Читать книгу Небывалая быль или Бывалая небыль - Ольга Васильевна Ярмакова - Страница 3

То, что кажется одному нормальным, другой может воспринять как нечто из ряда вон.

Одним особо солнечным июльским днём это познали два существа, когда солнце заняло небосвод ровно по полудню.

1

Когда огненная звезда нагнала середину дня, и тени спрятались под травы, виноградная улитка благополучно доползла в самую гущу цветочной поляны. Для неторопливой путешественницы день выдался не самый лучший: назойливый свет звезды досаждал её слабым глазкам, а душное тепло высушивало влажный липкий след, что тянулся позади блестящей дорожкой.

Другое дело, когда шёл дождь. Как правило, дневная звезда пряталась за небесными травами, наверное, вода вредила её свету и жару. Зато улитка обожала ненастную пору. Нет необходимости прятаться от знойных и слепящих лучей, а тело вдоволь омывалось прохладными каплями падавшей с неба влаги. В такие моменты под витой раковиной сердце отбивало торжественный гимн, и улитка готова была ползти хоть на край света, без устали и без оглядки.

Настал полдень, а звезда и не думала укрываться в тонких белёсых травах небес, и как назло дождь не сходил свыше уже несколько дней. Улитка изнемогала от усталости и зноя, и всё больше помышляла уйти внутрь раковины, чувствуя себя несчастной. Пока не придёт вода с неба, пока дневная звезда не скроется от животворящей влаги.

Но вот земля под раковиной сотряслась. Раз, другой, третий. Сначала слабо, но с каждым заходом сильнее и резче. Улитка сжалась в комочек от греха подальше, втянув рожки́. Грохот, сотрясавший сухую почву, усиливался и учащался. Всё ближе и ближе. Уже совсем близко. Улиткино сердечко трепетало в нехорошем предчувствии.

Вдруг гроханье прекратилось, стало непривычно тихо. Из-под раковины осторожно выпростался один рожо́к, совсем чуть-чуть. Впрочем, сей манёвр оказался напрасным: с рождения улитка была близорука, аки крот, но зато обоняние прекрасно восполняло недостаток.

Как только её глаз показался из ракушки, воздух вокруг огласил чудовищный рокот. Хорошенько испугавшись, улитка тут же втянула отважный глаз и съёжилась ещё сильнее, но было поздно. Налетевший ниоткуда ураган вцепился в раковинку, обхватил её с владелицей и оторвал от земли, подняв на невероятную высь. Сердечко несчастной улитки забилось так быстро, что могло выпрыгнуть из тельца в любой момент.

А жуткий ветер продолжал тянуть пленницу вверх и обрушивал на неё оглушающие раскаты грома. Как ни было страшно, всё ж улитке пришлось приоткрыть глаз, на этот раз другой. Странно, но огненная звезда продолжала невозмутимо восседать на небесах, неистово подогревая воздух, да и белёсые травы оставались покойны и светлы, их сочные стебли не темнели от влаги. Но гром гремел вокруг улитки, а дождя не было. А ведь всем известно: после раскатистого грома грядёт пора, когда с небесных трав сходит вода. Но дождь не подступал, а воздух оставался сух и жарок.

Раковину швыряло из стороны в сторону. Улитка замерла и отдалась судьбе, что бы та ни сулила. Всё равно не в её хлипких силёнках противостоять мощи грозы, хоть и престранной.

Стенка ракушки приняла на себя удар. А затем сверху зацарапал ветер. Улитка сжалась ещё сильнее, сердце остановилось и замерло: если гром пробьёт убежище, жить останется считанные мгновения.

Да, улитка была подслеповата, но, увы, не глуха. Каждый обрушивавшийся на домик порыв урагана оглушал её целиком, ведь она, в отличие от иных существ, ощущала звук всем телом, а не отдельным его участком. С каждым сотрясением ей становилось больнее, и страдание её становилось уже невыносимо, да так, что хотелось покинуть раковину, что была родным домом, но в одночасье превратилась в пасть кровожадного зверя.

Уж улитка знала, каково это – побывать в чьей-то пасти.

