Читать книгу Книга за месяц: миф или реальность? Фасткнига, или Волшебный пендель для начинающего, и не только, автора - Ольга Фатум - Страница 14
Оглавление****
С тех пор как роман перестал быть частью его существа и стал нечто отдельным от него самого, внутри писателя образовалась невосполнимая пустота, бездонная дыра одиночества, которая, казалось, с каждым новым днем разрастается все больше и больше, грозя обернуть его в ничто. Ему необходимо было заполнить ее чем-то, но чем или кем – он еще не знал.
Каждый день в свежих новостях культуры он находил новую заметку о некогда своем родном романе, который, как блудный сын, отрекся от своего дома и пустился в путешествие по неведомым странам и далеким континентам. Его переводили, читали, пересказывали и обсуждали. Он был предметом горячих споров и оживленных дискуссий. Он стал символом эпохи, в то время как писателю отводилась скромная роль в многочисленной среде соавторов-читателей. Среди них была и она, один из первых его критиков, рецензентов и почитателей романа. Как бы случайно их столкнуло провидение на одной из таких вечеринок романистов, и они снова оказались друг против друга, не зная, что сказать. Некогда восхищение и удивление, потом разоблачение и разочарование сменили смущение и грусть.
Читательница: Не ожидала вас увидеть. Говорят, вы не посещаете подобные мероприятия и живете отшельником в глуши.
Писатель: Иногда, как видите, я все-таки выползаю из этой самой глуши в массы.
Читательница: Вот, я вас опять, кажется, обидела. Простите. Просто так говорят.
Писатель: Я удивлен, что обо мне вообще еще говорят.
Читательница: Вы же сами отказались от публичной жизни. Скажите честно, чего вы испугались?
Писатель: Как выяснилось, все-таки вас, хотя вы и не так ужасны, как вас рисуют. Да и не только…
Читательница: В каком смысле? Я вас не понимаю…
Писатель: Видите эту книгу? Знаете, чья она?
Читательница: Конечно, она же ваша.
Писатель: В том-то и дело, что она уже давно не моя. Она принадлежит всем, кроме меня, и одновременно никому, поскольку отныне она самодостаточна и независима.
Читательница: По-моему, это прекрасно. Каждый родитель мечтает, чтобы его дитя обрело свободу и независимость.
Писатель: Так же как и творец, грезящий об увековечивании своих идей. Творение, задачей которого раньше было приносить бессмертие, теперь получило право убивать – быть убийцей своего автора.
Читательница: Вы только что констатировали собственную смерть?!
Писатель: Увы. Отныне это самая что ни на есть правдивая правда.
Читательница: Может, мне вас отсюда украсть, чтобы у вас и вправду не случился смертельный приступ?
Писатель: Может быть…
Читательница схватила угрюмого и подавленного автора за руку и потащила за собой на улицу. Только так, вытащенный наружу чужими усилиями, ледяной писатель стал мало-помалу оттаивать и приходить в чувства. Эти чувства оказались чувством весны, которая распустилась серебристыми почками на деревьях, и искрящимися лучиками солнца в их ветвях, задев нечаянно одной из них за сердце автора. Он вспомнил, что когда-то тоже был весной – такой же сияющей и яркой, и что, возможно, это повторится вновь. От этой мысли он, сам не замечая того, вдруг улыбнулся читательнице, она подумала, что эта улыбка адресована ей, и ответила тем же, отчего обоим стало по-весеннему тепло и уютно. Слова были лишними. Поэтому они шли молча и тихо радовались тому, что повстречали друг друга – именно об этом шептались их пылающие глаза, сверкающие взгляды и липкие ладони.
Назавтра они проснулись с рассветом и очутились в объятиях друг друга, ничему не удивленные, лишь слега раздосадованные, что это не произошло раньше. Теперь, когда они сбежали от повседневности, забыли о реальности и погрузились в любовь, им только и хотелось, что проводить вместе дни и ночи напролет. Бездумно, безрассудно и без оглядки назад. Так оно с ними и случилось.
