Читать книгу Кодекс скверны. Разжигая Пламя - Ольга Ясницкая - Страница 5

Тёмная густая кровь, взгляд, полный безысходности, синяя полоса на стали… Твин переживала этот кошмар вновь и вновь, стоило лишь закрыть глаза.

Альтера бесследно исчезла, вот уже третий день от неё ни слуху ни духу. Впрочем, так даже лучше: пока нужно разобраться в себе и как жить дальше. Правда, к ней уже накопилась уйма вопросов, но они могут подождать. Пока куда важнее выяснить, кем в действительности ей приходится принцепс, и если всё подтвердится… Даже представить сложно – что будет после.

Рядом кто-то прочистил горло. Твин вздрогнула, оглянулась. Восемьдесят Третья укоризненно качала головой, скрестив руки на груди:

– Ну уж нет, так дело не пойдёт, Пятьдесят Девятая.

– Прости, – она шмыгнула носом. – Не заметила тебя.

– Неужели? – старшая возмущённо закатила глаза. – Да пробеги здесь целый взвод гвардейцев, ты бы даже не моргнула. А мне потом отвечать головой, вдруг что!

Твин виновато потупилась. Подставлять старшую совсем не хотелось, но стоило только остаться наедине с собой, и она тут же проваливалась в своего рода транс, не замечая ничего вокруг. Оставались лишь мысли, замыленные образы, силуэты и ноющее чувство смутной тоски – предвестницы чего-то недоброго.

– Даю тебе ровно два дня. Разберись уже с этим, наконец, – произнесла Восемьдесят Третья тоном, не терпящим возражений. – И чтоб после – никаких косяков, ясно?

Твин энергично закивала, в очередной раз восхищаясь умением старшей понять и проявить сострадание. Наверное, когда способен ощущать чужую боль как собственную, сложно оставаться безучастным.

Восемьдесят Третья мягко сжала её руку и склонилась над ухом:

– Поговори с ним. Он ждёт тебя.

От её слов всё нутро похолодело. Но разве сама не хотела того же? Так почему ноги вдруг стали будто сеном набитые, а в животе образовался мерзкий ледяной ком?

– Иди, – подтолкнула старшая. – Я тебя заменю. Два дня, слышишь? Не подведи меня только, Пятьдесят Девятая, иначе собственноручно обхожу кнутом так, что месяц на спине спать не сможешь.

Окинув её благодарным взглядом, Твин неторопливо побрела к кабинету принцепса. Даже мысль о предстоящем разговоре приводила в неподдельный ужас. Сколько раз она задавалась вопросом – нужен ли он вообще, этот разговор? Может, взять пример с Харо и забить на всё? Какая, к чёрту, разница, отец он ей или нет? Разве это вернёт маму? Разве это освободит её от унизительного клейма?

И вообще, какой во всём этом смысл? Для чего принцепс хочет так бесцеремонно вломиться в её жизнь? Для чего ей нужны ответы, изначально бессмысленные по сути? Глупо ведь надеяться, что полегчает, а вот расковыривать старую рану – довольно опасно. Сумеет ли она справиться с этой болью сейчас, когда осталась совсем одна, когда потеряла самое ценное?..

Твин собрала всю свою смелость и постучала в дверь, что тут же распахнулась. Принцепс, бледный, точно лист бумаги на столе за его спиной, вымученно улыбнулся и, посторонившись, пропустил её внутрь.

– Рад, что ты всё-таки пришла, – волнения в голосе он даже не скрывал.

Она промолчала, не зная, что ответить. Да что там, Твин не имела ни малейшего понятия, как себя вести с ним и как к нему обращаться.

– Это было не просто… господин.

Он осторожно сжал её плечи и заглянул в глаза:

– Не называй меня так, умоляю!

От его прикосновения Твин съёжилась, грудь словно сдавило стальным обручем, мерзкий комок горечи и обиды зацарапал горло, начал душить, всё норовясь вылиться слезами.

– И как же мне к вам обращаться?

– Как угодно, Твин. Хочешь, по имени, хочешь – отцом… Тебе решать.

