Читать книгу Объятые иллюзиями - Ольга Сергеевна Распутняя - Страница 3

Разумеется, я не всегда была такой мрачной и отчужденной. И уж точно я никогда не могла подумать, что когда-нибудь пределом моих мечтаний будет запереться в четырех стенах чужого дома на Богом забытой окраине города в надежде оказаться подальше от посторонних взглядов. Эта мысль показалась бы мне попросту абсурдной: я ненавидела тишину, не переносила обыденности, терпеть не могла бездействие. Я была переполнена жизнью и всем существом стремилась навстречу большим городам, шумным вечеринкам, веселым скопищам людей, новым знакомствам и впечатлениям. Я обожала находиться в центре внимания и испытывала затаенную тягу к тому, чтоб вызывать восхищенные взгляды, волновать людей, возбуждать интерес и разговоры о себе. Я безумно скучала, когда мне приходилось оставаться в одиночестве дольше, чем на несколько часов. Присутствие кого-то рядом было для меня так же необходимо, как кислород.

Родилась я в небольшом городке в штате Нью Джерси. Он относился к тому типу населенных пунктов, в которых жизнь не бьет ключом и где никогда не происходит бурных событий, но есть все необходимое для комфортной и размеренной жизни. Обычно про такие небольшие, уютные и благополучные городки, утопающие в зелени, режиссеры любят снимать детективные и мистические фильмы. Ну, те самые, в которых оказывается, что на самом деле он лишь с виду тихий и спокойный, а на самом деле кишит леденящими душу тайнами.

Но это было не про нас. Мне действительно повезло родиться в ничем не примечательном городке, в среднестатистической семье и ходить в обыкновенную школу. Моя жизнь не была отмечена ни подростковыми интригами, ни особыми семейными драмами, ни вообще какими-либо событиями, которые переворачивают все с ног на голову и навсегда остаются в воспоминаниях. Но я забегаю вперед.

С детства я была довольно живым и неугомонным ребенком, который обожал узнавать все новое и предпочитал подвижные игры. Родители часто шутили в духе: «Как корабль назовешь, так он и поплывет.» Дело в том, что мое имя «Летиция» означало «радость приносящая», и я полностью соответствовала ему, не доставляя своим родителям особых переживаний и хлопот.

С самой ранней поры я отличалась мечтательностью и романтичностью. Единственное, что могло заставить меня усидеть на месте, были книги. Родители, сами любившие читать, с малых лет прививали мне любовь к ним, и я могла часами лежать на кровати в своей комнатке и увлеченно читать сказки про отчаянных принцев, прекрасных принцесс, страшных драконов и коварных злодеев. Мое красочное воображение переносило меня в фантастический мир, где храбрые рыцари спасали меня от ужасных чудовищ, похитивших меня и держащих взаперти в высокой башне. Моя живая фантазия рисовала необъятный волшебный мир, в истории которого я играла то одну, то другую, но всегда главенствующую роль.

Рыцари убивали чудовищ, признавались мне в любви и увозили меня в свое прекрасное королевство, в котором, наряду с обычными жителями, существовали феи в струящихся разноцветных платьях, говорящие животные и птицы со сверкающими золотыми крыльями. Я выходила замуж за принца, и мы вместе правили королевством в бесконечной любви и согласии.

Я отправлялась в сказочное путешествие в поисках спрятанного сотни лет назад клада, который мог спасти мой мир, и всегда возвращалась домой с победой.

Я бороздила моря, поднималась на высокие вершины гор, верхушки которых утопали в облаках, пробиралась в опасных чащах джунглей, благоухающих крупными тропическими цветами, и, конечно, переживала волнующую историю любви, достойную быть записанной в легенды.

Родители добродушно посмеивались надо мной, называли «Наше маленькое Величество» и шутливо приседали в реверансах. Они души во мне не чаяли и часто подыгрывали моим фантазиям, чтоб развлечь меня. Когда мне было восемь, брат Джордж на скопленные деньги подарил мне очаровательное золотистое платье из тонкого батиста с пышной юбкой и туфельки на небольшом каблучке, с россыпью маленьких кристаллов по кромке. Я была в абсолютном восторге – теперь я была настоящей принцессой! Я расхаживала в этих обновках днями напролет, гордо подняв голову и намеренно громко цокая каблучками по полу. Маме стоило огромных усилий заставить меня снять все это даже во время сна.

