Читать книгу Сага о маленьких радостях. Записки заядлого собачника - Ольга Ожгибесова - Страница 5

Любви все возрасты…
Когда деревья были большими

Оглавление

Жить без собаки я уже не могла. Поэтому со слезами уговорила родителей разыскать клуб декоративного собаководства, который тогда только-только отделился от служебного и ютился на правах пасынка то в каком-то ДК, то в ЖЭУ, то где-то еще. Помню, как зимой, по темноте, мы с мамой ходили по дворам, и прохожие в удивлении шарахались, когда мама задавала им вопросы о каком-то собачьем клубе. И нашли-таки! И записались на щенка малого черного пуделя.

О, эта запись! Сейчас заводчики могут о таком только мечтать. На дворе стоял 74-й или 75-й год. Очередь на пуделей составляла… Я даже не скажу – сколько, но нас сразу предупредили, что ждать щенка придется не менее 2-х лет. Я была согласна и на это! Но время шло, и энтузиазм моих родителей угасал. В общем, по истечении названного срока шансов получить щенка у меня оставалось все меньше и меньше. Спас случай.

Близкие родственники жили в Набережных Челнах – строили КАМАЗ. Там пуделей, как, впрочем, и других породистых собак, не было и в помине, и они попросили моих родителей приобрести им щенка в Свердловске. И когда пришла заветная открытка (кто помнит теперь, что тогда рассылали открытки с сообщением о том, что подошла ваша очередь на собаку, – как на подписное издание?!) отец поехал и купил щенка. Но не мне, а моей двоюродной сестре!

Я тогда училась в десятом классе. Зима 1978 года, середина февраля. Помню, вечером пришла из школы, открыла дверь, и навстречу мне выкатилось черное лохматое чудо! Я закричала так, что щенок шарахнулся в сторону, упала на колени, схватила его в охапку и сказала, что никому не отдам. А когда увидели, что в родословной в графе «дата рождения» стоит 21 декабря – мой день рождения, стало ясно, что эта собака может быть только моей!

В общем, родители обещали оставить мне щенка, если в клубе выделят второго – для родственников. Не помню, что я говорила руководителям клуба, как убеждала, наверное, плакала, но они пошли мне навстречу и выделили вне очереди второго щенка, который благополучно уехал в Набережные Челны. А у меня появилась Груня – Аграфена, Агриппина Дормидонтовна, лучшая собака в мире!

Лучшей она была, конечно, для меня, а с точки зрения экстерьера – вполне средненькая собака. Мне даже предлагали отправить к родственникам именно ее, а себе оставить ту, вторую, у которой родители имели класс «Элита». Но я уже не могла отказаться от Груньки.

Отцом ее был привозной москвич по кличке Грей. С ним тогда перевязали чуть не всех свердловских сук – считалось, что московские собаки на порядок лучше, чем в провинции, поэтому стоило появиться заезжему столичному кавалеру, как к нему тут же выстраивалась очередь невест. Впрочем, породы Грей не улучшил – щенков давал растянутых и, в большинстве своем, прямоногих. Мать – не помню. Зато в дедах присутствовал Блекки-Блям, пудель известного писателя Бориса Рябинина. Мы, свердловские и не только собачники семидесятых, выросли на его книжках. «Твои верные друзья», «Друг, воспитанный тобой», «Советы собаковода»… Это сейчас «собачья» литература лежит во всех книжных магазинах, а тогда, в 70-е года ХХ столетия, она была на вес золота. Тем более что Борис Рябинин, собаковод со стажем, рассказывал о своем собственном опыте.

С «дедушкой» нам довелось как-то случайно столкнуться на трамвайной остановке – это была единственная встреча и с собакой, и с писателем.


Ой, про Груньку, прожившую у нас 13 лет, я могла бы рассказывать бесконечно! Любимейшая собака, о которой мы вспоминаем до сих пор! Умница! Мудрая… Преданная…

С ней мы начали ходить на мои первые выставки. Выставки тогда проводились только летом и только в парке им. Маяковского, на какой-то поляне. И никаких клещей мы не боялись – даже не подозревали об их существовании! Пуделей, как ни странно, приходила чертова туча! Сегодняшние организаторы могут о таком количестве только мечтать. В нашем классе, к примеру, выставлялось порядка двадцати собак. И стоило это удовольствие всего-навсего пять рублей.

О качестве пуделей, их подготовке и внешнем виде я, конечно, помолчу. Стригли, как умели, чесали тоже. Мне, к примеру, руководители секции говорили так: после мытья сушить надо с феном. При этом как именно сушить – никто не объяснял. Ну и… не стреляйте в пианиста, он играет, как умеет.

А шерсти у Груньки было море! Чесали обыкновенной расческой, мыли обыкновенным мылом… Какие там шампуни! Какие бальзамы, от которых сегодня ломятся полки зоомагазинов, – для длинношерстных собак, для короткошерстных… В нищем Свердловске, да и в Москве эпохи застоя ничего этого не было и в помине! Собаку водили в обыкновенном кожаном ошейнике и не страдали оттого, что шерсть вытиралась, потому что она просто не вытиралась!

Да, в детстве и деревья были выше, и трава зеленее… С точки зрения экстерьера Груня, конечно, была ниже среднего – морда кирпичом, глаза круглые, задние ноги прямые. Но на выставки мы все же ходили. Насчет ног я как-то сразу смекнула, что надо изобразить ей «штаны». И поскольку шерсть позволяла, то изобразила: выстригала колено. Бегать лучше она от этого, конечно, не стала, но экспертиза тогда была – нынешней не чета. Никто собачку особо не щупал – ну, есть коленочка и есть, и замечательно.

