Читать книгу Где находится край света - Ольга Меклер - Страница 5

– Как же так, Мария Васильевна? Вы, советский человек, перспективный молодой журналист – и член семьи изменника родины?

– Это какая-то ошибка, гражданин следователь, – с трудом выговорила она помертвевшими губами. – В нашей семье нет и не может быть изменников.

Боже… Неужели Карл?! Где он сейчас? Вчера пришло письмо из Сумской области – он там в командировке. Все как обычно: тетрадный листок дышал нежностью и заботой – «Родные мои Марийка и Лоринька!..» Писал о работе, о людях, о встречах, спрашивал, что привезти… Но пока письмо шло, всякое могло случиться… Она похолодела.

– Вот как? А кем вам доводится гражданка Петрова Елена Васильевна, 1905 года рождения, в девичестве Кузьмина? – лейтенант госбезопасности вперил в нее тяжелый, холодный, немигающий взгляд.

– Сестрой. Родной сестрой, – будто не она отвечает, будто какой-то равнодушный кукловод дергает за ниточки. Леля! Они же несколько месяцев назад встречались – все было хорошо! И Ларочка, дочка ее, совсем взрослая, барышня уже. Слава богу, что не Карл! Господи, о чем я думаю?!

– Сестра… очень хорошо… Значит, вы утверждаете, гражданка Кузьмина, что сестра ваша никогда ничего порочащего советскую власть не говорила?

– Никогда, – в голосе появилась твердость.

– Ну что ж, прекрасно, прекрасно… А скажите, гражданка Кузьмина, с вашим зятем, Виталием Ивановичем Петровым, вы близко знакомы? – холодный взгляд так же неподвижен, сверлит насквозь. «Как удав на кролика!» – подумалось неожиданно. Тьфу, черт, что за метафоричность в такой момент. Вот оно, профессиональное!

– Не очень, – Мария равнодушно пожала плечами. – Сразу после женитьбы он увез ее в Бодайбо, виделись мы довольно редко, на семейные встречи он приезжал раза три, не более.

– Да-да… А о деле Бодайбо вы не слышали? О злоупотреблении многих руководящих работников служебным положением? И о том, что вашему родственнику крупно повезло – его просто перевели управляющим в ГлавГрузиязолото?

– Слышала, конечно – мы с Еленой виделись в прошлом году.

– Отлично, отлично… А во время встреч о чем вы разговаривали с гражданином Петровым?

– О разном разговаривали. Виталий Иванович – человек образованный, у него прекрасная коллекция живописи. Об истории, о культуре много беседовали.

– Ага… А о своих связях с иностранной разведкой гражданин Петров никогда не упоминал?

– Да вы что? Это, простите, абсурд! – от нелепости вопроса ей стало смешно. Ну да, жулик еще тот Лелин благоверный, игрок, но какая там разведка?

– Абсурд, говорите? – криво усмехнулся следователь. – А вот если я вам сообщу, гражданка Кузьмина, – он навалился всей грудью на разделявший их стол и почти вплотную приблизил к ней свое лицо (прыщавый какой, фу!), – что супруг вашей сестры, Виталий Иванович Петров, 1900 года рождения, изобличен как активный участник антисоветской организации и обвинен в шпионаже в пользу Англии? Вам и тогда будет смешно?

Бред… Не может этого быть! Что же будет с Лелей, с Ларочкой? Она молчала. То, о чем они слышали по радио и на митингах, читали и иногда писали сами, коснулось ее семьи, сестры.

– Вы хотите спросить, что теперь будет? – этот страшный человек будто читал ее мысли. – С гражданином Петровым уже ничего, – лейтенант гадко хихикнул. – Он получил по заслугам: был приговорен к расстрелу. Приговор приведен в исполнение.

– А… а Леля? Елена? Что с ней? – Марии стало по-настоящему страшно. Липкий пот стекл по спине, пальцы противно дрожали.

– Следствие по делу гражданки Петровой Елены Васильевны еще не закончено, и вы могли бы помочь ему. И себе, – с нажимом добавил он.

– Мне нечем вам помочь, правда. Послушайте… моя сестра – честнейший человек, я в этом глубоко убеждена. А у меня грудной ребенок.

– Да, нам это известно. Вот о ребенке и подумайте, гражданка Кузмина. И знаете, я ведь вам верю. И думаю, если вы отречетесь от родственников – врагов народа, это будет правильным шагом.

– Родственников не выбирают, гражданин следователь.

