Читать книгу Пуля для тантриста - Ольга Александровна Коренева - Страница 4

Его тело содрогнулось от вожделения. Он заметался на изодранной в клочья простыне, судорожно нащупывая одеяло. Нет, одеяла не было. Постель медленно растворялась под ним, реальность таяла, словно мыльная пена, и он куда-то погружался. Холодный пот прошиб, когда он понял, что находится отнюдь не дома, а в каком-то незнакомом месте. Это был конференц-зал. «А, так я в Думе», – вдруг понял он, – «от партии безработных. Надо ж было так вчера нажраться…» – мысленно корил он себя… – «Да, а самогончик-то был недурен…»

Сонм резких голосов окончательно привел его в чувство, и он долго вычислял, какое сегодня число и какой год, потом решил, что где-то начало девяностых, удивился, и с интересом стал рассматривать выступающих.

– Товарищи, давайте голосовать указ, – услышал он реплику.

– За указ, или против указа?

– По мотивам указа…

Необычный шум заставил всех взглянуть вверх. Солнышкин тоже поднял глаза и слегка опешил: на столе петух хлопал крыльями и энергично встряхивался, ероша перья. Все бросились к нему, схватили и вмиг ощипали. Голый петух конфузливо сжался… Да и не петух вовсе, а пожилой мужчина, прикрывая ладонями наготу, озирался виновато.

– Продолжим, товарищи, – сказала люди. – Так значит, все наши связи, горизонтально-вертикально-перпендикулярные и другие, лопнули и перекосились…

– Шестой микрофон, пожалуйста. Тише, товарищи!

– Буквально два слова! – к микрофону ринулась плотная дама в бордовом пиджаке. Прическа ее напоминала заросли чертополоха, облитого вишневым киселем. – Всего пару слов. Я хочу подчеркнуть, что нам угрожают террористы, сталинисты и сатанисты. Преследуют, обыскивают, щиплют, да еще мы сами щиплем и ощипываем друг друга вместо того, чтобы сплотиться или просто, хотя бы, быть невозмутимыми, как мой знакомый гений Леонид Солнышкин…

На табло замелькали цифры – счет слов. Перевалило за тысячу. Женщина азартно вещала, не реагируя на выкрики – «Хватит, гоните ее!», «Отключите микрофон!», «Отключено давно, уберите эту иерихонскую бабу!»

– А ведь он, Солнышкин Леня, сначала не был гением, – упоенно гремела женщина. – Обычный миляга, флегматик, его все любят, запросто приходят в гости и сами приглашают охотно, ведь он уютен, как мягкий плюшевый диван, а многим так не хватает уюта…

– Да какое отношение к петуху! – заорали из зала. – И к нам!

– И вдруг с ним стало все это случаться… Сначала сны… – продолжала дама. – В тот раз гости поздно разошлись, правда, замешкалась возле аквариума с лягушкой симпатичная Валентина, но ее тут же умыкнул энергичный Игорь. Тут Солнышкина и сморило. Завалился на диван, накрывшись пледом. И… провалился. Пролетел сквозь слои постельного белья, паркетов и потолков, асфальта, земли, грунта, и очутился в подземном коридоре. Горели свечи, в полумраке со стен взирали на Леонида старинные портреты. Пахло туманной сыростью и пылью. Он двинулся вперед. Коридор казался зыбким, под ногами вился желтоватый туман, и не ощущалось тверди, казалось, что он передвигается по некой вязкой субстанции. В конце коридора взмыла вверх витая решетка, и Солнышкин прошел в просторную пустую залу, за которой следовала другая, потом третья… Проходя через бесконечные залы, Леонид вдруг осознал, что находится то ли в Шереметьевском дворце, то ли в другом, похожем. Где-то в конце помещения слышались голоса. Он двинулся на звук, и вдруг увидел распахнутые двери, много огней над бронзовыми подсвечниками, людей в хорошем прикиде. Он подошел ближе, и тут к нему навстречу устремился осанистый старик.

«Извините, я, вроде, опоздал», – почему-то сказал Леонид.

