Читать книгу Мартовские истории - Ольга Дмитриевна Макарова - Страница 6

Павел очень любил свою маму. Ему еще не было девятнадцати, когда отец умер от инфаркта. Папа был деканом факультета архитектурного института, а мама работала там же преподавателем технического рисунка. Маме нравилась ее работа, но после смерти папы выяснилось, что зарплата тоже имеет значение. Маминой зарплаты на двоих не хватало. Павел решил бросить учебу в Университете и пойти на завод слесарем, но мама наложила категоричное вето на его решение: «Я буду голодать, но мой сын никогда не будет работать слесарем. Мой сын будет образованным человеком!». Они не голодали, Софья Павловна научилась шить модные платья и, приходя вечером с работы, до самой поздней ночи строчила на машинке. Двоюродная сестра Лола еще с университетских времен дружила с девочками из хороших семей. Повзрослевшим девочкам и их дочерям хотелось носить платья «не как у всех», был спрос, были средства, но с «предложением» было туговато. Лолита на себе демонстрировала работу сестры, и заказы на штучный товар сыпались градом, только успевай кроить и строчить. Софья Павловна научилась где-то доставать дефицитную ткань, и цена на ее изделия сразу же повысилась почти в два раза. Павел никогда бы не подумал, что портниха может зарабатывать больше, чем декан, но так и было. Они с мамой не зажили на широкую ногу, но два печальных слова – «не хватает» исчезли из их жизни, и мама стала часто ходить по ювелирным магазинам: она не верила сберегательным кассам, и предпочитала превращать свой труд в золотые изделия.

Софья Павловна очень любила свою двоюродную сестру, на похоронах Лолиты Львовны ей стало плохо, она чуть было не упала в яму свежеприготовленного последнего пристанища.

Павел Сергеевич Штейгер вспоминал другие похороны: когда почти тридцать лет назад опускали в землю гроб с телом его отца, мама стояла бледная, но спокойная. «Павел, – сказала она тогда сыну, – Ты должен взять фамилию своего деда. Твой дед Павел Штейгер был честным и порядочным человеком, я хочу, чтобы ты вырос похожим на него!». При жизни отца мама ни разу не обмолвилась о своей обиде, но, как известно, обида не теряет со временем своей остроты, а месть вкусна даже холодной. Павел не посмел перечить матери, только спрятал подальше фотографию сестры и ее подруги, найденную в кармане отцовского пиджака…

Ночная птица сова, вынужденная каждый день ни свет ни заря покидать свое дупло, по утрам чувствует себя очень неуютно, особенно, если кругом порхают и кричат бодренькие жаворонки. Мысли о великих свершениях и силы на них приходят к сове во второй половине дня и нарастают с приближением ночи, но бедная птица вынуждена жить по законам стаи жаворонков, и по утрам, когда ее никто не видит, она пьет чай с козинаками и клюет носом…

Лолиты Львовны больше нет, и Миле даже немного жаль взбалмошную старушенцию, но зато теперь она совсем одна в кабинете, и может без опаски вздремнуть, положив такую тяжелую в буднее утро голову на рабочий стол. Сквозь сон она услышала, как кто-то зашел в кабинет и закрыл дверь на замок. «Главный!»: – испуганно подумала она и захотела проснуться, но не получилось. Проснулась она от того, что кто-то со всей силы стучал в дверь.

– Мила, ты спишь на работе? А если бы Павел Сергеевич захотел сюда зайти, а ты тут закрылась и храпишь? Попало бы тебе! – за дверью стояла дочь Главного Тоня и шутливо грозила наманикюренным пальчиком.

– Привет! Да я просто музыку слушала в наушниках. А закрылась, наверное, машинально, «Я что с ума схожу?»: – подумала Мила, она точно помнила, что не закрывала дверь.