Однажды, когда мне было двенадцать, я упросила родителей взять меня с собой в кино. Могла ли я знать, что этот день ознаменуется для меня началом новой эпохи? В тот раз в прокате был фильм «Завтрак у Тиффани». С первых же секунд я была совершенно очарована Одри Хепберн, которая поразила меня своей утонченностью, элегантностью и искусством непринужденно кокетничать. Для меня, с моей еще детской любовью ко всему пышному, яркому и блестящему, это стало совсем новым взглядом на красоту и искусство. Весь сеанс я просидела с открытым ртом, подавшись вперед и расширенными глазами разглядывая изысканные длинные платья, напоминающие о «прекрасной эпохе», искусно уложенные волосы и сверкающие украшения на обнаженных шеях и запястьях.

Почти не дыша и стараясь запечатлеть в памяти каждую секунду происходящего на экране, я следила за историей любви эксцентричной Холли Голайтли и казавшегося мне таким романтичным и загадочным писателя Пола Варжака. Тогда мое наивное детское восприятие было возмущено корыстными плотскими связями главных героев с казавшимися мне старыми и омерзительными леди и джентльменами. Но благодаря этому тем интимнее стала для меня история их отношений и тем ярче засверкало торжество настоящей любви, с малых лет восторгавшей меня. В тот день мое недавнее романтичное виденье простой и неподдельной любви с первого взгляда пошатнулось, чтоб позволить воздвигнуться новому идеалу – любви сложной, волнительной, прошедшей сквозь ссоры и препятствия, временами причиняющей боль, но от того не менее пылкой и гарантирующей счастливый конец.

С того времени я начала копить все выдаваемые мне родителями и подаренные родственниками деньги, и при любой выдавшейся возможности бежала в кинотеатр. Я удобно устраивалась в самом первом ряду с полным стаканчиком сладкого карамельного попкорна и с увлечением смотрела все новые и новые экранизации. После я по много раз пересматривала на ноутбуке любимые сцены, однако только кинотеатр давал мне ощущение реалистичности и зрелищности происходящего. Я восхищалась блистательными главными героинями, их красотой, обаянием и успехом. Я закрывала глаза и представляла себя на их месте, волшебным образом переносясь в самую гущу событий своих любимых фильмов.

Но постепенно это чувство обретало новую форму – во мне все больше и больше возникало желание оказаться по другую сторону экрана. Мне хотелось иметь такую же идеальную прическу, носить красивые дорогие вещи, а в конце фильма изображать культовый донельзя романтичный поцелуй на фоне заката. Собственная жизнь начала казаться мне скучной и однообразной. Именно поэтому меня начала так привлекать мысль о том, чтоб стать актрисой. Тогда я могла бы менять роли, как перчатки, перевоплощаться в кого угодно, проживать тысячи жизней, примерять на себя множество образов. Я могла быть и наивной деревенской девушкой, соблазненной самоуверенным красавцем-сердцеедом, и роковой светской львицей, которая одним взмахом руки перекраивает мир по своему усмотрению, и бродячей артисткой, проводящей свою жизнь в странствиях по миру и необыкновенных приключениях. И все это происходило бы со мной, Летицией Дэвис!

Вскоре я начала копировать внешность и манеры любимых актрис, пытаясь представить себя на их месте. Когда мне было тринадцать, я посмотрела фильм «Джентльмены предпочитают блондинок», после чего образ английской элегантности Одри Хепберн был на время свергнут в моей голове яркой и соблазнительной Мерлин Монро. Я тут же вообразила себя роковой женщиной, одним взглядом покоряющей любого мужчину, заставляющей исполнять все свои прихоти и осыпать подарками. Мне очень хотелось быть похожей на Мерлин, поэтому я ужасно злилась, что мои длинные русые волосы были не такого платинового оттенка, как у нее. В итоге я, не сказав ни слова родителям, после школы побежала в парикмахерскую и попросила обесцветить себе волосы на несколько тонов. Такими, как у Мерлин, они, конечно, не стали, но я все равно была удовлетворена. А вот мама пришла в ужас от того, что я так испортила свой красивый натуральный цвет. Папа же заметил это только после того, как мама прямо и недвусмысленно практически ткнула его носом в мои волосы, однако меня все равно лишили карманных денег на месяц и забрали телефон. Но это не могла омрачить моего довольства собой, и я ходила, гордая и счастливая, в своем воображении приблизившаяся к своему сияющему идеалу. Завистливые взгляды не отличающихся той же смелостью подруг в школе послужили мне дополнительной наградой.

