Читать книгу 18 дней на Острове Свободы. Путевые заметки - Олеся Кривцова - Страница 3

28.10.2011

La Habana, 5.30

Вчера, тёмным кубинским вечером, после двенадцати с небольшим часов в самолете, мы наконец высадились в аэропорту Хосе Марти, упали в объятия Вивиан, и наша миссия поедания жизни большой ложкой началась.

Дети были с ходу затисканы и осыпаны комплиментами, от чего совершенно обалдели, но я их предупредила, что здесь так будет постоянно. Оставив их постоять с вещами, мы с Вивиан пошли обменять деньги и тут же подверглись общению с каким-то её знакомым, пробегавшим мимо. Один быстрый взгляд в мою сторону ― и вот он уже держит меня за руку и лопочет что-то по-испански насчет того, что я должна быть его девушкой. Здравствуй, Куба! Не успела приехать ― началось! От усталости не остаётся и следа, я хохочу и отвечаю puede ser, todo es posible (может быть, всё возможно), как вдруг он притягивает меня к себе и добивает вопросом на ухо на чистом русском: «двадцать сантиметров ― нормально?» ― «отлично!» Пожав мне руку, он убегает, а мы с Вивиан решаем не тратить время в очереди, поскольку у неё деньги есть, поменяю-отдам завтра.

В такси она звонит всем нашим общим знакомым, и рассказывает, что я приехала и что у меня un muchachito y una muchacha linda (мальчишечка и красивая девочка), что теперь в Гаване снова будут пельмени и что я выучила испанский. Я тем временем показываю детям мелькающие в окнах королевские пальмы и баньян. Мимо с грохотом проносятся старые американские и советские автомобили. Больше почти ничего не разберешь, достопримечательности показывать без толку ― кроме, разве что, Гаванского университета, чьи старинные мраморные лестницы ярко белеют в любой темноте.

Через полчаса мы у дома Мирты, где я жила в прошлом году. ¡Esta casa es como mi casa natal! (Этот дом мне как родной!) ― кричу я, и все бурно радуются, что я знаю такие слова. Мирта, впрочем, сегодня чуть сдержаннее ― нас предупредили, что у нее годовщина смерти кого-то из родственников. Прибегает её внук Алехандро, я вручаю ему подарок ― бинокль. Мирта вписывает наши паспортные данные в гостевую книгу, а мы все возимся с настройками бинокля, пока наконец не становится возможным чётко увидеть с балкона какой-то очередной тарантас времен Революции. По ходу распаковываются сумки и извлекаются гостинцы, которые мы потом отнесем к Вивиан. Разумеется, мы идем в гости к Вивиан, а как же иначе! Дети вытряхиваются из длинных штанов («Мама, мне не будет холодно в шортах?» ― «В ближайшие восемнадцать дней тебе вообще не будет холодно»), наскоро умываются, и мы идем на Сalle O, сделав небольшой крюк на Малекон (набережную), чтобы они увидели океан. В темноте видны ближние волны, дальше чёрная вода сливается с чёрным небом, но огни вдоль парапета позволяют детям оценить протяжённость набережной, и они только потрясённо качают головами.

У Вивиан нас встречает Чичо, её отец, с которым я наконец-то могу поговорить по-испански ― в прошлые два приезда знай хлопала глазами и мычала. Ему восемьдесят четыре года, он воевал вместе с Че Геварой. Я люблю этого худого полуслепого старика, который отлично поёт, может легко пройти пешком половину Гаваны и обратно, а при виде моего сына скрывается в комнате и возвращается с огромной шахматной доской, которой лет шестьдесят. Муж Вивиан, Хуан Карлос, тащит на стол ром и порезанный кружочками ананас, попутно целуя руку моей дочери, что явно происходит с нею впервые. «Осторожнее, Катя сегодня услышала больше комплиментов, чем за всю свою жизнь!» – говорю я. «Да уж, – соглашается она. ― Вот это круто! А в школе? Да ну их!»

