Читать книгу Сказки вселенной ОМ. Серия «Кривая Будды» - Олег Труктанов - Страница 6

Зима пришла в конце ноября, быстрая и звонкая. Снега не было совсем. Звенели под ногами ледяные корки выстуженных осенних луж во дворе, звенели на ветру выросшие за одну ночь тонкие длинные сосульки размером с половину Алькиной руки. Алька, тепло одетый, в осенних ботинках, осеннем пальто и шапке, подаренных на день рождения, гулял по двору один и отыскивал не замеченные им сразу небольшие оконца застывшего льда.

Неразношенные ботинки жёстко ступали на отвердевший песок с глиной и как будто норовили подвернуть Альке ногу. Но он ловко справлялся с возникшим неудобством. Около школьных ворот парни постарше уже успели накатать ледяную тропку метра три длиной и на переменке катались по ней с разбегу, балансируя на прямых ногах. Но поскользнувшийся школьный сторож уже пообещал прекратить это безобразие и сколоть лёд.

Алька к воротам не шёл – родители могли заругать – и лишь иногда посматривал на веселье, когда там становилось слишком шумно. Воздух был чист, и все звуки были чисты, различимы и словно не мешали друг другу. Отдельно от человеческой речи слышно было и мяуканье кошки, и чириканье воробьёв, и звук обивания обуви от налипшей грязи о ступени крыльца.

От резвящихся отделился незнакомый Альке парень, подошёл к нему и спросил:

– Пацан! Деньги есть?

– Нету, – сказал простодушно Алька.

– А если найду?

Алька не успел отреагировать, как прозвучало:

– А ты у меня найди! – это был голос соседа, дяди Ивана.

Парень очень быстро убежал, а сосед вслед ему крикнул:

– Увижу возле нашего дома – уши оборву!

Алька повернулся на голос. Сосед дядя Иван сидел на корточках на крыльце около подъездной двери и курил папироску. Он был одет в брюки и рубашку с незастёгнутой верхней пуговицей и распахнутым воротником. На ногах – тапки на босу ногу. Из-под рубашки на груди выглядывал синий рисунок с крестиком. «Наколка там – церковь», – как-то услышал Алька летом от пацанов постарше. Что такое церковь, Алька знал, а про наколку решил, что это такая синяя сводилка, как от конфетных фантиков. И ещё говорили шёпотом, что Иван сидел. Почему шёпотом, Алька не понимал, потому что сосед всегда сидел на крыльце на корточках с дымящейся папиросой и секрета в этом не было никакого.

– Алька, будет шпана приставать – скажи мне!

Алька кивнул, сосед выбросил потухший бычок и ушёл в дом. Ничего не поняв в произошедшем, Алька закончил свой славный подвиг по уничтожению льдинок и обратил взор на сосульки, свисавшие с крыши сарая.

Минут через двадцать он услышал, как кто-то около дома спрашивает его бабушку, и увидел старушку, которая, направившись к крыльцу, поднялась по нему и вошла в подъезд.

Тут же Алька понял, что на улице больше делать стало нечего, что сосульки от него никуда не денутся, что время обедать и бабушка, наверное, уже беспокоится.

Любопытство. Альке оно не было чуждо. Он тут же начал искать причину, и она явилась немедля. По улице проходил дяденька из соседнего дома с часами на руке.

– А скажите, пожалуйста, сколько времени? – голосом очень дисциплинированного мальчика спросил дяденьку Алька.

Услышал «без пятнадцати час» и с полным ощущением справедливости и собственной правоты не очень спеша, но поторапливаясь, пошёл домой.

Открыл незапертую дверь, разделся и вошёл в комнату со словами:

– Ба-аб! Я пришёл.

Дверь на кухню была прикрыта, и из-за неё раздался бабушкин голос:

– Обожди маленько.

Алька сел около печки поближе к двери и навострил уши.

Но ничего не расслышал. Из кухни вышла старушка в сопровождении бабушки.

– Алька-то как вырос, – сказала старушка.

– Да уж, жених, да и только, – ответила бабушка.

Старушка быстро ушла. Алька пошёл обедать, переваривать пищу и первые зимние приключения.

После обеда сел читать книгу с детскими рассказами. Мать велела читать больше, потому что до школы не много времени. Читал Алька с удовольствием и всегда фантазировал, представляя себя на месте героев рассказов. В своих фантазиях уходил так далеко, что иногда даже забывал и про рассказ, и про книгу, придумывая свои миры, никак не связанные с сюжетом прочитанного.

В пятницу вечером отец, придя с работы, сказал:

– Мороз уже пять дней, снега нет и завтра не обещают – едем с Алькой на озёра рыбачить. Алька, тебе спать пораньше – едем с первой электричкой.

Алька от радости не знал, куда деваться, но быстро успокоился, умылся на ночь, пошёл в кровать и на удивление быстро уснул.

***

За столом сидели мужчина и женщина и тихо спорили.

– Да, ты – Ведьма. Но не бывает Ведьмы без Колдуна, – произнёс мужчина.

Помолчали.

– Как нам удастся растолковать всё такому маленькому мальчику? – спросила женщина.

– Надо понимать, что мы – в Сновидении и Алька не маленький мальчик, а маленький человек.

– Ты можешь объяснить?

– Нечего объяснять – об этом написана куча книг.

– Ты говорил, что все книги утеряны.

