Читать книгу Без имени - Ольга Манскова - Страница 8

Она потянулась и растерянно оглядела свою комнату. Это была очередная съёмная хатка, маленькая и неуютная. Тесная, невзрачная комнатка, просто камера хранения для уставшего тела. Фанни сняла её совсем недавно. Съезжать с прежнего жилья нужно было срочно, и потому ей пришлось быть не слишком привередливой. Хозяйка комнаты, скорее всего, подумала, что очень удачно и дорого сдала комнатку молоденькой и наивной дурочке-студентке…

Фанни сегодня совсем не хотелось вставать. Так, просто потому, что не хотелось вновь ощутить себя в этом, якобы реальном, мире с его вечными и докучливыми проблемами. Конечно же, самыми насущными. Первоочередной из которых была проблема поиска очередной подработки. Да, ей предстояло снова искать работу. А на прежней она продержалась всего лишь неделю. Недолго музыка играла…

Вчера, уже поздно вечером, ей неожиданно позвонил хозяин. Его гневный голос резко проорал ей в ухо, отдаваясь внутри черепа звуковым новомодным стереоэффектом, вмонтированным во все теперешние плейерфоны:

– Можете завтра больше не выходить!

– Но вы же сами сказали, что я завтра с восьми! – робко возразила Фанни.

– Нет! Ты мне больше не нужна! – и её наниматель резко оборвал свой звонок, явно не желая ничего больше слушать.

Тогда Фанни растерянно положила плейерфон на сиротливую прикроватную тумбочку и сразу же осознала, что с завтрашнего дня она вновь безработная, и что ей, по всей видимости, вовсе ничего не заплатят за уже отработанную в магазине канцтоваров неделю. Странная вещь… Первое чувство, которое она испытала – облегчение. Завтра не надо идти на работу!

Но сегодня будущее предстало ей уже совсем в другом свете. Когда она, наконец, выбралась из кровати и сползла вниз, на палас. Почему-то ей нравилось сидеть там, на паласе, опираясь спиной на край дивана. Быть может, потому, что у этого дивана, который хозяйка называла «софой», спинка была низкая и крайне неудобная; к тому же, хозяйка намекнула, что, если она сломает эту хлипкую конструкцию, то будет выплачивать ей сумму на покупку новой мебели. Фанни запрокинула назад, на мягкое сидение, голову, а потом, помедитировав так немного, пошла и заварила себе матэ. Снова присев на прежнее место, она взяла поставленную рядом с собой, прямо на пол, тыквенную калебасу, и, медленно попивая свой утренний напиток, начала припоминать в подробностях вчерашний день… Что же она сделала не так на этой проклятой работе?

Вроде бы, всё было так же, как и всегда. Ленка Мегадед, ругающаяся матом через каждое слово, не со зла, а для связки слов в предложении, – была на кассе. А Лана вместе с ней, Фанни, обслуживала покупателей. А в их отсутствие она постоянно напевала неизвестные Фанни ультрасовременные молодёжные реповые песни. В её исполнении, как ни странно, они показались Фанни даже ничего. Лана была стройной, даже слишком тоненькой, девушкой с крупными и выразительными серыми глазами. Нервы, правда, у неё совсем сдали, и Лана нервно и плаксиво, взахлёб постоянно откровенничала с Ленкой о своём парне, который её бросил: «Он никогда не разрешает ни с кем гулять, даже с подругами. Недавно мы вместе шли по улице, так он сильно ревновал меня даже ко всем прохожим, и всю дорогу молчал. А когда на меня смотрели проходящие мимо парни, он вертелся, как уж на сковородке. А дома он бьет меня: и за немытую посуду, и за позднее возвращение с работы. Даже тогда, когда я просто не вовремя подошла к нему сзади, чтобы обнять, когда он был весь целиком в компьютере… Он вскочил, как ошпаренный, и гневно вопил, чтобы я больше так никогда не делала. И это не смотря на то, что наш роман начался так душевно и трепетно: цветы, ночные прогулки, мой выпускной вечер в школе… Это – еще на родине, до того, как он уезжал. Он был где-то в партизанах, в какой-то разведгруппе. А потом, он даже в Питер ради меня приехал. С тех пор мы так и живем вместе: со мной и моим братом он снимает трехкомнатную квартиру…»

