Читать книгу Аушвиц: горсть леденцов - Ольга Рёснес - Страница 9

9

Оглавление

По вагону идет конвой.

Двое совсем еще молодых эсэсовских офицеров, недавно из гитлерюгенда, оба с железными крестами под подбородком, они неспеша оглядывают изможденных дорогой арестантов, как врач смотрит на пациента: где тут изъян. «Отбирают негодных…» – шепчет мне на ухо Нафталий, и где-то совсем рядом хнычет, капризничая, ребенок, должно быть устав от одуряющей духоты и вынужденной неподвижности. Тут много детей, и не на работу же их всех везут… мысль об этом заставдяет меня содрогнуться. И даже если я сам, со всем моим отчуждением от этого, пропитанного страхом еврейского стада, захочу остаться в стороне, меня все равно настигнет волна общей со всеми остальными судьбы. Судьба моего, ха-ха, народа! Самое лучшее, что я бы мог этому народу пожелать, так это именно… как можно скорее перестать быть народом. Не надо вам, евреи, никакого Израиля, будьте теми, кем вас сделало ваше рожденье: поляками, русскими, немцами… любите свою единственную родину и не сбивайтесь в чуждые ей стада, не развешивайте отравленную корпоративную паутину по всему миру… Один из конвоиров направляется прямо ко мне.

– Sind Sie auch Jude?

Надо сказать, что моя внешность многих вводит в заблуждение: я совершенно белокур и голубоглаз, с массой рыжеватых веснушек и совершенно белыми, «свинячьими», ресницами, тонкими, почти бесцветными губами и коротким, слегка курносым носом. Я получился таким, должно быть, по причине какой-то генетической ошибки, а то и мутации, виновницей которой могла быть моя, к примеру, прабабушка… черт знает с кем только еврейки не приспосабливаются спать, заботясь о продолжении своей кровосмесительной, естественно вымирающее расы. И вот теперь этот эсэсовец смотрит на меня в упор, без всякой, как мне сдается, злонамеренности, и это его внимание раздевает меня догола.

– Он еврей! – кричит сидящая напротив меня старуха и тычет в меня окольцованным золотом пальцем, и все, кто сейчас видит меня, удовлетворенно вторят ей: – Он еврей, еврей!

Весь вагон, похоже, только того и ждет, чтобы меня тут же, при всех, пристрелили, тем самым избавив историю от напрасной маяты самопознания. Даже Нафталий, всю дорогу не отходивший от меня и спавший на моем плече, и он теперь желает вывести меня на чистую воду:

– Это еврей, клянусь Торой и Талмудом!

Такого рода доказательство произвело на эсэсовца впечатление: хладнокровно улыбнувшись, он достает из кармана униформенного кителя небольшую круглую коробку, открывает, высыпает что-то в носовой платок… подумав, подсыпает еще. Протягивает, все так же улыбаясь, мне. Отрава! Мгновенно убивающий цианид! И это на виду у всех, в переполненном вагоне! И каждый, кто видит это, горазд теперь что есть силы вопить:

– Это он – еврей! Он, он!!!

Взявшись за кобуру нагана, эсэсовец мигом угомоняет публику, мне же по-русски поясняет:

– Сладко.

Он идет дальше по вагону, догоняя товарища, и я осторожно разворачиваю брошенный мне на колени носовой платок: оранжевые рыбки, красные смеющиеся полумесяцы, желтые птички, зеленые листики…

Горсть леденцов.

Аушвиц: горсть леденцов

Подняться наверх