Читать книгу Тихая Химера. Улитка. Очень маленькое созвездие – 2 - Ольга Апреликова - Страница 5

Только Каашу за что такое наказанье, сидеть тут с ним и пытаться сделать из заморыша человека? Сколько еще? Пока не вылечит? Пока снова из него волшебника не сделает? Сташ этого хочет? Но как? Да никак. Стыдно. Кааш скоро терпение потеряет. Он устал. Сколько можно тратить время в никуда? Юм глаза на него поднять боялся, не то что заговорить.

Но как, как вернуть те ужасные врожденные способности, ради которых его вообще терпят? Хотя бы способность летать над ковром жизни и сплетать ее узоры в идеальную гармонию. Окрепнуть? Куда уж больше. Юм ел витамины, занимался гимнастикой, танцевал в таймфаге и не понимал, почему в главном ничего не получается. Кааш искал причины то в нейрохимии, то еще в чем-то. Юм старался.

Безрезультатно. Никаких небес. Никаких полетов. Никаких дурацких детских чудес, даже простеньких, вроде летучих огоньков или танцующих капелек воды. И дело ведь не в Сети – да, Дома было бы проще, но он раньше и в Бездне делал какие хотел чудеса: домашняя, мощная Сеть ему не нужна. Сташ его нарочно от нее подальше держит. Но Юм вообще не мог оторваться от яви – ни на шаг. Кааш даже ни разу голос не повысил. Но ни конкретные задания, ни просто пожелания полетать не срабатывали, будто Юм был прикован к яви чугунными цепями.

– Это утрата? – однажды спросил Кааш. – Что тебе подсказывает интуиция, Юм, вернется к тебе твой Дар или нам следует оставить тебя в покое? Пока нервы не восстановятся?

– Не знаю, – буркнул Юм, тоскливо оглядев столовую, где они задержались за столом после обеда. Похоже, впереди долгий ужасный разговор? Не избежать?

Кааш глубоко вздохнул и поднялся:

– И сейчас не нервничай. Не хочешь говорить об этом – не будем. Такие разговоры требуют доверия. А твое доверие к нам… Похоронено в твоем раннем детстве, так?

Юм изо всех сил старался не поднять на него глаза. Молча пожал плечами. Не отвечать же на очевидный вопрос.

– Не лишать же тебя памяти, в самом деле.

– Жаль, что нельзя, – Юм тоже встал. Все забыть: вот счастье-то! И жить можно, как все живут… Вернется это все детское, легкое. И чудеса, и полеты. Лишь бы ничего про себя не знать… У Кааша, наверно, ведь есть лекарства, которые отшибают память? – И это глупо. Ведь больше никто ничего не забудет.

– Нельзя, – странно нежно сказал Кааш. – Ты ненавидишь себя так яростно, что страшно. Ты одинок. И никого к себе не подпускаешь. Даже меня. Нет доверия, да, Юм? Никакого?

Юм испугался, но ответил честно:

– Доверие? К тебе? Ты смеешься? Ведь ты его брат, ты будешь делать, что он велит.

– Он не велит ничего плохого.

Юм молча пожал плечами. Кааш вздохнул:

– Да ты, горе мое, любой его поступок истолкуешь отрицательно.

– Скорее всего. Но… Я – это я. Я не могу притворяться, что я хороший. И я не могу ничего, никакое дурацкое счастье жизни имитировать даже вам в угоду.

– Не надо имитировать. Надо жить, мой терпеливый, просто жить.

– Я живу, – согласился Юм. – Живу и живу. Просыпаюсь каждый день и иду учить уроки. Долго еще надо жить?

– Ты идиот?

– Я бессмысленно живу. Куда мне применять эти знания, вот хоть по геномике? Математику и астрофизику?

– Чем бы ты хотел заняться?

– А чем нужно?

– Я тебя спросил – не чем ты должен, а чем ты хочешь заниматься. Что ты любишь делать? Ну? Чего тебе хочется?

– Ничего. У меня все есть.

– Да ничего у тебя нет… Хочешь свой корабль?

– …Ты издеваешься?

– Уф. А… Парк красивый? С цветами?

– Зачем?

– Свою планету?

– Ты смеешься надо мной?

– И не думал, – Кааш взял его за плечи и легонько встряхнул: – Ты что же, думаешь, ты навеки тут заточен?

– Какая разница, где я буду заточен, на «Паладине» или на какой-нибудь вашей планете.

