Читать книгу Манчикатут - Ольга Шахматова - Страница 7
Глава пятая
ОглавлениеТемнело. Манчикатут с отцом и матерью пробирались таежными тропами к Верхнему Уймону. Усть-Кан и Усть-Коксу обходили стороной. Кругом сновали монголы. Ночевали в горах. Костра не разводили, боясь привлечь к себе внимание. К Уймонской степи зашли с севера по горным тропам. Горы, окружающие это место, меняются до неузнаваемости, в зависимости от времени суток, погоды, игры света и теней на склонах. Не каждому дано попасть в эту загадочную страну – Беловодье. Если бы не четкие указания Егора, Ончин-тайчин заблудился бы в горах, и никогда не нашел бы этого мистического места.
Слово «уймон» означает огороженную горами низменность. Алтайские сказатели и мудрецы говорят «оймон» – десять моих мудростей. Тибетцы эту долину зовут «Аум» – место сокровенной мудрости.
По долине разбросано несколько деревень. Все староверы. Направились в Верхний Уймон. Деревня расположилась у подножья горы. Всюду добротные дома из лиственницы. Чистота и порядок. Девушки опрятно одеты в цветастые сарафаны, причесаны. Избы расписаны узорами из причудливых цветов и трав, в окнах занавески.
Жители заняты своими делами. Мужики на покосе, бабы в реке полощут белье. Ребятишки не шатаются без дела. Девчата подле матерей. Мальцы с мужиками. Старики подъехали к косарям:
– Где Гордеевна, скажите добрые люди?
Народ собрался посмотреть на диковинных гостей. Вышел старик Афанасий:
– В горах она, травы собирает, а дом ее вон за тем оврагом стоит. Если хотите дождаться идите туда.
– Спасибо мил-человек! А надолго в горы-то она ушла?
– Может на день, может на неделю.
Гордеевну ждали два дня. По обычаю у староверов: странного прими, голодного накорми, в печали разговори. Видя, что к ночи Гордеевна не вернулась, старший в деревне подошел к иноверцам предложил еды и ночлег. Старики же предпочли раскинуть свой шатер прямо во дворе Гордеевны.
Горько вздыхала мать Манчикатут. Слезы время от времени текли с ее раскосых зеленых глаз. «Как же я оставлю дитя свое здесь – думала она – смотрят на нас как на зверей, а ей одной каково здесь будет». Старик крепился, стараясь подбодрить жену и дочь.
К исходу второго дня явилась Гордеевна. Она осмотрела поджидающих ее незваных гостей, пригласила в дом старика и старуху. Остальным велела дожидаться во дворе. Их поразила чистота и убранство дома. Русская печь, которая занимает почти четверть комнаты, над ней палати, на стене у печи полки под посуду, на пол постелены домотканые дорожки. На стенах расшитые полотенца, зеркала, детская зыбка с самодельными игрушками. В переднем красном углу над столом, накрытом белой расшитой скатертью – божницы со старообрядческими книгами, иконами, кадило, подсвечник. Многие предметы были совсем не знакомы гостям. Дав старикам оглядеться, Гордеевна завела разговор. Манчикатут стояла у окна и слушала.
– Зачем явились вы?
– Горе большое у нас.
– Вижу что не от счастья.
– Дочку припрятать нужно, Егор Горин нас к тебе отправил.
– Егор! Хм… хороший, добрый парень Егор Горин. В том году мне в доме и печь переложил, а то дымила сильно, и ограду поправил. А я в ту пору по травы пошла, вроде по своим же хоженым местам, да вот небольшой обвальчик случился. Завалило меня камнем. Ногу в трех местах сломала, да ребра еще. А он из тайги с нашей заимки с пушниной возвращался. Меня подобрал, да на себе вынес. Пока выхаживал, все хозяйство поправил.
– Помоги нам, хорошо заплатим.
– Много крови на руках дочери твоей. Вроде и не дикарка, и не сумасшедшая, а столько беды наделала.
– Что есть, то есть.
– Вздумает убежать, держать не буду. Одежду нашу оденет, волосы острижем – нет среди нашего брата такой черноты. Уйдем с ней к Мультинским озерам, там сейчас для трав самая пора. Работу и белую и черную делать вместе будем. До сентября там пробудем. А забирать-то ее Егор будет?
– Егор! Я в душе уж благословил их. Только б не нашли их монголы.
– А что в твоей голове матушка?
Старуха вздрогнула, покосила взглядом, но ничего не сказала.
– Вот и правильно! Сделаешь, все как задумала! – проговорила Гордеевна. Долго смотрела на старуху. Недуг у тебя большой. И, чтобы отвести мрачные мысли, проговорила громче – лечить будем.
– А Егору Афанасий скажет, как нас найти.
Гордеевна принялась за Манчикатут. Пока топилась баня, старушка обрила наголо девчонку, волосы отдала матери и на рассвете незваные гости уехали. После хорошего пара и пряных чаев ее разморило крепким сном. Сутки спала она не шелохнувшись, словно мертвая. К обеду следующего дня встала румяная, бодрая, словно и не было дальней дороги, и тяжелого перевала. В горницу зашла Гордеевна, подала девушке сарафан и все, что носили местные барышни. А бритую голову повязали косынкой.
