Читать книгу Тени Донбасса. Маленькие истории большой войны - Олег Рой - Страница 8

Глава сельсовета деревни с нежным именем Кринички, которого все по-простому звали дядей Мишей, зашёл к Серафиме Ильиничне рано поутру, ещё до рассвета. Серафима только-только подоила корову Ладу и как раз выходила из сарая с ведром парного молока, накрытым чистым подойником. Молока в ведре, правда, было литра три, не больше – на сене Лада доилась плохо, но Серафиме Ильиничне и того хватало с лихвой – жила она одна. Что не выпивалось, шло на творог, простоквашу-кисляк или сметану; их Серафима отдавала дочке бригадира Машеньке, та возила их в райцентр со своим товаром и продавала на привокзальном рынке, покупая «тёте Симе» продукты, каких в деревне не было, – конфеты, печенье, чай…

– Здравствуй, Симочка, – поздоровался дядя Миша.

Ему было под восемьдесят, но бывший лучший комбайнёр района сдаваться старости, кажется, не собирался. В четырнадцатом хотел даже в ополчение пойти. Усталый военком посмотрел на «новобранца» хмурым взглядом и сказал:

– Ну куда вам на фронт? Или думаете, что в тылу мужские руки не нужны? Если загребём всех подчистую, кто на земле работать будет, бабы?

Дядя Миша по этому поводу переживал сильно и почти год ходил хмурым, как туча. Потом, правда, отошёл – бандеровцев остановили, организовали им несколько знатных котлов и отбросили назад. В Кринички тем временем вернулось несколько односельчан, ушедших в ополчение и демобилизованных по ранениям. В итоге председатель сельсовета и его «слабосильная команда» скрепя сердце занялись мирным трудом. Восстановили ферму, разрушенную обстрелом бандеровцев, поставили на ход несколько стареньких тракторов и комбайнов, засеяли поля, собрали урожай…

А рядом шла война, и, хотя до Криничек боевые действия так и не докатились, война чувствовалась во всём, её мрачная тень накрывала посёлок, как мгла далёкий Иерусалим…

– Здравствуй, Михал Григорич, – ответила Серафима. – По делу пожаловал или так, мимо шёл?

– По делу, – кивнул дядя Миша.

– Так заходи, чего за калиткой стоять? – сказала Серафима, направляясь к дому. – Погодь, я сейчас ведро занесу, а потом посидим, чайку попьём. Мне Маша из райцентра привезла накануне какой-то чай «Седой граф». Необычный, но вкусный. И печенье «Любятово» – раньше такого не было.

– Да я на минуточку, – извиняющимся тоном сказал дядя Миша, заходя в калитку. Пёс Дружок вылез, гремя цепью, из конуры у курятника, повёл носом, лениво гавкнул, исполняя свой собачий долг – дядю Мишу он знал. – На пару слов, некогда мне чаёвничать, но за приглашение спасибо.

– Что ж у тебя за срочное дело? – удивилась Серафима. Жизнь в далёких от фронта Криничках, несмотря на войну, текла размеренно, и чрезвычайных происшествий в них почти не бывало.

– Тут такое дело, Сима, – сказал дядя Миша, понизив голос. – К нам в Кринички отводят роту морпехов с передка. Будут они здесь пару дней, пока им подкрепления не пришлют, потом опять на фронт. Решили их на постой по хатам поставить, не в чистом поле ж ребятам ночевать…

– Да уж точно, – согласилась Серафима. – Думаю, поле им и на передке осточертело. Ты мои условия знаешь – у меня три кровати, сама я и на печке перебедую.

– Сима, – серьёзно сказал дядя Миша, – не могу не сказать – знаешь же, что у нацистов теперь есть эти… как их, бесов? – «гаймарсы». А наши черные бушлаты у них в печёнках сидят не хуже «оркестра». Они их давеча с помпой «хоронили» – по ошибке раздолбали свою же колонну, засняли на видео и сказали, что это морпехи. Всё вскрылось, конечно, но теперь нацисты на наших ещё больший зуб затаили. Могут своим… как его, всё забываю… геморроем этим приложить. Из пушек по воробьям, конечно, но наши воробушки их так заклевали, могут и решиться.

Серафима поставила на крыльцо ведро с молоком, выпрямилась и упёрла руки в боки:

– Ты что ж, дядь Миша, думаешь, я твоих «хаймарсов» испугаюсь?

– Они не мои, – смутился дядя Миша, – они американские.

– Сказала, что троих бойцов приму – и баста, – отрезала Сима, потом смягчилась: – Себе-то сколько берёшь?

– Восьмерых, – потупился дядя Миша. – Знаешь же, дом у меня большой, два этажа. Места хватит…

* * *

После ухода главы сельсовета Серафима развила бурную деятельность: принесла дров, натаскала воды, из погреба нанесла овощей, сала, молока с творогом; зарезала курицу Юльку, самую жирную и вредную в курятнике. Ощипала, выпотрошила, начистила и нарезала овощей, поджарила на сале заправку и поставила в печь чугунок борща. Пока варился борщ – вымела хату, вымыла полы, перестелила чистым бельём три панцирные кровати. Сама ещё успела переодеться – надела яркую кофту, юбку, повязала платок и только закончила, как звонкий лай Дружка оповестил о прибытии гостей.

