Читать книгу Вне себя - Ольга Максимовна Воропаева - Страница 3

День начался плохо. Утро хмурилось в ответ на недовольные лица людей, которые обречённо толпились в транспорте. Несколько раз вокруг переругивались визгливые женщины, а один раз даже мужчина. Немудрено, что все такие злые. Их жизнь наверняка крутится вокруг пьющих мужчин, а все вечерние заедания горя и отсутствия любви отчётливо виднеются даже через уродливые пуховики. Наверняка эти морщинистые лица, с опущенными уголками губ, даже дома постоянно зудят и поучают.

Рядом стоит безразмерная женщина с кучей сумок. Может уступить ей место. Хотя она сама же выбрала такую участь. Вот зачем было всё это тащить уже с утра и забивать транспорт своим телом и этими дурацкими сумками.

Долгое время меня никто не трогал. Казалось, что пронесло, сегодня спокойно доберусь до работы. Но посередине пути меня тоже вовлекли в дурацкие разборки, призывая к тому, что нужно бы место уступить. С радостью, но ведь я и сама себя не так уже и хорошо чувствую. Хотелось сказать об этом, но предпочла молча встать и уйти в другой конец транспорта, чтобы не слушать всю оставшуюся дорогу о том, как прогнил этот мир.

Почему эти женщины такие злые? Так обидно. Словно этот день решил стать с самого начала самым худшим. Наверняка плохое приключится и на работе. Чувствую, что сегодня будет много неприятностей.

Остаток унылой дороги до работы прошёл за любимым занятием – включать внутреннего стилиста, рассматривая внешность окружающих людей и мысленно обдумывая, что же в них не так. Вот этой, темноволосой, неплохо было бы меньше краситься. Блондинке напротив определённо стоит поменять причёску, да ещё и гардероб – эти цвета она может себе позволить точно не в такой опасной близости от лица. А двум болтающим подругам за тридцать точно стоит сделать себе подарок в виде косметики. Я никогда не позволяла себе выходить из дома без опрятного макияжа. Ведь можно же сделать его совсем лёгким, но таким, чтобы не походить на панду.

Почти к концу моего транспортного пути зашёл Валентин. Мужчина, который выглядит немного как бомж, немного как серийный убийца или просто городской сумасшедший. На самом деле, я не представляю как его зовут. Я не знаю о нём ничего, но мне кажется, его должны звать именно Валентином. Несколько лет назад, когда увидела его впервые, я начала играть сама с собой в эту странную игру и теперь не могу остановиться. Если вижу необычного человека, то придумываю для него имя, а если ехать далеко, то и целую биографию.

Валентин, например, когда-то был музыкантом, ведь его тонкие грязные пальцы постоянно перебирают одежду, словно пытаются по привычке найти инструмент. Валентин был молод, ему тогда было только шестнадцать лет. Он всем вокруг подавал надежды. К сожалению, однажды он встретил женщину, в которую влюбился. Та была опытна, ей нравилось внимание Валентина, его юность и беглые пальцы. Она забеременела от него и поняла, что совершила глупость. Ей сделал предложение иностранный кавалер, который мечтал о ней со времён их учёбы в институте. Она решилась и уехала с этим кавалером в другую страну, рожать ребёнка Валентина в чужом городе, с чужими людьми. Валентин пытался её искать, остановить, но он был нищим ребёнком. Его природный дар никак не смог ему помочь и тогда он поклялся, что больше никогда не притронется к музыке даже мыслями.

Валентин отучился в дурацком техникуме на слесаря и остался нищим. Он пил, чтобы унять тоску и суметь не возвращаться мыслями к музыке. Валентин каждое утро пытается не уйти окончательно в запой и уезжает работать. Кажется, он начал немного сходить с ума, в какой-то из дней не сумев справиться с пуговицами. Возможно, его уже уволили, и он просто катается в транспорте по привычному маршруту, так и не сумев совладать с коварным рядом пуговиц и молний.

