Читать книгу Горькое логово - Ольга Апреликова - Страница 5

5. Смотритель маяка

– Это только приснилось?

Он помнил лишь прозрачный лед над черной бездной протоколов Сети и движение сквозь страшную тьму. Вот бы открыть сейчас глаза и увидеть комнатку в доме-дереве… Но чужие, новые запахи и тоскливое постанывание обожженных нервов и крошки надежды не оставляли.

Он открыл глаза.

Закрытая черная дверь. Серые стены, мягкий свет сквозь плотные задернутые гардины, успокаивающий запах чистоты от белоснежных подушки и одеяла.

А может, лес, волк, Котька, агашины пирожки, снег, Поляна ему лишь привиделись? Поймавшие его – с их уколом-то… Может, из-за их лекарства ему только показалось, что он от них убежал? Кто знает, на какие видения способен паникующий мозг? И он теперь – у них, у врагов? Ну уж нет. ЛЕС не мог присниться. Он есть. ЛЕС – он в точке «всегда», вокруг которой выстроена Сеть. ЛЕС – это ядро, ноль координат, точка спасения и новых начал… Голова болит. Потому что без… Без чего? Сташка потерял мысль. Сел и огляделся. Комната пуста. Только кроватка и черный тяжелый стул, на котором его штаны и свитер. На полу – ботинки. Что, все в порядке? Он здесь, дома, и это главное. Сеть не подвела… Какая Сеть?

Вот-вот сорвет мозги с резьбы. Не вспоминать. Отвлечься.

Он сел и укутался в одеяло. Голова кружилась. Вспомнил о волке – он-то ведь не примерещился? Он где-то здесь, где-то рядом. Им тут все пахнет, он был тут… Где он? Идти искать? Он встал и по холодному полу подошел к окну – но увидел лишь синее небо высоко над черной-черной близкой стеной. Ноги стыли. Если смотреть из окна вбок, справа было видно лишь все перекрывавший выступ балкона, слева – солнечную узкую полосу на черной стене. Но сама эта высокая черная стена, сложенная из огромных каменных блоков… Где же это он ее видел раньше? Босые ноги совсем замерзли на полу, он поджал одну, посмотрел вниз – а мрамор пола точно такой же черный. И почему-то так и должно быть. Ой. Он очнулся, забыв, что пытался вспомнить сию минуту, растерянно оглядел комнатку. Что же, он тут заперт? Он подошел к двери и легонько толкнул. В приоткрывшийся проем потянуло странными, тревожными запахами и звуками. И чем-то знакомым. Точно. Пахнет. Знакомым. Нужным. Горьким. Он попятился, вернулся к кроватке и скорей оделся и обулся, нервно прислушиваясь к тишине. Волк где-то рядом.

Вышел. Снаружи в большой комнате, просторной и красивой, никого не было. В широком, с высоким потолком коридоре – тоже никого. По сторонам редкие громадные двери. Он тихонечко двинулся вперед. После нескольких шагов его затошнило от внезапного головокружения. Он прислонился к стене переждать круговерть и качание. Никого вокруг близко нет. Надо скорей дальше.

Коридор вывел в просторный холл, и Сташку накрыло мучительно родным запахом и с ним – прозрачной бурей надежды, тоски, нетерпения, чьей-то родной, узнаваемой воли, которую он чуял всю жизнь. Это не кажется… Это…Это правда так его тут кто-то ждет?! Надо спешить, и он побежал влево через холл – туда, откуда сильнее пахло волком. Ботинки застучали по паркету. Он наискось пересек холл и влетел в сумрачный, несмотря на светлые стены, коридор без окон, со слабо освещенными поблескивающими картинами на стенах. Это место он знал… Не оглядываясь, побежал мимо старых узнаваемых мозаик на стенах: это из Геркуланума…это из Венеции…это из Плеяд…эта с охотниками он забыл, откуда…Скорей, скорей… Эта с парусниками тоже из Доменов, а точнее – острова Аши… Ему было так плохо, так медленно он бежал, так боялся, что кто-нибудь нагонит и остановит – заветные двери показались спасением. Он распахнул их и вбежал в огромную солнечную комнату.