«Рано сейчас начинают практически семейную жизнь почти все молоденькие девушки – лет в пятнадцать – семнадцать… Жуть! Они же совсем ещё дети, – подумала Фанни. И Лане, и Ленке было по семнадцать, и они уже пережили по нескольку совместных жизней с парнями, когда они стирали, мыли посуду, вместе снимали жилье – даже, еще обучаясь в школе, они проходили и через это, и через бурные расставания… Фанни вдруг показалось, что эти юные девушки знают о жизни уже гораздо больше неё. Например, Ленка училась в медицинском училище, и лишь подрабатывала в этом киоске – дома одной ей, видите ли, было скучно, и она стремилась быть всегда на людях. Ленка видала уже и роды, и смерти, и операции. Она училась на «отлично» и собиралась после окончания медучилища отправиться служить в горячие точки, о чем пока не спешила сообщать родителям: по распределению она могла бы спокойно остаться здесь, в Питере.

Ленка была очень толстая, просто колобок, маленькая, но на лицо симпатичная и при такой комплекции совершенно без комплексов. Она имела какое-то неизлечимое заболевание, сильно осложнявшее ей жизнь, и постоянно глотала таблетки – как она сама поделилась с Ланой, отец Ленки получил в молодости сильную дозу облучения. Инвалидность ей, однако, не дали, хотя и были должны, и денег её семье на ребёнка не платили – сочли их достаточно обеспеченными. Но, когда Ленка краешком глаза просматривала свою карточку, заглядывая через плечо участковой медсестры, то с удивлением обнаружила, что по документам якобы несколько раз посетила шикарные пансионаты и курорты и даже побывала на далёких островах по льготной путёвке. Видимо, кто-то другой, как сказала она сама, «пропутешествовал на оформленные на меня дотации, или же получил халявные деньги»…

Несмотря на свою комплекцию, Ленка была очень подвижным, неуёмным и зажигательным существом, имела множество парней и ещё больше воздыхателей. «Да, ей будет скучно в простой, житейской атмосфере, она вся здесь – в событиях вокруг себя. Наверное, действительно, горячие точки – это её будущий выбор и судьба», – подумала вдруг Фанни.

Потом она приостановила поток ушедших в сторону размышлений и решила пересмотреть только непосредственные подробности вчерашнего дня. Вот девчата вышли покурить, оставив её временно одну… Покупателей не было. А между ней и ими, уже освоившимися на этой работе, как-то с первого же слова не заладился контакт, не возникло никаких отношений. Девушки интуитивно почувствовали её чуждость всему этому миру в целом и конкретно их молодёжному миру в частности, а последней, хотя и далеко не единственной каплей отчуждения был тот факт, что Фанни абсолютно не курит: не только травку, но даже и простые сигареты. Кроме того, когда она пришла на эту точку, сдури сказала, что ей двадцать. Для девчонок она сразу же стала слишком взрослой и слишком странной. Оказалось, что в этом ларьке стихийно подобрались лишь девчата от четырнадцати до восемнадцати.

Именно в то время, когда Ленка и Лана вышли на ступеньки покурить, сюда и нагрянул хозяин ларька, Семён Петрович, пожилой и вечно чем-нибудь недовольный человек. Он, выругавшись при входе на девчонок и продолжая бурчать что-то себе под нос, долго копался в букинистических книгах, тех, которые сдали сюда на этой неделе. Ему надо было оценить их и разложить по разделам. Покончив с этим, он заставил Фанни (которая здесь представилась Олимпиадой, а документов никто на этой работе не требовал) и Лану выравнивать учебники на полках и наклеивать везде на товар ценники, если обнаруживал их отсутствие. Рассердившись еще больше от выявленных беспорядков, Семён Петрович заставил Лану открыть стеклянный шкафчик. Он занимал всю глухую стену и служил витриной для ыставки товара. Хозяин приказал Лане убрать с полок витрины выставленные иконки. Их, с не дюжим упрямством, громоздила туда жена хозяина, Раиса Сергеевна, но влетало за это всякий раз работницам ларька: об этом Фанни уже слыхала.