– Да ладно тебе, Мил, я не выдам, мы же подруги. – Тоня впорхнула в кабинет, взяла старухин стул, и приставила его к столу Людмилы. – Угостишь чаем? Я конфеты принесла. Столько всего происходит, тетушка так внезапно приказала долго жить, а отец молчит как рыба. Я даже не знаю, что с ней случилось. И ты какая-то странная вернулась, расскажи, как съездила? – Тонечка, наверное, хотела вызвать ее на откровенность своей болтливостью, но Мила вовсе не горела желанием посвящать главную сплетницу редакции в подробности своей командировки. Она думала, как бы перевести разговор на другую тему, в задумчивости обежала взглядом комнату, и снова поймала себя на мысли, что с ней что-то не так: на столе Лолиты Львовны лежала тонкая синяя папка. Мила не знала доверять ли ей теперь своей памяти, но все же она была уверена, что утром папки на столе не было.

– Это твоя папка? – спросила Мила у Тони, оставив без внимания ее болтовню.

– Нет, я ничего сюда не приносила, кроме конфет, – весело ответила Тоня. – Чайку-то попьем?

– Ага, – Людмила встала из-за стола и направилась к синей папке. Внутри лежали старые трухлявые картонки желто-серого цвета размером с альбомный лист, под названием «Учетная карточка студента». Черные строчки карточек были исписаны неразборчивым почерком, а в левом верхнем углу помещалась фотография паспортного формата. Пять черно-белых лиц. Двоих из пяти она тут же узнала: молоденькая Злата и загадочный отец Даниэля, Микаэль Лахтинен – сходство было просто поразительным. Она без труда догадалась, кому принадлежат еще две карточки: Александр и Павел: одно лицо. С пятого снимка улыбалась очень красивая девушка…

– О! Это же Дина, сводная сестра папы. Она пропала без вести. Откуда у тебя ее фотография? – удивленно воскликнула подошедшая Тоня.

«Да, действительно, откуда? – подумала Мила, – Или я схожу с ума, или пора начинать верить в потусторонние «субстанции», что, в общем-то, одно и то же…»

Когда они прощались, Даниэль с надеждой вручил ей свой номер телефона. Она смяла блокнотный листок и засунула в один из многочисленных карманов сумки, подумав, что никогда не будет звонить ему, а бумажку потом выбросит. Но не выбросила, и теперь вот звонила.

– Привет! Как ты?

– А, это ты, – он отвечал недовольным голосом обиженного ребенка.

– Да я, – Мила растерялась, она – то думала, он обрадуется, все-таки он к ней неровно дышит. – Как прошли похороны? – она решила проявить в нем участие.

– Не знаю, я не ходил, – ехидство так и выпирало сквозь его показное равнодушие.

– На похороны матери! Почему?

– Ты еще спрашиваешь! – он перешел на повышенный тон. – Хватит с нее и того, что мне пришлось все оплачивать, половине города теперь должен. Эта кукушка бросила меня, скрыла правду о моем отце, а теперь еще и лишила меня наследства своим завещанием. И кому же она все оставила? Своей новой знакомой Людмиле Мартовой, которую и знала-то всего ничего!

– Как это?

– Да вот так, сразу после похорон к нотариусу, а там: «Сюрприз!».

– Ты же не был на похоронах?

– Был, – устало ответил он, – Я один там и был. А вот новоиспеченной наследницы что-то не заметил. Приезжай, надо все уладить.

Под угрозой армии, да и не только, ему очень хотелось покинуть Родину. Он уже спал и видел, как мамино гражданство и деньги помогут обрести творческую свободу и пристанище где-нибудь в Западной Европе. Впрочем, ребенок-космополит был согласен и на мамину – Восточную. Главное – Европа. Но судьба распорядилась иначе…

Мила затосковала по своей прежней размеренной жизни. Работа, встречи с подругами в кафе по вечерам, даже редкие свидания, от которых не было никакого толку, кроме тем для обсуждения с подругами: все это сейчас казалось таким правильным. И чем она была недовольна? Ее жизнь была серой и обыденной, дни и вечера, похожие один на другой? Ну и что, зато по ночам она могла мечтать о том, чего ей так не хватало: о приключениях, встречах с интересными людьми и о том, что ее полюбит кто-нибудь особенный, не такой, как все. Но когда ее желания начали исполняться, она очень быстро от них устала.