Так я и росла, взращенная романами и фильмами, и позволяя им, словно мудрым наставникам, формировать свой характер. Я смотрела на мир сквозь красочную призму, изображавшую будущее пространством безграничных возможностей, завлекающе улыбающихся мне и ожидающих только, пока я протяну руку и воспользовалась ими. В моей спокойной и размеренной жизни не происходило ничего такого, что поколебало бы такое окрыляющее мировоззрение: родители в меру баловали меня, но никогда не перегибали палку, так что я избежала участи изнеженного ребенка, который от пресыщения перестает получать удовольствие от чего бы то ни было. Старший брат, несмотря на чопорный и немного напыщенный деловой вид, тоже любил свою маленькую сестренку и, когда уже начал прокладывать путь к званию успешного адвоката, при каждом приезде домой привозил мне подарки и водил меня в парк аттракционов или кафе-мороженое. А нечастые ссоры никогда не длились долго и быстро забывались.

Учеба в школе давалась мне легко, а потому, как и все, что хорошо нам удается, нравилась мне и вызывала гордость за себя и уверенность в будущем. Никто не сомневался, что с моими достижениями мне не составит труда поступить в престижный колледж и, как и Джордж, построить перспективную карьеру. Родители не переставали уверять меня в том, что с моими данными меня ждет не меньший успех, чем моего брата. И я охотно верила им словам, рисуя картины своего многообещающего будущего. Правда, по поводу карьеры мои планы значительно отличались от их, но им не стоило знать об этом раньше, чем это стало бы неизбежно.

В общем, до самого окончания школы я пребывала в полной гармонии с собой и моим уютным маленьким мирком, не дававшем мне никаких поводов для низвержения затаенных надежд об ожидающем меня успехе, которые я лелеяла глубоко внутри себя и никому не озвучивала. А так как я не успела пережить никаких событий, которые могли бы заставить меня испытать слишком бурные эмоции, я не успела разочароваться в несоответствии между своими представлениями и реальностью, сохранив все романтизированные убеждения. Мне ужасно наскучила эта пресная жизнь в небольшом городе, и я жаждала перемен всем своим существом. Я свято верила в то, что только переезд в большой город и поступление в колледж отделяют меня от потрясающих изменений и вихря захватывающих событий. Так что я начала отсчитывать дни, живя ожиданием этого момента и вынашивая в сердце сладкие мечты.

***

Джордж месяцами пропадал в Нью-Йорке, так как его должность требовала постоянного его присутствия и полной сосредоточенности на работе. Как я уже упоминала, карьера была для него чем-то вроде мании, занимающей главенствующее место в распределении жизненных приоритетов. И если для кого-то работа была само собой разумеющейся деятельностью для получения дохода и с которой приходилось поневоле мириться, то для Джорджа это был источник неизмеримого удовольствия и самоутверждения. Каждому новому делу он радовался, словно рождественскому подарку, причем, чем сложнее и обреченнее был случай клиента, тем лучше. С лихорадочным блеском в глазах он с головой погружался в ворох докладов, описаний, обвинений, личных досье и показаний свидетелей. Все его физические силы и интеллектуальные ресурсы полностью концентрировались на благополучном разрешении дела, и ничего более до этого момента его не занимало. Эта концентрация порой доходила до такой степени, что он спал по четыре часа в сутки и практически не ел. Если кому-то приходило в голову посочувствовать тому удручающему состоянию, до которого его доводит работа, он с громким возмущением заявлял, что ничто не может заставить его испытать большее удовольствие, чем видеть радость освобожденного клиента. Я лично всегда считала, что гораздо больше ему нравиться снисходительно пожимать руки коллегам и выходить из зала суда с высоко поднятой головой и полуулыбкой победителя. Каждое выигранное дело заставляло его все больше утверждаться в своей значимости и добавляло веса в собственных глазах. Но это было сугубо мое мнение. Родители же при встречах со знакомыми, естественно, не могли не упомянуть с сияющими гордостью улыбками об очередном достижении сына, немного омраченными сожалением, что ради работы ему приходиться жертвовать здоровьем, семьей и личной жизнью.