– Что здесь, богадельня, что ли? – вновь орал Семён Петрович, брызгая во все стороны старческой слюной. – Выставь лучше магнитики с видами города, для приезжих. Сейчас – их сезон, они должны хорошо расходиться!

Лана, крепко стиснув губы и нервно подрагивая всем телом, незамедлительно кинулась выполнять поручение хозяина, который, как только она закончила, послал её в подсобку за лестницей и заставил влезть на самую верхнюю полку и поправить стоящие там рюкзаки.

– Ещё одно замечание – и я тебя уволю! – пригрозил он гневно, в этот свой приход избрав своей жертвой именно Лану.

Когда хозяин, наконец, ушел и оставил работниц одних, Лана заплакала.

А чуть позднее, вдобавок, обнаружилось, что она впопыхах засунула куда-то ключи от витрин. Искали их потом все – и нигде они не обнаруживались, как в воду канули.

– Мне нужна эта работа. А он меня уволит! Он и так мной не доволен! – хлюпнула носом Лана. – Мой парень больше не будет давать мне денег на питание, да и мою долю за хату, а мне скоро платить, – сквозь слёзы, с надрывом, добавила она.

– Я забыла, ты говорила мне или нет, где ты учишься, на кого? – спросила вдруг Ленка.

– На технолога. Заочно, – тихо ответила Лана.

– А ты где-нибудь ещё до этого работала? – продолжала опрос Ленка.

– Да. У себя в городе – ди-джеем. Я на гитаре умею играть, петь. А еще, уже здесь, студенткой, работала на теплоходе официанткой. Туда только студентов набирали, на лето. А потом – тоже официанткой, в баре. С ночными сменами, и потому мне мой парень там работать запретил. Ревнивый он очень. Вдобавок, один раз он на работу ко мне нагрянул… Скандал устроил.

Немного подумав и попивая чаек, Фанни сообразила, что о потере ключей, видимо, девчонки сообщили хозяину после её ухода и свалили всю вину на неё… Тогда поведение хозяина было бы понятным, и все становилось на свои места. Но закладывать Лану, звонить хозяину, ей абсолютно не хотелось.

Тем не менее, теперь, с утра, будущее предстало ей не свободой, как вчера, но со всеми оттенками ожидаемой мрачности. Итак… Официальная работа ей, естественно, не грозила. Фанни ухмыльнулась…

Фанни – это не имя. Это ник в интернете. На всех ресурсах, на которых она появлялась, она давно уже подписывалась именно так. А по паспорту она когда-то была… Ульяна Ромуальдовна Флик, 11марта 1957 года рождения. Да, именно так… Она родилась сто один год назад. Вечность назад…

Вместо паспорта, впрочем, давно уже действовали вживленные в ладонь чипы. Полная чипизация населения произошла в 2020-м. Но при устройстве на нормальную, хорошую работу всё равно требовали именно паспорт. Который у нее, как и прописка, полностью отсутствовал, как и у многих других «категорий населения», не имеющих личного жилья.

Значит, теперь снова придётся ей обзванивать различные конторы… «Вам требуются фасовщицы?» – «Да, но скажите, сколько вам лет?» – «А до скольки вы берёте?» – «До тридцати»… Ей можно было устраиваться лишь туда, где не спрашивали возраст, и, следовательно, не требовали показать паспорт и прописку… При этом, такие, не официальные работы без оформления, редко бывали относительно терпимыми…

За время своей жизни она довольно нормально и полностью официально работала только до пятидесяти с небольшим – до времени развода со своим первым супругом. Это был обычный, в меру скучный и в меру нищий брак. И просуществовал он до тех пор, пока её первый муж не увидел, что его жена выглядит гораздо моложе него самого, что вызвало в нем острое желание омолодиться и начать новую жизнь. Он, будучи вузовским преподавателем, стал устраивать рандеву со студентками и даже ходить на дискотеки. После пары лет такого неспокойного брака Фанни первая предложила мужу развод, на который он легко согласился. Их уже взрослые дети жили к этому времени отдельно. Муж вскоре получил квартиру по наследству, завещанную ему престарелой теткой-девственницей. А Фанни была вынуждена выписаться из общежития «в никуда». В этом общежитии она до этого момента «временно» проживала со дня свадьбы. Чтобы получить общежитие, надо было выписаться от родственников; обычную же прописку в дальнейшем сменили на временную. А проживать ей в общежитии было дозволено лишь по работе мужа, преподавателя местного вуза и декана факультета. Поэтому, выселенная из общежития, она оказалась без какой-либо прописки вообще.

