Читать книгу Вне себя - Ольга Максимовна Воропаева - Страница 4
Часть 1
Глава 4
ОглавлениеСнежные точки беспорядочно носились под лучами солнца: вниз, вверх, вбок, опять вниз. Кружа и обгоняя друг друга, они врезались в кожу, оставляя на ней неприятный режущий след. Хотелось прикрыть глаза и чувствовать эти маленькие уколы сразу всей кожей. Видеть что-то было сложно, но я продолжала смотреть сквозь этот бешеный поток на солнце и щурилась от яркости, скользя глазами по белому мраморному небу.
Солнечно даже сквозь пелену неба. Ярко, а всё равно жутко тоскливо. Хотелось найти под рукой кнопку плеера, нажать и услышать грустные песни. И вот тогда уж точно закрыть глаза, может даже начать плакать, пропевая знакомые строчки.
Домой идти не хотелось, поэтому я выдохнула все свои печальные эмоции в мороз, чтобы они застыли и не тревожили меня какое-то время, и пошла ходить по улицам.
Погода, конечно, выкручивала руки и окатывала лицо такой волной холода, словно получил порцию анестезии у зубного или пластического хирурга. Мимика стала каменной, что даже немного радовало. Грустить или радоваться сейчас не получалось чисто физически.
Гулять и оставаться с мыслями отправилась в самое идеальное место – в центр города. Ведь где можно ещё ощущать себя настолько одиноким и обезличенным, как не в толпе людей.
Пошёл снег: крупный, немного грузный, зато бархатный и очень спокойный. Пока длилась моя прогулка, солнце успело сесть, уступая место неестественным фонарям. Они же гордо высились вдоль дорог и засвечивали за секунду целые мириады снежинок, будто ловили преступников.
Снег то кружил, то ровно падал, слетаю плавно на одежду. То взвинчивался, то ложился ровным одеялом на землю.
Помню, как давно, в детстве, мы часто гуляли вечерами или днём, когда было особенно солнечно. Взрослые шли и о чём-то говорили, а я завороженно смотрела на чистый блестящий снег. Мне всегда казалось, что он похож на бриллианты, которые сверху щедрой рукой рассыпаются над городом. Может даже с утра здесь пробегал Серебряное копытце и успел наследить красивыми сугробами. В любом случае, это было очень красиво.
От воспоминаний в животе пробежало лёгкое тепло, а потом стало опять грустно. В центре снимали ёлочные украшения, сматывая гирлянды очень грубо, небрежно. Огоньки всё ещё продолжали гореть, пока их сворачивали в тугие кольца. Мотки света росли, здания становились всё более голыми. А потом резко всё погасло. Лишь фонари остались сторожить город.
Ненавижу этот момент года. Сначала видишь появление всей красоты. Это уютное сияние, способное сделать привлекательным даже серость зимнего города. Вся эта радость, ощущение наполненности и праздника. После – смерть. Каждый год проходит этот маленький круговорот от рождения до самого конца. Каждый, каждый год.
И ведь моя жизнь тоже закончится подобно этим гирляндам – болезни начнут сматывать меня в тесный клубок, а потом просто останется вечная темнота. Только повтора не будет, не смогу зажечься на следующий год. Кстати, я всех обманула. Ведь есть ещё одна вещь, которой я боюсь даже больше сумасшествия. Это – смерть. Порой, мысли о ней преследуют и угнетают, порой, до такой степени, что парализуется вся жизнь. Кажется, что я не успею сделать и половины того, что хочу. В итоге, не начинаю ничего.
Впереди нет дорог и дверей, словно уже одна пустота, а сейчас окружает лень и бесцельность. Два года я раздавала своё время, два года теряла его, пытаясь думать, что эта жизнь – моя. Просмотры километров фильмов, сериалов, чтения книг. Эмоции я черпала только оттуда, признавая, что эмоции я могу получить только оттуда. Может пора изменить этот распорядок. Да и, пожалуй, пора возвращаться домой.
***
Дома хотелось услышать тишину. Но квартира разрывалась звуками телевизора. Никогда не понимала, зачем этот вечный фоновый шум. Неужели всем так страшно остаться наедине со своими мыслями?