«Ничего, пустяки», – ответил старик и кивнул на внезапно возникших близнецов лет тридцати. – «Это мои сыновья. Ну, а теперь – за стол».

В мгновение ока Леонид оказался в просторной зале с хрустальными люстрами. Для него было уготовано место напротив старика с сыновьями. Соседкой его оказалась симпатичная блондинка. Где-то он ее уже видел, но не мог вспомнить. Хотел было спросить, но отвлекся, очарованный прелестями снеди. Он сглотнул слюну. Но нет, не еда, как показалось ему сначала, была в приборах на серебристой скатерти. В бокалах, вазах и кубках находилось что-то не то. Хотя, в кубках-то как раз было нечто, похожее на вино: красное как кровь и другое, белое как яд для коронованных особ. Что-то зловещее наполняло вазы, меняющее очертания, какая-то субстанция. То ли это был туман, то ли яблоки какие особенные… Леониду стало не по себе. Конфузило его еще и то, что очень уж странно вел себя народ вокруг. Каждый общался только сам с собой, будто других и не было рядом. Все говорили одновременно, в воздухе холостыми выстрелами летали фразы: «Мафия подстраивается под нас»… «Полный развал экономики, это пора кончать, нужна крепкая власть»… «Стравливают народы, чтобы поубивали друг друга и сами от себя очистили территорию. Уничтожить население руками самого населения, ничего идейка»…

Что-то знакомое почудилось во всем этом Леониду, читанное в прессе. Он переглянулся с соседкой (опять показалось, что она на кого-то похожа), и тут почувствовал на себе пристальный взгляд старика. За блондинкой тот тоже наблюдал. Старик будто услышал его мысли, по лицу пробежала гримаска досады, и он всплеснул руками, как модерновый дирижер. Стало тихо.

«Все в сборе», – произнес старик, – «вот и ладно. Перейдем к делу. Сейчас выпьем за именинницу».

Все нейтрально улыбнулись, словно именинницей было нечто неопределенное или каждый. «Кто же, все-таки», – гадал Леонид, поднимая хрустальный бокал с красной жидкостью. Ему не терпелось чокнуться этой штуковиной и услышать нежнейший перезвон, какой бывает лишь от хрусталя. Но вместо желанного звука последовал, почему-то, глухой тонущий стук, словно столкнулись мягкие кожаные предметы. «Вот ведь», – сказал себе Леонид, глотнув вина. И тут же отставил бокал в сторону. «Вкус тот еще… Терпковато соленый. Кровь, что ли?» Он покосился на блондинку. Та тоже отодвинула свой бокал.

Солнышкин хотел было заговорить с ней, но вдруг ощутил на себе жутковатый взгляд старика и его команды. И прикусил язык.

«А теперь выпьем за родителей именинницы», – с расстановкой проговорил старик, и все подняли бокалы с белым вином.

Солнышкин подумал: «водка, верно», – глотнул и поперхнулся. Рот и горло больно ожгло. Он спрятал бокал за вазу с фруктами и схватил яблоко. Оно оказалось мягкое как вата, и с привкусом воска. Леонид сплюнул, и бросил фрукт под стол.

«Горячая закуска!» – возвестил старик.

Подали тарелки с чем-то аппетитно дымящимся. «Картошечка с мясом», – определил проголодавшийся Леонид, и ковырнул ножом поджаристый ломтик. Под ним лежала фаланга женского пальчика с вываренным маникюром. Он кинул взгляд на соседку, и заметил, что на ее левой руке нет пальца.

Как ошпаренный выскочил он из-за стола и бросился к дверям.

«Куда?» – жестко прозвучало за спиной, и на плечи ему опустились ладони старика и близнецов.

«Я… это… туда…по нужде…», – пролепетал Солнышкин.

«Нет нужды», – строго сказал старик и кивнул на блюдо с краю стола. На нем посреди румяной картошечки лежало что-то сигарообразное, очень похожее на сугубо мужскую часть тела.

Солнышкин икнул, и судорожно схватился за…

В холодном поту он проснулся, держась обеими руками за свою мужскую принадлежность.