Волк был человеком. Он вставал навстречу, и белые бумаги падали из его рук. Волк казался черным из-за черной одежды, черных волос и угрюмых бровей, но это был его белый волшебный волк! Он не волк, он – Яр!! И глаза родные синие, живые – наяву!!

Сташка, дрожа, двинулся вперед, притягиваясь, как железка к магниту. Яр засмеялся и протянул руки и крепко схватил, когда Сташка прыгнул, прижал к себе. Сташка всем телом ощутил грохот его сердца, судорожно вдохнул родной запах и спросил сердито:

– Яр!! Почему так… так долго? Так далеко? Без тебя?

– Так надо, – Яр обнял еще крепче.

Его голос был невыносимо родным, и жгучим потоком хлынули слезы. Сташка, пряча их, сам обхватил его за шею и еще вцепился в одежду изо всей силы, прижался мокрым лицом к колючей щеке.

– Не реви, – шепнул волк в самое ухо. – Большой уже.

– Знаю, – буркнул Сташка и нечаянно вытер слезы об его плечо. Осознал, что сделал и удивился, как знакомо векам и переносице это скользящее движение по плотной шершавой ткани, под которой родное плечо.

– Я снова тебя отошлю. Спрячу. Чтоб никто до времени даже не заподозрил, что ты здесь. Чтоб уберечь.

– Не хочу! Не надо!

– Тихо, – велел он. – Ты мой ребенок, мой, никуда не денешься. Успокойся. Никаких сцен, понял? И скулить не смей. Держись.

– Пусти тогда, – проворчал Сташка. – А то ты из меня слезы выжимаешь.

– …опасная ситуация. Необъяснимая, – раздался неприятный голос кого-то вошедшего. – Странный ребенок. Как он попал сюда?

Сташка обернулся. Человек со скрипучим голосом усмехнулся. Ой. Это тот, из маленького домика на той стороне. Это ему Сташка врезал подушкой. И это его люди утащили Гая и Яську, а потом скрутили и его самого. На всякий случай Сташка прислонился к Яру и крепче обхватил его шею. Да, он убежал от этого типа и его людей, но… Мерзкий дядька сказал, уставившись на Сташку прозрачными бесцветными глазами с уколовшими, как иголкой, крошечными зрачками:

– Здравствуй.

– Здравствуйте, – вежливость не помешает. А думать можно все, что хочешь: как он похож на комара. Или на Кощея Бессмертного в молодости. Волосы длинные светлые, камзол старинный в поблескивающих узорах – нормальные взрослые люди так придурковато не одеваются. Доверять этому человеку нельзя.

– Не злись, чудовище, – сказал Яр. – И не бойся никого. Слушай только меня.

Кощей изумленно вмешался:

– Ты говоришь с этим ребенком так, будто он знает тебя?

Сташка отвернулся и снова уткнулся в волка. Волк опять прижал его к себе и тоже ничего объяснять Кащею не хотел. Но Кащей требовал объяснений:

– Откуда он знает тебя? Ты что, общался с ним? Ярун, тебя не узнать, – сказал Кощей. – Или мальчишка не понимает, кто ты – да к тебе ведь собственные дети не решаются подойти. А этот липнет.

Да, липнет. Ну и что. Зато теперь он знает полное имя волка. То есть вспомнил. Ярун. Сташка еще крепче вцепился в единственного на свете родного человека. Ой. «Собственные дети»? А он сам что – не собственный? Не родной?

– Не понимаю, – не отставал Кощей. – Это ведь тот мальчишка, которого ты прятал на Астре? Один из твоих…э-э…

– Вот уж точно не «один из», – перебил Ярун. – Ты что, ничего не понял, когда он исчез у тебя из рук? – усмехнулся Ярун. – Он еще не то может. Что, Макс, все никак не поверишь?