– В том-то и прелесть, чтобы их прочитать, – улыбнулся мужчина.

– Но как?

– Ты Ведьма, вот и поколдуй. Не всё же время тебе людям голову морочить, – снова улыбнулся мужчина.

– Рано или поздно тебе придётся…

– Тс-с! Тихо! – перебил её мужчина. – Идёт кто-то.

Шагов было не слышно, но дверь в кухню открылась и появился Алька. За столом сидели мужчина и женщина.

– Ну здравствуй, Алька! – сказал мужчина, выйдя из-за стола и протянув Альке ладонь.

– Здравствуйте! – ответил Алька, пытаясь изобразить рукопожатие.

– Я – Колдун!

– А она – Ведьма, и звать её КаРа!

Алька улыбнулся:

– Если вы – колдун и ведьма, почему тогда я вас не боюсь?

Колдун засмеялся так заразительно, что через мгновение смеялись все трое.

– А пойдёмте пить чай, – предложил мужчина, – у меня всё готово для чаепития.

Через пару минут все сидели за столом и наслаждались ароматным чаем.

– Не боишься ты нас, Алька, потому что мы здесь работаем Колдуном и Ведьмой. Как в кино, – произнёс мужчина знакомую Альке фразу, и он совсем успокоился.

– Скажи, ты понимаешь, что ты – во Сне? – Алька кивнул. – Ну вот, считай, что мы у тебя в гостях и присматриваем за Твоим Домом, пока ты бегаешь по улице и сбиваешь сосульки с крыши. Точнее, я слежу, чтобы твой Дом не превратился в жилище, а КаРа следит, чтобы моя работа не превратилась в Быт. Она иногда создаёт мне препятствия. Что делать – все Ведьмы таковы.

Алька, я сейчас тебе кое-что объясню, а ты должен меня понять, иначе мы с КаРой можем застрять на решении одной малюсенькой и про-о-остенькой задачи. Беда в том, что решить её надо, только когда придёт Время Решения. И Времени этого будет так мало, что стоит нам задуматься в этот момент, как Время будет упущено. Всего-навсего.

– Не пугай ребёнка, – сказала КаРа.

– Честно-честно, я тыщи раз так делал, и так оно и было, – смешливо возразил ей Колдун. – Алька, ты понимаешь мои слова?

Алька кивнул.

– Ну, в Путь, – сказал Колдун.

***

Разбудили его – было ещё темно. Собрались быстро. Пешком минут десять добирались до утреннего трамвая и через пару остановок брали уже билет на поезд – так Алька называл электричку.

В электричке он спал. Когда сошли на станции, небо уже стало серым – занимался рассвет. Станция была Альке знакома – раз-другой отец брал его с собой к родственникам в деревню в гости на пару дней. Но туда они не пошли, а двинулись по дороге в направлении леса:

– К реке, – сказал отец.

Дорога лежала через лес, но просека была широкая – метров пять-шесть, и подсвеченное рассветом небо позволяло идти не спотыкаясь. На ногах были валенки, обутые в галоши. При взгляде вдоль дороги казалось, что она уходит в огромный тоннель и там, в глубине его темноты, бесследно теряется. Алька живо представил, как он, отважный путешественник, бесстрашно пустившийся в путь, разведывает маршрут в поиске пропавшей без вести экспедиции. Дорога, открытая Алькой, была труднопроходимой, от неё вело в лес множество троп и тропинок, и так легко было сбиться с пути. Но не таков Алька, бывавший и не в таких передрягах! И вот уже стала зарождаться новая фантазия, новые приключения захватили его.

Лес кончился неожиданно. Был-был, и вдруг – раз, и перед Алькой огромное поле, покрытое инеем, начинавшим блестеть и таять в мягком свете ещё не взошедшего солнца.

Метров через сто вышли к реке. Постояли любуясь. Вниз по течению плыла шуга. Рыхлые бесформенные и пористые куски льда, иногда размером с письменный стол, в огромном количестве катило и несло течение вниз по реке. Шуги было много, куски льда тёрлись друг о друга, как живые, а над рекой стоял громкий шорох, как будто огромное количество людей вдруг собралось здесь, на реке, и невнятно, но слышно, шепталось между собой.

– Шуга! – сказал отец, и шуга, словно услышав своё имя, откликнулась и вдруг засверкала в ответ. Вспыхнуло серебром всё водное пространство – блеснули первые лучи солнца.

Светало быстро. Пошли берегом вверх по течению. Ветра не было, и тишина, раскинувшись вокруг, уходила далеко за горизонт. Алька даже идти старался тихо.

Вскоре показался высокий старый тальник. Остановились перед ним около поваленного старого ствола какого-то дерева. Отец снял с плеча рюкзак, развязал его и достал оттуда завёрнутые в газету бутерброды с колбасой. Аппетит разыгрался за время путешествия не на шутку, и Алька, сидя на поваленном стволе, с удовольствием принялся за еду. Отец, налив и поставив перед Алькой на землю кружку с горячим чаем, со словами: «Не обожгись», достал из рюкзака маленький топорик и пошёл к тальнику. Присмотрев подходящий ствол с крепкой, отходящей под острым углом вверх веткой, он срубил его и, оборвав с ветки лишнее, вырубил из всего этого нечто похожее на клюшку. Ручкой клюшки служила часть ветки, а ствол был укорочен и плоско затёсан. Получилась, скорее, не клюшка, а колотушка. Такого орудия Алька в жизни не видал. Потом отец вырубил такую же колотушку поменьше, видимо, для сына. Алька уже позавтракал, а отец не стал, вероятно, им овладел уже азарт рыбалки и есть не хотелось.