Они вошли во двор – три ладных, молодых парня. Чёрных бушлатов у них не было, обычный камуфляж, но из расстёгнутых воротов поглядывала «морская душа» – грозная тельняшка, которую враги боятся не хуже гаубиц и ракет.

– Добрый день, – сказал старший из них немного смущённо, что выглядело странно. – Вы Серафима Ильинична? Нас к вам на постой отправили.

– Заходите, заходите, сыночки, – улыбнулась Серафима. – Знаю, что отправили, давно жду уже. Проходите в хату, родненькие, я вам сейчас обед справлю.

– Ну что вы, не стоит беспокоиться, – сказал второй боец, опередив командира, – у нас с провизией всё хорошо, ещё и с вами поделимся.

– Да знаю я вашу провизию, – махнула сухонькой рукой Серафима. – Дед мой Филипп, упокой, Господи, его душу, что до Праги в войну дошёл, так говорил: в армии не так страшна бомбёжка, как кормёжка.

Ребята заулыбались.

– Где у вас умыться можно с дороги? – спросил старшой.

– Вон у колодца рукомойник, – показала Серафима. – Вы уж простите, у меня по-простецки всё. Сыновья перед войной насос для колодца справили было, да он забарахлил из-за перебоев со светом. Так что вода из колодца, умываюсь в рукомойнике, а уборная, простите, за погребом.

Старшой быстро зыркнул на самого младшего. Тот кашлянул:

– Можно, я потом ваш насос посмотрю?

– И сбегаешь к Кузьмичу, – приказал ему командир группы. – Пусть автомат даст, чтобы от перебоев линию защищать. Справишься?

– Ну, командир, не впервой, – улыбнулся тот.

– Вы, вообще, если надо помочь что, говорите, – продолжил старший, обращаясь к Серафиме. – Не стесняйтесь, пожалуйста, и вам легче будет, и мы без дела сидеть не будем. Вижу, хозяйство у вас большое…

– Да где там большое, – пожала плечами Серафима. – Коровёнка Лада да десяток курочек. Пока муж был да сыновья помогали, и поросят держали, и овечек, и кролики были. А сейчас сама не утяну. Спасибо дяде Мише, голове нашему, помогает с сеном да с дровами…

* * *

В хате ребята сбросили верхнюю одежду, поставили в углу тактические рюкзаки, а потом достали из большой сумки гостинцы – в основном консервы и сладости. Серафима тем временем накрывала на стол. Она постелила вместо видавшей виды клеёнки белую скатерть, расставила посуду из старого буфета, потом разлила по глубоким тарелкам вкусно пахнувший борщ, позаботившись, чтобы каждому бойцу досталось по хорошему куску мяса. Себе плеснула поменьше, хотя в чугунке ещё хватило бы, но вдруг кто-то захочет добавки? Добавки, кстати, захотели все трое, но вначале раззнакомились.

Старшим в группе был сержант по имени Виктор. Вите было двадцать шесть, родом он был с Урала, из Магнитогорска. Служил по контракту, после службы думал поступать в военную академию.

Контрактником были и остальные двое. Среднего звали Ярослав, или просто Слава. Он был родом из Питера, мечтал строить корабли – и отец, и дед Славы были связаны с конструкторским бюро Балтийского завода. Слава был ефрейтором, как и третий, самый младший боец. У того было очень необычное имя – Сила, что неудивительно. Отец Силы был священником, а семья его была из Краснодарского края. Сила был на удивление рукастый – разбирался в электрике, в сантехнике и впоследствии настроил Серафиме колодезный насос, а старый счётчик с пробками заменил на новый, с автоматами защиты.

Сытно пообедав, ребята занялись делами. В большом хозяйстве Серафимы, конечно, накопилось много проблем – где-то забор покосился, где-то в двери несмазанные петли стёрлись, где-то сквозило из-под рамы…

– Хороший у вас дом, – сказал Виктор, прибивая оторвавшийся наличник.

– Дед мужа ставил, – ответила Серафима. – Как с войны вернулся. Он в Ленинграде был, в блокаду. Вернулся худой, как скелет, и ушёл рано – семидесяти не было. Но дом построил. Плотник он был от Бога. На нашем околотке половину домов выстроил.

– Я заметил, – добавил Слава, который щепил доску на штапики для окна взамен прогнивших. – Характерный резной рисунок тех же наличников по всей улице, как у нас на севере.

– Муж мой тоже так умел, – сказала Серафима. – Рукастый был в отца, в деда. И сыновей научил.

– Он умер? – осторожно, чтобы не задеть чувства, спросил Витя.

– Давно уж, ещё до войны с бандерой, – ответила Серафима. – Он в шахтоуправлении бригадиром был, да заработал силикоз. В тринадцатом подхватил ураганное воспаление лёгких, за месяц сгорел…

Помолчали. Тем временем вернулся Сила.