– В старые легенды? Нет. Я в другое верю. Он похож на тебя до жути, одно лицо. Больше, чем любой твой ребенок, больше, чем Арес. Полное подобие. Это в глаза бьет.

– Еще бы.

– Яр, зачем он здесь? Кто его доставил? Как он попал сюда из Семиречья?

Что, заставят рассказать про Сеть? Да он сроду никому и никогда про нее не рассказывал! Надо соображать, а он может только, уткнувшись носом в родного большого человека, едва дышать. Ярун успокаивающе похлопал по спине. Сташка поднял голову, ослабил свою хватку на шее Яруна, и тот, усмехнувшись, перевел дыхание. Сташка посмотрел на свет. Что-то есть в этом солнечном свете, бьющем в окно… знакомое. Ясное. Веселое. Послушное. Только никак не понять, что… Нет, понять. Это активная Сеть… Готовая к взаимодействию, потому что он там, где должен быть… А Сеть здесь – везде… Но ему не до нее. Потом. Главное – Ярун. Он опять стиснул шею Яруна, прижался лицом к родной щетине и сердито прошептал в ухо:

– Я – не легенда. Я – живой.

– Несмотря ни на что, – он горестно усмехнулся, а Кощею сказал: – Как, спрашиваешь, он попал сюда? Да чудом, как обычно. И рано здесь ему, хоть и прорвался. Иди, Макс, собирай его на остров. Сам доставишь. И попытайся хотя бы допустить, что мальчик – это… Нет. Рано. Попытайся хотя бы установить с ним контакт.

Кощей молча, как исполнитель, кивнул и вышел. Наконец-то.

Сташка отпустил шею Яруна, отклонившись, заглянул в глаза:

– Яр, ведь я летел к тебе. Зачем ты меня отсылаешь?

– Ты поймешь, – он поставил его на ноги, придерживая за плечи, оглядел всего. – Стой уже сам. Одни кости, а какой тяжелый… Сердце мое. Ну-ка, сядь, а то свалишься. Голова кружится?

– Терпимо, – Сташка послушно сел в большое кресло.

– Есть хочешь?

– Есть… А! Да. Ох. Да, ужасно!!! И пить!

Ярун отошел к своему столу и, нажав нужную кнопочку, что-то кому-то велел. Сташка наконец оторвал от него глаза и посмотрел вокруг: черное все, страшное. Только солнце в окно бьет счастьем… В углу темноватая мраморная статуя – грустный мальчик, а под ногами короны, мечи и рваные знамена. Кто это? Похож на Котьку.

– Сейчас все будет. Давай, чудовище, рассказывай все.

– Это все Путь… – Сташка быстро выложил факты: и про «родителей» из Конторы, и про северный город, и про путешествия, и про Гая с Яськой, и про Лес, и как заставил Котьку пойти на Поляну, и про ледяные коньки. Про Сеть не сказал. Сам плохо понимал, как это работает. И знает или не знает Ярун про Сеть? – А потом коньки разбились. Они в самом деле были изо льда?

– Да.

– И ты меня на самом деле звал? Мне не мерещилось? – а на каком же носителе, кроме Сети, можно послать Зов? Да как же скорей во всем разобраться?

– Звал. Конечно. Чтоб всегда меня слышал, чтоб помнил, что я тебя жду.

– Такая была тоска – будто нечем дышать, – сознался Сташка. – Не по тебе… Тебя я, как человека, не помнил. Сейчас только вспомнил, как увидел. Мне все вокруг было как кино глупое, ненастоящее. Я думал – я псих.

– Прости. Так надо, – на миг закрыл глаза Ярун. – Ну, теперь ты снова мой. Рано тебе сюда, конечно… Тебе бы еще пожить обычной жизнью, ребенком побыть…

– Не вздумай! – задохнувшись, пригрозил Сташка.

– Спокойно, – засмеялся Ярун. – Эта разлука вот сейчас – ненадолго, правда. Иди сюда, чудовище, – он притянул Сташку, поцеловал в макушку. – А башка у тебя, как и раньше, пахнет морем, знаешь? Хочешь море? Тебя на мой островок секретный отвезут, я там все для тебя подготовил. Окрепнешь, языки подучишь. Подрастешь еще хотя бы чуточку.