– Отец… – впервые за всю жизнь она произнесла это слово осознанно, в его истинном значении – не вскользь, не втиснутым между фраз, а так, как оно и должно было ею произноситься ещё в далёком детстве.

Видимо, принцепс вообразил себе, что она уже признала в нём родителя, и заключил её в крепкие объятия:

– Доченька моя! Как же ты похожа на свою мать, даже голосом…

Твин осторожно оттолкнула его, отстранилась, обозначая дистанцию. Не дурак, поймёт. К чёрту эти сопли, пусть сначала объяснит, почему его не было рядом, когда маме перерезали горло! Почему она ничего не помнит о нём, кроме мимолётного образа, показанного ей Восемьдесят Третьей?

– Прости, наверное, я слишком тороплю события, – он смущённо кашлянул. – Давай лучше присядем.

– Благодарю, господин, мне и так неплохо.

– Да-да, конечно, как пожелаешь. Может, выпьешь вина?

Какое, к смергу, вино! Какой – «присядем»! Он что, издевается над ней?!

– Я хочу знать своё имя! Назовите мне его!

Подойдя к столу, принцепс взял бокал, сделал из него несколько глотков и передёрнул плечами:

– Мне оно не известно.

– Что ж вы за отец такой, раз имени собственного ребёнка не знаете?

Он опустил голову, пряча от неё взгляд:

– Дерьмовый, не спорю. Но я любил Анну, любил больше всего на свете! Встреть её хотя бы на пару лет раньше, женился бы на ней, не задумываясь. Только вот уже на тот момент у меня была дочь, понимаешь? – принцепс говорил так, будто её рождение оказалось для него досадной случайностью. Впрочем, скорее всего, так оно и было.

– А я тогда кто? Щенок из подворотни? – Твин не удержалась, позабыв, что перед ней свободный.

– Я не мог бросить своего ребёнка!

– Значит, я не только выродок, но ещё и бастард, – она горько усмехнулась.

– Ты – плод любви, Твин! И для меня ты всегда будешь особенной.

– Да ну! – жаль, за маской не видно её улыбки: столько презрения она ещё не испытывала ни к кому в своей жизни.

– Я искал тебя, клянусь!

– И как, успешно? – она расхохоталась. И от звука собственного смеха ей стало не по себе, будто это была Альтера…

Принцепс ничего не ответил. Да и что бы он сказал? Правду? А какая у него правда? О чём с ним говорить, если он даже имени её не спросил! Нашёлся папаша, месмерит его задери!

Сжав кулаки, Твин изо всех сил пыталась обуздать разрастающуюся ярость, но пока получалось из рук вон плохо:

– Каждую сраную ночь я вижу, как ищейка перерезает моей матери горло. Каждую сраную ночь я вижу кровь и ужас в её глазах. Ты обрёк её на бесконечно повторяющуюся смерть! О какой любви ты ещё смеешь мне говорить?

Глаза Максиана лихорадочно заблестели. Твин брезгливо смотрела, как он опустился перед ней на колени и бережно взял её ладонь. Даже сквозь грубую кожу перчатки она ощутила тепло его рук. И вдруг нестерпимо захотелось завыть, как воют ночами в Пустошах псы. Она и вообразить себе не могла, что обыкновенное прикосновение способно причинить столько боли.

– Я не имею права просить тебя о прощении, – сипло проговорил он, прижимаясь щекой к её руке, – но умоляю, дай мне шанс! Не отталкивай меня!

Сейчас в Твин боролись ненависть и нечто иное, совсем неожиданное. Жалость? Она даже удивилась самой себе: как можно жалеть слабовольного ублюдка, бросившего на произвол судьбы любимую женщину с ребёнком на руках! Ярость уже разрослась так сильно, что грозила вот-вот выжечь огромную дыру в груди и вырваться наружу.

– Я всё никак не могла вспомнить её имя, – она резко отдёрнула руку. – Ну хоть какая-то от вас польза. Вы не спасли её, вы предали её. Ты… Отец, говоришь? Да ты для меня – пустое место!

– Дай мне шанс, прошу! Я всё исправлю!

– Исправите?! – Твин оттолкнула его и схватилась за голову, стиснув до скрипа зубы. Невыносимая боль вонзилась в виски раскалёнными иглами, проникая в разум, заполняя его туманом.