Поэтому не было ничего необычного в том, что каждый из редких приездов Джорджа превращался для нашей семьи в мероприятие колоссальных масштабов. Мы за неделю начинали приводить в порядок весь дом, чтоб любимому Джорджу не так сильно бросалась в глаза разница с Нью Йорком, которая свидетельствовала явно не в нашу пользу. Папа отправлялся в погреб и доставал темные бутыли с крепким сладковатым вином, припасенным для «особых» случаев. Мама, захватив меня с собой, панически сносила полки продуктовых магазинов, заполняя тележку итальянской пастой, бальзамическим соусом, белыми шампиньонами, органической индейкой, различными сортами сыра разной степени жирности, миндальным молоком, безлактозным творогом, коробками с шоколадными макарунами и еще множеством всего. Когда количество покупок начинало угрожающе перевешивать через край корзины, она, ничуть не растерявшись, посылала меня еще за одной.

На целые сутки наш дом превращался в подобие бэкстейджа съемок кулинарного шоу. Под несмолкаемый аккомпанемент маминых громких команд и папиных недовольных бормотаний резались фрукты, тушились овощи, отваривались кальмары, запекалось мясо с картофелем и помешивалось тесто. И только когда разложенный по такому случаю полированный стол был накрыт праздничной скатертью с ажурными концами и заставлен тарелками с салатами, жареными грибами, канапе, индейкой с яблоками, нарезками из бекона и сыра и различными видами гарнира и соусов, в вазочки насыпаны конфеты, кокосовые пирожные и миндальное печенье, а на кухне дожидался мамин фирменный тыквенный тарт, все немного выдыхали.

Появление Джорджа было, как и всегда, полностью в его репертуаре. То есть он буквально ввалился внутрь с клубами зимнего воздуха, с тем самым легко узнаваемым маниакальным рабочим блеском в глазах, одной рукой прижимая телефон к уху, а другой лихорадочно жестикулируя нам, чтоб мы подали ему бумагу и ручку.

– Да-да, Скотт, я… сейчас, буквально одну секунду…да, записываю. Будь любезен, повтори предпоследнюю цифру. Спасибо. Да, разумеется, я берусь за это. У меня был подобный случай предыдущей весной. Ты, конечно, помнишь… Да, пришлось немного попотеть, но все что… Ну что-ты, не стоит. Во многом это была и твоя заслуга. Да, все это совершенно прискорбно… как же, нужно было постараться… Разумеется, клиент есть клиент. Да, конечно, совершенно согласен: никогда не спрашивать, совершал он это или нет. С юридической точки зрения нас это никаким образом не интересует. Ах да, благотворительный прием у Монтгомери в понедельник. Разумеется, я там буду…хотя все это совершенно некстати. У меня расписан каждый час, я имею ввиду, буквально каждый, но, разумеется, приличия… Да… конечно… и передавай привет Энни… Ох, я прошу прощения, неотложные дела.

В то время, пока длился этот содержательный разговор, я внимательно разглядывала старшего брата. Я не видела Джорджа уже полгода, поэтому изменения в его внешности особенно бросались в глаза. Конечно, он всегда был долговязым и худощавым, однако сейчас его элегантный костюм (никто, кроме Джорджа, не додумался бы приехать на домашние посиделки в костюме) прямо-таки повис на нем, как на вешалке, а под глазами пролегли глубокие тени. Впрочем, все это характерно свидетельствовало о том, насколько успешно продвигалась его карьера. Несмотря на явные признаки физической истощенности, выглядел он довольно бодро. Его голубовато-серые, как и у меня, глаза, возбужденно сверкали, как и всегда, когда его ожидало интересное дело. Немного вьющиеся, золотисто-рыжеватые волосы Джорджа были тщательно приглажены, да и вообще, он явно старался выглядеть образцово и респектабельно. Судя по всему, производить впечатление уже твердо вошло у него в привычку

Закончив разговор, мой щеголеватый братец наконец снизошел до того, чтоб крепко пожать руку отцу и поцеловать маму. Правда, уже в следующую секунду он буквально утонул в объятиях крепко обхватившей его обеими руками мамы, которая никак не хотела его отпускать, украдкой смахивая слезинку. Нужно сказать, это неплохо сбило с него спесь, так что, когда она наконец отстранилась, вид у него был немного сконфузившийся.

– Ну привет, Большой брат, – улыбаясь, сказала я. – Или ты теперь слишком деловой, чтоб так тебя называть?

– Привет, Летти, ты хорошеешь с каждым днем, – чопорно сказал Джордж и поцеловал меня в щеку.