Выписанная «в никуда», она решила уехать в другой город. И выбрала Питер. Но до этого съездить в горы. И эта поездка несколько затянулась…

После пятидесяти с небольшим Фанни не просто продолжала очень медленно стареть, как это было раньше. Нет, в один прекрасный момент она внезапно пережила полную трансформацию тела. Это произошло летом, в одной деревне, в тех самых горах, куда она подалась отдыхать и где очень дешево сняла изолированную часть деревянного домика с туалетом на улице. Она осталась там на всё лето и даже часть осени, переселившись позже и в вовсе бесплатную избенку одного доброго лесника. Этот, данный ей на проживание, домик был расположен на отшибе, в лесу, среди нескольких других домиков, предназначенных для охотников и лесников, но в то время в нем никто не жил.

Фанни плохо помнила как то, что с нею случилось в той избушке, так и всю свою «прошлую» жизнь. Она вспоминала лишь иногда, безотчетно, урывками события той, «прошлой», жизни. Отчетливо запомнила она лишь то, как лежала на топчане со старым матрасом, в комнатке с деревянными полами и маленьким окошком. У неё неожиданно поднялась температура, её бил озноб… Не было никаких таблеток, ни аспирина, ни антибиотиков, и сил встать не было тоже. В конце концов, от физической боли и преследующих её до бесконечности глубоких личных переживаний, перевариваний событий жизни, перешедших в бред, она и вовсе, наконец, отключилась…

Через несколько суток, как она просчитала позже, Фанни проснулась. Самое первое, что она почувствовала, была острая зубная боль, как во время роста зубов мудрости… Один за одним у нее расшатывались и выпадали зубы. Под ними начали пробиваться новые. Сильная температура и лихорадка продолжались.

Но… через несколько дней она вышла в прихожую и посмотрелась в маленькое, старое зеркало без рамки, висевшее над ручным рукомойником, в который сверху подливалась вода. Ей было гораздо лучше, лишь слабость и легкое головокружение…

Фанни не узнала себя. Вернее, вот теперь она и была собой. Прежней Фанни, какой всегда была по внутреннему ощущению: девушкой с каштановыми, слегка вьющимися волосами и зелёно-карими глазами с длинными ресницами. Худой, изможденной, но… Молодой.

Она тотчас покинула тот съемный дом в горах, оставив доброму хозяину – леснику ключ там, где он просил его оставить, когда Фанни соберется в обратный путь: прямо на калитке его забора, на маленьком крючочке. Полностью измененная, она пешком отправилась к ближайшей трассе, искать «попутку» до ближайшего населенного пункта.

Второй муж Фанни… Неофициальный, конечно… Она его уже плохо помнила, хотя они прожили вместе более десяти лет. С ним она познакомилась уже в Питере, после своего изменения. В одной милой компании. В то время она жила в Питере не официально и искала такую же, не официальную, работу.

Он был художником. За первого своего мужа Фанни писала некоторые научные работы и переводила тексты с английского, французского и немецкого для диссертации, а благодаря второму, научилась хорошо рисовать. Она когда-то раньше окончила художественную школу, но теперь освоила новые техники живописи и работы пастелью и сангиной, и вскоре они работали в четыре руки за подписью работ только его именем, поскольку у него было какое-никакое имя и широкий круг связей. Этот художник был весьма странным типом: не только в то время, когда они оба были опьянены страстью (Фанни, почувствовав новую молодость, вела первое время себя несколько безумно), но и все последующие годы его никогда не интересовало, сколько ей лет, кто она и чем занималась прежде. Он был весь в искусстве; в конце концов, он стал вести какою-то студию для новичков, снимая площадь в бывшем ДК, и у него появилось множество девушек-поклонниц и моделей. После чего, Фанни ушла, не прощаясь и не оставив ни записки, ни координат.