Не давеча, как три ночи назад, на болоте, куда она заползла ночью, её схватила сова. Была пора ночной звезды. Та куда больше нравилась улитке, чем её дневная сестрица. Ещё бы! Ни тебе назойливого яркого света, ни жа́ра, что досаждал вечной путешественнице. Белая звезда простирала с ночного неба нежные, хладные воды. Именно так воспринимала лунный свет улитка. Порой она вытягивала рожки́ к небесам, полным тёмных вод и любовалась белой звездой, чьё сияние не обжигало и не раздражало подслеповатые глаза. Улитка толком-то и не видела звезды, но мягкий, матовый свет, доходивший до остывавшей почвы отчего-то притягивал и манил, глаза тянулись и тянулись в высь.

Именно в такой момент у самой болотной кромки, где улитка пребывала в блаженстве, позабыв обо всём, её приметила пролетавшая мимо сова. То ли лунный свет блеснул на гладких завитках ракушки, то ли мерцавшие воды болота привлекли ночную охотницу, но сова, в отличие от улитки, обладала отличным зрением. Ловко подхватив клювом раковину, ночная охотница понесла добычу к более сухому месту. Но вышло так, что раковина выскользнула и упала в густую траву. Описав несколько кругов, пришлось сове лететь дальше и начинать всё с начала. А улитка пролежала ещё долго, сжавшись в комок, прежде чем осмелилась ступить шаг. Она хорошенько запомнила, как затрещали стенки дома, а ведь до того, казалось, что его одолеть ничто не сможет.

Вот и теперь, когда ураган скрёб, бил, сотрясал её убежище и единственную защиту, улитке вспомнился тот случай. Сердце перестало биться. Ещё пара натисков извне и всё пропало.

Но тут гром прокатился поверх урагана, а дальше произошло чудо. Ветер будто сжалился над несчастной улиткой и вернул её обратно на землю. Не швырнул, не размозжил, а положил. А после земля сотряслась вновь, но толчки шли на убыль. Шторм и гром оставляли травы, в которых лежала, замерев от страха, улитка.

Она вновь отважилась подсмотреть, что же произошло, что изменило неизбежную, подобравшуюся так близко погибель. Кругом высились кустистые травы, у оснований которых растеклись тени. Тогда взор улитки обратился к небу. Огненная звезда пропала. Её поглотили серые травы, что неистово колыхались под бурным натиском ветра.

Затем воздух разорвался от громоподобного треска. Крупные капли одна за другой лениво падали на сухую почву, разбиваясь и отскакивая. Несколько шлёпнулись о раковину, сползли и омыли тело улитки. Эти звуки были куда привычнее и желаннее, чем скрежетание пасти. Вскоре из капель выросла молочная стена дождя. Травяной лес на поляне заволновался под натиском бивших наотмашь струй, да и ветер, стихший внезапно, вернулся вновь, но куда злее и яростнее. Улитка подползла к крупному камню, для неё он был точно высокий холм. Оплетенный зелёным бархатом мха по бокам, этот великан скрывал у самого основания неглубокую впадинку, тайную пещерку. Туда-то и забралась улитка, места ей хватило вдоволь. В любопытстве и ликующем желании, она выпросталась из-под раковины, вытянув рожки́. Пришла её любимая пора – время воды свыше. Прямо перед ней с грохотом и урчанием падала белая муть, временами осыпая улитку прохладными брызгами. Воздух от рёва ветра остыл и благоухал долгожданной сыростью.

А то, что случилось до того? А что было? И было ли?

Кажется, её коснулось нечто важное, может, небо. Или нечто большее?

2

Когда день достиг полудня, на лужок за домом вышел мальчуган. Дениске накануне исполнился шестой год, и он очень гордился этим фактом взросления.

Мама, конечно же, считала сына ещё недостаточно большим, чтобы самостоятельно разгуливать по поляне. Да и не поляна её беспокоила вовсе, а лес с его болотистой топью, да тропинками, петлявшими, почище пугливого зайца. Сразу за лужком их дома вставала невинной ширмой завеса из тонких берёзок, но эта безобидная лесная ограда не могла сбить с толку взрослого. Мама отлично знала, как легко заблудиться за спинами смирных берёз. Но Дениска был мал, а взрослые часто много чего преувеличивают, а то и выдумывают, лишь бы дети не совали любопытные носы, куда ни попадя.

День выдался жарким, и сталось так, маму разморило от духоты. Вот она, раз сомкнув отяжелевшие веки, и впала в глубокую дрёму в гамаке, на веранде. И, естественно, неугомонный сын тут же воспользовался ослабевшим надзором. Ну а папа? А папа, как назло, рано утром уехал в город, обещав вернуться точно к полудню.