Перевязав рюкзак, он забросил его за плечи и, передав Альке его колотушку и поманив за собой, со словами: «Не шуми только», двинулся сквозь тальник в глубь зарослей. Через заросли пробирались минуты три. Идти пришлось сквозь валежник, проваливаясь то и дело между старых сухих веток и корней, но шли осторожно, поэтому треска почти не было. Но вот заросли кончились, и перед Алькой открылось Чудо. Они вышли на узкую замёрзшую кромку берега огромной, метров тридцати, лужи. Лужа казалась идеально круглой и была затянута гладким-гладким прозрачным-прозрачным льдом. В зеркале льда отражалось голубеющее небо. Облаков не было, и казалось, что небо решило здесь, в густых зарослях тальника, где его никто не увидит, немного отдохнуть, пока день не занялся.

Лёд был настолько ровный, прозрачный и чистый, что казался обычной водой. И сквозь него была видна небольшая, около сорока сантиметров, глубина, было видно дно лужи, и росшие на дне травинки, и лежавшие без движения обломанные и потонувшие отсыревшие ветки кустов, и опавшая с осени бурая листва. А под самим льдом у поверхности стояли, застыв почти с равными промежутками, выросшие за лето остроносые щурята. Их было так много, что Альке даже в голову не пришло сосчитать их.

Чувства переполняли его.

На лёд было страшно заходить, но отец, попробовав ногой, встал на него и тихонько самым кончиком топора колотнул по нему. Отскочила льдинка, но трещины не пошли. Отец вынул из рюкзака пустое ведро, предназначенное для рыбы, и, оставив рюкзак на берегу и взяв колотушку, подозвал Альку к себе. Выбрав место, где стоял подо льдом щурёнок, ударил колотушкой над рыбиной, и она тут же перевернулась кверху брюхом, оглушённая ударной волной. Затем он топором вырубил небольшую лунку и достал из неё щурёнка, длинного и тощего. Рыбину бросил на лёд и сказал Альке:

– Это карандаши. Лужа всё равно вымерзнет скоро до дна и вся рыба здесь передохнет. А у нас не пропадёт. Собирай пока в ведро, – и пошёл к следующей рыбине.

Лёд звенел от ударов колотушки. Алька был в восторге. Он научился шустро передвигаться за отцом и вскоре, приблизительно через час, ведро было полно рыбы.

– Ну и хватит – куда её. Иди попробуй сам поколотить, а я пока перекушу.

Альке этого только и надо было. Взяв в руку колотушку, он пошёл на поиски разбежавшихся щурят. Увидев одного, он стукнул над ним колотушкой, но щурёнок от удара не перевернулся, а стрельнул куда-то в сторону и исчез. То же было и со всеми остальными.

– Они уже близко ко льду не держатся. Удар не доходит. Постой минут пять. Сейчас я помогу.

Через несколько минут они с отцом ходили по льду, выискивая подходящую рыбину. Наконец обнаружили цель, и Алька, руководимый отцом, стукнул по льду. Удар перевернул рыбину, и отец, вырубив лёд, достал её и положил в ведро.

До поезда было ещё много времени, и отец разрешил Альке покататься на ногах по льду – там, где его не расколотили и место сухое. Алька накатался так, что уже надоело, да и пора было идти.

***

Вдалеке каркнула утренняя ворона, и пацан оглянулся. Бросил последний взгляд на озерко и увидел среди зимнего кустарника человека. Подумал, что это тоже рыбак, как и они с отцом. Встретившись с ним взглядом, он подмигнул ему и побежал догонять отца.

***

Оставленный после рыбалки лёд был словно вспахан. В трещинах, лужах воды и в ледяных крошках почти по всей поверхности, над которой слегка курился водяной пар. Теперь это была картина сказочного поля битвы, которая закончилась, но поле ещё дымилось.

К электричке подошли вовремя, хотя Алька едва волочил ноги. Он так устал, что отец уже собирался посадить его к себе на плечи. В электричке Алька уснул и как добрались до дома – не помнил. Проспал он весь вечер и всю ночь до утра как убитый.

***

Ну, в Путь, – сказал Колдун. – Скажи, ты любишь сказки?

– Люблю. Мне взрослые читали и рассказывали.

– Тогда, Алька, я тоже буду рассказывать тебе сказки, только в твоём Сне! Ты про них помнить не будешь, но будешь их знать. Ты слышал, Алька, сказки, про магов и волшебников?

– Слышал, – сказал Алька, – мне бабушка сказывала.

– Скажи, ты знаешь, в чём между ними разница?

– Нет.

– Маги и волшебники пользуются для своих дел предметами. Поэтому они все похожи друг на друга, только предметы разные. Маги и волшебники – они все были когда-то колдунами. Только однажды, давным-давно, все-все колдуны решили стать Магами, и Колдунов больше не стало. Затем Маги затеяли войну с Волшебниками, победили их в этой войне и остались на Земле одни.