***

Вот и офис. Кабинет, стол, люди. Всё именно так, как было. Ничего не поменялось, да и не могло. Работать сегодня особенно не хочется, но бесконечно болеть не получится, а отсрочка на пару дней и так случилась.

Расписывать мой офисный день нет смысла. В нём было много суеты, опозданий, нареканий и ничего особенного. Начальник начал ругать за один из сорванных сроков по важному проекту, а ведь я даже не была виновата. Конечно же, я молча выслушала его упрёки, конечно же, я ревела в туалете.

Кроме этого, ещё один момент меня расстроил. Я всегда прихожу первой на встречи, всегда прихожу первой на работу. После болезни хотелось успеть наверстать дела и устроить плодотворный день, но я не была бы собой если бы не сломала чужой компьютер. Мне просто нужно было взять файл с рабочего стола коллеги, а так как она всегда приходила с получасовым опозданием, то пришлось залезать в её личное пространство. Итог, как уже и сказала – сломанный компьютер.

«Ах ты ж чёрт. Не была столько времени и первое, что сделала – сломала комп. Ну отлично. Пусть мне ещё вкатят за порчу имущества. Зарплату и так наверняка урежут из-за праздников и выпрошенного больничного, так ещё и этот косяк!»

Я честно пыталась его реанимировать, честно пыталась придумать что-то, но чуда не случилось. Я сидела за своим рабочим местом и молила вселенную послать мне спасение.

– О. Как всегда на месте. Как себя чувствуешь? – Коллега, которая ещё не знала о том, что у неё сломано рабочее место, радостно поприветствовала меня.

– Хорошо… Я тут…

– Ой, у нас тут столько всего было забавно. Сейчас налью кофе и расскажу. А ещё представляешь, я ехала сегодня на работу. А тут… – и её понесло. Она всегда много говорила, но сейчас это было похоже панику в общественном месте, когда огромная толпа начинает ломиться в одну маленькую дверь. Я честно пыталась пару раз вставить хоть слово, но эта задача не далась мне.

Из неё лились красноречивые потоки слов о том: что она съела утром, что съела вчера и как этим чуть не отравилась; как смогла наесть всего лишь один килограмм на праздниках; как ей пытались нахамить в автобусе. Она рассказала мне про всё, что случилось на неделе в таких подробностях, что у меня возникло ощущение, будто в десяти минутах уместилась целая неделя, и что всё это время я провела в офисе.

Когда она немного выдохлась и её речь смогла уменьшиться до небольшого ручья, я попробовала ещё раз рассказать о тех новостях, о которых она, чудом, ничего не знала.

Мне снова не удалось. Она уже пыталась сама включить компьютер. Я снова молилась, надеясь на то, что это лишь у меня такие корявые руки. Но нет, ничего не заработало, так ещё и катастрофически рано появился начальник.

У меня не хватило мужества сознаться, а коллега уже сама бодро разбиралась с этой задачей.

– Яков Григорьевич, у меня что-то с компьютером. Не включается.

– Начинается. Вас одних даже утром нельзя оставить. Что с ним?

– Если бы я знала, но не говорила бы, что он сломан. Без понятия. Не включается и всё тут.

– Ладно. Пошёл звонить в поддержку. Надеюсь, быстро отправят к нам мастера. Можешь пока занять мой, если есть срочные дела.

– Ну что вы, срочного нет, я же всё закрываю в пятницу. – хитро улыбнулась коллега. – А сегодня все клиенты ещё спят. Вы же знаете, у меня все не местные.

Я смотрела на их диалог и видела, как мужество помахало мне рукой и окончательно меня покинуло. Я пыталась делать вид, что погружена в работу, утешая себя тем, что ведь по сути и не важно кто его сломал, делать всё равно будет мастер.