– «Островок»… Ну, Яр. Ну, не надо!!

– Надо. Твоя безопасность – это очень важно. Ох как ты меня напугал этой ночью… Гонец тебя перехватил, едва все засекли, что ты опять идешь по Пути, потом Контора попытались тебя отнять, перепугали, и ты уже в Семиречье каким-то чудом бесследно исчез. А через десять минут после того, как Макс сообщил об этом, ты прямо передо мной из ничего свалился на пол. Белый, страшный, в ледяной корке. – Ярун усмехнулся. – На самом деле я знаю, где ты был.

Эта усмешка не скрыла ни боли, ни пережитого, и Сташке стало стыдно:

– Прости… Когда пугают, я ухожу… В ноль координат. В Лес.

– Я тоже, – улыбнулся Ярун. – Без Леса нас тут не было бы.

– Да, но… Я не помню толком, как и что…Не умею еще, не помню; все наугад. Нельзя ведь через Равнины вслепую летать. Одно спасло, что ты есть, и можно к тебе. Ты – как невидимый маяк, как путь. Прости, что напугал. Слушай, но ты ведь был там…В Лесу. И в буфере тоже. И Котьку, похоже, ты привел. Ух, я понял. Я и сейчас, наружу, по твоему следу пролетел, да?

– А может, тебе приснилось? – улыбнулся он.

Конечно, Яр знает, что на самом деле является его любимым волшебным родным волком. Но болтать об этом вслух глупо. Еще глупее, чем про Сеть и бессмертие. Сташка вздохнул, чуя: этот человек с неуловимо волчьими глазами – центр мира. Маяк над черным и бездонным океаном. Заговорил:

– Ты – не как все…И я знаю про себя, что тоже не такой, как все… И опять все заново… Не знаю, как себя вести здесь, в новом времени. Тяжело. И лодка дырявая, и темно, и непонятно, где берег. Я не могу точнее говорить. Я в этой памяти невидимой, как в паутине. Бегу по следу, и все. Вслепую. Тебя только вижу. Как маяк во мраке.

Ярун прижал его к себе:

– Хватит: добежал уже, понимаешь? Вот он, твой маяк. Твой дом. Успокойся. Ты со мной, ты мой. Все хорошо. Подрастешь и во всем разберешься. Ты и так вон уже умнее, чем обычно.

Почему они так, с полуслова понимая, разговаривают, будто давно знают друг друга? Яр жутковато точно занял в душе глубокий, кровью подплывший, резкий отпечаток, который когда-то оставил раньше. Это – родство. Но почему оно, родство это, так болит? Кто же они друг другу? И где это и когда было – «раньше»?

– Ничего плохого не случится. Я обещаю.

– …А кто ты мне, чтоб обещать? – с тоской спросил Сташка, стараясь перетерпеть безысходную боль вечного кровоподтека в душе.

– …Я? Расскажу, когда подрастешь, сейчас – нельзя…

– …Своим детям ты тоже сразу не говоришь, что им отец?

– Ты с тоном-то поаккуратней, чудовище. Дети – они дети и есть. Растут и вырастают. А вот ты… Навязать тебе родство сейчас, когда ты ничего не помнишь, было бы…нечестно с моей стороны.

– …Ну и… Ну…И я тогда тебе со своим родством тоже не навязываюсь! – Сташка вывернулся из его рук. Ярун хотел его удержать, но Сташка огрызнулся через плечо: – Не трогай меня!!

– Извини, – мягко и чуть насмешливо попросил он, осторожно опуская руку. – Не бойся. Я не хочу тебя обижать. Ну, малыш, взгляни на меня.

– Я твой бастард? – стало тяжело дышать.

– Да какая уже разница, – ответил Ярун так странно, что Сташка все-таки оглянулся. Ярун усмехнулся: – А после Лабиринта люди пусть думают что угодно. Иди сюда, царевич, – он привлек его, опять очень крепко прижал к себе, опять Сташка услышал его сердце. Ярун поцеловал его в макушку. – Ты…родственник ты, родственник самый родной.

