Читать книгу Родительская тетрадь. Стихи - Ольга Старушко - Страница 47

С тех самых пор и не было дождя.

Но лишь канун сороковин нахлынул,

завыли ветры. Тучи, приходя,

тащили влагу на понурых спинах.

Весь август – злой, невыносимый зной.

Глаза сухи, и с неба ни слезинки.

Хватало пекла, и не мне одной:

морг, отпеванье, кладбище, поминки,

бумаги и казённые дела.

И полнится луна, и убывает:

Ни на секунду жизнь не замерла.

А ты с портрета смотришь как живая.

Мы взяли фото из буфетной дверцы,

добавив слева ленточку – на сердце.

Я вспомнила места, где мы с тобой

ходили вместе. Знаешь, их немного.

Всё тот же запах соли и прибой,

всё та же в соснах пыльная дорога.

И так же гасли ночью этажи,

деревья и клонились, и шумели,

цикады цыкали и шастали ежи,

и только сон ко мне не шёл в постели.

А сверху в телефон кричал сосед

(Наташу помнишь? Рак, он быстро убивает):

я был на кладбище, я был, там мамы нет! —

и я внизу кивала, понимая.

Так трудно быть теперь немой и стойкой,

смирить гордыню, ярость побороть,

черствея, как отрезанный ломоть

поверх налитой поминальной стопки.

А папа жжёт ночник, не может спать.

Покуда чайки лаются на крыше,

он смотрит на соседнюю кровать

и стонет, думая, что я его не слышу.

Нет, не болел – недомоганье просто.

Всё ждёт, не веря: ты вот-вот войдёшь.

И в небе опрокинут звёздный ковш

вселенским знаком вечного вопроса.

Тебя он видел пару раз во сне,

день на шестой и накануне ливня.

Ты только мне не снишься. Ты не снишься мне.

Как мне уехать от него, скажи мне.

Двери аэропортовской едва

сомкнутся лезвия – и сорок дней подбито.

И по глазам ударит красная Москва:

как будто с ходу резанули бритвой.