***

Дорога до дома снова унылая, пока ехали с коллегами каждый до своей остановки, на нас накричала женщина за то, что мы громко говорим. Потом мне наступили грязными ботинками на ногу. Было больно и обидно. В магазине передо мной забрали последний кусок любимого сыра, а потом, как обычно, случился ступор именно на той кассе, где я стояла. Время будто попало в желе и никак не могло выбраться. Казалось, этот день никогда не обнулится.

***

После долгого подъёма на свой этаж. Лифт, конечно же, не работал, я открыла дверь в квартиру и почувствовала, что дома какая-то странная атмосфера: гнетущая, излишне тихая. Конечно, периодически тоска захаживала к нам в гости, но никогда не делала этого так откровенно. Сегодня чувствовала себя далеко не гостем – она была тут хозяйкой. От самого воздуха комнат стало как-то потно, липко.

Родителей не было слышно. Даже показалось, что никого нет дома, но нет, они молча сидели на кухне.

Начала мама, даже не спросив, как прошёл мой день. Прелюдии в семье никто не любил.

– Дочь. – официальное начало ткнуло меня в правый бок. – Меня скоро будут оперировать. Мы не хотели говорить. Ты и так слишком слабая, не хотелось на тебя сваливать ещё и такие новости. Но сейчас уже нет возможности скрывать. Мне придётся поехать вместе с папой в другой город на несколько недель. У нас не оперируют. Реабилитация будет долгая, но пока неизвестно насколько. Может быть, мне повезёт и организм справится быстро, может нет. Врачи у нас плохие, сама знаешь. Если бы мы жили где-то ещё, то и болезнь хорошие доктора заметили бы значительно раньше. Денег у нас лишних нет, ты знаешь, поэтому я ждала квоту. Очередь подошла, поэтому мы скоро уезжаем. Папа взял небольшой отпуск, чтобы мне помочь.

– Да, я еду с мамой, чтобы помогать ей, а ты останешься дома. У тебя работа, да и за Бабу надо будет смотреть. Она временно к нам переедет.

– То есть на самом деле она будет за мной смотреть?! Вообще-то, мне не пятнадцать, почему я просто не могу пожить одна?! – огрызнулась я, но сразу же почувствовала, как меня кольнула совесть. – Мама! Ты же не умираешь? Всё пройдёт хорошо? Почему вы ничего не сказали?! – на глазах уже выступали слёзы, а мамино лицо поплыло.

– Нет, я не умру. Как раз поэтому и не сказали. Ничего не случилось, у тебя уже истерика. Перестань реветь. Никто не собирается умирать.

Это оглушило. Как же я смогу дальше спокойно жить, как мне всё успевать? А если мама умрёт, тогда вообще придётся всё делать самой, ведь папа сам как ребёнок. Как же было проще в детстве. Никто не заставлял что-то делать или решать. Я могла просто бегать по улице или играть, а теперь всё слишком сложно.

Что-то мне вдруг стало как-то душно и дурно. Сначала голова начала немного кружиться. Может это приступ паники или обострение моей вечной невралгии? Ещё минута и мир окончательно решил перевернуться. Потом цвета резко изменились и мир вокруг стремительно начал падать вниз. Мозг отключился.

***

Не знаю сколько прошло времени, но открывать глаза было страшно. Что это было? Может у меня аневризма? А может другая смертельная болезнь? Надо обязательно показаться в эту среду терапевту. Нет, иду завтра к платному. Вдруг не доживу до среды…

Открыла глаза. Почему-то мир квартиры какой-то немного серый и перевёрнутый. Я хотела кого-то позвать, но голосовые связки не слушались, только откуда-то зазвучал дикий рёв.

Попыталась встать и поняла, что тело не слушается. Словно меня связали по рукам и ногам. Может это сонный паралич. Как-то читала про такое. Я стала пытаться пошевелить руками и ногами, пытаясь сделать хоть что-то. Я чувствовала изнутри, как паника бьётся о виски, а сердце колотится. Вдруг я увидела прямо перед глазами чьи-то крохотные пальцы, сморщенные как рука старика.