– Ах ты несчастный маленький узник! Зараза такая… О-о-о. Ты такая же упрямая и недоверчивая тварь, как и твой родитель. Ну ладно, ладно, не взъерошивайся. Ты не дурак. Но, Юм! Вот столько – вот такую чуточку – можно доверия?

– Зачем? Я и так буду делать, что скажешь.

– Я не враг тебе.

– Но ты брат Сташа.

– А он – враг?

– Нет. Он… Я не знаю, кто он мне. Моя причина, да. Но… Ты вот сейчас меня аккуратно лечишь. Но он велит, и ты меня так же аккуратно умертвишь.

– Точно, с ума сошел.

– Нет. Так уже было. Я запомнил.

– Когда?!!

– А тогда… Сразу…

– …Вот с этого места подробно, – велел Кааш. – Когда это мы тебя умерщвляли, паразит ты такой, а? Юмка… Да ты что, всерьез?

– Когда я все рассказал… Где был в Бездне… И ты укол…

Он попятился, но Кааш стремительно схватил на руки, больно притиснул к себе и твердо сказал:

– Нет!

– …Пусти меня!! Пусти!!! …Как это нет?

– Нет, – Кааш осторожно поставил на ноги. – И в мыслях не было.

Юм отошел подальше, зачем-то залез с ногами на диванчик в углу, втиснулся спиной в его мягкий угол, обхватил коленки. Только бы снова Кааш не попытался схватить своими громадными руками. Но Кааш вообще отошел и сел за стол так, чтоб между ним и Юмом был и стол, и максимальное пространство:

– Не бойся. Черт знает что в твоей голове… Там в шприце лекарство было, лекарство! Юм, ты… Ты чудовище. До сих пор думаешь, что я… Мог… Такое?! И при этом каждый день со мной говоришь, уроки отвечаешь, ешь со мной за одним столом?

– …А куда ж я денусь…

– Юмис. Зачем ты внушил себе эту убийственную дрянь?

– Я не внушал. Это правда. Если б я был не Юмис, он бы давно меня убил. Насовсем. А так – убил и потом велел тебе оживить. Чтоб я стал послушным навсегда. Я стал, – Юм даже кивнул собственным коленкам. – И живу, как вы хотите.

– Какую же ты дрянь придумал про нас! Это – неправда! – по голосу было слышно, что Кааш всерьез расстроен. – Юм, Юм. Ох, Юм. И ты так думал всегда? Когда оказался здесь и начинал умирать, едва он к тебе приближался?

– …Да. Я и сейчас так думаю.

– Ты ошибаешься… Юм. А ты не путаешь ненависть с болью?

– …В смысле? – Юм нечаянно быстро глянул на Кааша, напоролся на синий взгляд, ничего не понял и скорей съежился снова.

– Да не желает он тебе смерти, дурачок маленький. Он… Ты ему всего дороже. Нет ничего, чего бы он для тебя не сделал. Он и делал. Он знает, что тебе без него легче. Конечно, ты со своим ужасом – для него страшная беда. Он бы все отдал, чтоб ты… Как-то вырос из этой беды. Ведь с первых же твоих дней, стоит ему приблизиться, ты… Визг в лучшем случае, в худшем – коллапс. Сам знаешь.

– Я не нарочно, – беспомощно сказал Юм и уткнулся лбом в коленки. – Очень страшно и все. Я потому что тогда…

– …Что – ты?

– Тогда я никакой не Юмис… А Черное дитя безмозглое, и все.

– Ох, Юм. Дай ему вырасти.

– …А?

– Вот это Черное дитя. Оно просто маленькое. Одинокое. Беспомощное. Конечно, страшно. Помоги ему вырасти. А то оно застряло там… В самом начале. Но ведь надо жить дальше.

Юм даже снова поднял голову и посмотрел на Кааша: что это за новая сказка? Кааш осторожно улыбнулся и пожал плечами:

– Не пытайся его победить в себе. Помоги ему. Никто лучше тебя самого с этой больной частью твоей сути не справится. Никто лучше тебя и не знает, что ему нужно.

– То, что ему нужно… Невозможно.

– Да ладно. Возможно. Ему нужен Сташ, – вздохнул Кааш. – Отец.

– …Сташ его ненавидит.

– Еще бы! Конечно. Он бы все отдал, чтобы его в тебе не было, чтоб ты родился иначе, был здоров, сиял как солнышко и ездил у него на шее. И он все отдаст, чтобы это Черное дитя исцелить. А ты его к себе не подпускаешь. Юмка. Давай стремиться к простому результату: чтоб ты хотя бы мог выносить его присутствие. Мог слышать его голос. Я помогу. Научу, как работать с нервами.