– Воля ваша. Но вы бы подумали все же… Идите. И если вдруг что-то вспомните, сразу же сообщите.

– Да, конечно. Спасибо.

– И вот еще что. Вы ведь замужем за немцем?

– Да, – она подобралась, будто волчица, приготовившаяся к прыжку.

– Позвольте дружеский совет, Мария Васильевна, – голос лейтенанта потеплел, стал вкрадчивым. – Разведитесь. Времена тревожные, случаев шпионажа в пользу иностранных разведок много. Вы ведь русская женщина! Брак гражданский, нигде не зарегистрирован – только вещи собрать…

– Это исключено. Я очень, слышите, очень люблю своего мужа! До свидания.

С трудом поборов искушение запустить в этого жуткого доброжелателя графином и изо всех сил хлопнуть дверью, изображая максимальную невозмутимость, она на ватных ногах добралась до дома.

Приходящая домработница Клава, славная деревенская деваха, укачивала Лориньку:

– Оякорили, Клавочка…

– Че?

– Оякорили, а не «о, як горели». Не бухты горели, а корабли оякорили их, то есть бросили якоря.

– Ай, да мне без разницы, красивая песня. Марь Сильна, а чей-то на вас лица нет? Случилось что?

– Нет. Все хорошо, Клавочка, я просто устала.

– Да вы ложитесь, я еще с ребеночком посижу, а хотите – мы погуляем, а вы отдохните.

– Конечно, спасибо тебе.

Мария упала на кровать и уставилась в потолок. «Хаос, Машенька, такой хаос будет!» – вспомнились слова бабушки. Хаос… Страна идет вперед, везде гигантские стройки, стахановское движение вот… «Жить стало лучше, товарищи. Жить стало веселее. А когда весело живется, работа спорится… Если бы у нас жилось плохо, неприглядно, невесело, то никакого стахановского движения не было бы у нас». Ведь это правда! Сталин мудрый, справедливый, он действительно провидец. Все, что обещает в своих речах, сбывается. С каким энтузиазмом народ работает, едет осваивать тайгу и пески! Разве есть еще в мире такая страна?! Тогда почему арестовывают невинных людей? Почему сегодня ее пытались заставить предать самых дорогих и близких? В измену Елены и Виталия Ивановича было поверить так же невозможно, как во вредительство соседа Коли, в антисоветскую пропаганду их коллеги Грини – остроумного, обаятельного, замечательного журналиста, в умышленное искажение портрета Буденного в прошлогоднем номере «Волжской коммуны». Как они с Карлом ни крутили газету, не нашли сходства звезды на его рукаве с фашистской свастикой. А первый секретарь обкома Павел Постышев углядел… Обвинили фотографа и типографского работника. Может, Гриня был прав, когда за неделю до своего ареста выразил предположение, что Вождь ни о чем не знает, что его обманывают?..

– Тихо, тихо, родная, не надо, услышат соседи. Я тоже не верю и никогда не поверю в вину твоих родственников. А ты умница, что не отказалась от сестры.

– Карли, Карли, что же теперь будет?! Мне страшно! За тебя, за себя, за Лориньку!

– Не бойся, Чижик. Чему быть, того не миновать. Что бы ни случилось, мы всегда будем вместе. Ты мне веришь?

– Верю. Только тебе и верю, – она спрятала лицо у него на груди, еще раз всхлипнула. – Пойдем в детскую, ты, наверное, соскучился по дочке.

А в далеком прекрасном Тбилиси произошло вот что.

Несколько месяцев спустя после вступления в новую должность Виталий Иванович составил справку, в коей указывалось на недостаточное количество золота на вверенном ему объекте и как следствие – нецелесообразность существования организации как таковой. Это было чистейшим безумием – в случае одобрения документа в верхах слишком многие оставались без кормушки, а миф о национальных богатствах одной из братских республик лопался как мыльный пузырь. Но гражданин Петров был надменен и дерзок, за что и поплатился.

К ним пришли ночью. Без ордера, но с большими сумками. Виталия увели, коллекционные картины поснимали со стен и сложили в заранее приготовленную тару – «вещественные доказательства». Ни мужа, ни «доказательств» Елена больше не увидела. Через день после ареста, 3 марта 1938 года, гражданин Петров был осужден как английский шпион, а 4 марта расстрелян.