Альтера…

Почувствуй Твин её раньше, быть может, и успела бы приготовиться, но теперь она вырывалась, и сдержать её теперь оказалось не под силу. Кожа под перчатками пылала, пламя стремительно растекалось до самых плеч, и контролировать скверну она уже не была способна.

– Что с тобой? – принцепс вскочил на ноги и протянул руку в порыве помочь.

– Не приближайся ко мне!

Но он не внял предупреждению, не отступил ни на шаг. В глазах лишь покорное ожидание, словно давно готовился к заслуженному возмездию.

Твин рывком отшвырнуло назад, тело перестало повиноваться. Гнев, ненависть, жажда мести, смешавшись, раскалённым потоком хлынули по венам, и остановить всё это она уже не просто не могла – не хотела.

– О да, я дам тебе шанс! – взревела Альтера. – Ты заплатишь за всё, подонок!

Мир застыл. Застыл новоявленный отец, застыли пылинки в воздухе, сверкающие в лучах зимнего солнца. Струна времени натянулась до предела.

Полностью лишившись контроля над собой, Твин с непривычной отчуждённостью наблюдала, как Альтера приближается к принцепсу, занося руку для смертоносного удара.

«Нет, это полное безумие! – промелькнуло в голове. – Он того не стоит. Соберись, нужно остановить её, пока не поздно!»

Словно пробудившись, Твин закричала со всей мочи: «Убирайся! Убирайся назад!»

В последнее мгновение, когда кулак, охваченный зелёным пламенем, почти коснулся виска принцепса, она собрала всю оставшуюся волю и, представив туннель, побежала к сияющему белым выходу. Тело тут же отозвалось, вернулось под контроль, и удар, грозивший расколоть череп так называемого отца, пришёлся на шкаф за его спиной.

Струна времени звонко лопнула. Грохот, вперемешку со звоном стекла, заполнил кабинет. Щепки с осколками разлетелись брызгами по сторонам. Пол усеяли папки с бумагами, книги, какие-то предметы. Обессиленная и опустошённая, Твин рухнула на колени и обхватила голову. Вдруг стало совершенно плевать, что произошло, и уж тем более, что будет дальше. Пускай хоть казнят… Всё казалось таким ничтожным, незначительным, нисколько не касающимся того самого, по-настоящему важного. Единственное, чего сейчас хотелось, – вернуться в загон и крепко прижаться к груди Слая, почувствовать его тепло, услышать родной голос.

Она ощутила прикосновение к своему плечу и резко подняла голову.

– Это была Альтера? – Максиан сел рядом.

Твин равнодушно скользнула по нему взглядом и встала на ноги:

– Лучше нам больше не видеться, господин принцепс.

– Я понимаю, дочка, тебе нужно время всё осмыслить.

Да что тут осмысливать! Жила все эти годы без отца, проживёт без него ещё столько же.

– Мне жаль, но вы обознались. Ваша дочь умерла ещё пятнадцать лет назад. А теперь прошу меня простить, господин, – и, не дожидаясь его ответа, она выскочила в коридор, спеша уйти как можно дальше, чтобы вдруг не окликнул, не бросился вдогонку.

Отец… Слово, ранее не имеющее ни облика, ни формы, теперь стало чем-то душным, ощутимо-осязаемым. Оно гналось за ней призраком, грозило растревожить уже, казалось бы, зажившую рану. Он отказался от них! Поиграл с мамой и отшвырнул её, как избалованное дитя отшвыривает от себя наскучившую игрушку. Да он хуже плётчиков: те хоть не прячут своей сущности под лживыми масками раскаяния.

«Где он был, когда мама умирала у меня на глазах? Где он был, когда я, ещё ребёнком, рыдала в углу казармы, прячась, чтобы надзиратели не увидели моих слёз? Где он был, когда меня хлестали кнутом за малейшую провинность, превращая спину в кровавое месиво?»

Кто он для неё? Всего лишь очередное ничтожество, каких полно среди свободных.

«Не верю, что говорю это, но ты поступила правильно», – голос Альтеры слабый, едва различимый среди мыслей, роившихся в голове чёрным облаком.