Но люди не подозревали об этом. Маги захватили власть на Земле, и огромные Энергии, которыми они управляли, стали им не нужны, Маги перестали их контролировать. Ведьмы, будучи созданиями Колдунов, потихоньку со временем сошли на нет, а сами Маги, не имея больше цели для своих войн, всё время занимались укреплением своего положения среди людей и власти над ними. Энергии без присмотра породили целую череду катаклизмов на Земле: бури, ураганы, землетрясения, неурожаи, эпидемии. Но вот всё пришло в какое-то равновесие, успокоилось, и все Маги – все без исключения – стали деревенскими, а Ведьмами стали называть себя несведущие в магии женщины, не имеющие никакого понятия о настоящих Ведьмах. Мир погрузился в Сон, стал однообразным и скучным. Развитие Человечества сменило направление, заложенное в нём от рождения.

Но остались ещё Энергии, пущенные на свободу. Эти Энергии росли и искали точку приложения и выход. Они стали во много раз мощнее тех, прежних, от которых отказались Маги. И выход нашёлся – родился Могул. Могулу удалось определить ошибку Колдунов, и он сформулировал Задачу, которую намеревался решить.

Однако не все Маги растеряли свои способности. Остались четыре древних Мага, которые не смирились с потерей былого могущества. Они открыли способ воздействия на людей без предметов – изобрели Угрозы, через которые Эти четыре Мага поддерживают свою власть и власть Магов помельче на Земле. Отделаться от Этих Магов пока невозможно, но тебе, Алька, придётся избавиться от их влияния лично на тебя. Первый Маг – это Голодный Маг, и он – Хранитель Первой Угрозы. Тебе, Алька, надо преодолеть Страх перед Этим Магом, взять верх над его Угрозой.

***

После выходных мать пошла в школу, к директору, взяв с собой Альку. Сыну она сказала, что его надо «показать», чтобы на следующий год определиться со школой. Алька был против «показа» и попытался притвориться больным, да плохо у него получилось – то ли голос был неубедительным, то ли сам Алька не сразу определился, что лучше – хромать или кашлять, но мать и слушать его не стала.

– Всего на полчаса, – сказала она, – а там хлыщи, где хошь.

Алька клюнул на слова матери и согласился пойти с ней.

В школу пошли через основные ворота. Мать открыла массивную входную дверь и, взяв Альку за руку, направилась по коридору к лестнице на второй этаж.

Надо сказать, что двухэтажная школа, снаружи оштукатуренная, выбеленная и отделанная всякими гипсовыми фигурами пионеров, барабанов, горнов и хлебных колосьев, изнутри была деревянная.

Пол сделан из досок, выкрашенных коричневой краской. Стены из оштукатуренной дранки – зелёные до потолка. На высоком побеленном потолке располагались в ряд небольшие электрические светильники, по одной лампе в каждом. В школе было светло и тепло. Пара окон давали дополнительный свет. На стенах висели какие-то плакаты, на одном из которых Алька успел прочитать: «Стенгазета!» Прошли по коридору мимо запертой раздевалки к лестнице. Деревянная, с большими ступенями и толстыми перилами, она была слегка узковата, и пройти по ней мог только один взрослый или двое таких, как Алька. Поднялись на второй этаж и с небольшой лестничной площадки шагнули в дверной проём. Напротив них была дверь с табличкой. «Директор», – прочитал Алька и оробел. Ему представился толстый усатый огромный дядька, который сейчас выйдет, посмотрит на него и скажет громко и строго: «Ну что, Алька! Больше не будешь? Смотри у меня!» Тем более что у Альки в кармане штанов лежали две копейки – сдача после магазина, которую мать забыла у него спросить.

Мать постучала в дверь, и они вошли. Это был кабинет директора. Никакого секретаря. Всё просто. Напротив двери – большое окно, горшки цветов на подоконнике, слева – стол и стул с высокой спинкой. На полу лежал вытертый, но чистый коврик, на стене справа – огромная бессменная карта Советского Союза. На стуле за столом сидела невысокая женщина и, закончив что-то писать, посмотрела на них.

– Здравствуйте! – сказала мать и заставила поздороваться Альку. – Вот пришли, как вы велели. Посмотрите Альку – ему можно на следующий год в школу?

Женщина велела матери сесть на стоявший в углу табурет и подозвала Альку:

– Подойди сюда! Скажи, как тебя зовут?

– Алька, – сказал он.

– Ну, это мама тебя так зовёт, а имя твоё как?

Алька ответил.

– Хорошо. Скажи, пожалуйста, ты считать умеешь?

– Умею.

– Ну сосчитай от одного до двадцати.

Алька сосчитал и сказал:

– Я до ста могу.

– Хорошо, – сказала женщина. – А складывать или вычитать ты умеешь?

– Ага.

– Ну-ка, сколько будет два плюс три?

– Пять.

– Молодец.

Она ещё поспрашивала Альку по сложению с вычитанием и осталась довольна.

– Ну а читать ты умеешь?

– Умею.

– Прочти, пожалуйста, вот на этой странице, – и придвинула Альке книгу с текстом. Алька узнал этот рассказ – он несколько раз сам читал его дома. Там было написано про мальчика по имени Филипок. Алька всегда удивлялся такому чудно́му имени, но отрывок рассказа женщине прочитал без запинки.

– Ну а какие города ты знаешь?

– Ленинград, Москва, Рязань, Ташкент.

– Ну что ж, ты молодец, – и, обращаясь к матери, сказала: – Я о вас поговорю в гороно, запишу на приём, приходите на подтверждение весной, в конце мая. Думаю, мальчика в школу примут.