Потребовалось ещё некоторое время, чтобы понять, что эта рука принадлежит мне. И ещё какое-то время и отход от шока, осознав, что рёв, который я услышала – был мой собственный рёв.

И снова сердце забилось. Только теперь начало казаться, что и оно бьётся о стенки висков, пытаясь выбраться. Оно явно пыталась сбежать, осознав происходящее.

На мой ор никто не приходил, а в голову начали навязчиво проситься разные воспоминания из детства. Помню, как вдавила случайно стекло в шкаф и ждала под столом, бесконечно долго ждала, пока родители не вернутся и не узнают о том, что я сделала. Было страшно, примерно также как сейчас. Устало и как-то отдалённо почувствовала беспомощность. Хотелось прорыдаться, чтобы стало легче.

Наконец-то подошла мама. Она что-то говорила, но из-за собственного воя я не сразу услышала её.

Она погладила меня по голове и даже нежно поцеловала. Она никогда так не делала. Она всегда была со мной немного грубовато-отстранённой, а тут сразу столько ласки. Так вот как это, когда родители тебя любят. Она взяла меня на руки и начала баюкать. Было такое чувство, словно меня накрыло каким-то мягким пледом или завернули в подушки. От запаха мамы стало уютно и спокойно, будто она забрала все страхи себе.

Вдруг я почувствовала снова головокружение и неприятное растяжение. На мгновение мозг снова отключился, минута вне пространства. Ещё минута. Ещё минута. Ещё… и вот я уже сижу у мамы на коленях. В её глазах пока ещё можно было увидеть нежность, но больше было страха и растерянности.

Вдруг, будто между нами щёлкнул рычаг, грубым жестом она стряхнула меня с коленей, словно отгоняла что-то личное и очень давнее. После кисло улыбнулась и потёрла виски.

Пара минут молчания. Все пытались прийти в себя. Мама первой нарушила молчание:

– Вопрос с бабушкой решён. Она приедет жить к тебе, чтобы присматривать за тобой. У нас есть ещё пара дней дома. Я не знаю… не понимаю, что это было, но я очень надеюсь, что эта херня больше не повторится. – да, забыла сказать, мама и Бабу всегда умели хлёстко что-то сказать, что иной раз ощущалось настоящей пощечиной.

– Угу. – сказать было нечего. Комок слёз стоял в горле как застрявший кусок картошки, который я однажды слишком неаккуратно глотнула. Я не могла ответить внятно, иначе разревелась бы, а это бы лишний раз доказало то, что я – несамостоятельный ребёнок, который не может остаться дома один.

Диалог исчерпал сам себя, и я пошла спать. Точнее надеялась, что иду спать, а сама пока что могла лишь мечтать о том, что глаза закроются и тут же найдут путь в мир снов. Чаще всего я просто лежала, пытаясь через темноту втягивать в лёгкие окружающую пустоту и тщетно стараясь успокоить сердцебиение.

Чуда не случилось. Хотелось хотя бы поплакать, но не удалось даже этого. Лежала и думала обо всех неудачах, которые случились в этом месяце, в этой жизни. Жалость к себе выдавила из самых недр слёзы, и я начала задыхаться. Слёзы капали на подушку, а жалость переродилась в предчувствие паники и безысходности.

Старалась думать о чёрном квадрате, чтобы пришёл сон, но ничего не вышло. Дурацкие книги, советующую всякую ерунду, которая не работает! Мой квадрат начал обрастать мыслями и вскоре совсем затерялся.

Снова начала думать о детстве. О маме и о том, как мне её всегда не хватало. В воспоминаниях не было её целиком. Всегда лишь серый призрак, теряющийся в других образах памяти, что хаотично разложены пыльными стопками в голове. Скоро она уедет, а может быть её не станет вовсе. Самое печальное, что я забуду её, ведь она уже и так слишком прозрачна в памяти. Интересно, ей страшно? Думает ли она сейчас в другой комнате о том, почему болезнь случилась именно с ней или просто спит?