Ни об обвинении, ни об исполненном приговоре тогда ей никто не сообщил, и, возмущенная грабежом и беззаконием, безуспешно пообивав пороги неприступных кабинетов, верная супруга решила добиться справедливости в высшей инстанции – она позвонила прямо товарищу Сталину, благо его рабочий номер в то время был во всех телефонных справочниках – вот она, истинная демократия! Поговорить с лучшим другом всех советских трудящихся не удалось, но секретарь внимательно выслушал и тепло пообещал разобраться с непонятным делом.

На следующий день пришли за ней… Так Леля стала не только ЧСИР (членом семьи изменника Родины), но и врагом народа.

Допросы в Тбилисском НКВД шли ночью. Окна из-за летней жары были открыты, жуткие крики не давали спать. В 1939-м Берия сменит Ежова и запретит пытки, но это будет лишь через год…

Ее приговорили к 10 годам исправительных работ. Выжить удалось благодаря тому, что Елена прекрасно готовила. Оценив уровень ее кулинарного искусства, жены лагерного начальства часто использовали его в своих интересах. Сколько же раз она с благодарностью вспоминала гимназическую классную даму, обучавшую девочек домоводству!

В 1948 году гражданка Петрова Е. В. была освобождена и выпущена на вольное поселение.

Обо всем этом станет известно много лет спустя, а тогда, в самом конце 30-х, по всей стране молотила мясорубка, запущенная Великим Кормчим. Уже был расстрелян Дыбенко, многих знакомых увезли в никуда «воронки». Даже особая бдительность Постышева, проявившаяся в массовых репрессиях в Куйбышевской области, не спасла его самого. Откровенничать боялись даже с друзьями и родственниками. Мария вскакивала, едва услышав в ночи шорох автомобильных шин, просыпалась от случайного луча прожектора.

Ее еще несколько раз вызывали – и к редакционному начальству, и в обком, и в НКВД. Доверительно беседовали, настойчиво советовали развестись. Она негодовала, а душу все больше и больше заполнял дикий, животный страх.

Впрочем, в их жизни все было достаточно спокойно. Карл попрежнему много ездил, все более склоняясь к киножурналистике. В последнее время его часто отправляли на Вытегорское строительство. Мария работала преимущественно в Куйбышеве – не хотела оставлять ребенка. Получив задание взять интервью у Пальмиро Тольятти, приехавшего в СССР в 1940-м, даже расслабилась немного – это говорило об определенном доверии.

Беседа с доброжелательным и харизматичным итальянским коммунистом прошла на ура, иногда она даже забывала, что общаются они через переводчика. Тольятти рассказывал о себе и любви к Советскому Союзу, об ужасах итальянского и испанского фашизма и закончил оптимистично, с улыбкой: «Но вашей стране это не грозит, тем более здесь такие красивые журналисты. Кстати, вы очень похожи на итальянку!»

«Наше дело правое! Враг будет разбит! Победа будет за нами!»

Нарком иностранных дел Молотов закончил свое выступление. Мария сидела над корзинкой со снедью, приготовленной для пикника, и молчала, глядя расширенными от ужаса глазами на мужа. Он мрачно смотрел в окно.

– Карли, что это?

– Война, Марийка. Это война.

– Почему ты так спокоен?! Ты знал, да? Ты знал?!

– Ну я же военный корреспондент!

– А почему молчал? Почему мне ничего не говорил?

– А что бы это изменило? Я берег твой покой. Все, Чижик, мне пора!

– Куда?!

– В редакцию. Пикник, думаю, отменяется.

– Но сегодня же воскресенье!

– Есть дежурные.

Через неделю Карл уехал в командировку, снова в Вытегру. Ничего удивительного, пояснил он, война скоро закончится, а мы должны продолжать работать как обычно.

А еще несколько дней спустя она получила покаянное письмо.

Июль, 1941

Родные мои Марийка и Лоринька!

Простите эту ложь, я не нашел в себе сил сказать правду, не смог бы видеть слез, слышать просьбы остаться. Да, я не в Вытегре, я по дороге на фронт.

Чижик, любимая, пойми: мое место там. Не как журналиста – как мужчины и солдата. Ну вспомни, тебе ведь всегда нравились мои мужские поступки, считай и этот одним из них. Я просто не могу оставаться в стороне в такой момент, мой долг – защитить свою Родину, свой дом, свою семью. И я знаю, что мы победим, потому что именно так думает каждый советский человек.

Ждите меня, я очень скоро вернусь.

Ваш Карл

Она читала и перечитывала, строчки плыли перед глазами. Фронт, война, самая настоящая, безжалостная. Его ведь могут убить! Нет, не убьют. Он не погибнет, не может, она точно знает. Они с Лоринькой дождутся, и он вернется, совсем скоро! Страшно? Да, очень. Но сильнее страха было восхищение мужем и гордость за него.