«Ты знала, кто он, с самого начала, верно?»

«Скорее, почуяла.»

«Что ты ещё помнишь, Альтера?»

Та не ответила. Твин вдруг снова ощутила пустое одиночество, будто той, другой, и не существовало вовсе.

«Отвечай на мой вопрос, жалкая ты тварь!»

Тишина. Только глухие удары сердца и стук крови в ушах. Альтера снова исчезла, ушла так глубоко, что даже присутствия её не ощутить.

Как во сне, Твин брела по Замку, не замечая ничего вокруг. По привычке остановилась у ворот, сдала оружие и, войдя в загон, направилась прямиком к койке. Мельком всё же взглянула на Слая, но он даже не обернулся.

«Ну посмотри же на меня, мой Семидесятый, прошу тебя! Подойди, поговори со мной! – шептала она, надеясь на чудо. – Ты мне нужен, Слай! Слышишь? Мне так тебя не хватает!»

Бесполезно. Чуда не произойдёт. Нет теперь её Семидесятого, нет больше семьи. Харо единственный, с кем она могла бы поделиться, но из-за ночных караулов не было возможности даже парой слов перекинуться. Принцесса, будь она неладна, забрала то единственное, что у неё оставалось. Как можно быть рядом и в то же время за тысячи километров друг от друга?

Стараясь не разреветься при всех, она стянула перчатки, швырнула маску на прикроватную тумбу и поспешила из загона. К счастью, единственное место, где можно было побыть наедине с собой, пустовало, и, прихватив сменную форму, она вошла в душевые.

Хотелось надеяться, что получится смыть боль, пожирающую изнутри. Твин даже почти поверила, что так и оно будет, но вода лишь хлестала плечи, обжигала кожу, а боль никуда не уходила. Наоборот, становилась мучительнее.

А ведь Керс не ошибся, назвав годы охоты лучшими в их жизни. Только он даже предположить не мог, как быстро всё покатится псу под хвост. Вернуться бы назад в тот день, когда они со Слаем ступили на землю столичного терсентума, а потом зациклить время и навсегда остаться с семьёй в прошлом!

Воспоминания внезапно захлестнули её волной, и вот она уже выпрыгивает из повозки в пыль, жмурясь от солнца. Позади Слай ворчит что-то неразборчивое под нос – злится на кого-то из соратников за дурацкую шутку.

Несмотря на то, что всё тело нещадно ныло после долгой тряски, а от голода в животе образовалась давящая пустота, её дух захватило от предвкушения новой жизни: они станут настоящими охотниками!

– Добро пожаловать в Регнум, ублюдки! – косматый здоровяк с огромным пузом обвёл новоприбывших мутным взглядом. – Я ваш новый мастер, отец и бог в одном лице. Теперь ваши жалкие шкуры принадлежат мне. Сейчас вы презренные ничтожества, грязь под ногтями, но я сделаю из вас настоящих скорпионов!

Твин вполуха слушала, как тот втирал о выпавшей им чести обучаться в столичном терсентуме, как ценятся местные охотники и прочую хрень, которую так любили нести надзиратели. Всё это она уже слышала сотни тысяч раз. Ей не терпелось смыть дорожную пыль и набить живот хоть чем-нибудь съестным, да и просто осмотреться, в конце концов. Не целый же день созерцать красную рожу нового мастера!

Когда, наконец, жирдяй заткнулся, высокий старик с седой бородой повёл их к загонам, объясняя по пути, где что находится. Остановившись у одного из длинных однотипных зданий, он указал на двери:

– До утра вы свободны. На кормёжку не опаздывать, выпас сразу после завтрака. Всем всё понятно? – он испытующе осмотрел новоприбывших, задержав взгляд на Твин чуть дольше, чем на других, и размашистым шагом направился к небольшой хибаре, жавшейся к стене в том же дворе.

Слай подтянул Твин к себе, шутливо шлёпнул её по ягодице:

– Сейчас я сделаю из тебя настоящего скорпиона, – передразнил он нового мастера, прижимаясь к ней этим делом.

