Читать книгу Ноткат. Хороша ли жизнь без взяток - Олег Валентинович Соловов - Страница 11

Ноткат должен был высвободить очень большие денежные суммы и вопрос о том, куда они направятся первое время всерьез занимал либеральных экономистов. Избавление России от коррупционных издержек сочли божественной компенсацией за суровый климат и трудную историю и теперь предсказывали небывалый экономический рост, выход страны в мировые лидеры: наконец-то сможем конкурировать с Западом и Востоком на равных и раскрыть свой потенциал. Освобожденные от дани предприниматели повысят меру своей социальной ответственности, увеличат зарплату работникам, прекратят уходить от налогов, займутся благотворительностью. Высвободившиеся средства пойдут на инвестиции, а чиновники, уже не надеясь на взятки, перестанут тормозить инновации. Те, в свою очередь, оплодотворятся инвестициями и породят российское экономическое чудо.

Но предприниматели повели себя не так, как предписывали им передовые либеральные теории. Обрушением не очень комфортного, но привычного порядка вещей бизнес оказался больше напуганным, чем обрадованным. Пугала неопределенность. Если сегодня возможным оказалось прекращение взяток, то что может произойти завтра? Может деньги отменят, может ГУЛАГ введут. Тут впору не о социальной ответственности думать, не инвестициями заниматься, а выводить средства в ликвидность и приготовиться удрать из «этой страны». Легкие на подъем предприниматели стали всеми способами демонстрировать ухудшение своего положения и потихоньку сворачиваться. Другие, осторожные показывали вчерашним партнерам-чиновникам всяческие невзяточные знаки внимания, подчеркивая свое огорчение невозможностью делиться, а предназначенные для взяток деньги откладывали в коробки, кубышки или банковские ячейки. Это вполне удавалось, сладкие парочки «чиновник-бизнесмен» платонически созерцали банки-коробки и банковские ячейки. Но стоило чиновнику попытаться потрогать деньги, как они исчезали.

Впрочем, нашлись среди предпринимателей оптимисты, необдуманно выказавшие радость. Они попробовали поступать именно так, как им предписывала либеральная экономическая теория – стали пытаться решать вопросы по закону. И кое у кого на первых порах даже получалось. Вчерашние взяткодатели быстро вошли во вкус, публично и бурно злорадствовали над вчерашними партнерами или хозяевами, делились направо и налево своими планами по поводу возросших доходов. Некоторые услужливые президенту дураки-журналисты стали всячески пропагандировать их передовой опыт на ведущих телеканалах.

Агрессивность бюрократии усилилась: ничем иным, как чужим пиром во время своей чумы назвать сие было нельзя. Независимо от того, что планировалось: повышение социальной ответственности, инвестиции в производство или покупка виллы на Лазурном берегу, бюрократия восприняла поведение предпринимателей-оптимистов как вызывающее. И чуть потерявшая к весне энергию агрессия бюрократии пошла на подъем, теперь не распыляясь на всех, кто не дает, а сосредотачиваясь на предпринимателях.

Через месяц-два открытой и навязчивой радости бизнесменов и журналистов по поводу нотката обездоленные большие начальники и мелкие клерки, пархатые коррупционеры и еще лишь мечтавший о подношениях молодняк испытывали одно и тоже: вот суки, мы вам покажем, будет вам инновация в инвестицию. И показывали.

К этому времени ноткат уже сильно изменил страну. Пробки на дорогах уже растаяли окончательно, а автомобили, особенно престижные, подешевели. Автомобильная общественность, ранее единая в идейном противостоянии ГИБДД, раскололась. Меньшая, самая непримиримая часть опять требовала либерализации: пересмотра правил дорожного движения, сужения полномочий гаишников, ревизии установленных знаков и пр. Но большая часть водителей таких мудрствований не хотела, смотрела на жизнь проще и желала разрешения оплаты штрафов на месте, или, по сути, возобновления взяток. Плохо без них оказалось. Не только ментам, но и водителям.

От радости граждан по поводу прекращения бытовых взяток уже не осталось и следа. Взятки сглаживали недостатки систем здравоохранения, образования, коммунального обслуживания, социального обеспечения. Их отсутствие обострило старые беды и породило новые. Мало того, что очереди превратились в нечто ранее невиданное, теперь получить качественную услугу стало вообще невозможным. Обездоленные сотрудники школ, больниц и ЖЭКов создавали пользователям массу проблем. За мелкие нарушения режима людей недолеченными выписывали домой с незакрытыми больничными листами, работники энергослужб считали по квартирам лампочки, обнаруживали перебор мощности и обесточивали целые многоэтажки, в школах резко снизилась успеваемость и возросло число фиксируемых правонарушений подростков.

Не осталась в стороне и милиция. Ее усилиями были переполнены тюрьмы и изоляторы временного содержания, а вчерашняя экономия граждан на взятках переросла в перерасход на штрафах. Штрафовать, как впрочем, и задерживать для выяснения личности или иных обстоятельств оказалось возможно почти всех, почти всегда и почти везде.

