Читать книгу Демон Монсегюра - Ольга Крючкова - Страница 4
Книга 1. Бафомет
Глава 2
ОглавлениеПрочитав записи, Клермон понял, отчего его предок разуверился в Божьей силе. Что может быть страшнее крушения мечты и надежд, разве что смерть близких людей? Потомки Раймонда IV уже не были верными католиками, строго соблюдающими обедню, причастие и исповедь. Этому способствовали душевное состояние предка, его слепая вера пошатнулась, он искал ответы на свои вопросы в учении катаров[17], привезённого с Ближнего Востока.
Но многого юный Клермон так и не узнал, ибо последние годы жизни Раймонда IV Тулузского были овеяны тайной, которую нельзя доверять дневникам.
После возвращения из Пафлагонии Раймонд IV вернулся в Тулузу, столицу своего королевства Лангедок. Мечты графа почти сбылись: его резиденция получила славу самого богатого города не только Лангедока, но и соседствующих с ним Аквитании и Франции. Но, не смотря на это, граф пребывал в душевном смятении. Согласно новому катарскому учению он не посещал церковь, но отнюдь не истязал себя аскетизмом.
Новое вероучение не дало графу то, чего он так жаждал: ответы на мучающие его вопросы. Почему крестоносцы терпели столько поражений? Или Всевышний не хотел освобождения христианских святынь от мусульман? Но почему? Неужели он в равной степени благоволит как к христианам, так и к мусульманам? А может, сии святыни ничего не значат?.. Если Иисус, согласно катарскому учению, сын человеческий, а отнюдь не Божий, как учит Библия, то значит, что Дева Мария – простая женщина и не было никакого непорочного зачатия. Значит, церковники просто всё выдумали, дабы манипулировать сознанием верующих, держа их в постоянном страхе перед гневом Господним и перед адскими муками. И что тогда в действительности Ад и Рай? И существуют ли они вообще? Или это тоже вымысел церковников? А копьё, которое нашёл Пётр-Варфоломей в Антиохии, является ли оно священным? Пронзил ли им римлянин тело Христа? Или это просто подделка или ловкое мошенничество священника? Почему оно не объединило крестоносцев, а привело лишь к расколу и без того их некрепких рядов?
Увы, вера катаров не давала графу Раймонду исчерпывающих ответов.
Помимо душевных мук, Раймонд IV по возвращении из крестового похода страдал бессонницей. Едва он закрывал глаза, как к нему являлся четырёхрукий Бафомет, его рубиновые глаза светились. Однажды граф не выдержал, встал с постели, накинул пелисон[18] и отправился в сокровищницу, где среди множества золота и украшений хранилась статуэтка божка.
– Что ты хочешь от меня? – обратился он к статуэтке, словно к живому человеку. – Почему ты преследуешь меня?
Разумеется, Бафомет, безмолвствовал. Граф вспомнил, как несколько лет назад некий незнакомец в Аскарае преподнёс ему в подарок сию статуэтку, заметив, что та обладает магической силой и может выполнять желания хозяина.
Раймонд покрутил статуэтку в руках.
– И как же стать твоим хозяином, Бафомет? И что ты сможешь мне дать? – разговаривал он сам с собой. Его внимание привлёк небольшой свиток, привязанный к верхней руке божка. – Возможно, ответ здесь… Кажется, незнакомец упоминал что-то о заклинании… Но я не придал его словам ни малейшего значения.
Раймонд снял свиток, развязал шёлковую нитку, коим он скреплялся, и прочитал:
«Властью мне данной престолом Бальдашие* и именем Примематона*, перед которыми трепещут все воинства: небесное, земное и адское, призываю: “Появись, Бафомет, для исполнения моей воли, иначе прокляну тебя и лишу всякой службы, лишу своих кровавых приношений. Исполни моё желание”».