«Слава Богу, на месте…», пробормотал он, прерывисто дыша. «Сон. Тьфу! Кошмар».

И внезапно почувствовал, что его буквально распирает от невероятного, «подвешенного», состояния, будто внутри у него – вакуум. Тут Солнышкин понял, что столкнулся с мощнейшей космической энергией. В этот день он написал цикл гениальных стихов «Осенний экстаз». Так Солнышкин стал поэтом и гением…

– Товарищи, это выступление не имеет ни малейшего отношения ни к петуху, ни к съезду, ни вообще! – выкрикнули из зала.

– А у меня вчера на даче обыск был! – раздался пронзительный визг слева.

– Выключите микрофоны!

– Где Солнышкин! Тааащите сюда Солнышкина!

– Солнышкина – в президенты!!!

– Страной должен править поэт, а не политик! Долой политиканов!!!

– Ура поэту! Ура экстазу!

Тут Сержик замолчал.

– Ну а дальше? – спросила Ольга.

– А дальше вот что, – прошептал Серж и со всей страстностью, на какую был способен, набросился на нее с ласками…

– Я хочу заняться этим в Думе, – капризно сказала она.

– Лады, – согласился он, – можно организовать, хотя и ты, и я это там уже делали.

– И ты тоже? – изумилась она, – а почему молчал?

– Как это молчал? – обиделся он, – да ты не слушаешь просто. Кстати, я едва не стал участником жуткой групповухи, проснувшись раз в Думе 2001-го года. Я спросонья забрел в чей-то кабинет, было часов восемь вечера, дверь была не заперта, слышалась музыка, стоны, хрипы. Я глазам своим не поверил, такое творили депутаты! А как круто резвились молоденькие путаны из тех, что подъезжают на своих «мерсах» и на поясе носят мобильники, а как истово ублажали «хозяев» пацаны-тинейджеры. Вдруг дверь распахнулась, и секьюрити втолкнули козу… Такого я даже в «жестком порно» не видел, что началось! Меня приняли за кого-то своего, ибо был я в дорогом костюме, и ко мне подкатил с ласками какой-то депутатишка. Я с перепугу выскочил за дверь и, заметавшись по коридорам, влетел в другой незапертый кабинет. Там была дама неопределенных лет, весьма ухоженная и благоухающая дорогим парфюмом. Не буду вдаваться в подробности того, что случилось, но дама эта до сих пор меня периодически преследует, даже когда я прячусь от нее в обличье Леониды (дама-то бисексуалка), или в Солнышкина, уходя внутрь своей «матрешки». Будучи в обличьи поэта-гения, я затаился в своей коммуналке, которую специально приобрел для такого случая и где у меня валяются дешевые шмотки профессионального безработного. Но она меня и там настигла, выследила, змея. Хотя, в этом даже что-то было. Я решил сбить ее с толку, и стал самим собой, бизнесменом, твоим Сержем (кроме тебя, никто меня так не называет, для всех я Сергей Сергеевич). Сначала она предложила очень выгодную сделку. Предложение было настолько интересное и смелое, что я забыл всякую осторожность и подпустил ее слишком близко. После заключения сделки и оформления бумаг, после всех соответствующих формальностей, я вдруг обнаружил, что моя дамочка, госпожа Фаллосуэль (интересная фамилия, правда? В ней сочетались русские, вьетнамские и английские гены, отсюда – от смешения – и темперамент) весьма недурна собой. Когда мы обмывали нашу сделку в ресторане, она притиснула меня своей мощной коленкой, и тут во мне все сладострастно напряглось. Сидеть за столиком стало крайне неудобно, что-то мешало. Я встал и с трудом, широко расставляя ноги, походкой моряка направился в мужскую комнату. Там никого не было, и я стал приводить себя в порядок, пытаясь усмирить взбунтовавшуюся плоть. Тут дверь тихо качнулась, и в зеркале над умывальником отразилась она, вездесущая Фаллосуэль.