– Я по телевизору передачу смотрела, про Ковид, – добавила Серафима. – До нас эта зараза не дошла, но то, что я увидела, очень похоже на то, как мой муж умирал. В Артёмовске, говорят, американская лаборатория, оттого бандеры за него и держались. Думаю, может, оттуда что-то просочилось? – Она вздохнула, потом обратилась к Силе: – Кстати, телевизор у меня совсем плохо показывает, видать, с антенной плохо. Не посмотришь, сынок?

– Посмотрю, – пообещал Сила, – как с насосом управлюсь и счётчик заменю.

* * *

Антенну Сила, конечно, тоже наладил – снег с изображения и треск в эфире исчезли, картинка стала чёткой, не хуже, чем в Москве или Питере. Но смотреть не стали – вместо этого, поужинав жареной картошкой с тушёнкой из солдатских гостинцев, уселись чаёв-

ничать.

– А неплохая у вас галерея, – заметил Виктор, разглядывая фотографии по стенам. Фотографии были увешаны расшитыми рушниками, их было действительно много.

– Ну, так то ж семья, – сказала Серафима. – Вон дед Филипп с бабушкой Марусей, – указала она на старое фото моряка, стоявшего под руку с красивой женщиной с длинной толстой косой, – а это – мой дед Мирон и его жена Катерина. Вот это – родители наши, мой отец Илья, и мама Ида, и отец мужа, тёзка твой, Витя, с мамой Настей. Это фото с нашей свадьбы – тут ещё мой брат Сергей, и мужнины брат с сестрой – Коля и Оля. Олю жалко, она в Киеве сидит,

уехать не может. Мать её мужа ногами не ходит, с собой не увезёшь, и одну не бросишь. Колька на Дальнем Востоке, а Серёга – на Черноморском флоте служит, капитан.

– А эти добры молодцы кто? – спросил Сила, указывая на фото, где Серафима Ильинишна с мужем сидели в окружении трёх справных юношей, чем-то похожих на её нынешних гостей.

Серафима ответила не сразу. Ребята обеспокоенно обернулись к ней.

– Сыновья это мои, – наконец сказала она. – Справа – старший, Илюша. Слева – Витя, а посерёдке – Миша. Все трое воюют сейчас. Илюша ранен был тяжело, у Саур-Могилы. Глаз потерял, но на фронт вернулся, санитаром. Витя в танке горел, но тоже Бог миловал – так и воюет танкистом. Мишеньку Бог бережёт, хотя он в самое пекло ходит – разведка. Пишут они мне, но редко, новости о них я через знакомых узнаю.

Стало тихо, так тихо, что было слышно, как гудит спираль лампочки накаливания и постукивают по стеклу ветки шиповника и сирени, растущих у дома.

– Сохрани их, Господь, – тихо сказал Сила, и ребята вместе с хозяйкой торопливо перекрестились на висящие в углу образа…

* * *

– Жаль, что вы уже уходите, – сказала Серафима на прощание.

Прошло три дня, часть, где служили ребята, получила пополнение. Вместе с пополнением прибыли гостинцы, которыми бойцы щедро делились со своими квартирными хозяевами. Теперь у Серафимы в буфете был годовой запас консервов, сладостей, чая…

За эти три дня Витя, Слава и Сила стали Серафиме как родные. Вернее, не так – как родные они стали сразу же по прибытии. Но в эти три дня Серафима чувствовала себя так, будто вернулись с фронта её сыновья.

«А ведь они тоже, как эти ребята, где-то останавливаются на постой, – думала она. – Дай Бог, чтобы их тоже принимали, как родных».

Ребята молчали. Было видно, что им тоже грустно.

– Вот уйдёте, а у меня и памяти не останется?

– Почему не останется, тёть Сима? – спросила из-за забора Машенька, которая тоже забежала попрощаться. На следующий день по прибытии бойцов «в распоряжение Серафимы Ильиничны» Маша зашла к тёте Симе, вернувшись из города, – и познакомилась с морпехами. А ещё точнее… в общем, так как-то получилось, что между ней и Силой возникла, как говорит молодёжь, химия. Друзья по этому поводу подтрунивали над поповичем; тот смущался. – Давайте я вас на телефон щёлкну? А потом ребятам вышлю фото, а вам, тётя Сима, в городе распечатаю и привезу.

– Мне вышли, хорошо? – тихо сказал Сила. – Только я не сразу отвечу. Мы мобильниками не пользуемся, когда на передке. Враг по ним арту наводит.

– Конечно, вышлю, – тихо сказала Маша. – И… я подожду, пока ты ответишь.

Она вздохнула, а потом решительно сказала:

– Становитесь-ка у вербы, вы, тёть Сима, у вербы, а ребята – кружком…

* * *

Теперь у Серафимы Ильиничны в доме на стене висит новая фотография. Она очень похожа на фото, где она с сыновьями. Вот только вместо Ильи, Вити и Миши – другой Витя, а ещё Слава и Сила. И Серафима Ильинична знает, что они все вернутся к ней. Её сыновья познакомятся между собой. А Сила сделает предложение соседке Машеньке – если ещё не сделал. Хотя Маша, наверное, сказала бы.