В какой-то момент опять начала концентрироваться на своих лёгких. Они шумно выдыхали носом через нос, периодически задерживая его где-то. Тогда слышался лёгкий неприятный свист. А я думала о том, как бы это бесило, если бы это были не мои лёгкие, а лёгкие Дюка, если бы он так же шумно дышал рядом. Кстати, что он сейчас делает… Сколько мы уже не виделись? Пару недель или даже больше. Всё-таки, видимо, я не скучаю, раз только сейчас подумала об этом. Надо бы ему написать.

С другой стороны, Дюк мне так быстро надоедает, когда рядом. Почему я не могу надоедать сама себе, ведь я с собой провожу намного больше времени, чем с ним. С собой я провожу сто процентов времени. Хотя может и надоедаю себе, вот как сейчас. Ведь хочется просто отключиться и проснуться только утром.

Не усну. Точно не усну…

***

Утром было обычным, пока не стало страшно так, что казалось будто смерть уже не просто стучит в моё окно, а долбит мне сердце своими костлявыми кулаками. Я подавилась рисовой кашей. Вы когда-нибудь доставали еду из носа? Я всегда, конечно, знала, что нос, рот и уши прочно связаны, но видеть эту связь не хотелось видеть. О чём-то не вовремя подумала, и каша игриво поползла наверх, словно бросая вызов гравитации. Я же начала задыхаться. Жизнь даже не пробовала мелькать перед глазами. Жизнь пыталась яростно сопротивляться, выдавливая из меня странные звуки. Пара мгновений борьбы и я как фокусник вытащила несколько крупных рисинок из носа.

– Фу. Ты опять не можешь нормально поесть? – на кухню зашла мама. – Как ты собираешься жить с мужчиной. Ты представляешь, как ему с тобой будет тяжело? Или, не дай бог, будешь жить одна. И не горбись.

Сказала мама, проходя мимо меня и стукнув ладонью по самой выступающей части спины. Села рядом.

– Боже, ты помнишь, как вообще не могла есть, потому что боялась глотать? Всё же стоило тогда сводить тебя к психиатру.

Конечно, я это помню и без её напоминаний. Зачем она так любит меня в это тыкать? Вечно напоминает мне обо всех постыдных вещах из детства.

– Хотя ты была тогда пухлой. – мама потрепала меня по щеке. – Тебе пошло на пользу некоторое время без пищи. И всё же стоило отправить к психиатру. А то ты могла есть только…

– Пюрешку и кашу. Да, я помню. «Давай не будем об этом», – сказала я немного брутальным голосом, потирая щёку после маминой «ласки». Остатки риса всё ещё фантомно раздражали мою восприимчивую слизистую. – Спасибо за приятное утро. Я надеялась, что мы можем просто вместе позавтракать и нормально пообщаться, а не вспоминать моё детство.

– У кого-то после вчерашнего проблемы с чю? И вообще, не огрызайся.

– Нет, моё чувство юмора в порядке. Просто я ненавижу, когда ты ко мне цепляешься. Ладно, мне уже нужно на работу.

– Иди, иди. И смотри не опоздай.

Аааа. Как будто я вообще когда-то куда-то опаздывала. Почему-то это она не вспомнила, а о том, что я всегда была с проблемами – да.

Пока ехала в лифте снова первым делом обратила внимание на рекламу. Её так и не заменили на новую. Те же тексты, те же фотографии. Скучно. Но зато это стало маленькой внутренней традицией – заходя утром перед работой в лифт, или вечером после работы и смотреть, поменялся ли рекламный блок. Я пыталась находить в смене закономерности, но обклейщики ломали их каждый раз, когда мне казалось, будто закономерность найдена.