Ей во все те годы, когда она жила вместе со своим художником, уже не грозило никакой более-менее сносной работы по причине престарелого возраста и полного отсутствия после чипизации паспорта (его выдавали только тем, у кого была прописка). Чипизация же была делом чисто техническим: она сдала свой паспорт без прописки и получила чип в руку. Идентификационный номер…

Новые паспорта выдавали по месту прописки, каковая у нее отсутствовала. После 2020 года некоторое время их еще требовали предъявлять на любой работе, кроме всяких «промоутеров», курьеров и прочих вариантов так называемой «подработки». Но вскоре стало достаточно идентификационного номера и отпечатка пальца на матовой табличке, а личные сведения о себе каждый мог держать в тайне: возраст, пол… На некоторых, хотя и не слишком надёжных работах, теперь этих поверхностных данных о будущем работнике было достаточно. Поскольку было достаточно того, что работник не объявлен в розыск и ничего не должен налоговой службе.

После третьей, очень краткой попытки еще раз устроить личную жизнь (а вернее, еще одного стихийно возникшего романа), Фанни решила больше не обжигаться. Ведь её странность, как она поняла, теперь была очевидной… Как и её будущее одиночество.

С тех пор она жила только одна, на съёмных квартирах, в чехарде сменяемых как в калейдоскопе разнообразных подработок… Безумная, ненадёжная, съемная жизнь, будто выданная напрокат самим богом, почему-то забывшим забрать её на тот свет.

Весь этот мини-перепросмотр мельком пронесся в мыслях Фанни… Но самым противным для неё всегда было вновь искать работу, просматривая объявления. Чем занялась она и теперь, для начала выйдя в интернет. «Срочно требуется секретарь, девушка 18—20 лет без в.п.» Да, она – вполне без в.п., если не считать вредной привычкой желание поспать на столько подольше, насколько это возможно. И фигурка у неё ничего. Только, на этой работе – ну, уж точно, потребуют паспорт. Такие вещи она определяла уже на уровне интуиции. И вообще, ей надо было искать только непритязательную работу с лёгким надувательством и недоплатами сотрудникам, но без долгого оформления. Без официоза в этом оформлении. И, тем не менее, не влипнуть в очередной раз, не попасть туда, где захотят и вовсе полностью «кинуть на деньги». И найти подходящую работу, пусть и тяжелую, было достаточно трудно.

«Нет, сегодня я буду просто отдыхать, – через несколько минут интернет-объявлений подумала Фанни, – Пусть при этом происходит что угодно, пусть даже на меня рухнет потолок… Завтра!»

Она встала, устроилась поуютнее, завернувшись теперь в одеяло, и снова взяла в руки компьютер. Вот они, наконец: послания, сообщения, фотки, кошечки-собачки, среди которых – и ее собственные литературные опусы и стишки, сочиняемые в жалких потугах уйти от реальности. Она то высылала их на различные литературные конкурсы, то вывешивала просто так, и они болтались повсюду, на разных сайтах, в сети… Везде, где она «существовала» в сети, она была Фанни.

Некоторые ЭМЧ-личности (ЭМЧ – электронная модель человека; по другому, интелы: похоже, слово, оставшееся от понятия «сохраненные в базе интеллекты»), постоянно теперь в интернете интересовались Фанни.