Хотя да, мне ведь страшно. Часто возникает ощущение потери себя, как только смолкает свет. Становится невыносимо страшно. Такое ощущение, будто не уверен на все сто в собственно личности. Нет, мне не кажется, словно я парю над своим телом и вижу всё стороны, но внутренне есть какое-то неприятное ощущение отстранённости. Перестою понимать, что значит быть собой: реальность мутнеет и начинает уплывать, сознание творит дурацкие фокусы. А я в этой темноте просто пытаюсь искать себя, цепляясь за знакомые предметы в комнате. Пытаюсь вспомнить что-то связанное с ними или собственных родителей, будто рассказываю собственную жизнь, собирая осколки памяти как хлебные крошки. Если мне не помогает и кажется, что схожу с ума, то просто со всей силы влепляю себе пощечину. Щепки не срабатывают. Это работает. Маленький якорь боли для возврата сознания.
Если признаться ещё больше – я боюсь вечера, боюсь ложиться спать и оставаться с собой. Вдруг однажды бросить якорь не получится и сознание не сможет всплыть обратно… Скоро новая пытка тишиной и ночью. Сейчас же из мыслей вывели родители.
Они о чём-то говорили, перекрикивая телевизор. Ну вот почему его просто не выключить?! Я стояла в дверях, смотрела на них, всё ещё пытаясь поверить в новую реальность без Дюка и с маминой болезнью.
– О, ты дома. Разве ты не ушла к Дюку?
– Мы расстались.
– И ты так поздно вернулась одна?! Или он тебя проводил?
Разревелась. Теперь стало обидно. И жалко себя. Меня сильно обидели, а мама даже не хочет пожалеть ил поддержать. Только цепляется. Неужели я такой плохой человек, чтобы меня так игнорировать. А почему Дюк никогда не хотел обо мне заботиться? Ведь я всегда была готова на всё… От мамы просто вечные упрёки. Видимо, я – самая худшая дочь на свете. Будто я всегда могла быть лучше кого-то или лучше самой себя, но так и не стала. Всегда не дотягивала до роли дочери, до роли девушки. Интересно, до роли человека тоже не дотягиваю?
И снова оно. Голова… Туман… Снова вижу крошечные ручки… Вижу, как мама засуетилась и начала сюсюкать. Хотя ведь ненавидит, когда так общаются с детьми. Со мной с самого детства говорила, как со взрослой. Да вечно повторяла, что маленькая я была умнее…
– Доченька. Ну не плачь. Я рядом. Ну тихо, тихо. – мама меня баюкала, ходила по комнате. Потом даже начала мурлыкать что-то колыбельное.
Мама умеет петь? Откуда вдруг этот обострившийся материнский инстинкт?
Было приятно и странно. С другой стороны, сейчас всё было странно, но далеко не всё так приятно.
– Я с тобой, с тобой. Никуда не уйду. Всё наладится. Не переживай.
Может это и есть гармония. Покой и тишина, даже телевизор не слышно. Давно хотелось услышать от мамы поддержку. Может она мне когда-то говорила такие слова, но я забыла? Почему-то более колкие я помню слишком хорошо. Эти острые ранящие фразы всегда так метко попадали в сердце. Они как тысячи маленьких ядовитых термитов – проникали и начинали грызть. Наверное, моё взрослое сердце изъедено ими полностью. И я даже не знаю, есть ли способ их вытравить и восстановиться.
Но сейчас хорошо. Отпустило. Мысли… Есть или кошка? Может в этот раз асфальт… Апельсиновый, такой мягкий и оранжевый на вкус…
***
Я проснулась рядом с мамой. Конечно же, я уже выросла обратно до своего печального тела. Правда, ощущение покоя недолго оставалось рядом, заглушив часть чего-то разрушительного в голове.
– Проснулась?
– Да. Но, перебила сон и теперь точно не усну.
– Тогда пошли что-нибудь съедим.
– Не хочу. Чай выпью.
– Ты и не хочешь есть. – мама удивлённо подняла бровь и пошла на кухню.
Необычно. Мама сама разливает чай и достаёт еду. Чаще всего она обо всём просила меня. Точнее, из её уст это всегда звучало словно приказ. Будто если что-то она сделает сама, то её авторитет подорвётся, а я навсегда стану разбалованной и ленивой. Каждый раз она устраивала для меня вызов, особенно, когда действие доставляло мне дикий дискомфорт. Никак не могу понять, было это садизмом или странным воспитанием. А может воспитание и есть садизм.
Сегодня же было иначе. Может, ей было меня жалко, а может она меня просто действительно любит? Хотя я смотрю на неё, и мне кажется, что она несчастна и не любит даже себя. Всю нашу совместную жизнь она выливала на меня нелюбовь словно помои. То ли желая отомстить, то ли желая меня сломать под какие-то свои стандарты, чтобы я пошла путём, который она для меня придумала. А может когда-то придумала его для себя.