По дороге на работу написала Дюку. Нам нужно было наконец-то встретиться. Точнее, мне нужно было немного отвлечься от проблем. Не то, чтобы он мне мог сильно помочь. Вдруг удовлетворение части потребностей сможет меня успокоить. Хотя, может на самом деле мне оно было и не нужно. Возможно, просто почувствовала, что это нужно Дюку. Мы давно не виделись, пора исполнять долг. Почему-то в такие моменты часто начинает казаться, что я что-то должна.

Интересно, он заметит, что я поправилась? В моей жизни последние пару недель не случилось Дюка, зато случились несколько килограмм лишнего веса. Я думала о своих отъетых боках, поедая вредную шоколадку. В свою защиту могу сказать – мне пришлось, потому как из-за инцидента с рисовой кашей и разговора с мамой позавтракать нормально не удалось.

Безусловно, на меня все смотрели. Видела неодобрение на лицах пассажиров. Наверняка каждый думает о том, что я и так уже слишком жирная, чтобы есть, тем более шоколад. Но дома не оказалось никакой полезной еды, пришлось брать чёрные углеводы. Паршиво. Нормально не позавтракала, ехать приходится с теми, кто постоянно пялится, а во время секса придётся переживать о том, как я буду выглядеть. Наверняка Дюк увидит эти огромные бока, жирные колени и скажет, что я слишком сильно поправилась и что не хочет меня больше видеть. Однажды он точно меня бросит из-за этого.

***

Рабочий день не ладился. Вчерашние новости выбивали работу прямо из моих рук и не давали сосредоточиться. Эти же новости подсунули мне чашку кофе, чтобы взбодриться. Сон не ушёл, зато прибежала тахикардия, от которой всегда становится страшно. А может что-то с сердцем, и я умру в итоге раньше мамы. Здоровье точно напрашивается на осмотр. Нужно обязательно записаться к кардиологу или неврологу. И ещё обязательно во время перерыва погуглить про мамину болезнь. Или прямо сейчас. Всё равно успею всю работу сделать быстро, да и сезон у нас мёртвый. Поищу сейчас.

И я отправилась в бесконечное пространство статей, пугающих букв и страшных диагнозов. Мне попадались жуткие фото, после которых нашла у себя симптомы не только маминой болезни, но и миллиона других. Страницы сменялись свежими. Появлялась новая пугающая информация, которая заманивала поискать что-то ещё. В итоге сёрфинг закончился вместе с рабочим днём. Я не успела сделать даже 10 процентов. Ай, сделаю завтра. Всё равно мне не так уж много платят за то, что я делаю каждый день. Никто ещё не умирал от невыполнения работы.

Всё, пора к Дюку.

***

Поднимаясь по лестнице некрасивого знакомого подъезда, я ощутила больше нервозности, чем обычно. Сердце стучало до тошноты. Глупости какие, будто мы видимся первый раз.

Его бывшая должна была уехать куда-то отдыхать, поэтому можно было не переживать по поводу того, что нас кто-то услышит. Раньше это несло бы меня и окрыляло, а сейчас внутри была такая тяжесть, что каждый шаг вверх был мучительным. Ногам хотелось вернуться вниз и убежать домой.

Дверь открыта. Я свинцово сделала последний шаг в квартиру и закрыла дверь. Увидела знакомого человека внутри и не ощутила ничего, кроме тревоги. Мы формально поговорили пару минут, словно пытаясь соблюсти какие-то приличия. А потом сразу переместились в спальню. Я смотрела на Дюка, видела, как он спокоен, даже скорее холоден. Страсти никогда с его стороны и не было, но сегодня между нами раскинулась зима.

Дюк лёг на постель. Его любимая ленивая поза. Мне она всегда казалась унизительной, но спорить было не в моих интересах. Ему нравилось скользить по мне злым взглядом, когда я раздевалась, словно он видел каждый недостаток и мысленно порицал за него.

Сам он в это время просто лежал на боку. Потом переворачивался на спину, заставлял меня трогать себя и как только буду готова – быть сверху. Почти никогда ничего не менялось, как и во всей моей жизни. Я пыталась быть страстной, но ему не очень этого хотелось. Одни и те же ритуалы. Одна и та же жизнь.