Возвращались домой радостные. Мать была довольна удачным разговором с директором школы, Алька рад, что в школу ещё нескоро и что монетка на месте. Погода менялась.

Алька недолго поворочался, взбил подушку и стал вспоминать события дня. Каша в голове из переживаний в школе, перемены погоды и планов на завтра принесла усталость, и он уснул.

А через несколько часов пришла настоящая зима. С вечера пошёл снег, за ночь навалил сугробы, не прекращал идти утром, и лишь к обеду небо слегка прояснилось. Снегопад утих. Но после обеда начался вновь и не прерывался уже до следующего утра. Мороз был несильный. Дворник на улице лопатой разгребал снег и незло ругался.

Алька глянул в окно, и дух перехватило: снегу было навалено под самые окна. Нетронутые сугробы звали и обещали. Лишь бы снег не подвёл. Он немедленно пошёл отпрашиваться на улицу, и его отпустили погулять.

– Только недолго!

В валенках, тёплом пальто, зимней собачьей шапке и вязаных варежках Алька вывалился во двор с единственной целью – выяснить, снег липкий или нет. Взял горсть снежка, пушистого, но слегка влажного, и стал лепить шарик. Получился он легко – плотный и прочный. Затем Алька со знанием дела положил его на снег и стал катать по сугробу. Комок быстро вырос в размере, и Алька, кинув его подальше, бросился домой за своей деревянной лопаткой – у него родился замысел. Алька решил отрыть тоннель в сугробе с несколькими рукавами и потом… Потом он ещё не придумал, но времени терять не стал. С лопаткой в руке cвернув за дом, Алька остался один – все звуки, весь дворовый шум, ругань дворника ушли на задний план. Фантазия уже нарисовала ему этот тоннель, оставалось её воплотить, и он приступил.

Трудился Алька самозабвенно, со знанием дела. Снег поддавался легко, лопатка помогла вырыть в сугробе две длинные норы навстречу друг другу, которые Алька вскоре соединил между собой, и от места их встречи отрыл ещё один рукав тоннеля. Получилось очень даже неплохо. Сооружение было не слишком заметно на поверхности, как и хотел Алька, но довольно просторное внутри. По нему можно было проползти на коленках, не ложась на живот. Прошло уже часа три – пальто, штаны и варежки от снега стали мокрыми, но в самый раз, чтобы мать не заругала. Вскоре работа была закончена, довольный Алька пошёл домой, обдумывая по пути, кого из пацанов позовёт играть в этом тоннеле. Дома мать поругала его немного за сырые валенки, повесила мокрую одежду сушиться на верёвку около горячей печки и велела идти обедать. Еда после таких трудов казалась Альке просто сказочно вкусной, и он даже попросил добавку супа. Пока обедал, уже придумал, что позовёт соседского Игоряху – ведь они с ним дружили и были почти ровесники.

Они поиграют в тоннеле в войнушку, а потом в догонялки со снежками. Одежда высохла. Мать, довольная, что Алька так хорошо поел, снова отпустила его гулять, и он, уже одетый и обутый, направлялся к двери, когда в окно кухни прилетел снежок. Когда Алька подбежал к окну и припал к стеклу, снаружи словно ждали его, и тут же прилетели ещё два снежка один за другим.

Оба легли прямо напротив его лица по другую сторону окна.

– Алька, гляди!

И Алька увидел. Его тоннель был уже наполовину сломан. Смят и разрушен. Пространство рядом вытоптано. Соседский Игоряха с каким-то пацаном не из их дома разбегались, прыгали на крышу тоннеля, проваливались сквозь неё и там, в снежной каше разрушенного, весело барахтались, смеялись и радовались.

– Смотри как здорово. Беги, Алька, к нам!

И Алька побежал. Он выскочил на улицу, свернул за дом и, уже не стесняясь брызнувших из глаз слёз обиды, набросился на ближайшего пацана – Игоряху. Толкнул его, повалил на снег и стал пинать ногами, громко крича:

– Гад, сука, гад, сука!

Странно со стороны звучали эти слова из уст маленького мальчишки, но Алька себя не слышал, а только хотел сейчас уничтожить этого Игоряху. Через секунду, прекратив его пинать, Алька бросился на второго пацана. Тот выставил вперёд руки и попал ему в лицо. Из носа брызнула кровь, и Алька пришёл в ярость.

Он начал лупить пацана руками, пинать ногами, не помня себя и выкрикивая всю ругань, слышанную им от взрослых во дворе. Он не понимал смысла слов, вкладывая в них лишь свои обиду и беспомощность. Пацан испугался, опрокинулся, отступая, и заорал от страха. Алька, заметив, как Игоряха начал вставать со снега, чтобы бежать, вновь подскочил к нему, навалился и стал лупить по лицу:

– Гад, гад!

А Игоряха орал:

– Алька-а-а, я больше не буду!

Ор стоял такой, что все в доме повыглядывали в окна. Из подъезда выбежал Алькин отец и с силой оттащил сына от избитого Игоряхи, а подоспевшая мать Альки повела его, уже слегка остывшего, домой. Дома его пытались расспросить, что произошло, но он всё время всхлипывал и ничего не говорил. Бабушка приложила ему на нос холодный мокрый носовой платок. Кровь идти перестала.

Пришёл сосед дядя Иван и всё разъяснил родителям:

– Он чё-то там строил из снега, эти подсмотрели. Ну а когда ушёл, этот остолоп из соседнего дома, молодой да ранний, моего бестолоча и подговорил. Они давай куражиться – вот ваш и взбеленился. Ну я уж своему-то всыпал.