Я лишь закатила глаза и крепко обняла его, взлохматив его гладко причесанную шевелюру. Я отлично знала своего брата и понимала его повадки. Он настолько вживался в столь льстивший ему облик уважаемого адвоката, что выйти из него даже в кругу семьи было довольно сложно. Скорее всего, это и было причиной, по которой Джордж так редко появлялся дома. Здесь его с таким трудом выстроенный образ начинал покрываться трещинами. Перед его глазами вставал тот долговязый, немного неуклюжий и не слишком уверенный в себе мальчик, которым он был раньше и которым в глубине души продолжал быть и сейчас, задекорировав его напускной напыщенностью и лоском. Это вызывало во мне смесь ласкового умиления с небольшим оттенком жалости. Родители же считали, что Джордж добился всего, чего только может пожелать современный деловой человек.

– Скорее же, давай мне пальто и идем к столу, милый, – суетилась мама. – Уверена, ты ужасно замерз и проголодался.

– Для такого случая я открыл коньяк четырехлетней выдержки, – шепотом сказал папа, когда мама энергично бежала на кухню, чтоб вытащить из духовки запеченный лосось с дольками лимона и французской горчицей. – Только, ради Бога, не говори маме. Она собиралась подарить его Полли на Рождество.

Все направились в чисто прибранную небольшую гостиную, из которой струились аппетитные запахи. Маму с огромным трудом удалось заставить усесться за стол, потому что она все норовила наложить Джорджу самые аппетитные кусочки, сокрушаясь, как он исхудал. Я понимала, что брату нужно было дать немного времени, чтоб заставить его на время расстаться со своими помпезными замашками. Слава Богу, скоро он уже разговаривал почти что как нормальный человек. Конечно, время от времени у него по привычке проскальзывал его адвокатский жаргон и надменно-горделивый тон дворянина, доступным языком разъясняющего недалекой челяди значение непонятных терминов. Мне пришлось несколько раз очень выразительно закатить глаза, прежде чем он немного сконфузился и начал выражаться белее-менее по-человечески. Со всем остальным пришлось смириться.

– О, у меня намечается чрезвычайно интересное дело, – оживленно рассказывал он, – накручивая пасту с соусом карбонара на вилку, – я как раз обсуждал его, когда входил… Подозрение в коррупции… обвиняют в регулярном принятии взяток. Что, строго говоря, так и есть… Но меня это вообще-то не должно касаться…

И следующие пол часа под разглагольствования Джорджа я уныло ковыряла стейк и салат из киноа, помидоров черри и поджаренных кусочков тофу. Родители слушали с огромным интересом и попеременно засыпали его вопросами. Я же уже через несколько минут перестала слушать брата и стала нетерпеливо ожидать десерт, погрузившись в свои мысли.

Несмотря на то, что слова Джорджа пролетали по большей части мимо меня, все же они вызвали довольно неприятное чувство, которое я старалась всячески гнать от себя. В следующем году я должна была поступать в колледж, так что я не могла не задумываться о своем будущем. Однако родительское восхищение Джорджем смущало мои собственные тайные планы и мечты, которые уж точно не одобрят мама с папой. Все так гордятся братом и ожидают, что и я добьюсь не меньших успехов, ведь я такая умница. Но, если разобраться, какую жизнь вел Джордж? Он лишь изо дня в день просиживал в своем душном офисе и рылся в кипах бумажек, в которых в разных интерпретациях было изложено одно и то же. Но если успех и всеобщее признание предполагает такую заурядную, до тошноты продуманную и лишенную ярких впечатлений жизнь, то разве они того стоят? Неужели родители и для меня хотят того же самого?

Поступление в колледж и отъезд из домашнего гнезда представлялся мне не просто волнительным переходом во взрослую жизнь. Нет, это чувство испытывали практически все. Но для меня, грезящей о жизни в большом городе, новых знакомствах и потрясающих возможностях, это было путем к открытию настоящей меня. Я никому, и в первую очень самой себе, не признавала, насколько угнетало меня отсутствие ярких событий и приключений. Мне, познающей мир через страницы романов и экраны кинотеатров, болезненно хотелось испытать хотя бы часть того, что испытывали главные герои. Порой мне казалось, что я нахожусь как-бы в состоянии полудрема, и лишь сильные эмоции могут вытащить меня из него и пробудить из забвения настоящую Летицию.