Мы наконец усаживаемся, Хуан Карлос наливает рому мне и Чичо, водки себе и Вивиан, газировки детям. Через какое-то время убегает на улицу и возвращается с коробкой пирожных. Ай, эти кубинские пирожные с белковым кремом! Я побаиваюсь покупать их сама на жаре, они всегда выглядят чуть поплывшими и аляповатыми, но когда меня ими угощают, отказаться невозможно. Пока ничего плохого от них со мной не случалось. Вивиан варит кофе, очень переживает, можно ли его детям и не сделать ли капучино. Я уверяю, что моим детям можно всё, кроме рома и водки, а капучино они и дома выпьют, нечего дурака валять. Это мне, говорю, в детстве запрещали кофе и кетчуп. «Да я кетчуп бутылками пил в пять лет!» ― гордо заявляет Женька. Ну положим, столько кетчупа у нас в доме не было, но я подтверждаю.

– И потом, Виви, они же никогда не пили такого кофе! Я привозила ваш кофе в Москву, но надо гейзерную кофеварку, как ваши, иначе не получается. А у нас они только итальянские, дорогие.

– Купи себе здесь, это десять кук! И будет у тебя нормальный кофе. В турке наш кофе варить не надо.

– Отлично! В рамках культурного обмена! Вам привозила мясорубку ― от вас увезу кофеварку!

Хуан Карлос тем временем вспомнил, что у него есть фотографии, где он молодой военный вертолётчик. Конечно, нам всем страшно интересно, тем более что Хуан Карлос образца 1978 года имеет, помимо военной формы и вертолёта, усы и прическу-одуванчик. Далее можно наблюдать, как объём прически постепенно перетекает в объём усов.

– Ай, где мы были, Хуан Карлос, когда ты был такой? ― говорит Вивиан. И хотя в 1978 году я только-только пошла в старшую группу детского сада, с самым серьезным видом говорю, что мы с ней тоже не скучали. Нам и сейчас соскучиться не дают: по городскому телефону внезапно звонит мой новоиспеченный кубинский жених, чтобы спросить, как можно меня завтра увидеть и сводить в ресторан. «Ага! С нами!» ― басит Катька. Вивиан ему говорит, что я еще повыбираю, с кем мне куда идти, так что на завтра он точно может быть свободен. Мне льстит её вера в меня.

Мы обсуждаем планы на завтра, и кажется, должны будем облазить всю Гавану за день, потому что Вивиан «хочет делать специальная экскурсия для детей». Собираемся обратно к Мирте, поскольку все клюем носами ― на часах по местному времени около одиннадцати, в Москве семь утра, и за последние сутки спали мы часа три от силы. Нас идут провожать, по пути мы заходим в шахматный клуб. Да, в одиннадцать вечера там все ставни и двери настежь. Хосе Рауль Капабланка приветливо улыбается с большого портрета, несколько столов занято играющими неграми, а у входа можно посмотреть на посмертную маску маэстро и его награды. Я ни разу не видела на Кубе, чтобы играли в карты, но шахматы здесь в почете ― когда-то же кубинцу надо побыть серьезным, а других поводов как-то и нет.

Через полчаса ― отбой. Разобравшись с вентилятором, пижамами, душем и восторженными смс-ками друзьям и знакомым, падаем по кроватям. Под окнами всю ночь не стихает жизнь: через пару домов от нас негритянская дискотека, работающая до утра, прогуливаются люди, крича что-то друг другу, с грохотом проезжают старые автомобили. Я знаю, что под эти звуки детям снятся удивительные сны. Будильники у нас на половину девятого, но я на ногах уже с половины шестого, сижу в темной гостиной на диване и пишу эти строки, нещадно пожираемая москитами. Рассветёт так же быстро, как и темнело накануне, никаких будильников не потребуется, дети проснутся от пробивающегося сквозь ставни света, и мы пойдем с ними на балкон, чтобы посмотреть, как идут в школу кубинские пионеры. Я абсолютно счастлива.