Девушка сидела в приемной у Главного и ждала, пока он закончит встречу. Мила покраснела, чуть ли не раскалилась от обиды: «Вся эта история с самого начала была шита белыми нитками. Откуда он мог знать, как выглядит пани Войцеховская, если ни разу не видел ее? А где он мог ее увидеть, если группа ни разу не выступала? Вот хитрый жук!». Наконец дверь открылась, выпуская посетителя из рекламного агентства. Мила едва дождалась, когда он покинет приемную, ворвалась в кабинет, и захлопнула за собой дверь.

– Павел Сергеевич, если Вы хотели, чтобы я разузнала все про Вашу сестру, надо было прямо сказать!

– А ты разузнала хоть что-нибудь? – он говорил спокойно, не отрываясь от чтения своих бумаг.

– Нет, но, – такого ответа Мила не ожидала, весь ее пыл испарился. Она, хотела рассказать ему о таинственной папке, но в последний момент передумала, незачем откровенничать с человеком, который сам скрывает правду, – Лолита Львовна приказала долго жить, пани Злата тоже, и Вы сами сказали: «Возвращайся».

– Как бы тебе объяснить, чтобы ты не сочла меня умалишенным. Ты же, скорее всего, не веришь в таинственные силы. Я тоже не верил, пока сам не столкнулся. А теперь я связан обещанием. Мой отец очень обиделся на меня, когда я отказался от его фамилии. Знаешь, если мертвые обижаются на тебя, с тобой может произойти все что угодно. Однажды отец приснился мне и я спросил, что нужно сделать, чтобы он меня простил. «Верни мне мою девочку»: – сказал он. А девочка погибла, и бродит неприкаянная среди живых, ищет расплаты. Непростая задача убедить такую девочку отказаться от мести и направить призрачные стопы свои к Небесам. Ей нужно что-то большее, чем смерть обидчика. Вот я и хотел понять, что ей нужно?

– А почему бы не спросить у нее самой? Зачем же такие сложные обходные пути? – с издевкой в голосе спросила Мила. – Ведь Вы же запросто болтаете со своим преставившимся папой.

– Все! – рявкнул он, – Тема закрыта! Иди!

– Мне нужен отпуск на неделю с завтрашнего дня, – Мила протянула ему бланк заявления.

– Да хоть на две недели, – он быстро поставил в правом углу свою размашистую подпись.

Даниэль встретил ее на вокзале: – Здравствуйте, мисс Ротшильд! Что же вы в к нам на поезде, а не на своем личном самолете? Машина уже подана, извините, что не лимузин. Чем богаты, тем и рады!

– Не язви. Мне не нужно твое наследство, я приехала, чтобы во всем разобраться.

– Разберешься! Мамочка тебе письмо оставила, у нотариуса.

Шел затяжной сентябрьский дождь, старая машина тряслась и подпрыгивала на многочисленных ухабах и, собирая лобовым стеклом крупные капли, неслась навстречу мокрым серым дорогам. Две гостиницы остались позади.

– Куда мы едем? – Милу начало мутить от такой езды и стойкого запаха бензина и пота в салоне, ей хотелось знать как далеко еще до пункта назначения.

– К Дементею, – Даниэль кивнул на своего приятеля за рулем, я сейчас у него живу.

«Нормальные имена уже запретили?»: – подумала Мила, – А почему к Дементею, а не в гостиницу?

– Нет уж, дорогуша, я тебя одну не оставлю, пока ты отказ от наследства не напишешь. Ты девушка шустрая, сгоняешь к нотариусу без меня, оформишь на себя мамочкино добро, и ищи тебя потом, – сказал Даник, а его бессловесный приятель солидарно кивнул головой.

– Самое смешное во всем этом то, что несколько дней назад ты клялся мне в любви, а теперь из-за каких-то денег…

– Любовь любовью, а деньги деньгами, – оборвал ее Даниэль. – Деньги – это свобода, а любовь – это узы, – многозначительно произнес он, и его молчаливый приятель снова согласно кивнул.

– Я не останусь в квартире одна с малознакомым мужчиной и его сомнительным товарищем! Вид у вас не очень-то, – она презрительно смерила взглядом длинные сальные патлы Дементея, его исколотые сережками уши и замызганные растянутые кожаные портки.