Однако моя жизнь протекала ровно и гладко, без встрясок и колебаний. Даже в школе никогда не происходило ничего драматического, стоящего упоминания. У меня вполне хватало друзей, но я никогда не выделялась среди них. Никто не распускали обо мне сплетни за спиной и не строил интриги. Внимание парней не было ни столь сильным, чтоб вызвать во мне ответное чувство, ни столь слабым, чтоб я страдала и чувствовала себя несчастной. Словом, ничего такого, что обычно показывают в популярных подростковых сериалах. Все было благополучно и… до ужаса скучно. Вот почему отъезд в колледж должен был в корне изменить всю мою жизнь и позволить мне наконец дышать полной грудью. Однако занудные подробности повседневности моего успешного брата, на которого мне следовало ровняться, впервые пошатнули мою надежду в это.

– Летиция, ты вообще меня слышишь? – как будто издалека донесся до меня нетерпеливый голос Джорджа.

– Что? Прости, что ты сказал? – от неожиданности моя вилка промазала мимо изумрудной оливки и с противным скрипом проскользнула по тарелке.

– Ты слишком много летаешь в облаках, милая, – укоризненно сказала мама. – Джордж заметил, что твое поступление уже не за горами, и нам следует тщательно продумать, в какой колледж ты будешь поступать и какие предметы изучать. Мы все очень хотим, что ты, как и Джордж, уехала в Нью Йорк, а нью-йоркские высшие учебные заведения крайне требовательны. Так что ты обязательно должна использовать не только свои академические достижения, но и внешкольную активность.

– Эээ, – замялась я. Удивительным образом родители решили заговорить именно о том, что сейчас крутилось у меня в голове. А я все надеялась подольше откладывать этот неприятный разговор… Но когда-нибудь он все равно должен будет состояться, так чем же этот момент хуже всех остальных?

– Кхм. Да, конечно, – я колебалась, не зная, с какой бы стороны лучше подступиться. – Мы с мамой и папой твердо решили, что я тоже буду пробовать поступать в Нью Йорк. Но мы так и не определились с профессией, с которой я свяжу свою жизнь… Эээ… Ну, мама думает, что я могла бы стать отличным журналистом, а я задумывалась над тем, чтоб работать на телевидении и…

– На телевидении, – повторил Джордж таким недоуменным тоном, которым мог бы сказать: «Так, значит, ты собираешься доить коз при монастыре в Месопотамии».

Я обреченно вздохнула. Если даже за этим последовала такая реакция, то что же он скажет на следующее… Я собрала в кулак всю свою волю.

– Но все-таки я пришла к выводу, что телевидении не для меня… Мне уже давно нравится кое-что другое. Я, конечно, еще раздумываю и хотела посоветоваться с вами… В общем, – я набрала полную грудь воздуха, – что вы думаете на счет того, чтоб я училась актерскому мастерству?

Реакция последовала незамедлительно и, судя по всему, не сулящая мне ничего хорошего. Папа поперхнулся соком, Джордж уставился на меня так, словно у меня выросли рога, а мама выглядела совершенно растерянной. Я видела, как папа уже открывает рот, явно намереваясь сказать что-то категоричное, махом перечёркивающее все надежды, которые я вынашивала в себе многие годы.

– Я знаю, что это немного неожиданно, – решила опередить его я, сразу переходя в наступление, – но, серьезно, почему бы и нет? Во время школьных спектаклей меня всегда хвалили за артистичность и выразительность, а мистер Бинс, который в прошлом году организовывал «Сон в летнюю ночь», был так восторжен тем, как я справилась с ролью Гермии, что заявил, что я рождена быть актрисой, что я очень естественна и…

– Боже мой, Летти, – добродушно сказал папа, довольно быстро овладев собой и, очевидно, решив не воспринимать мои слова всерьез, – это ведь только школьные постановки, а ты говоришь о нескольких потраченных годах образования, самых важных годах твоей жизни, которые, кстати, впоследствии совершенно не гарантируют тебе никаких успехов в кино.

– Я уже молчу о том, что все это абсолютно несерьезные, детские глупости, совершенно оторванные от реальности. Я думал, ты уже давно повзрослела, Летиция, и стала ответственно относиться к своему будущему. А ты думаешь не понятно, о чем. Или что, ты мечтаешь, чтоб у тебя просили автографы и преследовали папарацци? – иронически вставил Джордж, намеренно растягивая последнее слово.

