Читать книгу Свободный полёт. Фантастическая повесть - Ольга Краузе - Страница 11

Юлька догадывалась, что Марина циник, как большинство медиков, но не до такой же степени. Другая бы, хоть расплакалась над бедной Юлькой, а эта даже не вздохнула. Вот, что значит бандитско-перестроечная практика за плечами.

Особую тоску на Юльку нагоняли ночи, ибо ей совсем не спалось. Это в сказках трупы ходячие спят днем, а ночью бродят. Юлька не спала ни днем, ни ночью. Может потому, что она не была вампиром? Во всяком случае ее на кровушку не тянуло, как, впрочем, и на другие продукты. Так вот, днем-то все не спят, и ладно. А вот ночью, когда все спят, что делать? Мысли всяческие ей голову так и свербили. Вспомнилось Иркино гадание, прямо слово в слово:

– И жилец ты, и не жилец… А все через свою любовь и через собственное колдовство, которым ты сама и управлять-то не способна. Не будет тебе ни жизни, ни смерти, и станешь ты мытариться долго-долго. пока не встретишь маленькую девочку с золотыми глазами, пока не подбежит к тебе эта девочка на своих тоненьких, еще не окрепших ножках, не обхватит тебя за шею, и не шепнет тебе в самую твою потерявшуюся душу одно только слово ЛЮБЛЮ.

Где эту девочку теперь искать? И решила, как-то ночью Юлька к Ирине сходить. Давненько они не виделись. Там, поди, уж и дети повырастали.

На звонок дверь открыла, здорово постаревшая, подруга и, окинув Юльку пронзительными зелеными глазищами, вытолкнула за дверь, выйдя вместе с ней из квартиры.

– Привет, Ир, твое предсказание сбылось, я мытарь.

– Вижу, не слепая. В дом ко мне больше не заходи, у меня дети, нельзя тебе к детям.

– Это все, что ты можешь еще мне сказать?

– Я молиться за тебя буду, но ты ко мне больше не приходи.

Когда захлопнулась дверь, в которую Юлька могла не стучаться годами, твердо зная, что здесь ей всегда рады, Юлька пошла, в тоске, не глядя куда несли ее отчужденную плоть, все еще непонятно как передвигающиеся ноги.

Нынче американский постапокалиптический телесериал, затеянный Фрэнком Дарабонтом, по комиксам Роберта Киркмана, Тони Мурома и Чарли Адлардома, про Ходячих Мертвецов только ленивый не посмотрел, а тогда у нас еще мало кто вообще чего в комиксах соображал. Пока Юлька на тех уродов совершенно не была похожа, но все шло к тому. Хорошо, что глубокая осень наступила и зима не за горами. Юлька старается не завонять, однако от последних мух не избавиться и вот-вот черви заведутся. Домой больше возвращаться нельзя – паровое отопление включили, а её шкуре это только во вред. Поселилась на старом Смоленском кладбище, в полуразрушенном склепе. Ей теперь особо-то много не надо. Не спит, ни ест, помыться и в речке Смоленке можно. Главное не забывать электротоком себя подбадривать. Так она и эту проблему решила, от фонарного столба перекидку с розеткой сварганила прямо в склеп. Это живого человека током убить может, Юлька ж теперь не заземленная. А так ничего себе. Днем книжки читает, ночью по городу гуляет. Книжек нынче на помойках полно, они нынче сразу всем без надобности оказались.

Прогулки и на Смоленском кладбище, раскрывают секреты, которые живому недоступны из-за смертной суетливости его. Юлька же здесь не одна такая. Кладбище старое, многие могилы разрушены, вот и плутают души среди надгробий, склепов и памятников. И в склеп, где Юлька обосновалась тоже нередко заглядывают. Человеческая натура общительная. Людям и после смерти поболтать охота. О чем болтать? – о мирском, о грустном, о том, как бесчинствуют потомки не щадя памяти предков. Особенно омерзительны эти тайные ночные перезахоронения, которыми грехи все равно не упрятать. Начались эти бесчинства давно. Когда в 1796 году император Павел I получил титул магистра Мальтийского ордена. Он жаловал ордену городские земли, часть которых те использовали для церкви и кладбища. Его сын Александр I, получил корону в 1801 году, свергнув отца. А всем известно – царь, взошедший на трон благодаря заговору, вершит дела наперекор предшественнику. Вот так Мальтийский орден попал в опалу. Их земли конфисковали, а останки кавалеров ордена, в 1807 году, перенесли на Смоленское кладбище. Перезахоронение вершили тайно ночью.