Находясь в сейчас, было спокойно, но сначала несколько неловко. Будто я начала знакомиться с ней заново или впервые в жизни. Мы немного поговорили о настоящем, повспоминали её и моё детство. Пили чай и даже посмеялись. Какая часть историй меня всегда очень веселила, а какую-то часть я успела напрочь забыть. Слушала их как в первый раз.
– Помнишь, как Бабу любила эксперименты? Её фирменные жареные огурцы?
– О, нет. Про них я знаю только от тебя. В моём детстве она их уже не готовила.
– Как тебе повезло. Ненавидела их всей душой. Она всегда готовила не очень хорошо, но эти огурцы… Я периодически уносила их нашей собаке, а если она была рядом, то прятала под подушку. Ох, мне влетело, когда она раз нашла мой тайник с луком и жареными огурцами.
– Прятала под подушку? Ох, представляю в какой ярости была Бабу!
– Она как увидела, начала так орать. Сначала грозилась вылить на меня тарелку с супом, а потом больше вообще не кормить. А помнишь историю с коровами и беляшом?
– Неееет. А может и помню…
Ох, а ведь я и правда забыла эту историю. Забавно, ведь она же произошла со мной. Но так давно. Я ведь всегда была жалостливым ребёнком. Плакала над мультиками так, словно у меня отпиливали в этот момент ногу. Ревела над мышатами, котятами и другими -ятами, если видела их на улице одних, без мамы. И постоянно просила забрать их домой. Так вот, однажды мы поехали с родителями на отдых. День был, конечно же чудесный и солнечный. Для меня эта поездка была вообще событием как минимум космического масштаба. Ещё бы, я впервые уезжала из дома так далеко.
Мы ехали по одной из нескольких одинаковых дорог. Пейзажи тоже были совсем одинаковыми, как в той песне-прибаутке: «А за деревом дерево, а деревом дерево, а за деревом дерево, а деревом куст. За кустом снова дерево, а за деревом дерево, а за деревом…» И так до бесконечности, пока не доведёшь кого-нибудь этой песенкой до истерики. Итак, мы ехали мимо пресных пейзажей, но даже эти клонированные деревья и дороги потрясали детское воображение.
Открытое окно машины плющило лицо; ветер врывался в салон через небольшую щель окошка и колыхал короткие детские волосы. Деревья неслись стройными рядами так быстро, что начинало казаться, что они мне машут зелёными руками.
Всё было в тот день интересно, хотя ехали мы довольно спокойно, молча. Вдруг, мама слышит мой истеричный плач с заднего сидения машины.
Попробуйте только представить, что такого ужасного мог увидеть ребёнок в череде деревьев и полей с тракторами? Сбитую собаку? Аварию?
Но нет, мы проезжали мимо пастбища с коровами. Мама сначала попыталась увидеть в окружающем мире причину для такой реакции. Не найдя ни одной объяснимой причины для слёз, начала расспрашивать меня.
– Корооооовы. – ревела я в ответ.
– Что коровы? – недоумённо переспросила мама.
– Они такие грязные. Мама, посмотри, какие они неухоженные и грязные. За ними никто не смотрит, никто не убирает. Мне их так жаааалкоооо.
Какое-то время и магия маминого строгого голоса ушли на то, чтобы меня успокоить. Потоки слёз высыхали, снова завороженные мирными рядами деревьев. Десять минут и мир снова обрёл краски, а я радостно ехала дальше, продавливая стекло лбом.
Вскоре мы остановились на самом популярном месте с едой среди всех дальнобойщиков и туристов. Хотя, честнее сказать, почти единственном на этом участке дороги.
Мы вышли перекусить и передохнуть. Первым делом, конечно же, был туалет и еда. Иначе мои пухлые щёчки не смогли бы спокойно доехать до конечного пункта. Минуту размяли ноги и зашли в столовскую часть райского комплекса, родители что-то выбрали для себя, пока я просто завороженно смотрела на витрины с едой.
– Что будешь? – спросила мама.
– Беляш, – без колебаний ответила я и пошла к папе за столик.
– А ты знаешь, что беляши делают из коров? – хитро улыбнувшись спросила мама, вручая мне через несколько маслянистую салфетку, скрывавшую огромный жирный беляш.
– Афа. – ответила я с набитым ртом и радостно улыбнулась маме.