– Одевайся, собирайся. Сейчас же уходим в горы. Будешь делать всякую работу, что и наши бабы делают.
– Я на все согласна, бабушка.
– Еще бы, жениха-то себе из русских выбрала. Вот и подстраивайся. У нас ведь как говорят: «Бери пашню ближнюю, а жену дальнюю». Да, тут Егор перестарался, однако.
Гордеевна собрала узелок с едой, помолилась и вместе с Манчикатут отправились в дорогу. А путь был не ближний. Сначала все вдоль подножья гор по Уймонской степи, потом круто взяли вправо и по долине реки Мульты дошли до зимовья. Ночевать остались там.
– Собаки здесь дикие, растерзают, а вот в дом-то не полезут. Ты располагайся, затапливай печь, ночи здесь ох какие холодные, воды с речки принеси, а я обед приготовлю.
Манчикатут все сделала со старанием, желая понравиться старухе. Та же заметив такое усердие, одобрительно кивнула в ее сторону.
– Так-то лучше, когда в согласии да дружбе. Буду тебя внучкой называть, а то имя у тебя странное, не выговоришь.
– Монгольское имя, от древней царицы.
– Так ты, стало быть, княжна?
– Ага, только без княжества.
И обе они залились смехом.
Поужинали, начисто вымыли чашки. Гордеевна строго следила за тем, чтобы Манчикатут не ела из общей посуды, а только из своей чашки. Считалось, что посуда, из которой ест или пьет чужой человек – будет нечистой, ее нужно держать отдельно и уж ни в коем случае не окунать в домашнее ведро. Она объяснила все это девушке, чтобы не было обид и недомолвок.
– Что же, после меня и посуду выбросите?
– Нет, милая, для тебя – мирская посуда. Мы ее потом почистим песочком, с молитвой омоем в реке и оставим для другого мирского человека. Я тебя еще многим нашим законам научу, а теперь ложись и спи.
И опять не спиться Манчикатут. И опять перед глазами Егор. Как нежно смотрел он на нее на прощанье, сколько любви, желанья! Сдержался ведь, не выдал. Легкая истома пробежала по телу девчонки. Манчикатут отвернулась к стенке, съежилась клубком, пытаясь отогнать порочные мысли. Но Егор крепко держался в ее воображении. То он будто бы нес ее на руках через реку, то склонялся над ней спящей, чтобы тайком поцеловать. И как четко чувствовались его чуть влажные нежные губы. Манчикатут собирала в кулак всю свою волю, призывала Манчи-хатун, но та молчала. А на рассвете опять растаяла багряным облаком. И только сон сморил девушку, как Гордеевна велела вставать.
Их снова ждал тяжелый путь. Легкий завтрак, ключевая вода придали бодрости и сил. Поднявшись по тропе вверх, они увидели вдали белоснежные пики гор. Теперь их дорога все больше шла в гору. Обомшелые ели, кедры и лиственницы стеной стояли на пути. Но старушка хорошо ориентировалась. Она ловко угадывала тропу. Сделали небольшой привал, легко перекусили, заварили Курильского чая, которого здесь было в избытке. Пока Гордеевна разливала чай по походным бутылям, Манчикатут нашла самую большую лиственницу, припала к ней и стала что-то шептать на своем наречии. Гордеевна смотрела на нее заворожено. Некоторое время девушка сидела молча под лиственницей, как будто в ожидании.
– Ты что милая, устала, али какая кручина тебя гложет?
– Лиственница – священное дерево. Оно соединяет наш мир с миром загробным, равно как ветви ее уходят высоко в небо, а корни глубоко в землю. Равно как зимой она стоит мертвая – в загробном мире, а летом – живая, среди нас. Уж который раз спрашиваю я своих предков как мне быть? Призываю великую Манчи-хатун, но она молчит.
– И часто вы беседуете?
– Всегда, когда грустно, когда радостно, когда совет нужен.
– А тебе совет нужен?
– Хм…
– Ищи в своем сердце. От того и молчит твоя «Хатун», что это должны быть голос и желание твоего сердца.
Легкий ветерок чуть качнул ветви могучего дерева, словно подтверждая ее слова.
Так переговариваясь, сближаясь все больше и больше, шли они три дня. Утром четвертого дня вышли к Мультинскому озеру. С двух сторон озеро окружали горы. В верхней части озера виднелся белым бурлящим ручьем огромный перекат Шумы. За перекатом сразу расположено Среднее озеро, а над ним спящая Гермине. Этот лик хорошо различим по верхним очертаниям горы. Староверы не придают ей большого значения, но, глядя в ее сторону, перекрещиваются. А вот местные племена и жертвы приносят ей и молятся на нее. Самое интересное, что на горной гряде расположенной параллельно Гермине, лежит как раз напротив нее заснеженный воин. Все эти лики придают особую таинственность и загадочность этому месту.
На правом берегу озера была небольшая поляна с двумя избами. В них останавливались охотники, рыбаки. Старшим на озере был дед Панкрат. Он оставался здесь даже на зиму. Одна из изб была свободна, и Панкрат определил туда Гордеевну с «внучкой».