Война, вопреки изначальным обещаниям, затягивалась, но на жизни «запасной столицы», как тогда называли Куйбышев, это пока никоим образом не отражалось. Разве что появились эвакуированные из западных районов страны и сотрудники иностранных посольств, да еще военных на улицах заметно больше стало. И очереди, огромные очереди у военкоматов – патриотизм всегда был и остается в характере русского человека сильнейшей чертой. В остальном же город жил прежней жизнью.

В ту ночь Мария была дежурной по выпуску. Привычно пробежала глазами гранки и споткнулась. Снова этот дикий, липкий, животный страх захватил все ее существо от прочитанного:

По достоверным данным, полученным военными властями, среди немецкого населения, проживающего в районах Поволжья, имеются тысячи и десятки тысяч диверсантов и шпионов, которые по сигналу, данному из Германии, должны произвести взрывы в районах, населенных немцами Поволжья.

О наличии такого большого количества диверсантов и шпионов среди немцев, проживающих в районах Поволжья, советским властям никто не сообщал, следовательно, немецкое население районов Поволжья скрывает в своей среде врагов советского народа и Советской власти.

В случае, если произойдут диверсионные акты, затеянные по указке из Германии немецкими диверсантами и шпионами в республике немцев Поволжья или в прилегающих районах, случится кровопролитие, и Советское правительство по законам военного времени будет вынуждено принять карательные меры против всего немецкого населения Поволжья.

Во избежание таких нежелательных явлений и для предупреждения серьезных кровопролитий Президиум Верховного Совета СССР признал необходимым переселить все немецкое население, проживающее в районах Поволжья, в другие районы с тем, чтобы переселяемые были наделены землей и чтобы им была оказана государственная помощь по устройству в новых районах.

Для расселения выделены изобилующие пахотной землей районы Новосибирской и Омской областей и Алтайского края, Казахстана и другие соседние местности.

В связи с этим Государственному Комитету Обороны предписано срочно произвести переселение всех немцев Поволжья и наделить переселенцев-немцев Поволжья землей и угодьями в новых районах.

Председатель Президиума

Верховного Совета СССР / подпись / М. Калинин

Секретарь Президиума

Верховного Совета СССР / подпись / А. Горкин

№ 21–60

28 августа 1941 г.

Абсурд, какой абсурд! «Никто не сообщал» – и тут же «по достоверным данным»… Господи всемилостивый, да это же приговор им всем! И бред, бред, бред! Такой же, как с Лелей и Виталием Ивановичем, как с Володей Макаровым – первым мужем младшей сестры Антонины, тоже объявленным врагом народа, как с десятками их друзей и знакомых. Бред. Бред и хаос.

А через несколько дней пришло предписание в течение 24 часов подготовиться к переселению и с ограниченным количеством своего имущества прибыть к пункту сбора.

Лориньку мучил жесточайший бронхит, она кашляла. Мария плача собирала вещи, никак не могла решить, что важнее. Энкавэдэшник, вселяющийся в их квартиру № 1 на Ленинградской, 40, стоял тут же, нервничал, поторапливал и сердито поглядывал на часы – он был очень занятым человеком!

Колонну повели на вокзал. Из репродукторов бодро звучал один из последних хитов:

– Мамочка, и нам? И нам тоже? – спрашивала Лоринька.

Мария, одной рукой державшая дочь, другой – тяжеленный чемодан, отворачивалась: слезы заливали лицо, и она не хотела, чтобы ребенок это видел. Девочка упрямо повернула лицо матери к себе:

– Мамочка, и нам Сталин тоже отец?

– Да, доченька, и нам, и нам тоже…

– Марусенька, и вы здесь? – Роберт Бертрам, фотограф «Волжской коммуны», с женой и детьми пришел раньше. Именно Клавдия, жена, ее и окликнула.

– Как видите…

– Ну вот, не будет скучно, вместе в пути веселее, – грустно пошутил глава семьи. – А где Карл? О нем ничего не известно?

Она только грустно помотала головой.

Столыпинский вагон был полон: дети, старики, молодежь, семьи… Двое веселых парней тут же уступили им место, помогли расположиться. Мария немного успокоилась: везде люди живут. Только узнать бы еще, где он, жив ли, все ли в порядке, дать о себе весточку…

Тем же вечером бесконечный состав увез тысячи потенциальных шпионов, диверсантов и прочих пособников мирового империализма в неизвестность.