Альку отвели в его комнату и оставили в покое. Он там сидел за столом и ожидал наказания за драку, но его никто не тронул.

Просидел он до вечера, поел и лёг спать.

***

Алька провалился в сон, едва коснувшись подушки. Проснулся на своей солнечной полянке. Попробовал взлететь – не получилось. Сейчас он был какой-то тяжёлый. Тогда, высмотрев тропинку, направился к Своему Дому. Остановился ненадолго перед дверью, затем открыл её. Шагнул – за дверью школьный коридор. Обернулся – за спиной тоже. Длинный и слегка освещённый, не так ярко, как в школе. Коридор, длинный в обе стороны, был похож на тоннель. Одно крыло уходило в темноту и терялось в ней, у второго виднелся тускло освещённый край, и, кажется, там можно было разглядеть ступени лестницы. В коридоре стояла тишина. Алька стоял и раздумывал, куда пойти. Темноты он не боялся, но решил, что там ничего не сможет рассмотреть, а надо пойти к свету и поискать выключатель. Включив свет, он обследует и вторую часть помещения. Но, сделав всего пару шагов, Алька увидел, к своей радости, на стене выключатель. Тот был расположен невысоко, и мальчик, подойдя к нему, щёлкнул клавишей. В неосвещённой части коридора стало светло, он повернулся и отправился туда. Прошёл уже горящий светильник на потолке, как вдруг тот издал хлопок, лампа, ярко вспыхнув, перегорела, и Алька оказался в плотной тьме. Оглянувшись, увидел за спиной маленький квадратик света на другом конце коридора. Успокоился. Как вдруг темнота, ещё более плотная, чем та, в которой находился, вокруг него зашевелилась. Алька явно ощутил её движение. И эта тёмная плотность издала громкий чавкающий звук. Алька бегал быстро, но сейчас разворачивался с намерением бежать из этого места так медленно, словно застрял в жидкой осенней глине. Ноги и всё тело стали чужими – они не слушались, мышцы сделались ватными, и Алька испугался. Уже вполоборота увидел за спиной огромную оскаленную чёрную морду, похожую на собачью, которая собиралась загрызть его. Но Альке удалось преодолеть вязкое ощущение в теле. Он вспомнил, как по осени проходил дорожную грязь прыжками с одной ноги на другую. Грязь не успевала смыкаться под ногой, и у Альки получалось делать следующий прыжок. Он прыгнул. Прыжок был короткий и недалёкий, но получился, показав способ спасения, и Алька не стал ждать – рванул к маленькому светлому квадратику. Оскаленная чёрная морда, не ожидав такой прыти, рванула за Алькой чуть позже.

***

Проснулся Алька утром с ощущением каменного тела. Все мышцы были скованы. Он вспомнил вчерашнюю ссору и, не видя выхода из неё, захотел тут же уснуть и никогда не просыпаться. Но на память пришёл страшный сон, и Алька передумал засыпать. Так бы и лежал, не появись бабушка.

– Вставай, милок, – сказала она, – много не належишь.

Алька встал, тяжело пошёл умываться, тяжело оделся, сел на стул в комнате и стал чего-то ждать. Появилась мать и сказала:

– Алька, пообещай мне, что больше никогда не будешь так ругаться, как ты это делал вчера! И что драться больше не будешь.

У Альки потекли слёзы, и он сказал:

– Я больше никогда так делать не буду – ругаться и драться.

– Вот и хорошо!

Алька понял, что он прощён.

– А ещё тебе надо помириться с Игорем – вы же друзья. Ты попросишь у него прощения, а потом ты попросишь прощения у его родителей – тёти Насти и дяди Ивана. Ты согласен?

Алька кивнул – слёзы уже градом катились из его глаз, а он прятал их, наклонив низко голову.

– Вот и хорошо, посиди пока тут, я тебя позову.

Алька остался в комнате, дверь прикрыли, но Алька услышал, как пришла тётя Настя, о чём-то коротко переговорила с матерью и бабушкой, затем ушла.

– Иди сюда, Алька, – позвала мать.

Он вышел в прихожую, мать взяла его за руку, и они пошли к соседям. Открыли незапертую дверь, вошли. В прихожей стояла тётя Настя и держала за руку зарёванного Игоряху.

– Ну, – сказала она, – голуби сизокрылые, миритесь, пока волки спят!

Алька, высвободив руку, подошёл к Игоряхе и произнёс:

– Игоряха, прости меня за вчерашнее, я больше так не буду!

У Игоряхи рванули слёзы, но он тоже сказал:

– Алька, прости меня, я тоже так больше не буду!

– Вот и молодцы! – сказала тётя Настя. – Живо обними́тесь, как друзья.

Алька с Игоряхой обнялись, и обиды двух друзей схлынули прочь.

– А теперь умываться и ко мне в кухню на блины.

Заметно повеселевшие, оба пошли умываться. Воду брали не из умывальника, а поливали друг другу из ковшика, как взрослые, и под конец, видимо, помирившись совсем, даже забрызгали друг друга. Вышли к столу уже без следов обиды, и только по паре царапин на лицах – да у какого пацана их нет?