– Надо, – согласился Юм. – Но… Но вот я тебя слушаю и хочу убежать и забиться под кровать. С трудом сдерживаюсь.

– Но ведь сдерживаешься. Ты сильный. Ты научишься. Не будешь ведь ты при живом отце сиротствовать. Бедный дурачок.

– Я должен поверить, что Сташ – хороший?

– Ты для начала поверь, что ты сам – хороший. Что Черное дитя в тебе – это беспомощный младенец, которому жутко жить совсем одному на свете. Возьми его на руки. Внуши, что у него есть ты. Что ты его защитишь ото всех бед, потому что ты – всемогущий Юмис.

– …Ты серьезно?

– Понимаю, что ты думаешь. То, что я говорю, звучит слишком просто. Ох, Юмка. Ну, придумай способ получше работать с этим узлом твоей психики.

– Узлы проще всего разрубать.

– Ага, попробуй. Потом концов не найдешь.

– …Кааш. Давай без метафор.

– А без метафор: береги себя. И начинай разбираться со всеми своими психами, проблемами, системными ошибками… Извини. Без метафор так без метафор. Вот что, мальчик мой родной, давай хоть в этой гнуснейшей истории разберемся… О том, что мы тебя убили и потом реанимировали, чтоб стал послушным… – Кааш перестал говорить и поморщился. Поднял кулак, будто готов был ударить по столу – но тут же осторожно положил руку на стол и разжал пальцы. Не стал пугать нервное дитя. Только вздохнул.

– …Это звучит ужасно, когда ты говоришь.

– Это и есть ужас. И – гнев. Я… Да я в ярости, если честно. Не бойся. Не в тебе дело, а в нас… Что твоя жизнь так пошла, будто под откос с самого начала…

– Откос?

– Не важно. Плохо пошла, не так, как надо. И теперь ты приписываешь нам то, чего у нас и в мыслях не было. Ты так его боишься, что… Слишком ужасно интерпретировал его поведение. В том шприце правда было лекарство.

– …Лекарство?

– Лекарство. Витамины, чтоб поддержать сердечко. Юмка, ты ошибся. И в ситуации, и в Сташе. Со страху. И ты был очень болен тогда, твое сознание было… Так скажем, сумеречным.

– Витамины… Он… Не велел убивать?

– Не велел. Клянусь. Ты все перепутал от ужаса… Да никогда в жизни он такого не велит. А я никогда в жизни не сделаю, – Кааш замолчал. Смотрел в пол. Думал.

Юм струсил. У Кааша хотя бы были мысли, чтоб думать – у него только пустота. И страх. И голова болит, болит… Юм сказал:

– Я хочу тебе верить.

– Но никак? Да как хочешь, но факт: мы с братом не убийцы. Ох, Юмка. Ты думаешь, он – громадная неуязвимая космическая зверюга, власть и мощь – а он живой человек… Нет, не буду ему говорить, какой бред ты носил в своей больной голове, маленький нервный негодяй. У него и так уже гвоздей в сердце полно.

– …Он не велел убивать? – снова зачем-то спросил Юм.

– Не велел, – терпеливо ответил Кааш. – На кой черт ему твоя смерть? Или вот эти твои психи, сопли, обмороки? Ему помощник нужен. А мы с тобой круги по Доменам наматываем… Лишь бы больного ребенка не пугать, – Кааш вздохнул и спросил: – Башка болит?

– Терпимо.

– Пойдем, таблетку дам… Так и будешь в углу сидеть?

Юм отпустил коленки и медленно встал на ноги.

– Послушный какой. Хоть бы раз сказал: «нет, не буду, не хочу»… Юмка. Спасибо, что хоть заговорил… Как ты жил-то с таким адом в голове? А я то думаю, что этот кортизол не подавить никак…

– А?

– Да думаю, как твои узлы если не распутать, так хоть ослабить… Да, Юм, мы с тобой к этому разговору вернемся. Но… Это очень трудный разговор. Дай мне время подумать, пожалуйста.

– Но нам надо Домой? – скорей спросил Юм.

– Давно пора, – кивнул Кааш. – Думаешь, каково ему там? Работы тьма. Ни сна, ни отдыха. А я тут, весь в твоих детских соплях… Ох, Юм. Но нам туда нельзя, пока ты не поправишься. Главное, что нам с тобой надо – победить все твои психи. …Юмка. А ты вообще мне в глаза будешь смотреть?