Рассмеявшись, она шутливо оттолкнула его и проскользнула в открытые настежь двери. Опертамские казармы были просторнее, но и вмещали в себя намного больше собратьев. Здесь же было всего около десятка двухэтажных коек, из которых не меньше трети вообще пустовали. Не так уж и много в столице скорпионов, судя по всему.

Новичков сразу же окружили будущие соратники.

– Гляди, свежее мясо, – донеслось из толпы.

Вперёд вышел здоровяк, и Твин по привычке скользнула взглядом по номеру: Сто Семьдесят Второй. Местный вожак, судя по самоуверенной улыбке.

– Ну что, желторотики, – с насмешкой проговорил он, – вход платный, придётся отрабатывать. Первые три месяца будете чистить всем сапоги. Мне и моим братьям полагается от вас каждый день по порции жратвы. Будете паиньками – может и доживёте до торгов. Всосали, или популярнее донести?

Новоприбывшие молчали, понурив головы. Твин зло скрипнула зубами: знакомая песня.

– Нахер иди! – прозвучал из-за спины голос Слая.

Среди собравшихся прокатились приглушённые смешки: дракой запахло, хоть какое-то веселье.

Она разочарованно глянула на давешних спутников. Никто не решился поддержать Семидесятого, только спешно сторонились, пропуская старшака, с хищным оскалом направляющегося прямиком к наглецу:

– Что ты там тявкнул, псина облезлая?

Слай сплюнул на его сапог и ощерился:

– Считай, почистил. С порцией подождёшь чуток, нечем пока.

Кто-то тихо присвистнул. Твин раздражённо закатила глаза – Слай неисправим. Ниже противника на голову, опыта меньше, а лезет прямо на рожон. Хотя и дерьмово начинать знакомство с потасовки, но всё-таки где-то в глубине души она была с ним полностью согласна. Если позволить сесть на голову – сразу ноги свесят. На горьком опыте уже проверено.

Те трое, с кем они ехали вместе – из других терсентумов и, может, у них это за норму считается, потому и молчат в тряпочку. Только вот они со Слаем давно уже прошли этот этап и прогибаться под кого бы то ни было не собирались – мастеров да плётчиков хватает по горло.

Твин ощутила привычное жжение в руках. Слай тряхнул кулаком, сообщая о готовности, и сразу исчез.

– Куда это ты собрался! – рявкнул старший.

По воздуху прокатилась невидимая волна, лёгким ветром ударив в лицо. Жжение почему-то прекратилось, и Твин непонимающе глянула на свои ладони. Не обнаружив пламени, она подняла голову. Слай уже был в шаге от противника, готовясь атаковать.

Стоп! Почему его видно? Где маскировка?

– Берегись! – крикнула она, наконец смекнув, что произошло, но поздно.

Удар у старшака был поставлен что надо: Слай отлетел к стене, из разбитого носа хлынула кровь. Загон наполнился радостными криками и свистом. Не придумав ничего лучше, Твин разбежалась и со всей дури врезалась в противника.

Попятившись, здоровяк впечатался спиной в койку.

– Вот же сучка! Ну всё, готовься ко встрече с Госпожой… – он осёкся, уставившись на что-то у себя под ногами.

В мгновение ока казарма заполнилась густым дымом, смешивающимся с криками и бранью. В горле жутко запершило, из глаз невольно брызнули слёзы. Твин уже начала задыхаться, когда чья-то рука схватила её за запястье и с силой рванула вперёд. Сперва ей подумалось, что это Слай, но когда её спаситель обернулся, она в замешательстве уставилась на незнакомые глаза цвета янтаря.

– Быстрее! – бросил тот, поворачивая за угол.

Там обнаружился Слай на пару с каким-то осквернённым.

– Как ты? – откашлявшись, он повернулся к ней и шмыгнул разбитым носом.

– Чего встали? – крикнул желтоглазый. – Валим отсюда!

Обогнув пристройки, они выбежали в соседний двор и проскользнули за длинное здание с выбеленными стенами.

– Два-ноль в нашу пользу, – вытащивший Твин из загона стянул маску, обнажив шрам на правой стороне лица. – Ну что, мальки, готовы к Стене Раздумий?