Появился дядя Иван:

– Помирились? Молодцы! Вот вам гостинец за это, – и, достав из кармана брюк свёрток, развернул его и вручил обоим по громадному куску белого колотого сахара. – Чтоб дружбу помнили! – сказал он.

– Потом сгрызёте! – сказала тётя Настя. – А сейчас блины готовы да чай.

Алька завернул свой сахар в кусок бумаги и положил в карман штанов.

На тесной кухне, казалось, собралась тьма народа: родители, бабушка, дети. Все о чём-то говорили и пили чай с блинами. За окном стояла зима, на кухне было тепло, никто никуда не торопился. День сегодня у всех задался.

Потом они с Игоряхой пошли к Альке смотреть коллекцию фантиков, и Алька подарил Игоряхе пару очень редких, от конфет, которые отец привёз из Москвы, из командировки.

Потом они вместе рисовали, после пришли родители, и все играли допоздна в лото. Спать разошлись, когда у детей стали слипаться глаза. Да, день сегодня удался.

***

Заснув, Алька сходу попал во вчерашний сон. И оказался прямо в коридоре, по которому за ним из темноты рвалась оскаленная чёрная морда, похожая на собачью. Алька тут же бросился прочь. Сегодня у него имелось преимущество – он был по-прежнему лёгок, и расстояние между монстром и Алькой стало потихоньку увеличиваться. Он ворвался на светлую, освещённую единственным светильником площадку перед лестницей и не раздумывая взлетел по ней на второй этаж.

Там, к счастью, тоже был свет. Монстра перед лестницей занесло, но он мощно развернулся и стал высматривать жертву. Не найдя Альку на площадке, стал поднимать морду, и тут светильник над ним погас – света внизу не стало. Алька не рассмотрел толком это Чудовище и снова видел только морду и клыкастую пасть.

Монстр стал взбираться по лестнице, и тут Алька, не издав ни звука, вдруг подошёл к краю площадки, топнул по ней правой ногой и тут же взлетел под самый потолок, потому что лестница вместе с Чудовищем медленно оторвалась и, разломившись на две-три части, грохоча, с треском обрушилась вниз, придавив клыкастую морду. Раздался мощный рёв, и затем опустилась тишина. Картина с замершим под потолком Алькой и обрушенной внизу лестницей стояла секунд тридцать, а затем снизу, из темноты, раздался жалобный собачий скулёж. Алька осторожно опустился на сломанный край площадки, и тут же заработал погасший последним светильник, озарив обломки лестницы и кусок толстых перил, придавивший лапу – Алька не поверил глазам – их дворовой собаке Найде.

Найда лежала на полу, скулила, пыталась вытащить лапу из-под деревяхи и подвывала, когда было невмоготу. Алька слетел вниз и подошёл к собаке. Опасности он больше не чувствовал.

Найда увидела его и перестала дёргаться. Алька приподнял обломок, и Найда, выдернув лапу, ускакала на трёх ногах в оставшуюся темень коридора, но слышно было, что недалеко.

Альке стало не по себе, он сел на корточки и стал ждать. Ожидание длилось минуты две-три, и вот из темноты показалась… Найда. Подошла, хромая, к Альке и ткнулась ему в штанину. Алька погладил собаку по голове, почесал за ухом, встал и вспомнил, что у него в штанах лежит кусок сахара, подаренный дядей Иваном. Он достал свёрток, развернул и скормил весь сахар собаке.

– Он всего лишь накормил её! Удивительно! – раздался голос, и Алька тут же был выброшен из своего сна.

***

Проснулся Алька рано. Тихо встал, пошёл попил воды, заглянул на кухню сквозь щёлку в двери – там бабушка творила свою утреннюю молитву – и отправился досыпать. Сон не шёл.

Ощущал Алька себя непривычно бодрым. Провозившись несколько минут, он тихо оделся, взял книгу, сел поближе к окну – утренний свет уже пробивался серым – и, подсвечивая себе фонариком, стал читать.

– Вы посмотрите на него, на читаря нашего! – голос матери разбудил Альку, заснувшего за чтением у подоконника. – Глаза решил испортить? Дня тебе мало? А ну-ка умываться и завтракать.

Позавтракав, Алька собрался и вышел на улицу. На крыльце лежала Найда – грела нос. Увидев Альку, она вскочила, подошла, встала на задние лапы и, уперев передние ему в плечи, стала облизывать Альке лицо.

– Фу, Найда, фу! – приказал Алька и, вдруг вспомнив что-то, сунул руку в карман штанов.

Сахара в кармане не было.

***

Незадолго до Нового года отец уехал в командировку в Москву. Сказал, что ненадолго, и через день-два вернулся рано утром, разбудив Альку громкими весёлыми разговорами на кухне.

Алька послушал, как мать всё время говорила: «Да тихо ты – ребёнка разбудишь!» – но, уже окончательно проснувшись, встал, пошёл одеваться и обнаружил на полу посреди комнаты огромную коробку. Подошёл к ней и в сером утреннем свете прочитал вслух: «Телевизор», – и ничего не понял. Мать услышала Альку, заглянула в комнату: «Разбудили всё-таки! Ну, раз встал – умывайся и приходи на кухню». Быстренько выполнив приказ матери, Алька явился и обомлел. На столе развалом лежали московские гостинцы: целая гора конфет, из-под которой виднелась пачка с крекерами, пара банок со сгущённым молоком, несколько лимонов и лежавшие кучкой какие-то маленькие оранжевые помидоры. Заметив Алькин взгляд, отец сказал: «Это мандарины». «Мандарины», – повторил Алька. Над столом витал и разносился по всей кухне запах шоколада и, видимо, этих самых мандаринов. Запах Альке нравился – даже слюнки потекли. «Это на Новый год», – сказала мать и быстро спрятала всё в кухонный шкаф. Мандарины сложила в тряпичный мешок и убрала за окно, между рамами. Одну конфетку она дала Альке, чтобы обидно не было. «Цитрон», – прочитал Алька на обёртке. Развернул. Из-под фантика пошёл запах лимона. Долго не думал – съел. Вкуснотища!