О существовании многих проверяющих контор да сих пор никто особо и не знал. Созданные на приливе очередной всерегулируюшей волны или под конкретных чиновников, они жили тихо, плодя инструкции, взращивали поле своего регулирования и собирали деньги. Деятельность таких контрольных и надзорных служб была доходным и надежным бизнесом, в котором трудились десятки тысяч федеральных, региональных и местных чиновников. Но население в массовом порядке они не трогали. Теперь же граждане узнали о том, что кроме главного санитара Анищенко о них заботится целая армия контролеров. Представители гостехнадзора, экологического надзора, водоканала, фитосанитарной и ветеринарной инспекции, архитектурного надзора, энергонадзора, инспекции по труду, госстандарта, городских административных инспекций, торговых инспекций, транспортной инспекции, железнодорожного надзора, регистрационной палаты, лицензионной палаты, управлений МЧС, миграционной службы, военкоматов, статистических управлений и прочих ведомств, ранее занятых возделыванием своей «пашни» и не очень заметные широкой публике твердо встали на путь бескомпромиссного контроля за порядком рядом с пожарными и санитарными врачами.

Имевшиеся на вооружении контрольной армии законы, постановления, распоряжения, регламенты, стандарты, правила и иные нормативно-правовые акты были столь строгими, всеохватывающими и сложными, что применять их массово и в полном объеме ранее никто не то, что не пытался, даже не думал. До нотката контролеры не стремились остановить жизнь. Порядок вещей был таков, что все подлежащие проверке жили в состоянии постоянного «греха». Понимая свою хроническую виновность перед лицом контрольных органов, они через взятки обретали индульгенции. Получая взятки от одних клиентов, чиновник благоденствовал и мог снисходительно входить в положение других, устраивая иногда показательные порки вредных и непонятливых. При этом большая часть подлежащих контролю субъектов не были им охвачены. Теперь, во время нотката, мишенью оказались все клиенты, проверяющие стали проявлять агрессивные рефлексы и наказывать по полной максимум подконтрольных лиц. Взяток это не вернуло, на что впрочем, мало кто и рассчитывал. Проверяющие осознавали, что проблема отнюдь не в жадности клиентов, некоторые даже умерили свой пыл, но в целом машина чиновничьих репрессий раскручивалась. Система была выстроена под жесткость выборочного применения, прореживание больного поголовья, рубку ухода. Но теперь виноватыми оказались все, и требовалось валить лес широкими просеками от центра во все стороны. Остановиться по иным, не взяточным мотивам, не представлялось возможным. Уменьшить жесткость нормативного поля тем более. И машина заработала на сплошную вырубку леса.

Маховик раскручивался еще и потому, что сотрудники любого контрольного органа, проявив себя в качестве субъекта проверки, могли тут же оказаться уже объектом не менее бескомпромиссного и юридически оснащенного административного и даже уголовного преследования других контролеров. Представители пожарной инспекции начинали штрафовать санитарных врачей, а те в свою очередь опечатывать туалеты в офисах МЧС.

На законных основаниях оказалось возможным остановить не только каждое предприятие, магазин или шашлычную, но и остановить и запретить всякую другую экономическую активность граждан. Впрочем, пассивность также наказывалась. Бездеятельность не спасала от административной и уголовной ответственности, привлечь к которой можно и за не совершение каких-либо действий. Как на минном поле под пулеметным огнем: идешь ты или стоишь на месте шансов выжить нет. Проблемы появились не только у граждан и предпринимателей. Несладко пришлось и чиновникам муниципалитетов.

По действующему законодательству они отвечали за состояние дорог, организацию тепло-водо-и электроснабжения населения, сбор и вывоз бытового мусора, освещение улиц, оказание ритуальных услуг, соблюдение мер противопожарной безопасности общественных зданий, соответствие санитарным нормам скотомогильников. О несоизмеримости их финансовых возможностей широте их ответственности было известно давно, с доноткатных времен. Средств для исполнения всего требуемого законом, муниципалитеты не имели и в тучные нулевые годы. Теперь же бюджетов сельсоветов не стало хватать даже на выплату штрафов за неудовлетворительное состояние вверенных объектов. Штрафы полностью парализовали деятельность этих органов, не оставляя средств на бензин, оплату электроэнергии, канцелярских расходов и заработную плату сотрудников. Низовые чиновники стали в массовом порядке увольняться. На нижних бюрократических этажах появилась дезорганизованность и пустота. Губительность контрольно-наказующей волны была очевидна для высшей власти, и она предприняла попытку решать проблему привычным аппаратным способом: укоротить пыл проверяющих. И федеральные, и местные власти стремились смягчать санкции, снижать интенсивность и масштабность проверок. В старое доброе время успешность действий разного рода контролеров оценивалась по количеству выявленных нарушений и примененных санкций. Теперь же власти, не меняя основ, попытались умерить пыл посредством устных рекомендаций. К особо активно-разрушительным надзирающим грозили даже применять меры дисциплинарного воздействия, вплоть до увольнения. Выглядело все это с точки зрения низовой бюрократии более чем двусмысленно. Не смягчая жесткую нормативную базу, не меняя целей и задач проверяющих органов, начальство пыталось придержать низовую бюрократию, и более того, грозилось наказывать чиновников за бескорыстное служебное рвение. Это был даже не нонсенс, это было потрясение основ. Кто-то старался игнорировать это, для кого-то это оказалось последней каплей побудившей на разрыв с госслужбой, но большая часть стала еще злее и агрессивнее.

При всем драматизме нотката обнаружились области, где последствия его оказались не столь значительны как могли бы быть, исходя из ранее звучавших оценок уровня коррупции. Существенной долей доведенных до суда уголовных коррупционных дел ранее были дела в отношении врачей и учителей. Ноткат показал истинные масштабы взяточничества в школах, вузах и больницах: с его наступлением мало что изменилось. Взяточничество здесь оказалось поверхностным и не массовым явлением, идейных коррупционеров, не способных исполнять свою работу без коррупционной смазки, которые теперь ставили бы всем ученикам подряд одни двойки, отказывающихся лечить больных выявилось немного.