На этом злоключения останков опальных рыцарей не закончились. Мы же помним по Пушкинской поэме «Медный Всадник», что в 1824 году, в Петербурге случилось страшное наводнение. Тогда бурные воды снесли не только домишко вдовы и ее дочери Параши – любимой девушки несчастного Евгения, живущих у взморья. И Смоленское кладбище, расположенное на Васильевском острове, пострадало. Кресты и надгробья смыты, могилы занесло землей, и больше никто не смог отыскать захоронений предков. Церковные книги с записями имен погребенных после наводнения пропали.

С той поры и бродят их души в поисках последнего пристанища.

А еще есть такие души, что вроде бы и пристанище их на месте, потомками обновленное и приукрашенное, а и тут нет им покоя. Нет продыху Блаженной Ксении, ей с любимым супругом Андреем Федоровичем словом перекинуться некогда. Одолели просьбами своими суетливыми все, кому ни лень. Не хотят понять, что покуда не покаются за страшные изуверства дедов и прадедов, не будет ни им, ни их детям, ни их внукам справедливой жизни. Сколько бы они к часовне свечек ни ставили, сколько бы ни молились, ни кланялись, а без покаяния за грехи отцов наших, нет нам пути.

Разве не наши предки жгли иконы, разоряли церкви и монастыри, убивали священников и монахов? Одним из безмолвных свидетелей этих преступлений была как раз часовня Ксении Блаженной.

Глухой осенью конца двадцатых годов прошлого столетия, на рассвете к черному входу Смоленского кладбища, со стороны Малого проспекта подъехали две крытые машины – черные воронки. Открылась дверца, и на землю стали спрыгивать люди с винтовками. Из второй машины, выпустили еще четырех солдат – внутреннюю охрану.

Потом на землю стали спускаться люди, в черной длиннополой одежде. Их окружили конвоиры с примкнутыми штыками.

– Далеко ведешь нас, антихрист? – спросил у старшины высокий старик.

– На божий суд, папаша, – заржал конвоир.

– Не богохульствуй, – ответил ему старик. И уже громче, чтоб слышали все. – Братья, мы начинаем путь, ради которого Господь сотворил нас. Помолимся, братья!

И скорбная процессия в окружении конвоиров, двинулась в сторону часовни Ксении Блаженной. Из репродуктора прозвучал Интернационал, и грянул залп. Потом еще какое-то время раздавались крики добиваемых людей.

После расстрела траншея, где стонали еще живые и раненые, была засыпана мерзлой землей. Охрану с кладбища не снимали еще долго, покуда шевелилась земля на святой могиле Сорока мучеников.

Вот так убили Веру Христову. А те толстопузые, которые нынче кадилами машут, «освящая» за мзду офисы, банки, магазины, космические ракеты, и всяческие орудия убийства, они всего лишь убогая бутафория. Таким и сигаретами торговать не западло. А нам других и не надо. Мы ж все равно не верим – так, со свечками у алтаря попозируем, фотки на своих страницах в соцсетях развесим и ладно.

Только долетают до нас какие-то странные песни. Мы их подпеваем сквозь слезы, плохо понимая о чем поем.

Вот и Юлька эту песню теперь вспомнила. Ходит и поет. Но, если не по Смоленскому кладбищу, то еще гуляется Юльке по ночам ближе к родной Петроградке, особенно вокруг своего дома любит круги нарезать. И выходит, что не зря. Вот гуляет значит она, и видит, что под кустами Провиантского сквера тетка какая-то валяется. Глядь, а то ее в дупель пьяная соседка до дому не дошла. Пригляделась, а у ней голова в крови и сумки рядом не обнаружено. Однако дышит, стерва. Что там думать, ждать, когда Маринке в больнице бесхозная туша подвернется, если можно такой фокус с соседкой провернуть? Ну и грохнулась Юлька о землю, душа из ее вонючего естества, прямо как пробка из бутылки вон. Покачалась на ветках и гражданке Тимохиной прямо в левую ноздрю и нырнула. Встала, отряхнулась, по-вытаскивала из карманов своего протухшего трупа ключи и прочие необходимые принадлежности и потопала прямиком в законную коммуналку, по месту прописки, утираясь от кровищи рукавом.