Уже вскоре они вчетвером сидели прикованные к каменной ограде и выслушивали недовольное ворчание помощника мастера.

Так она познакомилась с местным наказанием, нажила врагов в лице старших, ещё долго достававших Проклятую Четвёрку, пока Слай, наконец, не прочистил им мозги. Но всё это было мелочью по сравнению с тем, что подарил первый день в регнумском терсентуме – настоящую семью, от которой теперь почти ничего не осталось. Только воспоминания и невыносимая тоска о том, чего уже никогда не вернуть.

Сдерживать слёзы у Твин больше не получалось. Опустившись на мокрый пол, она уткнулась лицом в ладони и разрыдалась.

***

Твин почему-то вернулась раньше обычного. Бледная, с пустым взглядом и дрожащими губами. Слай не сомневался ни на минуту: что-то стряслось. Неужели Хорёк не сдержал своего слова? Вдруг ублюдок и её заставляет плясать под свою дудку?

Нет, тянуть больше нельзя. Нужно с ней поговорить. Пора выбираться из этой клоаки.

Небрежно отшвырнув маску, Твин прошла мимо, даже не взглянув на него, будто его и вовсе не существовало. Чёрт, да здесь шансов на нормальный разговор меньше, чем у Сорок Восьмого стать гладиатором.

И всё же нужно попытаться.

Скрывшись, он бесшумно последовал за ней. Все эти дни Слай изучал пути побега. На деле это выглядело куда сложнее, чем он себе представлял: слишком много дозорных, все выходы, даже для прислуги, охранялись круглосуточно, но вдвоём они должны справиться. Он даже раздобыл ещё один клюв, стащив его из барака сервусов. У Твин вроде имелась своя опасная бритва, но на всякий случай запаска не помешает – какое-никакое, но оружие.

Насчёт собратьев даже думать не хотелось: выбор невелик – или его Пятьдесят Девятая, или остальные. К чертям собачьим совесть, вряд ли она спасёт от верной гибели.

Твин заглянула в прачечную и, прихватив сменку, направилась прямиком в душевые. Слай бесшумно проскользнул в закрывающуюся дверь и умостился в углу, чтобы собраться с мыслями. Если рассказать ей всё как есть – должна поверить. Пусть злится, пусть даже после побега не захочет быть с ним, но оставаться в Замке больше нельзя, он никогда себя не простит, если что-то случится с ней.

Крутанув вентиль, чтобы горячая вода хоть немного согрела воздух, Твин принялась раздеваться.

Слай рассматривал спину, покрытую сплошь шрамами, которые не раз целовал, заверяя, что так заживёт быстрее. Сколько им пришлось пройти вместе, плечом к плечу, а по такой глупости чуть не потеряли друг друга. Или всё же потеряли?..

Прав был Харо, назвав его мудаком. Не стоило с Лией связываться, всё ж со злости хотел укусить побольнее, а вышло, что сам же и просрал возможность помириться.

Вода стекала по спине Твин, вторя изгибам нескладного тела. Слай вспомнил ту самую ночь, в душевых опертамского терсентума. А ведь это был лучший день в его жизни! Он был первым для неё и, скорее всего, остался единственным. Не было у неё ничего с Керсом, он прекрасно знал об этом. Из-за какого-то поцелуя раздул невесть что. Кретин!

Слай помнил каждую секунду той ночи: чёрные глаза, полные испуга, дрожь её дыхания, вонзившиеся в плечи ноготки и сдавленный вскрик, когда он впервые взял её, сделав своей навсегда.

Тихий всхлип заставил его вернуться в настоящее. Он недоуменно посмотрел на Твин, сидящую на полу и прячущую лицо в ладонях. Видеть её слёзы доводилось нечасто, и это было так давно, что уже и не вспомнить наверняка.

Все обиды и сомнения бесследно испарились, осталась только маленькая, беззащитная и такая родная Пятьдесят Девятая. Слай готов был молить её о прощении даже на коленях, лишь бы согласилась бежать, лишь бы спасти её от лап советника, ото всех этих зарвавшихся тварей, грызущихся между собой за кусок пожирнее.