Понимая, что времени в обрез, мальчик торопился, нужно было столько всего успеть. Под присмотром всё не вкусно и не сладко. А тут никого рядом, чтобы осечь строгим: «Не трожь! Нельзя!».

Лужок с его разнотравьем всегда казался Дениске островком сокровищ: тут тебе и пестрые головки цветков, из которых можно наделать неплохие коллекции гербария. И камушков, таившихся в тенистых гущах трав, целая тьма. А уж сколько тут обитало всякой живности! От жуков и гусениц родители с трудом отгоняли сынишку, слишком велик был азарт «охоты». Но надо признать, к чести Дениски, вреда насекомым он не причинял, благо ему привили уважение к чужой жизни, пусть и ничтожно маленькой. Любознательному мальчишке страсть было интересно пощупать, погладить, понюхать, а иной раз и лизнуть приглянувшуюся букашку.

Вот и на сей раз «охота» началась с вереницы муравьёв, спешивших друг за дружкой по своим делам. Понаблюдав за чёрными тружениками с минуту, Дениска утратил к ним интерес и решил двигаться дальше. Неспешно продвигаясь вперёд, он вышел в середину цветистой полянки; берёзы павами стояли у кромки запретного леса и дразнили мальчика белизной стволов. Он уже решил было, дойти до берёз, конечно же, запретных, и обследовать у их изножий землю, – Дениска верил, там много сокровищ, раз туда нельзя ходить, – но тут его взгляд выхватил в траве странный завиток. Тут же позабыв о берёзовых сокровищах, мальчонка склонился и раздвинул травы, средь которых притаился интересный завиток. И завитушка та оказалась частью улиткиной раковины.

Не раздумывая дольше, Дениска ухватил кругляш с завитком и оторвал от земли. Улитка тут же скукожилась и попыталась спрятаться в домик, но ей это не удалось.

– Привет! – выкрикнул довольный Дениска, переворачивая находку ракушкой вниз. – Меня зовут Денис. Я не обижу тебя, не бойся. Я твой друг!

На влажном теле улитки налипла земля, и мальчик решил очистить нового приятеля. Осторожно он поскрёб пальцем по съежившимся бокам улитки, на кончик пальца тут же налипла вязкая слизь вперемешку с грязью.

– Фу! Как сопли! – поморщился он.

Дениска встряхнул испачканной рукой, но слизь не отлетела, тогда он вытер пальцы о траву.

Улитка показала глаз из-под раковины, и мальчик не удержался и погладил её по открытым бокам. Глаз тут же втянулся.

– Ну вот, – разочарованно произнёс Дениска. – Не бойся, выходи. Ну же! Я не обижу.

Он поскрёб завитушку раковины, но улитка не желала показываться. Повертев её так и этак, Дениска смирился и опустил ракушку с её хозяйкой обратно на то место, где нашёл.

– Ну ничего, – подбодрил себя мальчик, – у берёз я точно что-то найду. Может, даже лягушку! Уж она-то не спрячется от меня в ракушке.

Пока он возился с улиткой небо сменило цвета: пронзительно-голубой на грязно-фиолетовый. Это произошло так стремительно скоро, что когда Дениска направился в сторону белых берёз, солнце, так безмятежно взиравшее на землю со своего полуденного постамента, заволокли пиратские тучи. Эти лихие корсары взяли в плен дневное светило и собирались устроить погром на небесах, о чём тут же возвестил трескучий раскат грома, сотрясший воздух.

Дениска замедлил шаг, но продолжал идти. Он боязливо посматривал на мрачное небо и раздумывал: поспеет ли он к берёзам или лучше рвануть со всех ног к дому?

Сокровища таились в тенях берёз, они не отпускали мальчика, и он послушной, но неуверенной походкой приближался к лесу.

Откуда-то со стороны дома послышался тревожный мамин голос. Её разбудил рык грома, и она звала непослушное чадо.

Ветер, что прежде слабо дышал, вдруг в одночасье взбесился и задул в полную глотку. Рёв в ушах стоял просто львиный. Так чудилось Дениске. Воздух звенел и пах металлом. С неба сорвались капли. Вот их уже много.