Тёплые внутренности беляша уже успели познакомиться с моими собственными внутренностями. Стало сытно и уже совсем не жалко тех несчастных коров.
Вот такая вот история. Наверное, уже тогда всем стало понятно, что никогда не быть мне вегетарианкой.
***
Истории не заканчивались, разговор тоже. Мы разматывали клубки воспоминаний сначала осторожно, боясь порвать. Нежно держа каждую нить, аккуратно разглядывали их, разглаживали. Потом же осмелели и буквально вырывали огромными кусками самое сочное из всей нашей памяти. Хотелось заморозить этот момент, спрятать в памяти и доставать его, когда станет одиноко. Хотелось сделать так, чтобы этот вечер не заканчивался.
– Мам, а ты помнишь, кем ты хотела стать в детстве?
– Да… А может и нет. Давно об этом не думала.
– Кем хотела быть?
– Знаешь, всегда хотелось заниматься математикой. Когда-то давно, ещё в школе, меня всегда вызывали на олимпиады. Мне нравилось считать, могла часами решать задачи. Мечтала, что стану учёным.
– Какая скука. Серьёзно? А почему всё-таки не стала?
– Тогда женщинам не принято было много учиться. А ведь учёный – это как медик, всегда нужно быть в учёбе и работе. Да и кто бы мне платил за это… Почти все учёные нищие, никуда бы я не пробилась. Мне нужно было получить какую-то рабочую профессию, оплачиваемую. Бабу не стала бы меня обеспечивать или слишком помогать. Да и как учёной женщине найти мужа? А нужно же было и семью завести успеть. Ребёнка родить.
– А ты хотела стать матерью?
– Смешная ты. Никто тогда не спрашивал. Всем нужна была профессия и муж с детьми. Иначе никак. Клеймо поставят и всё.
– Какое?
– Старой девой бы называли, синим чулком. Знаешь, люди очень здорово вешают ярлыки. Это единственное, о чём никого просить не нужно.
– Но ты хоть была счастлива от того, что стала мамой?
– Знаешь, я должна была чувствовать счастье, ведь все об этом всегда твердили. Не знаю, никогда об этом не думала. Удалось исполнить то, для чего создана каждая женщина, значит была счастлива. Хотя, конечно, слишком рано. Нет, вру. Мне уже было 22 года. По тем меркам – это уже слишком взрослой была. Вот была сама ещё дочерью, а тут раз, и на руках уже свой ребёнок.
– Всего 22 года. Я до сих пор чувствую себя маленькой.
– С этим точно не поспоришь. – мама щипнула меня за щёку.
– А тебе нравилось быть мамой, не было скучно от того, что всегда одно и тоже. – спросила я, убирая мамину руку.
– Иногда да. Дни тянулись бесконечно. День перетекал в день. Хотя нет, правильнее сказать, что ночь перетекала в ночь. Было тяжело, но что ты всё про детей. Беременная что ли?
– Нет, что ты!
– Хорошо. Рано тебе. А потом, как время придёт и у тебя так будет. Хоть у меня многие знакомые уже стали бабушками, а я пока не готова. Да и вздумаешь рожать, сразу учти – я тебе помогать не буду. У меня и здоровье ни к чёрту, да и работа. Некогда мне будет нянькаться.
А я задумалась, хочу ли я быть мамой вот прямо сейчас? Смогу ли я быть счастливой от этого. Смогу ли сделать беззащитного маленького человека счастливым. Думаю, нет, ведь я пока для себя не нашла ответа на этот вопрос.
***
Так и прошла половина ночи. Никогда мы столько не болтали. Просто так, о жизни, о прошлом. Без обсуждения будней, наших соседей или каких-то совершенно посторонних людей. Было приятно провести время без токсичности или сарказма. Словно наконец-то перестали защищаться.
Я боялась, что эта магия кончится, но сон был необходим, ведь работу никто не отменил. Мы помыли посуду и разошлись по своим спальням. Наверное, пора разъезжаться. Пожалуй, если будем видеться редко, то и шансов на такое общение станет больше. Может станем чаще собираться вечером на кухне, ощущая исключительность этого события. Было бы хорошо. Так хорошо, что стало страшно. Вдруг операция пройдёт плохо и наш последний душевный разговор.
Всё меняется. Слишком много всего происходит. Частично со мной, хотя всё больше как-то рядом. Пожалуй, стоит осмотреться и попробовать хоть что-то активное или просто попробовать что-то, что я всегда хотела сделать. К психологу стоит записаться, определённо стоит.