– Ну как, понравилось?

– Ага.

– Теперь – до праздника! И в шкаф у меня не лазить! Понятно?

– Ага.

Эти Алькины «ага» не вдохновили мать, и она заперла дверки шкафа на ключик, который убрала к себе в карман.

– Ну, Алька, пойдём телевизор ставить, – сказал отец.

Алька тут же вспомнил большую коробку на полу.

– А что это такое?

– Ну, это такое устройство, как радио у нас на кухне, только размером побольше. И ещё у него есть стеклянное окно, называется экран. Вот на этом экране мы будем видеть тех, кто говорит по радио.

– И разговаривать с ними будем? – спросил Алька.

Сама идея телевизора Альку, видимо, не удивила, а вот разговаривать по телевизору было бы здорово.

– Нет, разговаривать не получится, только слушать. Но зато сможем увидеть и кино, и концерт, и даже футбол!

Смотреть концерт Альке понравилось, а к футболу он был равнодушен, хотя отец иногда играл с мужиками с работы на лугу около Синючки и иногда ездил в город «смотреть футбол и там болеть». Как «болеть» на футболе, Алька уже знал: надо громко кричать «Го-о-о-о-л!», когда мяч залетит в ворота. Альку брали несколько раз на этот дворовый футбол, но он кричал «гол!», когда мяч залетал в любые ворота. Отец обижался и объяснял, что надо болеть только за «наших», но Альке всё равно было скучно на футболе, и его перестали брать.

Отец распаковал коробку, вытащил из неё ящик со стеклом и водрузил на стол.

– Вот он! Телевизор! Сейчас мы его подключим и проверим.

Он воткнул шнур с вилкой в розетку и нажал клавишу на телевизоре. Внутри телевизора что-то пискнуло, и через несколько секунд экран засветился. По экрану бежали полоски, потом замерцала серая рябь, опять полоски. Альке понравилось. Он глядел на экран и попробовал эти полоски считать, но они не кончались, и Алька отложил это занятие на потом.

– Ну вот. Не работает. Сломался, пока вёз, – сказала мать. – Теперь обратно в Москву везти?

– Ничего не сломался, – сказал отец. – К нему антенну надо подключить. Сегодня с мужиками я договорился, мне и антенну уже сделали, и кабель приготовили. А ремонтировать в Москве не надо – в городе телеателье для ремонта есть уже. Слова «кабель» и «телеателье» Альке понравились, и он их запомнил.

Утро уже перерастало в день, когда в квартире появились громогласные незнакомые мужики и, то и дело произнося вперемешку слова «телевизор», «антенна», «провода», «штепсель», «кабель», «розетка», принялись что-то сверлить и приколачивать.

Алька сначала смотрел на эту работу, потом мать его собрала и выпроводила на улицу. Около крыльца уже гуляла стайка пацанов в ожидании новостей. Алька спускался с крыльца разве что не на руках. Ещё бы – первый и пока единственный в доме телевизор был у Алькиных родителей.

– Алька, ну что там? – спросил кто-то из пацанов.

– Кабель тянут. На крыше двое мужиков антенну крепят, скоро подключат, – сказал Алька словами, услышанными от взрослых, и компания от восторга выпала в осадок.

– Скоро уже, значит.

– Да обычный телевизор, – сказал один из пацанов, – у меня у дядьки, папкиного брата, в городе такой есть.

– И ничего не такой, – заспорили с ним. – Это новейший. Мужики говорили, когда курить выходили: «С большим экраном. Таких пока раз-два и обчёлся».

– Да, они пока только в Москве продаются, – поддержал ещё один голос.

– Подумаешь – ничего особенного!

– Ну раз ничего, то можешь и не смотреть, – сказал кто-то, и наступила тишина.

Насчёт посмотреть не знал даже Алька. Он и сам-то не представлял себе, что значит «смотреть телевизор», а тут ещё и за пацанов просить у родителей надо будет.

– Да погодите вы, – выручил Альку Игоряха, – пусть подключат сперва. – Там ещё кабель не провели, а он казённый – мужики говорили.

Слово «казённый» всех успокоило, хотя что это такое, не знал из них никто. Все расположились около крыльца и стали ждать. Потом пошли поиграли в снежки, болтали по мелочам и ждали полудня. Наконец, мужики вышли, распрощались до вечера, на крыльцо вышла Алькина мать и сказала:

– Ну, идите все в дом – там как раз для вас показывают.

Дети чинно вошли в дом, разделись в коридоре и прошли в комнату родителей Альки, где на письменном столе стоял включённый телевизор. Расселись на расставленные уже табуретки и стулья и стали смотреть первую в их жизни телевизионную передачу.

Конец второй сказки

Когда Два из четырёх

Поменялись местами,

Мир уподобился песочным часам,

А желания обернулись Заботой