Он почти дошёл до белых стволов, когда дождь обрушил на него град из водяных капель. Вода била наотмашь, давала пощёчины и раздавала подзатыльники. Это плохой дождь – решил Дениска. Нужно спрятаться от злого дождя. Но тонкие и вшивые с виду берёзки не казались надёжным укрытием, вот в лесу точно можно спрятаться, например, под елью. Благо их много, так папа говорил.

Ветер окончательно рассвирепел, наверное, ему тоже не нравился плохой дождь. Он трепал берёзы, гнул их к земле, словно хотел наказать за свою обиду. А потом он и вовсе взбеленился. Своими воздушными лапищами ветродуй подхватил мальчика и, завертев его со всей мощью, принялся поднимать к небу.

Дениска крепко зажмурил глаза и сжался, прямо как та улитка в его руке. Ветер сатанел и зверел, он сжимал и тряс мальчишку в кулаке, а дождь больно скрёб по нежным детским щекам. Неужели пиратские тучи и его, Дениску, как солнце похитят и утащат в тёмное логово, где его никто не отыщет?

От этой мысли стало очень горестно и обидно. Дениска закричал что есть мочи и замахал руками и ногами, отбиваясь от ветра. И вдруг случилось настоящее чудо: ветер то ли испугался отпора смелого мальчугана, то ли ему просто надоело его вертеть в лапах, но он смилостивился над Дениской и, наградив напоследок слабым пинком, опустил на поляну.

Покружив и сердито бурча, ветер помчался за лес, прихватив безумный дождь. Вместе они всласть оторвались на болотистой топи.

– Денис! Дениска! – раздался взволнованный голос папы.

Оказывается, он приехал точно в срок, и на подходе к дому по садовой дорожке его застал предвестник грозы, протяжённый раскат грома, а как только ступеньки крыльца остались за спиной, хлынул ливень.

– Давненько такого дождя не было. Ух! С грозой и ураганным ветром, – теперь, когда сын оказался в отцовских крепких объятиях, голос папы звучал бодро, залихватски. – Ты весь вымок. Замёрз? Эк тебя зашвырнуло! Я думал, упадёшь – костей не соберёшь.

– Плохой дождь, и ветер злющий! – громко стуча от подступившего озноба, проговорил с обидой Дениска.

Странно, холодно ему не было, хоть одежда насквозь промокла и противно липла к телу, а озноб бил так, будто у Дениски поднялась температура, как было недавней весной, когда он сильно приболел.

– Эх, сына, как же тебе повезло! Ты даже не представляешь, как!

– Повезло?! Это как же?

Денискины глаза округлились от изумления. Папа что-то путал. Как могло повезти ему, Дениске? Он же вымок и скорее всего завтра, но не исключено, что и уже вечером, его одолеет насморк. Да и, кажется, Дениска набил себе шишку, когда плюхнулся на землю. Разве это удача? Ни сокровищ не нашёл, ни лягушки.

Тут подбежала мама и, что-то громко причитая, всхлипывая и утирая наспех слёзы, расцеловала мокрую макушку сына да переняла его из папиных рук. Стало так тепло и уютно сразу Дениске. Он мигом позабыл о плохом дожде и злом ветре, белые берёзы ушли на задворки памяти, до следующего удобного случая. Мальчуган внезапно поразился открытию: родители, которые ему всегда виделись великанами, уподобились юным деревцам, мама и папа во многом уступали могучим лесным деревьям, разве что могли ходить. Впрочем, как знать, возможно, ночью в лесу случаются диковинные чудеса…

А на небе вновь произошли перемены: мрачные корсары-тучи в спешке отступали, выпустив солнечного пленника, торопясь догнать ураган и не упустить новую добычу. Поляна, как ни в чём не бывало, пестрела и переливалась спутанным разнотравьем в россыпи водяных бриллиантов. Былая духота ушла из воздуха, он пах чистотой и свежестью.

Дениска сидел на руках мамы и, прижимаясь к её шее, отпускал недавний страх далеко, за лес. Что только что произошло? Это случилось так быстро, что он и понять не успел.

Кажется, сынишка произнёс вопрос вслух.

– Это тебя, непоседа, коснулся Творец, не иначе, – доброй усмешкой у самого уха прошелестел мамин голос.

Но смысла этих слов Дениска не разобрал, у самого дома его сморил крепкий сон.