Ни принцессе, ни кому другому верить нельзя. Есть только он и Твин, а остальные пусть идут ровным строем нахер!

Слай опустился рядом, не обращая внимания на стремительно промокающую форму, снял маскировку и коснулся дрожащего плеча.

– Твин? – он даже охрип от волнения.

«Только не прогоняй меня! Выслушай хотя бы…»

Она подняла голову, посмотрела так, будто не верила собственным глазам, и вдруг повисла у него на шее, разрыдавшись ещё сильнее.

Слай крепко обнимал её, прижимал к груди, просил прощения, обещал всё исправить. Не веря своему счастью, он боялся даже на миг отпустить её – вдруг исчезнет! Вдруг выяснится, что это всего лишь сон?

Он нежно поглаживал её по спине, покрывал поцелуями руки. Твин всё повторяла его имя, пыталась сказать что-то ещё, но слова то и дело прерывались всхлипами. Слай лишь шептал, что всё наладится, что теперь никогда не отпустит её, даже если она не простит – он всё равно всегда будет рядом.

Постепенно Твин успокоилась, всхлипы почти прекратились. Теперь она просто прижималась к нему, молчала, думала о чём-то своём. Сколько так просидели – Слай не знал, да и не хотел знать. Промокший до нитки, но счастливый оттого, что она позволила ему быть рядом и разделить её боль, он боялся даже шелохнуться. Остановить бы время, чтобы вот так, вместе, навсегда…

– Он предал меня, – вдруг прошептала она. – Бросил, а теперь хочет, чтобы простила.

– Кто? Не понимаю.

– Принцепс… Слай, он мой отец!

Вот это новость, мать его! Какой, к хренам собачьим, отец?! Да он – падаль, бросившая своё дитя на растерзание Легиону! Но многое сразу встало на свои места – и то, как тот смотрел на Твин во время смотра, и то, в чём обвинял его в ту ночь, на встрече с Пером.

– И это он тебе сказал?

– Я вспомнила его… Точнее, Восемьдесят Третья помогла.

Твин говорила сбивчиво, перескакивала с одного на другое, но в конце концов ему удалось во всём разобраться. Выходит, Седой обо всём знал и молчал до последнего. Старый говнюк, будь он неладен, неужели нельзя было как-то иначе всё это проделать!? Предупредить как-то заранее, подготовить её, а не бить обухом по голове, чтобы прям искры из глаз.

– И что ты собираешься делать? – Слай зашёл издалека.

– Не знаю. Я вообще сейчас ничего не знаю.

– Ещё бы! А смогла бы его простить?

– Шутишь?!

Да, и впрямь глупый вопрос. Предательство сложно простить. Это и его касается, ведь тоже предал её в каком-то смысле. Плевать, пусть не прощает, главное вытащить её отсюда, а там уже видно будет.

– Твин, давай сбежим! – выпалил он, набравшись смелости.

Она удивлённо вскинула брови:

– Зачем?

– А если кто узнает, что ты его дочь? Какие гарантии, что этим никто не воспользуется?

– Об этом я как-то не подумала, – призналась она и, поднявшись, натянула рубаху прямо на мокрое тело. – Но почему бы не подождать? Осталось всего-то пара месяцев, если верить Восемьдесят Третьей.

– Она лжёт. Они все нам лгут, – Слай покачал головой. – Принцесса собирается заключить союз с Легионом. А нам бы сказали об этом в самый последний момент, если бы вообще сказали.

– Проклятье! Альтера была права, верить здесь нельзя вообще никому! Но почему нужно бежать прямо сейчас? Никто же не узнал обо мне за столько лет.

Слай засомневался. Стоит ли выкладывать всё? Может, выдумать что-нибудь? Правда не всегда уместна, а на этот раз даже опасна. Но совесть настойчиво твердила – рассказать всё как есть.

– Я вляпался, Твин, крепко вляпался.

– Ты подрался с кем-то из свободных?

– Хуже, – он отвёл взгляд, раздумывая над ответом. – Даже не знаю, с чего начать…

– Пожалуй, с самого начала. Ты совсем уже заврался, Слай! Я даже не о том, что ты вытворял в последние месяцы… Думаешь, я не замечала, как странно ты себя вёл ещё в терсентуме? Что с тобой происходит?