Помню, поехала на выставку в соседний Первоуральск. Эксперт поставил Груньке «оч. хор.» и спрашивает меня: а что она у вас в Свердловске получала? Мне бы соврать, да я была девушка честная, призналась, что «оч. хор». Эксперт вздохнул с облегчением… Мол, не промахнулся, не ударил в грязь лицом.

В детстве я мечтала стать дрессировщиком в цирке. Вместо этого поступила в университет. Нереализованность «мечт» отозвалась на Груньке: я ее дрессировала и выступала перед друзьями и родственниками. Грунькино выступление входило в обязательную программу всех праздников и посиделок. Она умела считать, танцевать, прыгать, кувыркаться, делать «Пух!» – то есть умирать по команде, ну и многое, многое другое. И это всегда вызывало бурю восторга.

А еще она умела закрывать за собой дверь. Это выглядело так: сижу я в своей комнате, входит Груня, – дверь, естественно, открывается. Говорю ей: Груня, закрой! Она идет, мордой отпихивает дверь от стены, потом встает на нее передними лапами, и под ее тяжестью дверь закрывается. Если прикрывалась неплотно, я говорила: хорошо закрой! Грунька возвращалась, снова поднималась на задние лапы и передними прижимала дверь. Ни одна моя нынешняя собака на такое неспособна! (Хм, надо попробовать…) А если учесть, что я приучила ее делать это за семечки, которые она обожала… Подружки визжали от восторга!

Начала вспоминать, – и в памяти всплывают какие-то мелкие подробности, о которых, казалось бы, давно и напрочь забыла. Ну, вот, к примеру, то, что в мое отсутствие спать Груня любила на кровати. При этом обязательно подгребала под себя покрывало, одеяло, мастерила уютное гнездышко и устраивалась сверху. Хотя по ночам, насколько я помню, в постели со мной не спала.

А еще, состарившись, она храпела во сне. Вечерами я смотрела телевизор, сидя в кресле-качалке. Груня забиралась ко мне на колени, удобно устраивалась, засыпала и… Храп стоял на всю комнату.

Груньку обожала моя бабушка, которая жила с нами. Она могла не покормить внучку, вернувшуюся из школы, но забыть про Груню – нет, это было невозможно! А еще она брала ее с собой на улицу – посидеть на скамейке. Одной скучно – других старух в подъезде не было, а с собакой – в самый раз. Что удивительно – гуляла Груня всегда без поводка, но не было случая, чтобы убежала. Делала свои дела, возвращалась к подъезду, запрыгивала на скамейку и чинно сидела рядом с бабушкой.

Даже по городу она ходила со мной без поводка – сейчас такого и представить не могу! Не отходила от ноги, шла, как привязанная! Ее невозможно было потерять, потому что даже если вы о ней забывали, что иногда происходило с моим отцом, который очень любил гулять с собакой, то она о вас не забывала никогда!

Забегая вперед, скажу, что, когда я уехала в другой город, оставив Груню у родителей (жила первое время в общежитии, забрать не могла, да они мне ее и не отдавали), а бабушка умерла, родители частенько выпускали собаку погулять одну. Ее знала вся округа, никогда никто не обижал, а соседи открывали дверь, когда, погуляв, она возвращалась домой. Если никого не было, Грунька лаяла у подъезда, и кто-нибудь из родителей, услышав, спускался, благо жили на втором этаже, и приводил ее домой.

Конечно, собака в доме – это особый случай… Помню, как мы ее кормили. Аппетитом хорошим Груня «не страдала». Это сейчас я бы сказала: оголодает – поест! Не сдохнет! Но тогда… Кормление превратилось в ритуал. Каша варилась обязательно полужидкая или разводилась супом, молоком и т. д. На шею Груне повязывалась салфетка – у нее была своя, персональная, я садилась на пол с ложкой в руках и приступала к кормлению. Одной рукой открывала ей пасть, второй – вливала ложку пищи. И так – пока не заканчивалась еда. Груня относилась к экзекуции по-философски и с пониманием. Надо – значит, надо. Спокойно открывала пасть, спокойно проглатывала все, что туда попадало, не сопротивлялась, не пыталась убежать. После еды позволяла вытереть себе морду салфеткой и, сытая и довольная, уходила в комнату. Конечно, когда я уехала, кормить подобным образом ее перестали – и надо же! Не похудела!

Несмотря на свой довольно таки приличный размер – полагаю, что роста в Груне было сантиметров 40, – и вес, эта собачка ужасно любила вечерами спать у меня на коленях. Телевизор я смотрела, сидя в кресле-качалке. Груня удобно устраивалась на мне и храпела, как настоящий мужик, – на всю комнату, порой заглушая звук телевизора.


А еще смешно вспомнить, как ее стригли и расчесывали. Эти процедуры Груня, разумеется, не любила, но терпела. К тому же безумное количество шерсти плохо поддавалось расческе-массажке и тупым ножницам. Не обходилось и без порезов, особенно на морде. Закончив стрижку, я говорила «Груня, иди, покажись маме!». Грунька бежала на кухню, вываливала язык и, пыхтя, начинала крутиться перед мамой – и так, и этак, всем своим видом показывая, какая она красивая. В этот момент у нее была не морда, а самое настоящее лицо, на котором было написано удовольствие. А мама еще и нахваливала: «Ай, Груня! Ай, какая красивая!». Хотя чего уж там, как я сейчас понимаю, было сильно красивого…

Сага о маленьких радостях. Записки заядлого собачника

Подняться наверх