Читать книгу По лабиринту памяти - Ольга Трушкова - Страница 47

А между тем приближался Новый год, весёлый праздник, любимый и детворой, и взрослыми.

Ёлочку Маша увидела сразу, как только вошла во двор. Маленькая, пушистенькая, она напомнила ей далёкий сибирский городок, по которому девушка всё-таки очень скучала.

– Ну, здравствуй, лесная красавица! – Маша сняла перчатку и погладила колючую ветку. Закрыла глаза, вдохнула неповторимый запах хвои. Запах детства. Запах далёкой родины.

Бабка, видевшая из окна свернувшую к дому девушку, обеспокоилась её долгим отсутствием и, накинув на голову тёплый платок, вышла на улицу.

– Откуда это чудо? – спросила Маша.

– Егор где-то добыл. У нас-то ёлки не растут, сосну ставят на праздник, а он заладил одно: «Маше надо ёлку! Маше надо ёлку!»

Бабка так потешно передразнила Егора, что девушка звонко расхохоталась. Засмеялась и бабка.

Вечером Егор принёс ёлочные игрушки, установил ёлочку, но где её приобрёл, так и не сказал. Они вдвоём наряжали красавицу, а бабка, глядя на них, тихо радовалась и тайком их крестила.

Игрушки были старые, некоторые наполовину разбитые. Но всё равно ёлочка выглядела очень нарядной. Так же, как в Машином детстве, только там была не ёлочка, а ёлка, и наряжала она её не с Егором, а с мамой и бабой Нюрой.

Дома у них на Новый год всегда стояла ёлка. Большая, под потолок. Папа заносил её в дом, но сразу не устанавливал. Он говорил, что елка должна сначала познакомиться с их домом, с Машей и с мамой. С папой она уже в лесу познакомилась. Маша хотела потрогать елку, а та её уколола.

Потом папа устанавливал гостью из тайги на крестовину, и Маша с мамой её наряжали. Игрушек почти не было, но зато была большая и очень красивая звезда. Папа надевал её елке на самый верх. Баба Нюра приносила много блестящих бумажек, и они с мамой нарезали из них узенькие полоски. Почему-то мама и баба Нюра называли их дождиком, хотя полоски были сухими. Полоски тоже развешивали на ветках, еще на них набрасывали кусочки ваты.

Но главное – это гирлянды конфет в фантиках!

Конфеты в фантиках покупали Маше только с получки. Редко. Обычно мама и папа приносили в бумажном кулёчке карамельки – подушечки с непонятным названием «дунькина радость». Маша часто видела одну тётеньку с соседней улицы, которая всегда пела про какое-то горе и плакала, а взрослые говорили:

– Опять Дуньке радость – зарплату получила.

Маша понимает, что от радости поют, и те взрослые правильно говорили. Но она не понимает, почему тогда тетенька, если у неё радость, пела про горе и плакала? И почему вкусные подушечки называются её радостью?

Спросила у мамы, а мама вздохнула, погладила Машу по голове и сказала:

– Не дай бог никому такой Дунькиной радости!

Потом та тётенька умерла, потому что, оказывается, у неё совсем-совсем никого не было: ни мамы, ни папы.

Теперь Маша поняла, почему тётенька пела про горе и плакала. Это очень большое горе, когда нет ни мамы, ни папы.

Маша тоже бы плакала и даже, наверное, тоже бы умерла.

Грустно улыбнувшись своим воспоминаниям, Маша подумала о том, что все реже и реже стала вспоминать о своих родителях, вот даже на последнее письмо никак не соберется ответить. Надо завтра же им написать и отправить поздравительную телеграмму. Да и соседей поздравить надо: тётю Галю, бабу Нюру, деда Санчу.

Баба Нюра – первая Снегурочка из Машиного детства…

Дед Санча – первый Дед Мороз…