Шмыгнув носом, он стянул промокшую одежду, оставив только штаны, и умостился на скамью поближе к Твин. Вдохнув побольше воздуха, он принялся рассказывать всё как было, начиная со сделки с Седым и заканчивая допросом. Единственное, умолчал, что будет, если сбегут. Пусть с этим живёт только он, она здесь совсем ни при чём, не стоит вешать на неё лишний груз.

Твин слушала не перебивая, лишь изредка хмурясь и покачивая головой. На переносице обозначилась маленькая складочка, как бывало, когда она о чём-то усиленно размышляла.

– В Исайлуме у нас есть шанс, – Слай неуверенно посмотрел на неё, надеясь заметить хотя бы какой-то намёк на согласие, – а здесь нас ждёт только смерть.

– Это я во всём виновата, – тихо проговорила она. – Не стоило тогда, в терсентуме, давить на тебя.

– А ты здесь при чём, глупышка? Думаешь, я смог бы просто так отпустить тебя? Чёрт, Твин, да мы же всю жизнь вместе! У меня нет никого, кроме тебя! Мы сбежим, мы должны это сделать! Другого выхода у нас нет.

Она потёрла щёки, тяжело вздохнула.

– Хорошо, но только если втроём. Без Харо я – никуда.

– Не знаю, согласится ли, – Слай удручённо покачал головой. Почему-то он не сомневался, что именно это от неё и услышит.

– Но я же согласилась. А мне есть, что с тебя спросить, между прочим!

Он опустился перед ней, приобнял её колени. Сложнее всего было смотреть ей в глаза, от стыда то и дело хотелось отвести взгляд.

– Знаю, я мудак… Кретин… Прости меня, маленькая моя, если можешь… А если нет – то пойму. На твоём месте я бы не смог, наверное. Только прошу: забудь все обиды хотя бы ненадолго, пока не выберемся отсюда, а потом можешь навалять мне от души… Да хоть каждый день пинай, сколько вздумается. Заслужил, понимаю, – он умолк, мысленно ругая себя за неуклюжесть. Кто ж так прощения просит? Болван!

Твин обхватила руками его лицо, заставив снова посмотреть на неё:

– Не сомневайся, обязательно наваляю, – в её глазах заиграли озорные огоньки.

Она склонилась над ним, нежно коснулась его губ своими. Ещё не веря, что простила, Слай ответил на поцелуй. Сначала робко – лучше не наглеть, потом, набравшись смелости – горячо, жадно, как тогда, в первый раз. Они растворялись друг в друге, а мир вокруг блёк и исчезал, оставляя их наедине друг с другом.

Он наслаждался её дыханием, как жаждущий наслаждается каждым живительным глотком ключевой воды. Её прикосновения заставляли сердце биться всё сильнее. Жар охватил всё его существо, повинующееся теперь только одному желанию – слиться с ней, снова сделать своей и никогда больше не отпускать.

Сорвав с неё рубаху, Слай принялся ласкать её грудь языком, губами, поглаживать кожу. Рука скользнула ниже, к сокровенному, принадлежащему только ему. Он дразнил её, заводил, вынуждая дышать всё чаще, пока из груди её не вырвался стон – тогда остановился, чуть отстранился.

– Может, тебе нужно время? – едва сдерживая улыбку, спросил он. – Тогда не будем торопиться…

– Куда это ты собрался, засранец! – Твин схватила Слая за пояс и увлекла за собой, прижавшись к стене, а затем, обхватив его шею руками, ногой притянула бёдра к себе, раскрываясь в призыве, приглашая стать с ней единым целым. Манящий запах и жар её тела пьянили, кровь гулко стучала в висках, и, когда он проник в неё, она выгнулась, трогательно прикусила губу и вцепилась пальчиками в его ягодицы.

Наслаждаясь каждым стоном, каждым вздохом, каждым движением, они были снова едины, так, как это и должно быть. Порождённые скверной, но предназначенные друг для друга, а остальные вместе с этим треклятым миром пусть катятся в пекло или куда там ещё они могут катиться.