Я вспыхнула. Наконец-то я решилась открыть родным свою заветную мечту, а ее всего несколькими фразами смешали с грязью, даже не отдавая себе отчета в том, что это значило для меня. Я прекрасно видела, что никто из моей семьи даже не принял мои слова всерьез. Они смотрели на меня так снисходительно, как на малыша, который сообщает о намерении улететь в путешествие по Солнечной галактике.

В то время как эти мои мечты зрели, воодушевляли и подпитывали меня на протяжении многих лет, с того самого первого просмотра «Завтрака у Тиффани». Читка сценариев, разучивание ролей, репетиции, вспышки камер, гримерки с заваленными косметикой столиками и съемки в разных уголках мира – все это заставляло мою кровь быстрее устремляться по жилам, а сердце отзываться ускоренным биением. Мне казалось, что я рождена лишь для этого, и никем более не могла бы быть. И дело было совсем не в желании быть преследуемой папарацци, как остроумно выразился Джордж, хотя мысль эта и доставляла мне затаенное удовольствие.

Нет, все это значило для меня гораздо больше. Съемки в кино предоставили бы мне возможность вырваться из оболочки Летицией Дэвис, обычной, ничем не примечательной девушки из маленького городка штата Нью Джерси. Я могла бы стать одновременно сотней разных людей, пережить все их эмоции, посмотреть на мир их глазами, рассуждать их мыслями, чего никогда не смогла бы сделать Летиция. Да, стать актрисой и играть в кино было для меня более, чем мечтой, – это было моей единственной возможность жить жизнью, которая вообще стоит того, чтоб ей называться. Все остальные вероятности казались мне ничтожными и бессмысленными, не стоящими даже того, чтоб мимолетно задуматься о них.

Все эти размышления были обрывочными и хаотичными. Они долгое время крутились у меня в голове, но никак не формировались в определенные выводы. Эти мечты казались мне настолько прекрасными и недосягаемыми, что я даже боялась осквернять их тем, чтоб облекать в слова. Я сама с трудом могла объяснить свои чувства, но мне казалось, что, как только они начнут воплощаться в реальность, то разом лишаться доли своего очарования. Наверное, я боялась, что, как только мечта перестанет быть мечтой, а перерастет в план действий, я могу претерпеть разочарование: вдруг то, что казалось мне смыслом жизни, все-таки лишь плод моего разыгравшегося воображения?

И вот, реакция моих родных только укрепила эти опасения. Стоило мне постараться сделать робкий, неуверенный шаг, чтоб приблизиться к своей мечте, как ее тут же разнесли в пух и прах. Но, хуже того, меня и саму заставили усомниться в ней. Поэтому, пока ядовитый червячок сомнения еще не успел закрасться ко мне в душу, я моментально перешла в упорное наступление.

– Честно говоря, мне совершенно непонятно, почему в стране, где каждый третий находит себя в творческой сфере, вас так удивляет мое желание. Кроме того, многие актеры начинали свой путь с того, что играли в школьных постановках и театрах. А если вам кажется, что эта профессия несерьезна, то вы вообще представляете себе, какие гонорары платят знаменитым актрисам…

– Так то-то и оно, что знаменитым, – папа совсем не разозлился, а, скорее, забавлялся, что выводило меня из себя еще больше. – Летти, ты знаешь, сколько в одном только Нью Йорке таких юных девушек, как ты, грезящих о славе и признании? Тысячи. Ты никогда не думала, где же все они?

– Знаешь, папочка, это очень миленько, как ты заранее равняешь меня с миллионами тех, кто так и остался в безызвестности и вечном поиске хоть какого-то заработка, – взорвалась я, со звоном бросив вилку на стол. – То есть ты даже не допускаешь мысли о том, что меня может ждать успех! Но ведь ты же сам всегда говорил, какая я перспективная и талантливая. Что, как только я решила сделать то, что ты не одобряешь, все сразу изменилось, а?! И, к слову сказать, я НЕ мечтаю о славе и признании!

