друг человека. Смерть была естественной, или её убили?

– Это трудно сказать, учитывая эту сферу человеческой деятельности. Я не совсем понял, что это было. Море огня, и её обожжённый труп, и не понять, огонь убил её, или она уже была мертва, а пожар устроили для отвода глаз?

Пожар мог возникнуть от чего угодно.

– Плохо. Но в милиции нам отчёта о вскрытии не предоставят. В любом случае, мы можем уже не опасаться её мести. Вот только, если смерть была естественной, получается, мы зря заплатили цыганке. А если её убили, это могло быть действие обычного наёмного убийцы, или защита того, который должен был стать её жертвой. И в обоих этих вариантах, это уже не наше дело, нас не касается, и сделать здесь мы ничего не можем. Согласен, или у тебя опять некие альтруистические доводы?

– В городской газетке есть колонка городских происшествий, в том числе и пожаров. Мы можем посмотреть пожары в нашем районе, что-то там сообщат и о причине пожара.

– «Она рухнула с перил моста, и мутный поток унёс её в ночное море.» Если хочешь, можешь сходить в магазин на Нарвский за молоком, заодно и газету купишь. Тебе не кажется, что нам пора возобновить поиски заработка? Может быть, и постоянную работу поискать не мешает, жильё у нас пока есть.

Роберт вернулся скоро, возбуждённый и мокрый от дождя:

– Действительно, пожар уже в новостях, оперативно ребята работают, орлы. Вот, возгорание произошло, видимо, от загоревшейся проводки. Выгорело две соседние квартиры, из одной люди смогли спастись, в другой погибла хозяйка, похоже, угорела. Ого! Она снималась в порнофильмах, незамужняя, родных нет. О смерти сообщили её продюсеру…

– Стоп! – прервал чтение Геннадий. – Ради Бога, прекрати чтение, помнишь, что нам говорила Маргарита? Главное, не привлечь внимание. Никаких имён!

– Ты сейчас похож на истеричную старлетку из дешёвых ужастиков.

– Я знаю. Пусть. Пусть мы скоро будем смеяться над очередной городской легендой, но сейчас я хочу жить. И жить спокойно. Лоретти, ты не видел ухмылки этой сейчас уже мёртвой сучки! Давай уважим мою инфантильность, но никаких имён! И адреса не хочу знать. Лучший вариант для нас, поскорее забыть обо всём этом.

– Но появился претендент на роль убийцы, этот продюсер…

– Я не слышу! Как ты смотришь на рисовую кашу с молоком в виде завтрака?

Когда они поглощали завтрак, Геннадий прокашлялся:

– Приятель, ты пойми меня, я не из тех, кто дует на холодную воду. Но жизнь загадочна во многих отношениях. Я общался с цыганами, и не только с ними… В других местах. Конечно, они не могут предсказать смерть… если она состоится через долгое время, но они могут видеть ближайшее будущее, и это не фокусы вроде того, что продемонстрировала Маргарита. Это не гадание на гуще, или по руке. Но в природе всё взаимосвязано, есть связи и взаимодействия, доступные не многим. Такие люди видят многое, и не всё доступно пониманию, а ещё меньше объяснению. Смирись с этим. Впрочем, можешь и смеяться, но я с некоторых пор перестал быть материалистом, здесь другой уровень, метафизический, а ведь люди использовали этот метод задолго до физики. И нормально жили. Почитай Вергилия, их знание намного превосходило наше, но мы по другому стали смотреть на мир, и, возможно, многое потеряли.

– Я тебя понимаю. Но хочется стоять обеими ногами на земле… Главное, не потерять эти самые ноги, вместе с головой.