– Что за грязные мысли, Мила? Дементей, между прочим, человек женатый. А я на твою честь покушаться не буду, у меня нет проблем с девушками, всегда находятся те, что хотят того же, чего и я.

– Могу себе представить этих тех. Женский вариант Дементея, наверное. Ты же человек «широко известный в узких кругах».

– Да я тебя держать не буду! – Даник начал выходить из себя. – Завтра оформим все бумажки, и до свидания! Будешь еще учить меня жить! Вот получу наследство, уеду в Европу и соберу там группу. Ты еще про меня узнаешь! Увидишь тогда моих девушек по телевизору.

– Все с тобой ясно, – Мила устало откинулась на потертую спинку заднего сиденья. – Там хоть помыться-то можно по-человечески?

– Приехали, – густым басом возвестил Дементей.

Женский вариант Дементея под названием Лориэль (Ира) стоял на маленькой прокуренной кухне двухкомнатной квартирки с видом на помойку и забрасывал в огромную кастрюлю с кипятком четвертую пачку пельменей.

– Вы пива купили? У нас сегодня квартирник! – радостно возвестила Лориэль. – Скоро ребята придут! Там такие мальчики есть, – она серьезно затянулась вонючей сигаретой, – Музыканты, очень талантливые. – Куришь? Мила отрицательно замотала головой, и почитательница талантов продолжила:

– Жаль, что я замужем, а ты занятая. Демка у меня хороший, спокойный, выпивает в меру, все в дом: машину вот купил. Но нет в нем этого, ну ты понимаешь, ну чтобы внутри все прожигало. А вот твой такой классный, красавец, талантливый. Где вы познакомились? Ты, вообще, кто? Я – светлый эльф. Она откинула выкрашенные в красно-рыжий цвет волосы и продемонстрировала Миле торчащие вверх куски пластыря на ушах, расписанных «под хохлому». Дементей – темный эльф, видела у него сзади хвост на цепочке?

Милу уже тошнило от всего этого:

– Ира, есть чистое полотенце? Я хочу помыться. «Если это и есть интересные творческие люди, то лучше уж с такими не встречаться, а провести свою жизнь среди обывателей, которые выгодно отличаются тем, что не прикрывают свою никчемность внешней мишурой, типа остроконечных ушей из пластыря и хвостов бедных животных на драных кожаных штанах с облезлыми цепями»: – подумала она. Ей, даже, стало жаль Даниэля, она-то скоро уедет отсюда и забудет все это, как кошмарный сон. А он останется, и даже деньги не помогут ему вырваться из окружения этих существ. Не будет никакой Европы, скорее всего, все наследство уйдет на травку, пиво и пельмени для эльфов всех мастей. Она могла бы его спасти, вытащить отсюда и увезти с собой, может быть, при надлежащем обращении из него и вышло бы что-нибудь путное. И она так и сделала бы, будь ей глубоко за тридцать пять; но она еще не перешагнула тридцатилетний рубеж, и лелеяла в сердце мечту о прекрасном рыцаре без страха и упрека, который свалится на нее вместе с белым конем, и унесет в свою сказочную страну, где есть дворцы, море и пальмы в цветах. «Ну а если этого не случится, то уж лучше быть одной…»

Время шло к полуночи, а эльфы и «талантливые» все прибывали и прибывали, принося с собой бутылки с «жидким хлебом». Вечеринка только начиналась. Кто-то горланил идиотские песни под расстроенную гитару, кто-то мимо нот «подыгрывал» на флейте, некоторые играли в какие-то «волшебные» карты, ржали, как табун лошадей и общались между собой «веселыми словами», пытаясь переорать «живую музыку». Остальные, преимущественно дамы, закрылись на кухне и в густом табачном дыму вели великосветские беседы о том, как тесен их маленький эльфийский мирок, где все эльфы уже не первый круг ходят по рукам друг друга, и так сложно понять: кто? когда? и с кем? Но нужно понять, чтобы знать с кем и против кого дружить.

Понятно, что, несмотря на всю свою усталость, плотно закрытую дверь и подушку на голове Мила не могла уснуть в этом волшебном притоне.