Заклятие поразило Раймонда, но он продолжил чтение:
«Далее надо сделать Бафомету приношение: надрезать свою плоть в любом месте, чтобы чаша наполнилась кровью до краёв. Как только чаша будет наполнена, вы ещё раз призываете его. После этого между вами возникнет незримая магическая связь: вы напоили его своей кровью, он стал вашим слугой, и с этого момента всегда будет рядом в незримом состоянии, готовый выполнять любые приказания в обмен на кровеприношение. Но связь с духом Бафомета не безопасна, его магическая сила огромна, вплоть до подчинения вашей души. Чем чаще вы будете просить помощи у Бафомета, тем вероятнее, что это может произойти».
Дочитав заклинание, граф замер, размышляя: что же ему делать? Уничтожить этот свиток или всё же призвать Бафомета? А вдруг получится? А если он действительно явится? Возможно, после этого граф обретёт сон… А если нет?..
Раймонд IV как человек, наделенный богатым воображением, представил, как перед ним появится огромное четырёхрукое чудовище… А это уже скорее демон, а не безобидная статуэтка-божок. От такого предполагаемого зрелища по телу графа пробежали «мурашки», внутри всё похолодело…
– Если ты отнял у меня сон, значит, жаждешь моей крови! – воскликнул граф. – Я совершу этот языческий обряд, или ты сведёшь меня с ума! Но что мне попросить у Бафомета?
Граф задумался… «Богатства у меня достаточно. Моя вторая жена, Эльвира Кастильская, некогда считалась самой прекрасной женщиной Кастилии и Лангедока, да и с возрастом она не утратила своей красоты. Я познал любовь многих красавиц… Сыновья Бертран и Альфонс выросли отважными, дерзкими, умными – моя кровь! А уж красоту унаследовали от своих матерей… Что же мне пожелать? Власти? Присоединить к Лангедоку земли Арагона?* Или захватить владения графа Клермонского, что граничат с моим королевством? Но граф Клермонский – вассал французской короны… И тогда мне придётся сражаться с Францией… А если этот Бафомет – лишь игра моего больного воображения? И он вовсе не наделён магической силой? А человек, который преподнёс его – всего лишь проходимец?.. А может быть, начать с малого и пожелать, чтобы непокорный Гренобль добровольно присоединился к Лангедоку?* Вот и проверю магическую силу Бафомета…»
Граф огляделся, заметив восточный кинжал в открытом сундуке, из которого он только что извлёк статуэтку Бафомета. Затем взял кинжал, откинул рукав пелисона и ловким движением рассёк себе руку.
Прочитав ещё раз заклинание и, подождав, когда чаша наполнится кровью, Раймонд призвал: – Бафомет, исполни моё желание: пусть граф Этьен де Гренобль явится ко мне со свитой и принесёт вассальную клятву, признав во мне сюзерена.
Не успел Раймонд произнести своё желание, как рубиновые глаза статуэтки загорелись ярким огнём и потухли, кровь в чаше забурлила и исчезла. Раймонд взглянул на руку, надрез удивительно быстро затягивался. Вскоре на руке виднелась лишь красная черта.
Граф потерял счёт времени, сколько он простоял, сжимая статуэтку в руках, он не знал, ибо всё произошедшее произвело на него неизгладимое впечатление. Правда, Бафомет не предстал перед ним в полупрозрачном демоническом облике, но исчезновение крови в чаше вселило в его душу страх, и он почти поверил в магическую силу бога соблазна.
Наконец Раймонд IV очнулся. Он ещё раз изучающе воззрился на статуэтку и решил, что ей место в его спальне на камине, а отнюдь не в сокровищнице.
Остаток ночи граф провёл спокойно, видения Бафомета его более не беспокоили, а наутро он пробудился в прекрасном расположении духа. Первым, что увидел граф, встав с постели, – это статуэтка Бафомета, стоявшая на камине. Её глаза отливали демоническим блеском, словно напоминание о той сделке, которую Бафомет и Раймонд IV заключили минувшей ночью.
…Через несколько дней в сопровождении многочисленной свиты в Тулузу прибыл граф Этьен де Гренобль. Он преподнёс Раймонду IV Тулузскому щедрые дары и молил защитить его от посягательств графа Клермонского, коему некуда было потратить свой военный пыл, ибо нового крестового похода не намечалось, разве что на соседние графства.