Мне так хотелось близости вчера вечером. Мне до дрожи хотелось его весь день, но сейчас я чувствовала, что не хочу. Так сильно не хочу, что на долю секунды лицо сморщилось, будто в рот выдавили дольку лимона. Мерзкое чувство самонасилия пыталось остановить меня от продолжения. Но как можно закончить, если ты уже практически в процессе… Ладно, терпеть не так уж и долго. Дюк, при всём его самомнении, не так уж и хорош в этом плане.

В процессе, я пыталась выглядеть бойкой и таинственной, но потом как-то резко накатило отвращение. К этой ненужной близости, к нему… Будто я была проституткой, да только мне никто не будет за это платить. Тем более такой скупердяй как Дюк, тем более мне.

В этот раз всё казалось бесконечным. Пыталась разгибать губы в обратную сторону, чтобы не выглядеть мученицей, пыталась двигаться, чтобы и саму себя зажечь, пыталась отвлечься, разглядывая комнату и закрывая глаза.

Вдруг почувствовала такое же состояние, как и вчера. Запахи стали комковатыми и резко острыми, комната перемещаться. Снова стало кружить и раскачивать. Я инстинктивно закрыла глаза, а когда открыла, то увидела лицо Дюка, слишком близко к своему. Его ошалевшие глаза почти не моргали и были такими огромными, красными. Казалось, чуть надави и вывалятся. Я попыталась что-то сказать, но услышала только какое-то мяуканье, бульканье, хрипы. Что угодно, но только не те звуки, которые я пыталась выпустить из своего рта на волю.

Виски болели и тревожно тикали, словно бомба со взрывчаткой. Я пыталась сосредоточиться и услышать что-то из потока слов Дюка. Пара минут навязчивых звуков внутри и вот наконец-то начала слышать звуки снаружи. Хотя может и не стоило. Дюк просто пытался меня тормошить, что-то кричал и бросал вещи.

Не могу сейчас говорить. Закрыла глаза и уснула. Оказывается, просто сильно хотелось спать.

***

Не знаю, сколько времени я была в отключенном состоянии. Почему-то время сегодня чувствовалось совершенно иначе. Оно словно растянулось в ширь и в высоту. Будто его растянули во все стороны сразу как тесто фило.

Я потянулась. Дюк сидел рядом, занимался чем-то своим, но периодически на меня поглядывал.

Как только я открыла глаза, он перебрался ко мне, быстро пряча телефон.

– Что это было?

Вот и как можно ответить на вопрос, когда сам не знаешь ответа.

– Не знаю. Мне стало плохо.

– Ты – ребёнок!

– Чтоооо?

Тут уже у меня исказилось лицо. Мои глаза явно были такими же большими как недавно у Дюка.

– Ты в своём уме? Какого чёрта было устраивать это представление?!

Это обвинение меня возмутило. Ведь я была беззащитным ребёнком, а не монстром. Да и будто я нарочно! Я же не Копперфильд или ещё какой фокусник.

– Спокойно… Давай просто поговорим сейчас о чём-нибудь ещё. А это обсудим потом. Знаешь, мне только что приснился странный сон. Приснилась несуществующая песня Валерия Меладзе. Притом это было настолько реалистично, что я слышала его голос. Ох, как же он её поёт! Нам обязательно нужно её записать. Может ему отправим? – я попыталась шутить, дабы разрядить обстановку. Не вышло.

– Какая песня? Ты в своём уме? Хотя зачем спрашиваю, явно нет. Давно предполагал, что ты чокнутая на всю голову.

– Не знаю. Точнее, впервые это случилось вчера, но что… как… не знаю… Дюк, мне страшно. – попыталась схватить его за руку.

– А мне не страшно?! К психиатру тебя надо. Может и мне тоже. Мне как-то с этим тоже теперь жить. – Дюк резко скинул с себя мою руку.