«Интелы что-то слишком часто принимают меня за свою и спрашивают, почему я так часто исчезаю с того или иного сайта… „Вам не интересно здесь, с нами? На какой сайт вы уходите?“ К чему бы это?» – подумала она. Ей льстило внимание к ней интелов, но оно и пугало её. Ведь, как известно, интелы, искусственные интернет-личности, содержали в себе продолжавший развиваться и жить самостоятельной жизнью интеллект людей, многие из которых при жизни были известными писателями или учеными…

Конечно, смерть носителя реального интеллекта не была обязательной для создания интела. Но большинство из людей давали жизнь в сети своим интелам только после своей смерти, по завещанию, не желая встретиться с самим собой на просторах интернета. Все, кто «записывал» с себя своего интела, делали это, конечно, при жизни, тем более что эта, хотя и дорогая, процедура была разрешена каждому, причем бесплатно. И такая запись хранилась на базе, в специальных «ящичках». Но… Существовали потом, запускаясь в сеть, на просторах интернета, только те интеллекты, которые смогли там выжить. Которые могли постоянно обитать в интернете. А это были только интелы людей с высоким духовным потенциалом. И эту суть вещей не могло изменить ни наличие титулов и званий, ни высокая при жизни должность…

А потому, узнать, жизнестоек ли в сети записанный тобою интел, еще при жизни, отваживались немногие люди. Да, большинство завещало запустить своего интела в сеть только после собственной физической смерти… Потому, отчасти интелы были своего рода «мертвыми душами».

Впрочем, существовали и некоторые отважные смельчаки, запустившие интела в интернет еще при своей жизни, и теперь с удовольствием общаясь там с ним за чашечкой кофе. «Приятно с умным человеком в шахматы играть», – как высказался один шахматист в ответ на вопрос, почему он активировал своего интела еще при жизни.

Конечно, появились и религиозные соображения, связанные с интернетом, и даже движение «технорай», сторонники которого считали, что активировать интела в сети нужно в момент смерти человека, и тогда его душа навечно перейдёт в сеть. Но, в общем, жестких противников содержания интелов в сети не было. Прежде всего, потому, что те были безобидны и полезны. Самое опасное, что интел мог «натворить» – так это сыграть с кем-нибудь безобидную шутку. Пользы же от интелов было гораздо больше. Они служили людям, помогая разрешать новые и новые задачи, причем, их интеллект, в отличие от интеллекта живых профессоров, не нуждался в поддержке пищей и не требовал других расходов. Они были бескорыстны и деятельны, эти «несуществующие» мозги.

Впрочем, это слегка подорвало престиж реальных ученых и сказалось в том, что их труд стал практически неоплачиваемым… Следовательно, многие из них уже давно подрабатывали дворниками, уборщиками и официантами – с годами эти профессии никуда не делись, и уборщицы по-прежнему тёрли пыль мокрой тряпкой. Существование машин-роботов, заменяющих ручной труд, было невыгодным, дорогим удовольствием и применялось кое-где лишь для экзотики.

Таким образом, поскольку большинство интелов были своего рода «мёртвыми душами», то Фанни было именно поэтому не по себе от проявленного ими интереса к своей особе. Что-то они нашли с ней общее. И в личной переписке многие из них даже интересовались, а кем же Фанни была при жизни. Она, как обычно, мило отшучивалась и напускала побольше интригующего тумана.

Итак, весь день Фанни упорно просидела в интернете, за общением и сочинительством, даже не заметив, как незаметно наступил вечер. Есть ей почти никогда не хотелось, и целый день она лишь попивала воду из пластиковой бутылки.

Но вечером ей неожиданно и внезапно захотелось пройтись.

Она тотчас накинула легкий плащ – на улице накрапывал мелкий дождик, и засунулась в узкие и длинные ультрамодные сапоги, согревающие ноги при холоде и охлаждающие при жаре. Когда Фанни выскочила из своей комнатки-пенала, то наспех закрыла её на ключ и прошелестела своим длинным синим плащом в стенах коридора.

Она проскочила мимо выстроенных в ряд у стены и вечно, в любое время суток, работающих стиральных машинок. Эти машинки шумно проворачивали бельё внутри своих прозрачных огромных желудков и посверкивали разноцветными лампочками, время от времени включаясь и выключаясь. Они были похожи на застывших, но вечно живых чудовищ.

Фанни закрыла общую дверь коммуналки, ведущую на площадку, после чего, долго дожидаясь старого лифта, наконец, съехала вниз в его прокуренном брюхе и вышла из темноты подъезда, слегка пошатываясь на высоких, уже сильно сбитых, каблуках. Отчаянными шагами вызванивая пустоту асфальта, Фанни устремилась в вечное, одинокое никуда…