Раймонд ликовал: всё произошло, как он того и желал – Бафомет действительно обладал магической силой. После отъезда Этьена де Гренобль граф Тулузский, серьёзно задумался: а не вернуть ли ему под свою длань графство Руссильон? Ибо он считал земли Руссильона, бывшее графство Барселонское, своим законным наследством: отец Раймонда IV, граф Раймонд III Тулузский, вступил в законный брак с Эрменгардой, виконтессой де Безье Барселонской. Земли, принесённые Эрменгардой в приданое своему супругу, были обширными и богатейшими. И впоследствии получили название Маркизата Готия*. Но пока граф Раймонд IV Тулузский воевал на Святой земле вместе со своим верным вассалом – племянником графом Барселонским, земли Барселоны захватил Арагон, переименовав их в графство Руссильон*.
Раймонд IV пришёл в бешенство, узнав о вероломстве Арагона. Он тотчас же хотел отправиться в поход и вернуть свои законные земли, если бы не вмешательство его младшего сына, Альфонса, который не участвовал в крестовом походе в силу своего юного возраста. Ему едва минуло четырнадцать лет, и он, увы, не мог противостоять силе арагонцев, ибо все доблестные воины Тулузы отправились в Святую землю.
Теперь же Альфонс достиг того возраста, когда мог высказать своё мнение отцу. Несмотря на свою юность, он мыслил как истинный стратег: надо собраться силами, ибо на помощь Руссильону придут не только арагонцы, но и графство Прованс, жаждавшие освободиться от власти дома Тулузов. Раймонду IV оставалось лишь согласиться с вескими доводами сына.
С принятием Греноблем вассальной клятвы ситуация стала менее напряжённой и Раймонд IV всё чаще стал подумывать о том, чтобы отправиться в поход против Барселоны. Тем более, что он был преисполнен уверенности: Бафомет поможет достичь желаемого. Остаётся всего-то малость – наполнить его жертвенную чашу своей кровью.
Перед тем как отправиться в поход против Руссильона, граф Тулузский решил перебраться в замок Монсегюр, сделав его своей резиденцией. Монсегюр занимал выгодное стратегическое положение, был не преступен, хотя и менее приспособлен для жизни. Но отсутствие привычного комфорта не смущало графа. Помимо неприступности замка его прельщала ещё и близость к Пиренеям, ведь Монсегюр располагался на северных предгорьях, что было весьма удобно для организации предстоящего похода.
Покуда вассалы постепенно стекались к Монсегюру в сопровождении своих военных отрядов и обозов с провиантом, Раймонд IV Тулузский, облюбовав одну из близлежащих укромных пещер, превратил её в храм поклонения Бафомету. Мало того, он привлёк к кровавым обрядам своего младшего сына, Альфонса.
Как только все вассалы прибыли в Монсегюр, граф Тулузский не мешкая выступил в поход. Раймонду сопутствовала удача: его войско штурмом взяло Перпеньян, который также некогда принадлежал Маркизату Готия. Затем один за другим пали города Фигерас, Олот, Вик, Манреса, Жерона.
Военному опыту графа Раймонда, полученному в крестовом походе, не могла противостоять ни одна крепость Руссильона. Когда же его войска вторглись в Таррасу, Сабадель и Бадалону, предместья Барселоны, граф Хуан Руссильонский отправил в ставку неприятеля своих переговорщиков, дабы обсудить условия сдачи своей столицы. Граф Раймонд ликовал, ибо победа была полной.
…По возвращении из похода у графа Раймонда начались видения, ему казалось, что Бафомет повсюду преследует его и требует крови. Облик Бафомета возникал перед графом совершенно неожиданно, будь он за обеденным столом, за разговором с вельможами, на охоте, конной прогулке – словом, где угодно.
Однажды, ужиная в окружении сыновей и супруги, граф побледнел, затем схватил со стола серебряный кубок и запустил его в пустоту. Кубок упал, красное вино разлилось по полу, подобно крови.
– Прочь, демон! Прочь! – неистово возопил граф.
Обеспокоенная графиня и младший сын бросились к мужу:
– Что с вами, ваше сиятельство? Может быть, послать за лекарем? – предложила заботливая графиня.
– Бесполезно… Всё бесполезно… Он повсюду… – лепетал граф, уставившись в пустоту.
– Боже Всевышний! Помоги нам! – взмолилась графиня. – Граф сошёл с ума!
И лишь один Альфонс знал истинную причину безумия своего отца. Помутнение рассудка – это была слишком дорогая плата за сделку с Бафометом.
Увы, но лекарь не смог облегчить душевные муки своего господина. Граф постепенно терял рассудок. Однажды он покинул замок, воспользовавшись одним из потайных ходов, и устремился в пещеру, где поклонялся Бафомету.
Граф, вооружившись мечом, в приступе безумия бросился к статуэтке и попытался разрубить её на части. Но безуспешно.
– Будь ты проклят! Я не хочу, не хочу подчиняться тебе! Оставь меня в покое! – бесновался граф.
Статуэтка лежала на каменном полу, её глаза ловили отблески многочисленных свечей и отсвечивали кроваво-красным огнём.
…В замке почти сразу же заметили исчезновение Раймонда. Графиня выказала крайнее беспокойство, подозревая, что её безумный муж тайно покинул Монсегюр. Она тотчас приказала разыскать его, ибо тот пешком вряд ли успел далеко уйти.
Альфонс с отрядом стражников покинул замок и тотчас, отделившись от них, свернул на малоприметную тропу, ведущую в горы. Вскоре ему пришлось спешиться, ибо тропа круто вела вверх. Альфонс прекрасно ориентировался, не раз проделывая этот путь вместе с отцом. Наконец он достиг тайного убежища.
Войдя в пещеру, Альфонс миновал несколько природных извилистых коридоров, и его взору открылось свободное пространство, подобное залу – необыкновенное творение природы. С потолка свисали многочисленные сталактиты, придавая горному храму ещё большую таинственность.
Альфонс хорошо ориентировался в полумраке, ибо свечи едва горели вокруг алтаря, на котором, по обыкновению, стояла статуэтка Бафомета. Приблизившись, он увидел своего отца, он лежал перед алтарём, раскинув руки, рядом с ним – Бафомет и меч.
Альфонс склонился над графом:
– Отец! Что с вами? Отец…
Но Раймонд IV Тулузский безмолвствовал, ибо он был мёртв.
Альфонс сел рядом с отцом, слёзы душили его.
– Ты слишком много желал отец… – произнёс он, сдерживая рыдания. – Ты хотел власти…
Альфонс поднялся и приблизился к статуэтке. Она притягивала его и манила…
– Я уничтожу тебя! – воскликнул он и взял её в руки. Но как только Альфонс прикоснулся к ней, то подумал: «Ещё пригодится… спрячу в замке… на чердаке…»
…Раймонда IV Тулузского похоронили в семейной усыпальнице в Тулузе, где он обрёл вечный покой рядом со своими предками. Законным наследником Лангедока стал Альфонс Тулузский, но правил он недолго.
Вскоре он покинул королевство, передав всю полноту власти регенту, направившись на Святую землю. Там он посетил Триполи, где правил старший брат Бертран, а затем отправился в Иерусалим, надеясь обрести душевный покой.
Но прошлое не хотело отпускать Альфонса. Он заказал у иерусалимского ювелира чашу, вылитую из серебра, в форме головы Бафомета с рубиновыми вставками вместо глаз. Из неё Альфонс вкушал красное вино, подобие крови, считая, что таким образом может задобрить Бафомета и избежать безумия.
В Иерусалиме он сошёлся с неким французским рыцарем Гуго де Пейном*, а затем, спустя десять лет, вступил в орден рыцарей Храма Соломона, впоследствии более известного как орден тамплиеров.
Спустя год скончался Бертран Трипольский. Альфонс простился с Гуго де Пейном, подарив ему на прощание чашу в виде головы Бафомета. Гуго де Пейн, склонный ко всякого рода мистификациям, обрадовался подарку, ибо давно хотел узнать о происхождении сей чаши. Но Альфонс предпочитал отмалчиваться. Но теперь, перед тем как покинуть Иерусалим и отправиться в Триполи, Альфонс рассказал своему другу историю Бафомета. Де Пейн пришёл в неподдельное волнение.
– А что стало с настоящим Бафометом? – с жаром вопрошал он.
– Вы имеете в виду, со статуэткой?.. – переспросил Альфонс и усмехнулся. Альфонса насторожил живой интерес де Пейна к Бафомету, он подумал, что не стоит говорить о том, что статуэтка цела и хранится в Монсегюре.
– Я уничтожил её, – солгал Альфонс.
Де Пейн сник.
– Напрасно, мой друг… Разве можно уничтожать магические предметы?..
Альфонс пожал плечами.
– Что сделано, то сделано… Ничего нельзя изменить.
…Альфонс отбыл в Триполи и через год женился на виконтессе Файдиве д’Юзес, которая в положенный природой срок родила ему сына, коего нарекли Раймондом. Покуда Альфонс правил на Святой земле своим крошечным графством, власть в Лангедоке захватил Гильом Аквитанский.
Как ни взывала Файдива к самолюбию своего супруга, он не проявлял ни малейшего желания вернуть утраченные земли. Лишь спустя двадцать лет его сын Раймонд V, проявив твёрдость характера и недюжинные военные способности при поддержке крестоносцев и рыцарей-тамплиеров, с коими Альфонс Иорданский не утратил связи, сверг Гильома Аквитанского и вернул Лангедок под длань Тулузов.
Вскоре после этого он женился на Констанции Французской, сестре короля Франции Людовика XII.
Его отец Альфонс Иорданский так и не вернулся на родину, найдя вечный приют на земле Трипольского графства.
…Гуго де Пейн, получив столь необычную чашу в подарок, стал вкушать из неё красное вино. В такие моменты он мысленно молил Бафомета сделать орден тамплиеров самым могущественным. Вскоре Гуго де Пейн стал магистром и возглавил ещё немногочисленный орден. Почти двадцать лет он находился у кормила власти. За это время орден тамплиеров существенно набрал силу. Многие рыцари почитали за честь вступить в его ряды. Магистр даже придумал специальный ритуал, во время которого неофит[19] должен испить из чаши красного вина, а затем воззвать к Бафомету. В тот момент, заботясь лишь о напускной мистификации, дабы поразить воображение неофита, он и предположить не мог, что эта чаша может впоследствии погубить орден[20].
* * *
Клермон уже дочитывал дневник, как дверь его комнаты открылась, вошёл граф Раймонд VI Тулузский*. Увидев брата, сидевшего в кресле и увлечённого чтением, он спросил:
– Клермон, скажите, где вы пропадали весь день, да ещё и не явились к обеду? Я в вашем юном возрасте не позволял подобного из уважения к близким людям.
Клермон встал и поклонился, как и подобает воспитанному человеку.
– Я приношу вам свои извинения, граф Раймонд. Виной всему моё любопытство: разбирал на чердаке старые сундуки и нашёл в них много интересного.
– Позвольте, шевалье, вы обследовали сундуки графа Раймонда IV? – поинтересовался граф.
– О, да! В одном из сундуков я нашёл записи нашего легендарного пращура, – Клермон указал на открытый дневник, – в котором он описывает события крестовых походов. Весьма увлекательно и познавательно.
– Да, безусловно, полезно прочесть походный дневник, узнав об испытаниях, пережитых нашим предком, – кивнул старший брат. – Я ничего не имею против ваших изысканий в сундуках нашего прадеда, но прошу, дорогой брат, не нарушайте установленный распорядок в замке.
– Обещаю, ваше сиятельство, что буду вовремя спускаться в зал, – произнёс Клермон, глубоко раскаявшийся в своём поведении.
Раймонд VI, удовлетворённый выговором, учинённым своему младшему брату, удалился.
Клермон с увлечением дочитал дневник и, решив продолжить обследование сундуков, он вновь отправился на чердак.
Помимо записей о самом военном походе крестоносцев Клермон обнаружил заметки, посвящённые пребыванию Раймонда IV в Константинополе. Для того чтобы заглушить обиду, нанесённую ему нормандцами, отдавшими корону Иерусалима Готфриду Буйонскому, славный предок вёл активную жизнь, ни в чём себе не отказывая.
Он посещал всевозможные злачные места в Константинополе, был не воздержан с женщинами и вине. Неизвестно, чем бы это всё закончилось, если бы не Второй крестовый поход.
Но, к сожалению, и этот поход закончился крахом. Не помогли ни копьё, найденное в Антиохии, ни рука святого Амвросия, обладателем которой был епископ Миланский. Легендарный предок вернулся в Лангедок, где умер при весьма таинственных обстоятельствах спустя четыре года в возрасте шестидесяти четырёх лет. О безумии, охватившем Раймонда IV незадолго до смерти, в семье Тулузов предпочитали не упоминать. Ибо сие прискорбное обстоятельство ложилось несмываемым пятном на весь правящий дом.
После смерти Раймонда IV все его сундуки с военными записками и увесистыми фолиантами были перенесены слугами по приказу Альфонса на самый верхний ярус замка, на чердак. Сундуки с книгами на латинском, греческом и итальянском языках, а их было три, никогда не разбирались.
Именно в одном из них Клермон и нашёл дневник легендарного предка. Далее, разбирая фолианты, он увидел продолговатый свёрток из ткани, перевязанный золотистыми нитками. Юношу охватило любопытство.
– О! Что это?! Интересно!
Он тут же не замедлил разорвать нитки и развернул хорошо сохранившуюся темно-зелёную ткань. Перед ним предстала статуэтка четырёхрукого божка с рубиновыми глазами. Клермон, вспомнив соответствующее место в рукописи, сразу же догадался – это и есть Бафомет.
Из крестовых походов Раймонд IV привёз дорогие украшения, ткани, золотую и серебряную посуду. Из тканей сшили наряды, которые давно изношены. Украшения и посуда бережно сохранялись в Монсегюре и передавались из поколения в поколение. Статуэтка же почти сто лет пролежала в сундуке с дневником и старинными фолиантами – никто ею не заинтересовался. Даже граф Раймонд VI ничего не знал о ней.
Клермон внимательно изучил свою находку: размером четырёхрукий божок был примерно в три пяди, сделан из бронзы, местами металл позеленел и выщербился. В верхней правой руке божок держал чашу, примерно с ладонь младенца; в левой – табличку, испещренную таинственными значками. Голова божка выглядела несоразмерно большой по отношению к телу. Разрез его глаз напоминал восточный, вместо зрачков красовались крупные красные рубины. На нижней левой руке божка висел свиток, потемневший от времени. Клермон отвязал его, развернул и прочитал заклинание, то самое, что и Раймонд IV много лет назад.
В первый момент Клермон испугался и хотел бросить свиток, ибо прекрасно осознавал опасность магии. Неожиданно им овладело совершенное спокойствие: он свернул пергамент, привязал его обратно к руке статуэтки, тщательно завернул божка в ткань, затем убрал свою находку на самое дно сундука, завалив её многочисленными фолиантами. В голове пронеслась мысль: «Время ещё не пришло…»
17
Катары – от греческого «чистые». Считали, что можно вступать в контакт с Богом в любое время, не посещая церковь; вели аскетический образ жизни. Учение катаров (альбигойцев) получило широкое распространение в Лангедоке. Особенно оно усилилось после Первого крестового похода.
18
Пелисон – средневековая одежда свободного покроя, подбитая мехом. Использовалась как верхняя одежда и как халат.
19
Неофит – новообращённый, только что принявший какую-либо веру.
20
В материалах инквизиционного расследования против ордена тамплиеров часто фигурирует некий Бафомет, которому те поклонялись. Но описание сего божества не даётся. Упоминается также чаша в виде головы с рубиновыми вставками вместо глаз. По мнению инквизиторов, сия чаша использовалась во время обрядов идолопоклонничества, в коих обвинялся орден. Также ордену вменялось отрицание Христа. Вероятно, многие тамплиеры придерживались учения катаров, которое отрицало не самого Христа, а его божественное происхождение.