– Ты у меня болишь внутри. Ты кто?! Ты мне – кто?

– Я тебе все, что надо, – он снова поцеловал в темя. – А ты…Ты мой вечный ребенок. Все. Потом разберемся, когда войдешь в полный разум.

– Кажется, что я…да, всегда ребенок. Никак не вырасти. Ой…Послушай!

– Что?!

– Где девочка? Где маленькая девочка в зеленом платье?

– А-а. Девочка в безопасности. С ней все в порядке. Гай тоже. Не волнуйся, никто их не обидит.

– Ее так утащили… Где она теперь? Здесь? А Гай с ней?

– Да, Гай с ней. Так проще. Нет, здесь маленьким девочкам не место. Сташек, не переживай. Винишь себя за то, что не защитил от Конторы маленькую девочку?

– Проспал. Я хочу ее видеть.

– Зачем? У них все хорошо, у тебя – тоже. Я позабочусь, чтоб они ни в чем не нуждались. Их отправят домой при удобном случае. А Гая я давно знаю. Он – гонец. Он и мои поручения, когда надо, исполняет. Но… Но за этот фокус ему попало, конечно. Нельзя соваться между мной и тобой – никому, никогда.

– Никому, никогда… Ой. Попало?

– Хорошая такая выволочка. Он и сам понимает, что виноват. Да еще девчонку с собой потащил… Сотрудничек. Выживет, не волнуйся. Никого не надо спасать.

Сташка поверил. Даже потеплело на сердце. Волк поднялся и, уводя от разговора, взял за руку, повел в соседнюю комнату. Там усадил за причудливо накрытый стол, положил ладонь на его голову, чуть качнул:

– Ешь. Как расти, если толком не ешь? Ты прав, тебе вырасти наконец – самое главное. Девочки – потом.

С Яськой тогда как увидеться? Сташка не решился спросить, вздохнул. Не мог же Яр его обмануть. И для Гая, для Котьки, для Яськи – Яр тоже каким-то тайным образом свой. Он их не даст в обиду Кощею… Еда на тарелке была не вкуснее Агашиной, но тоже ничего. Наелся он быстро. Немного попил воды, которой как-то очень вовремя налил из тяжелого кувшина Яр. Мгновением позже он нечаянно различил в путанице узоров на черной стене за Яруном большого дракона, вспомнил Котькины оговорки – и холодным вихрем взвился в нем испуг:

– Яр… Сейчас это что ли ты – Ярун этот? Император Дракона? Ты – этот самый Ярун?

– Что ли, – засмеялся он. – Тебе-то это какая разница, чудовище?

Сташка подумал. И сознался:

– Лучше бы, конечно, ты был – просто ты… Но ведь иначе уже никак. Ух, я же видел твои портреты и вообще, как же я тебя не узнал? Не почуял…Хотя какое мне дело было до императора… Ха. А вообще-то, знаешь, мне правда все едино, кто ты, император или рудокоп… Или смотритель маяка.

Они вернулись в кабинет. Сташка посмотрел на стену с экранами и огонечками, снова заметил каменного мальчика в углу и зачем-то спросил:

– Это кто?

– Кааш.

Странное имя холодом ударило в лоб.

– Теперь это, наверно, лишь восьмая звезда…Или нет? – пробормотал Сташка, разглядывая слепое лицо. И, чувствуя, как что-то огромное вот-вот разорвет ему сердце, сжался, стиснул себя, обхватив руками плечи. Смутился под взглядом Яруна: – Извини.

– Ну что ты, – Ярун взял его за плечи и мягко посадил в кресло: – Это память рвется в твой детский разум. Пускать ее еще рано. Вот что, Дракон мой маленький, закрой-ка глаза. Дай помогу, – Ярун положил теплые большие ладони на бедную его голову, и сразу обхватило нежным добрым жаром. Боль истаяла, и нервы перестали дрожать. И тепло стало, сонно. – Не бойся, маленький. Ты дома.