Сделав три предупредительных стука, но, не дождавшись ответа, в комнату вошел Даниэль.

– Не спишь? – он присел на край кровати.

– Глупый вопрос.

– Я принес тебе портер, выпей, – он протянул ей пластиковый стакан, наполненный темным пивом.

– Не хочу.

– Поможет заснуть.

– Давай, – Мила приподнялась и протянула руку. – Может, хоть голова пройдет, – осушив стакан, она вернула его Данику, тот смял его и выбросил куда-то в темный угол.

– Знаешь, а я в последнее время, вообще, плохо сплю. С тех пор как мама умерла, кошмары какие-то снятся, как будто я хочу кого-то убить, бегу, догоняю и…руки в крови, в руках черная гитара тоже вся в крови. А еще знаешь, ко мне во сне песни приходят, такие красивые, но когда просыпаюсь, не помню ничего. Чего молчишь, Мила, Мила? А, ты спишь. Ну спи, – он поправил ей одеяло и вышел из комнаты, плотно закрыв за собой дверь.

– Нет, все-таки, он – хороший мальчик, – думала Мила, засыпая. – От крепкого пива она стала излишне сентиментальной, – Просто ему не повезло в жизни. Завтра я ему расскажу, кто его отец. Он, наверное, обрадуется, сможет уехать в Финляндию. Это такая красивая, спокойная и богатая страна, и там очень любят мрачных рокеров.

Мила проснулась ночью то ли от головной боли, то ли от странного предчувствия. Черная кошка сидела около кровати и недобро смотрела на нее светящимися в темноте глазами. Она уже собралась, готовая к прыжку, кошка метила куда-то в область ее шеи. Девушка заорала, так, что вздрогнули даже уснувшие любители шумных пьяных сборищ. В комнату вбежал полуголый Даниэль, он единственный из всех смог бодро подняться на ноги.

– Что случилось?!– он включил свет.

– Кошка, черная кошка! Здесь сидела кошка, – Мила показывала рукой на опустевшее место. Ни под кроватью, ни в углу за шкафом, ни в шкафу кошки не оказалось…

Миле хотелось скорее покинуть «нехорошую квартиру». К нотариусу они приехали за полчаса до начала рабочего дня, но у закрытых дверей конторы уже переминались с ноги на ногу две бодренькие бабушки, обсуждая между собой все тонкости наследственных дел. Одна из них пришла на прием первый раз, а другая уже десятый раз переписывала завещание, выстраивая таким образом "правильные" отношения в своей семье. «За мной будете!»:– сказала она Данику. Мила обреченно поняла, что быстро закончить здесь не получится. К моменту открытия очередь выросла до десяти человек, и все они «радостно» общались между собой, как старые знакомые. Утром у Милы просто болела голова, теперь в ней начали бить огромные и частые фонтаны сжимающей виски боли. «Что я тут делаю?, – подумала девушка, – Как меня угораздило вляпаться во все это?».

В маленькой приемной было душно, темно и не было места, куда можно было бы присесть. «Это чистилище, – поняла Мила – Все собравшиеся тут грешники, они в чем-то провинились и должны страдать. И я виновата в том, что была такой глупой и самоуверенной!». Наконец, спустя сорок минут после открытия, подошла их очередь.

– Читайте письмо, – строго сказала Миле нотариус, женщина, давно перевалившая за тридцать пять.

– Нам бы побыстрее отказ сделать, – вкрадчиво заговорил Даниэль, – девушка на поезд опаздывает.

– Нельзя, – нотариус извинительно улыбнулась ему. – Она должна сначала прочитать письмо, это обязательное условие завещания, – нотариусу эффектный молодой человек был симпатичен, но не настолько, чтобы рисковать ради него работой. Умные женщины между мужчинами и работой всегда выберут последнее. Мужчина – это узы, а работа – деньги. Деньги – свобода. Узы – для слабых женщин, свобода – для сильных.

– Здесь не надо читать, – женщина-нотариус окончательно определилась с выбором, – У меня очередь. Идите домой, читайте. Завтра придете.