– Мне правда страшно. А если это снова повторится? Ты что-нибудь пытался делать, пока я была в таком состоянии?

– Конечно нет.

– Почему?

– Ты решила ещё раз поменять тему?

– Нет, просто мне кажется, что тебе наплевать на меня. Что может быть такого интересного в телефоне, что можно было совсем забить на меня?

– Не твоё дело.

– Так может и то, что ты не появлялся две недели – это тоже не моё дело?

– Не твоё! – обрубил меня Дюк. – К слову, сама ты тоже не особо проявляла инициативу. Мой телефон у тебя есть, ты не писала.

– Почему это снова должна была делать я? Ты вообще никогда не делал этого первым. Я почти всегда звонила первая, приезжала первая… Может у тебя ещё несколько пара баб есть, раз ты так раскидываешься нашими отношениями?

– Перестань так говорить. Грубые слова тебя не красят. Ты становишься похожа на базарную тётку или свою мерзкую бабушку. Хотя для вашей вообще это характерно.

– Ты совсем охренел? Ты прекрасно знаешь, что я никогда не позволяю себе мат или грубости, по крайней мере без причины. Пару раз, всего пару раз вырвалось. И каждый раз из-за тебя!

– Я не собираюсь продолжать этот разговор. Думаю, тебе пора.

– У тебя точно кто-то есть!

– Успокойся! И собирайся. – Дюк схватил меня больно за руку и потащил к двери.

– Нет, ты будешь его продолжать. – я выхватила у него телефон, но он успел меня больно толкнуть.

Я отлетела в сторону дивана. Ударилась затылком и больно саданула локоть.

– Совсем офигела?!

– То есть сейчас и ты вспомнил о существовании мата. – кольнув ответом, я попыталась встать, цепляясь за спинку кровати.

Когда удалось подняться, увидела, близко его глаза. Они становились яркими и злыми, раньше мне это так нравилось. Сейчас же я увидела словно со стороны себя, пытающуюся довести до истерики совершенно, по сути, чужого человека; и самого человека, ярость которого перерастала границы адекватности. Его лицо, на самом деле не такое и красивое, как я когда-то думала. Оно нервное и злое.

Также со стороны увидела, как он долго размахивается, словно стараясь набирать максимум силы, а потом разряжает запал об мою щёку.

В глазах помутнело, меня как током пронзил ужас, но не от боли, а от того, что приступ может повториться. Только я останусь беззащитной рядом с этим человеком.

– Знаешь, по-моему, нам надо расстаться. – на этот раз абсолютно спокойно. Я хотела сказать что-то другое, хотела расплакаться или начать извиняться. Но что-то щёлкнуло и эти простые слова наконец-то выстрелили в воздух.

– Ты – психопатка. И да, ты абсолютно права. Сваливай! – сказал Дюк и кинул кофту в лицо.

Хотелось ещё наговорить грубостей, но почему-то не вышло. Молча собрала остатки разбросанных вещей. Молча оделась и ушла. Злость внутри кипела, но в целом, почему-то стало легче. Может потому, что не он меня бросил и что случилось всё не из-за моей внешности или лишнего веса. Может, я и правда психичка.

Интересно, то, что со мной происходит – это диагноз? Или я в себе, раз это видят окружающие. Всегда боялась больше всего одной вещи – сойти с ума. Мне все говорили: «Но ты ведь и не поймёшь. Ты просто будешь уже жить в какой-то своей вселенной, страшно или плохо будет только людям вокруг.» Меня же это никогда не успокаивало. Да, я не буду этого знать, но что будут обо мне думать близкие или друзья… Да и сама мысль об этом внушала ужас. Что я не смогу себя контролировать, не смогу всё контролировать. Весь мир будет нестись куда-то без меня. Личность просто растрескается внутри мёртвой оболочки и высохнет.

Грустно, а может даже забавно, что сейчас велика вероятность того, что я просто сошла с ума. Только мне почему-то не страшно. Надо записаться к психиатру.