– Зачем?

Кааш больше стал с ним разговаривать обо всем подряд, что впрямую геномики или склонения неправильных глаголов не касалось – теперь понятно, зачем Каашу эти скучные разговоры о химии мозга, о психологии: в терапевтических целях. Кааш рассказал много дельного о том, как работает мозг и как держать в узде разбалансированный нейронный контур. Расспросы Юма пугали. Но он был очень вежлив и всегда честен, если, конечно, Кааш не спрашивал о чем-то таком, про что Юм давно и прочно решил никогда ни с кем не говорить. Чтоб нейронный контур не взбесился снова. Потому что Черное дитя не верит в хорошее. И ничего с этим не поделать.

Кааш, в общем, и не настаивал, хотя вовсе не из равнодушия – он теперь относился к Юму теплее, даже шутил, иногда даже целовал в макушку. Это было трудно терпеть, но Юм постепенно привык, не вжимал голову в плечи, не шарахался – блокировать эмоции он хорошо научился. В конце концов, Кааш его вылечил, привязался, дорожит как сокровищем, потому что Юм и вправду редкость. Кааш может делать с ним что угодно и относиться как угодно, он может даже забыть, что Юм убийца – но сам-то он не может. И забыть, чей Кааш брат – тоже.

А от вопросов о возможных отношениях со Сташем Юму тут же делалось плохо, лимба вставала на дыбы и истекала ядом нейромедиаторов, он цепенел от страшной головной боли, орал и выл потом во сне, и ужас провоцировал новую волну эксайтотоксичности, он заболевал, лежал как тряпка, и болела, болела, болела голова, в нем замирала жизнь – это была объективная данность, с которой ни сам Юм, ни Кааш со всем его медицинским арсеналом ничего не могли сделать. Кааш оставил в покое, о Сташе больше не спрашивал и повторял уроки того, как ставить блоки между лимбой и корой, чтоб «дефектные» эмоции не имели над его сознанием власти… Юм был очень хорошим учеником, и стены между разумом и перепуганным животным раз от разу становились все крепче и выше. Он успокаивался, боль отпускала и он снова вставал, возвращался к гимнастике и урокам – собранный, разумный, вежливый. Безучастный ко всему и ко всем. Очень исполнительный. А Кааш почему-то становился все угрюмее, и пытался объяснить про отбор эмоций, про то, что хорошие эмоции очень нужны. Юм растерялся: зачем они вообще?

– Чтобы отличать хорошее от дурного, – внушал Кааш. – Когда ты пьешь свое любимое молоко из синих баночек – ты же с удовольствием это делаешь? Значит, мозг понимает, что пить молоко – это хорошо.

– Да, – признал Юм и тут же захлопнул соответствующую эмоциональную щель. Никаких радостей ему нельзя. Надо исправить.

Кааш спохватился через несколько дней, когда заметил, что синие детские баночки с молоком на соответствующей полке перестали убывать – раньше обычно Юм сам их брал на полдник. Кааш мрачно привел Юма в столовую, велел сесть на место и поставил перед ним открытую баночку:

– Пей.

Юм послушно выпил, хоть и не время было для полдника. А Кааш расстроенно сел напротив:

– Что же ты с собой делаешь, дурачок? Я раньше, когда ты это молоко пил, хоть замечал в тебе что-то живое. Ты на него смотрел, как котенок, глазки оживали, и облизывался, когда думал, что я не вижу. А сейчас?

– Я его заблокировал, – Юм покрутил в руках баночку. Эти синие баночки с концентрированным молоком сопровождали его, сколько он себя помнил, ну и что? – Оно не стоит никаких эмоций. Это просто белок и молочный жир.

– Юм, ты превращаешься в робота.

– Если бы, – усмехнулся Юм. – У роботов голова не болит.

– Ты чего-нибудь вообще хочешь?

– Нет.

– Ребенок, я как будто с роботом разговариваю. Ты доиграешься: бустером хочешь стать?

– Кааш. Ты теряешь со мной время, – Юм посмотрел на свои крупные кисти на тоненьких запястьях и поморщился. – Я не смогу долго… Долго все это терпеть. Послушай, я придумал… У вас же есть возможность взять у меня сколько угодно генетического материала. Что мешает клонировать точно такой же организм или даже несколько, чтобы расширить фронт работы, правильно воспитать, вырастить здоровыми, выносливыми, преданными – и пусть они делают все, что там вам понадобится.