– На планете Дом, – сквозь сладкую дрему уточнил Сташка.

– Нет, – дома. У себя дома. Ты вернулся домой… Поспи.

Сташка сдался дреме. И в полусне показалось, что изображение черного дракона на стене ожило и оказалось вместе с ним в черном космосе, и там на своих стражах сияли звезды созвездия, которое все целиком почему-то и было его домом… Его дом – вся Сеть, потоками фотонов и вимпов соединяющая эти восемь звезд в живое созвездие. Он боялся уснуть крепче и оказаться там один, без Яруна, во мраке среди звезд, и, жмурясь, цеплялся за дневной свет яви и присутствие Яруна. Открыл глаза и сквозь сон, будто из глубокого колодца, сказал:

– Яр, ты зря меня отсылаешь.

– Да не готов ты пока жить тут, – Ярун встал, подошел и присел перед ним, вгляделся: – И ты должен пройти Лабиринт, чтоб у людей не возникало вопросов, кто ты такой.

– Ах да, Лабиринт, – мир вокруг опять покачнулся. И слишком быстро крутились планеты вокруг всех звезд созвездия, а на спутники лучше и не смотреть…Но ведь он не в космосе, он здесь, где Ярун? – Когда?

– Тянуть не будем. Но когда пройдешь Лабиринт – тоже буду прятать в башне, пока не повзрослеешь.

– Прячь. Может, я даже буду слушаться, – согласился Сташка, опять закрыл глаза и от накатившего изнеможения не удержался в яви и немного поспал. И там в своем черном космосе сам слился с Сетью, стал драконом-созвездием, и это было хорошо, правильно, это и было его служением Космосу, его долгом. Он и не удивился, только успокоился. Но планеты все еще кружились слишком быстро. Вдруг опять проснулся, но не полностью, и велел: – Только не смей меня обманывать.

– Ни в каком случае.

– Ты думаешь, я маленький… – Сташке казалось, будто он смотрел из космоса драконьими глазами, и говорил издалека: – А я так давно-давно есть. Только всегда-то я есть там, в звездах, и такой большой, что будто меня и нет… – жаловался кто-то из Сташки, кто-то другой в нем, кто-то мудрее и опытней, кто все знает обо всем здесь. Даже голос стал ниже и глубже. – А тут я, когда живой, так редко, так мало, и всегда сначала жить начинать… Успеть хоть что-то… Глупая растрата лет… Устал. Это тело из живых атомов такое уязвимое. Жить страшно. Я в прошлый раз тут спрятал что-то… Или кого-то… Не помню. Но это я, правда – я. Я вспомню… Все вспомню… Я устал. Тяжело без Сердца. Очень тяжело. Все камни, камни… Их все больше…

– Я помогу.

– Но главное я спрятал. Да. Потому что страшно. Жизнь так уязвима.

Ярун ничего не успел ответить – вошел Кощей. Ярун велел ему:

– Глаз с мальчишки не спускать, и два эшелона охраны. Отвезешь сам и будешь еженедельно проверять. И… Объявляем Лабиринт.

Глаза Кощея стали круглыми:

– Лабиринт? Но Арес еще не готов!

– Зато готов настоящий наследник.

– Что, этот вот заморыш?

– Вот ты и проследишь, чтобы на Острове он окреп.

– Ты что, шепнул ему секрет Лабиринта?

Ярун помрачнел. Сташка выпрямился и вмешался:

– …Какая глупость!! После каждой короны Лабиринт перестраивается! Нельзя пройти тем же путем, что и предыдущий император!

Большие переглянулись.

– Не понимаю, – сказал Кощей. – Откуда он знает?

– Он вспоминает. А ты отказываешься признать очевидное: это не мой внебрачный ребенок, которого я от позора прятал, это настоящий Дракон!

Кощей чуть поклонился, пожал плечами и кивнул:

– Твоя воля, Ярун. Лабиринт – значит, Лабиринт.