– Но, милая, – вмешалась мама, с женской чуткостью угадывая, что дело принимает для меня болезненный и уязвляющий самолюбие оборот, – папа лишь хотел сказать, что у тебя слишком возвышенные и романтизированные ожидания по поводу этой профессии. Разумеется, ты смотришь на Энн Хэтуэй и Николь Кидман в знаменитых кинокартинах, которые будут вписаны в историю шедевров мира, восхищаешься ими и хочешь проживать такую же жизнь. И это совершенно естественный порыв для каждой способной и хорошенькой девушки, как ты, – тут маме пришлось немного возвысить голос, потому что и папа, и Джордж явно собирались вставить свои реплики. – И все дело вовсе не в том, что мы сомневаемся в твоих талантах, или целеустремленности, или красоте. Однако, ты и сама должна понимать, что подавляющее большинство актрис не блещут в главных ролях, а часто играют тех героев, которые им совершенно не нравятся, лишь бы заработать денег. И они могут жить так много лет подряд, ожидая, пока они наконец вытянут свою золотую карту. А если ты поймешь, что все это не для тебя, а за плечами у тебя будет только актерское образование, что тогда ты будешь делать? Ведь будет уже поздно – многие дороги окажутся для тебя закрыты. Пойми, детка, ты смотришь на мир сквозь розовые очки, а мы смотрим с точки зрения некоторого жизненного опыта.

Я не нашлась, что возражать дальше, да и, честно говоря, у меня совершенно пропало желание. Ведь мамины слова не только отдавали горькой правдой, но и продублировали мой собственный внутренний голосок, от которого я старательно отмахивалась. Действительно, что, если все мои мечты – не более, чем самообман? Что, если, сделав это единственной целью своей жизни и поставив на кон все, я потерплю поражение? Или все окажется совсем не так, как я себе представляла? Что в таком случае послужит для меня путеводной звездой, ради которой я буду жить дальше? Может быть, мама права, и мне действительно нужно иметь под ногами достаточно надежный трамплин, от которого было бы не страшно оттолкнуться…

Вечер продолжился, как ни в чем не бывало. Очевидно, что этот инцидент только для меня сыграл важное значение. Мама принесла источающий потрясающий аромат корицы тыквенный тарт, который был любимым десертом в нашей семьи. Даже Джордж оставил свою обычную степенность и жадно набросился на свой кусок, одобрительно причмокивая губами. Атмосфера за столом постепенно разрядилась, и даже я значительно повеселела, соскребая с хрустящей золотистой корочки воздушную тыквенную начинку.

Если быть откровенной, то я испытывала облегчение. Наверное, в глубине души я все-таки опасалась, что родители воодушевились бы и поддержали меня в моем начинании. Главное препятствие было бы устранено, и мы перешли бы к активным действиям по поиску наиболее перспективных учебных заведений актерского мастерства. И тогда у меня уже не оставалось бы выбора, кроме как двигаться вперед. Конечно, в своих мечтах я видела себя уже достигшей успеха и признания, но я совершенно упускала ту часть, которая ей предшествовала. Эта часть очень пугала меня, а сомнения, вызванные словами мамы, не давали покоя. Теперь же, когда родители проявили такую категоричность, я могла со спокойной совестью немного отложить воплощение своих планов, пока не встану твердо на ноги и не смогу руководствоваться только собственными решениями.

И все же я не могла справиться с внутренним смятением. Мне все казалось, что я предаю свои мечты, предаю сама себя. Однако и тут маме удалось успокоить меня, отыскав альтернативу. В конце концов, сказала она, пробы на съемки проходят постоянно в любом большом городе, хватало бы желания и упорства, а уж этого мне не занимать. К тому же, режиссеры часто ищут новые лица, еще не знакомые широкому кругу зрителей. Многим интересны именно непрофессионалы, так как они играют более естественно, не испорченные многочисленной проработкой одних и тех же эмоций, отдающих механичностью. Я же могу принимать участие в кастингах и одновременно получать образование в более устойчивой и дающей гарантии сфере на случай, если мое желание стать актрисой все-таки изменится. Поразмыслив, я не могла не согласиться с разумностью этой мысли, и, таким образом, благополучно достигла компромисса с семьей и с самой собой.

В следующем году я успешно сдала все экзамены, результаты которых открыли мне двери в один из лучших колледжей Нью Йорка. Я собиралась изучать журналистику и связи с общественностью. И пусть я не горела этой профессией, но все же она казалась мне в достаточной степени интересной, авантюрной и романтичной, чтоб мои мечты о карьере актрисы на время отступили на дальний план. Ожидание разительных перемен захватило меня, и я восторженно чувствовала, что стою на пороге новой жизни, в которой возможно абсолютно все.

Летом мы начали активно упаковывать мои вещи и готовиться к моему отбытию в Нью Йорк.