– Давай помогу, не стесняйся, мы теперь деловые партнеры, – сказала она не терпящим возражения тоном и, быстро приблизившись, склонилась над моим упруго торчащим из брюк стержнем.

Я успел отметить про себя, что ее бедра весьма соблазнительно отражаются в зеркале, кругло вздымаясь над смесителями, но потом уже ничего не замечал, захваченный смерчем сильных ощущений… Я почти терял разум!

Тут Сержик замолк и затянулся сигарой из новой упаковки. Запах был необычный. Он напомнил Ольге один случай, и она воскликнула:

– Вау! Что я сейчас расскажу! Как-то летела я на «Боинге» в Турцию отдыхать. Все как обычно, пассажиры дремлют, стюардесса разносит кофе… Я решила принять душ. Иду обратно, свеженькая, благоухаю гелем и шампунем, словно героиня рекламного ролика, настроение классное. А в салоне в это время случилось «ЧП» – захват самолета, и я с размаха натыкаюсь прямо на парня в черной маске. От неожиданности мы оба замерли, уставились друг на друга, у обоих глаза квадратные, он тычет дулом мне в лицо, а пистолет в руке прямо пляшет, нервы. А я никак не врубаюсь, что за фигня, и тут мне приходит мысль, что это очередной рекламный ролик снимают, – просто психика у меня так устроена, что страшное воспринимаю не сразу. Ну, я и говорю: «А вы тут что, клип снимаете?» И слышу в ответ: «Нет, самолет угоняем».

Тут «Боинг» делает вираж и ложится на бок, мы грохаемся над иллюминаторами, пистолет проваливается куда-то в потолок, на меня валится парень в маске, мы судорожно вцепляемся друг в друга и куда-то катимся, так как самолет начинает крутиться словно тюлень в цирке, а может, пилот решил приколоться и сделать «бочку». Вокруг вопли, вой, визг, «Боинг» кувыркается, входит в «штопор», выходит из «штопора»! Мы влипаем в потолок, потом куда-то валимся, закатываемся в узкое пространство, угонщик теряет свою маску, и рожа у него как маска, серая и неподвижная, а глаза совсем шальные. Это называется – состояние аффекта. Оно у нас обоих. В этом состоянии люди не ведают, что творят. И вот мой партнер по аффекту… вдруг… распахивает правую полу своей куртки и вытаскивает другой пистолет. Я, почему-то, восклицаю: «Вау, классная пушка!», и вцепляюсь в дуло мертвой хваткой. Он пытается вырвать у меня свою игрушку, и рычит: «Отвянь, блин, это же «Дезерт Игл», соображаешь?». До меня с трудом доходит, что это – марка оружия, причем весьма крутая, и что для парня она имеет какое-то особое значение. Я лично в оружии не разбираюсь. Но название мне понравилось, и тут я возьми да ляпни: «Звучит сексуально». Зря я это сказала, зря… Мозги этого идиота сразу же свернули на секс. Видимо, от того же аффекта. А может, он вообще был озабоченный. Он принялся сдирать с меня одежду и водить дулом своего «Дезерт Игла» по обнаженным частям моего тела, вот урод, а когда «Боинг» в очередной раз так тряхнуло, что оружие вырвалось из его лап и улетело, этот придурок уже выскочил из штанов… А вообще, экстремальный секс очень заводит, и потенция у парня была сверхъестественная. Я даже не заметила, как нас освободили. Оказывается, мы были заложниками двое суток. Кстати, парня тоже приняли за заложника и не повязали. Его Димой звать.

Ну все, я рассказала свою историю, теперь ты, ну? Не отлынивай, давай-давай.

Серж притушил сигару, погладил кошку, и предложил Ольге заняться сексом. Ее история его весьма взбудоражила. А у него, оказывается, тоже был друг Дима, но это когда сам он был Солнышкиным, (в ту пору Дима был его соседом по коммуналке). Дима был безработным инженером-подводником.

– Ну рассказывай, – сказала Ольга. – Дима, Леня, секс внутри матрешки, что там еще, любовь Димы и Солнышкина, психология секса…

– Психология экстаза, – уточнил Серж. И так, пиши: