Читать книгу Дети Ирия. Ладомира - Ольга Крючкова - Страница 3

5525 год от сошествия на Землю бога Рода в золотом яйце. Земли славян бодричей. Город Велегош.

В добрый путь, с Богами во Триглаве! Слава Роду Всебогу!

Велегош, крупнейшее городище бодричей, возведённый на возвышенности Бодрит, насчитывал историю протяжённостью в восемьсот лет. Когда-то лес практически подступал к молодому селению. По приказу тогдашнего князя Всеволода территории вокруг Велегоша, представляющего собой два десятка землянок, обнесённых деревянной стеной, были расчищены, деревья вырублены, пни выкорчеваны. Часть земель предназначалась для возделывания ржи, ячменя, проса, а часть – для выпаса домашней скотины: коров, коз, овец. Предприимчивый Всеволод приказал на будущих полях развести костры, образовавшаяся в результате пожара зола с лихвой удобрила землю и та долго приносила щедрые урожаи.

Постепенно селение развивалось, землянки ушли в прошлое и сменились деревянными домами, отапливаемыми по-чёрному. В Велегош потянулись охотники, торговый люд, ремесленники с окрестных хуторов и прочно осели под дланью новоявленного князя. Местность вокруг городища была лесистой, полной дичи, трав и… духов.

Почти что триста лет Велегош жил в мире и процветании. Покуда в крепости Хаммабург, что раскинулась на левом берегу Альбы, не прознали про его богатства. К тому времени крепость населяли саксонцы – германцы, перемешанные с западными славянами, исповедавшие веру в единого бога Логоса. Они призвали на помощь данов, свевов и норвов.

Саксонцы сожгли городище дотла. Сотни бодричей пали тогда в сражении, многих саксонцы увели в плен. Но были и выжившие – они и возродили Велегош из пепла.

Теперь Велегош насчитывал три тысячи жителей. Мало того, что его окружала стена высотой в десять сажень[10], в ней были сооружены специальные бойницы для лучников и метателей пращи. К тому же вокруг городской стены раскинулся глубокий ров, наполненный водой. Мост же, ведущий в город, во время опасности поднимался на цепях специальным механизмом, и город становился практически не преступным. Не раз саксонцы обломали об него зубы. К тому же один из князей, потомок Всеволода, приказал построить заставы подле реки Альбы в предполагаемых местах переправы саксонцев.

Ладомира вышла из городища ранним утром, едва забрезжил рассвет. По вертлявой тропинке, ведшей к лесной заставе, петлявшей через лес в направлении Альбы, примерно было вест пять. Ладомира обошла огороженные тыном и защищенные глубоким рвом городские зады и покинула город через малые ворота.

Многочисленные ручьи наполняли городской ров. Однако сейчас около малых ворот ров высох – не прочистили заросшую весной канаву. Крутые откосы рва поросли малинником и диким шиповником. Через ров был переброшен мост. Четыре бревна-переводины, опираясь на козлы, несли на себе тяжесть распластанных бревен. Концы моста упирались на врытые в землю чурбаки. Старое дерево размочалилось под колёсами телег, выщербилось под копытами лошадей и коров, которые обычно шли на выгон через мост в тёплое время года. Строение давно не меняли и не рушили, как делали при вести о набегах саксонцев. Враги давно не тревожили Велегош…

Ладомира миновала засеянное озимой рожью поле по едва заметной тропинке – ярко-зелёные всходы едва показались из-под земли. Она встала средь поля, поклонилась на все четыре стороны, прижимая к груди узелок со снедью.

– Славься Мать Сыра-Земля! Ниспошли бодричам богатый урожай! Охрани землю нашу от врага лютого…

Вознеся хвалу богине Матери Сырой-Земле, Ладомира продолжила свой путь. Девушка уверенно углубилась в лес, вертлявая тропка была хорошо ей известна. Ладомира сызмальства ходила по ней на лесную заставу, где нёс воинскую повинность её старший брат Коршень.

Путь был неблизким и девушка, чтобы скоротать время, по обыкновению затянула песню. Однако вскоре она почуяла на себе чей-то взгляд – и резко обернулась. Однако никого не заметила…

– Неужто волк? – удивилась она. – Не… Сейчас тепло, в лесу полно зверья, на что я ему сдалась…

Ладомира продолжила свой путь и… снова ощутила на себе взгляд.

– Эй! – не выдержала она. – Леший? Ты что ль, Охальник, безобразничаешь? Бесстыдник! Всё девкам чресла свои кажешь? Мало тебе стрелы пущенной в срамное место? Видать жизнь ничему не учит…

Леший по прозвищу Охальник безмолвствовал. Ладомира огляделась по сторонам, затянула песню и тронулась в путь.

Охальник, коего знал каждый житель Велегоша, особенно женская часть его населения, с виду это был вполне обычным лешим: невысок росточком – всего-то шесть пядей[11], неправильной формы голова, заострённые длинные ушки, поросшие шерстью, крупный нос картошкой, мохнатые брови, ниспадающие на большие зелёные глаза навыкате. Из одежды Охальник носил лишь лёгкий плащик, сплетенный из лесных трав.

Леший развлекался тем, что подкарауливал путников на лесных тропинках, в особливости предпочитал женщин с девицами. Подкараулив в укромном местечке, Охальник выскакивал перед ними, откидывал свой сплетённый из трав плащик со срамного места. И взору огорошенных путников представали его свисающие зелёные чресла, поросшие шерстью. Мужчины от такого зрелища впадали, как правило, в ступор, и в немалое удивление. Женщины же начинали истошно визжать.

А леший, довольно хихикая, снова запахивал плащик и убегал в лесные заросли. Однако недавно с Охальником вышел казус. По лесной тропе шёл молодой парень, направлявшийся в Велегош, дабы наняться на службу к местному князю Радомиру. Молодец, не сведущий в местных тонкостях, не ведая, что Охальника в окрестностях уже каждая собака знает, и к слову, мирится с его поведением, выстрелил в него из лука. Стрела чуть-чуть не угодили Охальнику в чресла… Однако печальный случай ни коим образом не вразумил лешего.

Наибольшее удовольствие Охальнику доставляло пугать юных дев, собиравших в лесу травы, грибы, ягоды или целебные коренья. Леший появлялся пред ними из своей засады во всей «мужской» красе. Лес тотчас оглашал девичий крик возмущения.

Часто из леса появлялась Лешиха, жена Охальника. Она хватала своего непутёвого мужа на длинное заострённое ухо, приговаривая:

– Ах ты, изменник! Ах ты, развратник! Мало того, что путникам свои чресла кажешь, так ещё и к девкам невинным пристаёшь!

Дома, в норе под раскидистым старым дубом, Охальник раскаивался, перед женой заискивал, пытался погладить её по мохнатой голове. Однако проходило время, и леший возобновлял свои странные увлечения.

Охальник приятельствовал с водяным по прозвищу Прут, жившим в лесном озере, в котором любили купаться местные девушки в тёплое время года. Водяной частенько поднимался на поверхность воды и вёл задушевные беседы с Охальником. Друзья делились своими проблемами и лесными новостями. Однажды Прут рассказал Охальнику историю про старого водяного.

Часто, когда к озеру приходили девушки, старый водяной и Прут спорили. Прут говорил старому водяному:

– Ну что ты на дне всё лежишь и лежишь? Вон, смотри, какие там девицы-красные плещутся наверху! Подплыл бы, получше рассмотрел, за мягкое место пощипал! А то всё лежишь и лежишь!

А старый водяной отвечал Пруту:

– А на что подплывать и щипать? Мне и так всё видно! К тому же, девки молодые, дюжа проворные! За бороду оттрепать могут, тумаков надавать… А на дне-то оно спокойнее и надёжнее будет…

И старый водяной, который уже был научен горьким жизненным опытом, продолжал лежать на дне и блаженно наблюдать на купание юных прелестниц.

Однако молодой Прут решил-таки пощипать девок. Одна из них была дочерью кузнеца и, когда почуяла, что некто щиплет её за зад, не растерялась.

– Девки! – взревела она, отплёвываясь водой. – Водяной шалит! Хватай его за бороду!

Недолго думая, дочь кузнеца так прихватила Прута, намотав на руку бороду водяного, что тот завизжал от боли. Но вырвался, однако, оставив в руках красной девки большую часть своей зелёной бороды. С тех пор он предпочитал полёживать на дне озере подле старого умудрённого жизненным опытом водяного и любоваться сквозь прозрачные воды на пышнотелых красавиц.

Недалеко от лесного озера обитала Вила, которая являлась путникам в лесу в образе прекрасной девушки. Обычно Вилы жили у воды, подобно русалкам, и время от времени принимали обличье прекрасных крылатых девушек. Платья, в которые были облачены вилы, обладали волшебной силой. И если кому-нибудь из людей удавалось отнять у Вилы её волшебное платье, то та подчинялась своему хозяину и служила ему. Бодричи считали также, что Вилы обладали властью над озерами и колодцами, и потому могли «запирать воды». Стоит, например, в лесу колодец, но нет в нём воды – стало быть, Вила прогневалась на людей и воды заперла. Значит надобно умиловистить её – принести в дар бусы, браслет или колечко. Положить украшения на край колодца и произнести:

– Вила, Вила не серчай! Подарки возьми, а воду отдай!

Если Вила примет подношения, то вскоре колодец наполнится свежей чистой водицей.

Бодричи верили, если сильно разгневать Вилу, то она может одним только взглядом убить человека. В основном же Вилы к людям относились дружелюбно, излечивали их от хвори и порой предсказывали им будущее.

Однако Вила, что жила подле лесного колодца бодричей являла собой яркое исключение. Она соблазняла путников-мужчин, приняв облик девы, желавших напиться из её колодца. На следующей день, после связи с прекрасной девушкой, путники вдруг обнаруживали, что лишились своей мужской силы.

В отчаянии они обращались за помощью к ведьме Сияне, имя которой означало «сияние», проживавшей в Велегоше. Ведьма та имела большой опыт в лечении мужского бессилия. По городищу даже ходили смутные слухи, что ведьма и лесной дух Вила находятся в сговоре. Вила питалась человеческой энергией соблазнённых мужчин, и затем те волей-неволей отправлялись к знахарке. Сияна же взимала с мужиков щедрую плату, а часть суммы отдавала лесному духу, так сказать мзду. Поговаривали, что Вила таким промыслом скопила целый сундук монет и прячет их недалеко от лесного колодца. Находились безумцы, которые пытались разыскать золото Вилы, но все они бесследно сгинули.

Обитали в лесу подле Велегоша и другие создания, каждое из которых обладало своим характером и особенностями. Все эти создания не были богами, а – жителями царства духов.

Славяне, в частности бодричи, верили, что мир состоит из двух частей – царства живых, где жили люди, и царства духов, где обитали волшебные создания, многие из которых защищали и охраняли природу и животных.

Царство духов в свою очередь делилось на Правь – небеса, обиталище небесных духов и Явь – срединную землю царства духов, обиталище хранителей зверей, лесов, полей и прочие им подобные создания, которые в основном и приходили в мир людей через врата на границе царств. Третья часть царства духов – Навь – подземелье, обиталище тёмных и враждебных по отношению к людям духов.

После гибели Ирия, многие волшебные существа этого мира через открытые магией проходы перебрались на Землю. Духи, обитавшие на землях славян, смешались с пришельцами из Ирия.

Поскольку два царства составляли единое целое земного мира, то были тесно переплетены между собой, их границы часто пересекались, между ними существовали врата, через которые открывалась возможность перемещения.

Однако обитатели царства духов могли свободно проникать в мир людей, но обычные смертные были значительно ограничены в своих возможностях. Врата в царство духов находились в дремучем лесу под защитой магии, постоянно меняли местоположение, так что простые люди не могли их обнаружить.

…Ладомира пребывала в прекрасном настроении. Она прервала песню… Майский лес, оживший после жестокой зимы и затяжной весны, невольно навивал девушке грёзы. Она думала о том, что став прислужницей в храме Матери Сыра-Земли по воле отца – судьба её определилась. Пройдёт три года – ей исполниться восемнадцать, как раз тот возраст, когда прислужницы принимают инициацию, становятся жрицами и приносят в капище клятву богине. И эта клятва до конца дней лишает жриц простого женского счастья.

Однако размышления юной послушницы резко прервались: перед ней на тропинке стоял Охальник.

– Я тебя знаю! Ты – Ладомира! – сказал он и даже не распахнул перед ней плащ.

– Не мудрено – я часто хожу по этой тропинке на заставу княжича Калегаста. Мой брат Коршень несёт воинскую повинность. Что тебе надобно? Чреслами своими трясти будешь? Предложишь предаться любви? – скептически поинтересовалась она.

Охальник хихикнул.

– Не рискну! – честно признался он. – Надысь меня приманил охотник Лесьяр и обещал…. – Леший запнулся. – Короче: ноги вырвать, коли я перед тобой предстану в непотребном виде.

Ладомира удивлённо вскинула брови.

– Лесьяр? Тот, что бобылём в лесу живёт?

Охальник кивнул.

– Он самый… Хитёр! Ловок! Красив! Да ты ж его знаешь!

Ладомира пожала плечами.

– А мне-то что, мой удел служить Матери Сыра-Земле. – грустно сказала она. – Поди прочь с тропинки!

Леший послушно отошёл в сторону.

– А ещё Лесьяр велел мне за тобой присматривать. Девка ты видная… Мало ли что…

Ладомира ловким движением откинула полу шерстяного плаща – в её руке блеснул длинный охотничий нож.

– Я послушница в храме великой богини и обязана беречь свою невинность! Ножом владею не хуже мужика!

Леший снова хихикнул.

– Понятно, почему Лесьяр на тебя глаз положил… – сказал он и исчез среди деревьев.

Прислужница, гордо вскинув голову, отправилась дальше. Вдруг сзади послышались гневные крики Лешихи.

– Опять за девками гоняешься!

– Милые бранятся, только тешутся, – заметила Ладомира и углубилась в лес.

«Лесьяр… – подумала девушка. – Охраняющий лес… Красив, ловок, хитёр… – вспомнились ей слова лешего. – К тому же слава идёт впереди него… Уж больно до девок падок…»

Лесьяр жил в хижине, недалеко от колодца Вилы. В городище поговаривали, что Вила особенно благоволила к охотнику и не лишала мужской силы после взаимных любовных утех. И даже монетами-меркулами делилась из своего потаённого сундука. На эти деньги, мол, пришлый Лесьяр построил справную хижину, обзавёлся домашним хозяйством.

Ладомира невольно ощутила волнение при упоминании имени охотника. Этот молодец будоражил её девичье воображение с тех пор, как объявился в здешних местах два года назад. Поговаривали, что бежал он из племени лютичей. Князь тамошний якобы его со своей женой застал.

Ладомира видела охотника на ярмарках, устраиваемых трижды в год на центральной площади городища. Лесьяр приносил на продажу отменные меха. Местные модницы не в силах устоять перед их красотой не скупились и покупали предложенный товар, практически не торгуясь.

Последний раз ярмарка состоялась в начале травня[12], перед праздником богини Живы. Лесьяр, как обычно предлагал к продаже жителям городища меха, добытые в лесу. Ладомира в этот день отправилась на ярмарку вместе с матушкой Милославой. Отец же девушки, Креслав, жрец храма бога Агни, готовился к предстоящему священному празднеству вкупе со жрицами богини Живы и Матери Сыра-Земли.

Ладомира вместе с матушкой неспешно прохаживалась среди торговых рядов. Милослава со знаем дела осматривала предлагаемый товар, торговалась, что-то покупала.

Внимание же девушки привлёк охотник. Он обхаживал молодую разбитную вдову. Накинув ей на плечи отменную лисью шкуру, охотник приговаривал:

– Купи, красавица, не пожалеешь! Сам лисицу подстрелил, аккурат уходил прямо ей в глаз, чтобы шкурку не подпортить. Смотри, как идёт тебе…

Вдова всматривалась в небольшое зеркальце из серебряной амальгамы, специально прихваченное для подобного случая на ярмарку.

– Чу! Я сама с рыженой! Да коли ещё ворот лисий на зимнюю одёжку приторочу, и вовсе за лисицу сойду. Ай, не подстрелишь ли ты меня тогда по ошибке, Лесьяр?! – заигрывала с охотником молодуха.

В это время матушка Милослава отвлеклась на примерку бус, и Ладомира решилась приблизиться к охотнику. Вдова как раз расплачивалась за покупку и обменялась с охотником многозначительным взглядом. Неожиданно девушка ощутила досаду…

Лесьяр был на редкость ладен, статен, красив лицом, крепок телом.

– Что желаешь, красавица? – обратился он к Ладомире.

Та потупила очи в долу: голос охотника взволновал её.

– Шкурок беличьих на оторочку… – чужим голосом ответила она.

Лесьяр извлёк из-под деревянного свежеструганного прилавка мешок и высыпал его содержимое перед взором удивлённой девушки.

– Выбирай! Всё твоё! Сговоримся!

Ладомира провела ладошкой по блестящим рыже-коричневым с чёрными отметинами шкуркам.

– Все беру…

Лесьяр усмехнулся.

– Тогда скину пару медных меркулов, – пообещал он.

Ладомира расстегнула напоясный кошель, наполненный медными и серебряными монетками, прозванными в здешних местах меркулами. Потому, как на одной из сторон монеток красовался лик неизвестного славянам бога Меркурия. Когда-то славяне рассчитывались при покупках речным жемчугом, затем четыреста лет назад появились купцы из дальних стран, их кошели и были полны меркулами. Славянским князьям понравился внешний вид чужестранного бога торговли и появившиеся монетные дворы стали исправно пополнять княжеские сундуки медными, серебряными и золотыми меркулами.

– Назови свою цену… – потребовала Ладомира, опустив руку в кошель.

– Два серебряных меркула и три медных.

Девушка отсчитала названную сумму и протянула охотнику. Тот ловко перехватил её запястье.

– Слыхал я – послушница ты при храме Матери Сыра-Земли. Жрицей готовишься стать? – Вкрадчиво произнёс Лесьяр.

Ладомира высвободила руку и бросила монеты рядом со шкурками.

– Товар в мешок уложи! – резко отрезала она.

Лесьяр усмехнулся. На этот случай у него были припасены льняные мешки. Он ловко покидал шкурки в мешок, не отрывая взора от послушницы. Пятнадцатилетняя Ладомира была хороша: стройна, как тростинка, белолица, голубоглаза, алые уста так и манили охотника. Ему хотелось растрепать её длинные пшеничного цвета волосы, заплетённые в косу и провести на них ночь полную любви.

Сердце девушки учащённо забилось. В этот момент к прилавку подошла матушка.

– Чего прикупила доча? – полюбопытствовала родительница.

– Да вот, матушка, шкурок беличьих набрала, оторочку для тёплой одёжки сделаю и новую шапку пошью. – Совладав с волнением, ответила девушка.

На следующий день Ладомира участвовала в священном обряде, посвящённом богине Живы, наряду с послушницами и жрицами храмов Живы и Матери Сыра-Земли.

Богиня Жива почиталась бодричами и другими славянскими племенами, как олицетворение плодоносной силы. Жива восхвалялась, как богиня рождения, жизни, красоты всего земного, весенней поры.

Согласно древним поверьям, воплощением богини Жива зачастую воспринималась кукушка. Славяне верили, что богиня Жизни превращалась в птицу и предвещала продолжение всего живого. Кукушка прилетала из далёкого Ирия, небесного рая, куда уносились души умерших, где пребывали девы судьбы Рожаницы.

Бодричи с пелёнок слышали рассказы о том, что кукушка отсчитывает часы рождения, жизни и смерти. Услышав звуки, которые она издаёт, бодричи прислушивались и задавались вопросом: «Кукушка-кукушка, сколько лет жить мне осталось?»

Поэтому праздник богини Живы начинался в того, что молодые послушницы выходили за стены городища и выпускали из клеток кукушек на волю. А затем прислушивались к издаваемым им звукам и спрашивали:

– Кукушка, кукушка столько мне жить?

После того, как кукушки были выпущены на свободу, молодые послушницы храмов Живы, матери Сыра-Земли начинали чествования. Девушки кумились[13] между собой – завивали венки на берёзе. Считалось, что таким образом пробуждаются силы природы и открываются ворота в Ирий.

Кумление на праздник Живы происходил следующим образом: девушки-послушницы подходили к завитому на берёзе венку, в котором были повешены крашеные к красный или жёлтый цвет яйца[14], целовались и обменивались подарками через этот венок. Затем послушницы обменивались вещами, среди которых могли быть предметы одежды, платки, венки, кольца, бусы, яйца, лепёшки. После чего происходила совместная трапеза, приготовленная в складчину с обязательной яичницей.

Магические врата, сплетённые из веток соседних деревьев, большой «венок» типа обруча являли собой символ Ирия. Магические врата считались проходом средь двух миров: земным миром смертных и Ирием, небесным раем.

Обычный венок, завитый на дереве, также символизировал Ирий. Через него девушки целовались, стоя по обеим сторонам. Кумление сопровождалось клятвой поддерживать, помогать друг другу в трудные минуты, чтить богиню Живу.

После чего жители Велегоша во главе с главной жрицей храма Живы отправлялись в поля, где уже всходили озимые культуры. Жрица молила богиню о долголетии, процветании, крепком здоровье племени бодричей. Бодричи верили, если богиня смилуется, то она может изменить судьбу человека и даровать ему более долгую жизнь.

В стремлении оказать уважение богине Живе, славяне устраивали особые праздники в её честь. В лесах, на лугах и полях организовывались широкие гуляния, дабы поблагодарить прекрасную богиню Живу, создательницу всего молодого и живого. Женщины вооружались мётлами и совершали обрядовую пляску вокруг костра, водили хороводы и пели песни, тем самым, они очищали место от нечисти. Радуясь приходу весны, по обычаю все желающие прыгали через костёр, веря, что с помощью огня можно очиститься от наваждений после утомительной зимы. В Велегоше по этому поводу говорили: «кто прыгнет высоко – у того и смерть далёко».

На праздник молодёжь затевала весёлые игрища и водила хороводы вокруг костра, напевая:

Ладомира также водила хороводы с подругами. Пришёл на празднество и Лесьяр. Послушница на протяжении всех гуляний ощущала на себе его пристальный взор.

* * *

После празднества Жива напиталась земным Ваттеном. Она даже подумала: не соблазнить ли ей Велеса? Не помириться ли с ним? Тот же по-прежнему бродил по родовому чертогу унылый, вялый и бледный со свитками пергамента под мышкой. Однако, немного поразмыслив, Жива пришла к выводу: Велес не достоин её внимания. А вот Семаргл…

Жива вспомнила о крылатом Семаргле, вестнике богов, с которым она провела несколько незабываемых ночей. Впрочем, крылатый вестник вечно где-то пропадал, а потом потчевал её разными небылицами.

Богиня ощутила укол ревности… И Жива, словно вихрь промчалась по родовому чертогу в поисках Радегаста. Он давно привлекал её своими физическими формами и ненасытным плотским желанием. В последнее время Жива всё чаще задумывалась: зачем она связалась с Семарлом? Ведь знала о его непостоянстве. У него столько богинь и смертных женщин перебывало за последние триста лет – не счесть. Он такой же сердцеед, как и Велес.

А она… Да, что она?! Всего лишь – женщина, хоть и богиня. Ириец, тот же мужчина – сходит на сторону и – как с гуся вода. В вот женской половине пристало честь блюсти. И Жива, решив, что вынужденное целомудрие её давно не нарушалось, не обнаружив Радегаста в чертоге, устремилась прочь за его стены, на ристалище, где молодые боги войны устраивали состязания. Порой в них участвовал Триглав и покровитель лютичей Прове. К счастью в этот момент вестник богов Семаргл покинул чертог.

Жива не ошиблась. Руевит и Радегаст, по пояс обнажённые, на глазах у восторженной публики бились на мечах. И, разумеется, она состояла преимущественно из ириек женского пола. На ристалище Жива увидела: Рожаниц, Мокошь, Ладу, из рода Перуна – его жену Додолу, дочерей Магуру и Девану, Марцану[17]. Даже Таруса, собрав последние силы, восседала на широком табурете, который для неё специально смастерил Авсень. Жива знала, что Девана давно зарилась на Руевита и не пропускала его боёв ни с Радегастом, ни с Триглавом, ни с Перуном.

Не успела Жива занять место среди благодарных зрителей, как с небес спустилась Алконост. Жива предпочитала называть её попросту Алкиона, Ибо считала, что Алконост звучит как-то уж очень помпезно и не по-ирийски.

Крылья Алкионы исчезли, и она заняла место подле подоспевшей Живы, сгоравшей от плотского желания.

Неожиданно для себя Жива осведомилась:

– Семаргла не видела?

Алкиона виновато улыбнулась.

– Нет… Я вернулась с поморских земель. Там всё спокойно. Слыхала я, Семаргл за Альбу полетел…

У Живы перехватило дыхание, она уже забыла о Радегасте.

– За Альбу? Великий отец Род!!! У саксов множество метательных машин появилось – собьют! Он же не станет, как Сирин, в кукшу[18] обращаться!

– Говорил мне, что соколом обернётся… – пыталась защитить Семаргла Алкиона.

Самолюбие Живы было задето: ей Семаргл не сказал ни слова, а с Алкионой поделился. Неужто промеж ними что-то есть?..

– Даже не думай об этом… – сказала Алкиона, словно прочитав мысли Живы. – По времени он уже должен вернуться.

Не успела Алкиона это произнести, как Жива услыхала шелест крыльев Семаргла. Он же для пущей важности и эффекта пролетел пару раз низко над Радогошем, а затем приземлился на главной городской площади, увы, используемой в последнее время лишь для погребальных костров.

Не выдержав напряжения, обуреваемая желанием, Жива ринулась ему навстречу. Не успел Семаргл опомниться после дальнего полёта, как Жива подхватила его и увлекла в свои покои, откуда на протяжении всей последующей ночи раздавались вожделенные крики любовников.

* * *

Сказание о Семаргле, написанное Велесом в городе Радогош.

Семаргл, вестник между миром небес и землёй, бог семян, ростков, корней растений, хранитель растений и зелени на земле обладает даром исцеления. И когда-то Семаргл принёс с небес на землю побег древа жизни.

В образе птицы Семаргл парит в небесах и видит всё, что творится на земле.

Когда Семаргл охранял ночами посевы от набегов лесных зверей, он сдружился с берегинями. Берегини тоже заботились о растениях, поили их корни подземной водой.

И вот, однажды Семаргл загляделся на танцы берегинь[19] и заслушался их песни, потому что красиво берегини танцевали над лугами и полями. И вот, загляделся на них Семаргл, что и не заметил, как из лесу вышло стадо оленей и забрело в посевы ячменя. Когда же Семаргл, наконец, это заметил и бросился прогонять оленей, было уже поздно, потому что край поля вытоптали они так, как если бы там ничего и не сеяли.

Увидел это Семаргл, опечалился и заплакал. Потому что люди посеяли отборное зерно, а боги готовили тогда землю к хорошему урожаю. Но недосмотрел Семаргл за посевами и потому пребывал в глубокой печали.

Услышали плач Семаргла берегини, подбежали к нему и стали утешать. И сказали ему берегини, чтобы он больше не плакал, потому что они тоже ухаживали за этой пашней, и поэтому не бросят они Семаргла в беде.

И послали тогда берегини тёплый туман, и стали они кружить над полем с приговорами. И тогда те ростки, которые помяли олени, начали распрямляться и вверх вновь вытягиваться. И выглядело вскоре поле уже так, как если бы олени посевы и не топтали на нём.

* * *

…Ладомира шла по лесной тропинке. Стараясь отвлечься от мыслей о Лесьяре, она опять затянула песню. Но красавец охотник не намеревался покидать её мыслей. Неожиданно девушка вспомнила, как Лесьяр спас всем известную в округе ведьму Сияну. Как-то раз по ранней весне Сияна отправилась в лес за кореньями, забрела вглубь леса и нежданно-негаданно провалилась в прошлогоднюю медвежью ловушку. Чудом она не упала на острые деревянные колья. Однако сама без посторонней помощи выбраться из ямы не могла, лишь ободрала в кровь все руки. Два дня провела Сияна в западне, покуда не вызволил её оттуда Лесьяр. Принёс охотник измученную женщину к себе в хижину, обогрел, накормил, перевязал раны на руках. В благодарность за помощь и заботу Сияна вызвалась погадать охотнику на рунах, которые всегда носила с собой.

Однако Ладомира не знала, что бросила Сияна камешки с высеченными на них знаками и задумалась…

– Что ты видишь, Сияна? – сгорал от нетерпения охотник.

– Судьба твоя непроста… – загадочно ответила женщина. – Слыхала я, Вила тебя привечает… Правда ли?

Лесьяр рассмеялся, мотнул косматой русой головой.

– Было дело пару раз…Она хороша, когда облик девки примет… – признался охотник. – Не томи, говори, что руны предвещают…

Сияна закрыла глаза.

– Лучше бы я тебе не гадала…

Лесьяр напрягся.

– Ты видишь мою смерть?

Сияна кивнула.

– Но не сейчас, позже… Руны говорят, что ты обретёшь то, чего тайно желаешь. Но это и погубит тебя… Будь осторожен.