Читать книгу Assassin’s Creed. Origins. Клятва пустыни - Оливер Боуден - Страница 7

Рабии дома не оказалось. Я уселся напротив ее двери и стал ждать, ненавидя каждый миг промедления. Наконец я увидел ее, неспешно бредущую вверх по тропке. Рабия возвращалась с базара, неся корзину, нагруженную фруктами.

– То-то мне подумалось, что увижу тебя сегодня, – сказала она, проходя мимо.

В ее голосе не было ни теплоты, ни дружелюбия. Рабия не пригласила меня в дом. Я дождался, пока она поставит корзину и снимет плащ, и вошел сам. Рабия, скрестив руки на груди, разглядывала меня, словно видела впервые. Ее пристальный взгляд заставил меня поежиться.

Рабия была чуть старше моей матери, но обладала таким же характером. Обе тут же выкладывали то, что думают. («Я говорю прямо, и в этом нет ничего плохого», – любила повторять мать, когда отец отчитывал ее за излишнюю прямоту.) Обе умели смотреть так, словно видели тебя насквозь.

– Я вижу в тебе решимость, – объявила Рабия, закончив буравить меня глазами. – Это хорошо. Таким мы и хотели видеть сына защитника Сивы. Ты унаследовал отцовскую кровь. Может, ты надеешься, что теперь, когда отец уехал, его должность перейдет к тебе?

– Возможно, – осторожно ответил я, не понимая, куда она клонит.

– И как по-твоему, годишься ли ты на должность защитника? – задала новый вопрос Рабия.

Ее лицо было непроницаемым, а глаза – чуть прикрытыми.

– Я многому научился у отца. Узнал, как сражаться и при этом выжить самому.

– Выжить самому, – повторила Рабия. – Не у нубийки ли ты этому учился?

Несколько лет назад возле нашего селения стояли лагерем нубийцы. Я подружился с девочкой по имени Хенса. Она была младше меня, однако от нее я научился многим охотничьим премудростям, включая и умение делать ловушки. Позже я узнал: Хенса учила меня по просьбе моей матери, считавшей нубийцев очень искусными в подобных делах.

– Да, – ответил я. – Но потом нубийцы покинули оазис, и моим обучением занялся отец. От него я узнал о разных способах ведения поединка и приемах обороны.

– Конечно, – согласилась Рабия. – И сильно ли ты преуспел в учебе?

Женщина пристально посмотрела на меня. Я почувствовал, что она способна залезть ко мне в голову и прочитать мои мысли. А думал я сейчас о том, что учеба моя почему-то продвигалась медленно. Казалось, отец делал все, только бы не учить меня дальше. Мать с Рабией давили на него, требуя ускориться, однако на каждом шагу я слышал отцовскую отговорку: «Байек еще не готов».

Да, я сознавал, что моя учеба займет годы. «Целую жизнь, Байек». Эту фразу я тоже часто слышал от отца. Я не возражал, хотя мне не нравилось такое положение дел. Моя учеба началась, когда мне исполнилось шесть лет. Сейчас мне было уже пятнадцать, а я почти не продвинулся вперед.

Наверное, так думала и Рабия.

– Что ты сам думаешь об этом? – спросила она. – Считаешь ли ты, что к этому дню должен был бы знать и уметь намного больше, чем знаешь и умеешь?

– Да, – опустив голову, признался я.

– Так, – улыбнулась Рабия. – А как по-твоему, почему отец все эти годы учил тебя спустя рукава? Почему до конца твоей учебы еще очень далеко?

– Я бы сам хотел знать причину. Может, это из-за моей дружбы с Айей?

– Дружбы… – усмехнулась Рабия. – Какое хорошее слово ты выбрал. Дружба. Я видела вас вдвоем. Вцепились друг в друга, словно ракушки, прилипшие к днищу лодки. Не растащишь. Так какой смысл делать из тебя защитника, если ты охвачен юношеской любовью?

У меня вспыхнули щеки. Рабия улыбнулась, и это лишь усилило неловкость моего положения.

– Если отец заставил тебя думать, что все дело в твоей дружбе с Айей, значит он пытался скрыть от тебя истинную причину. Можешь мне верить. Здесь наверняка есть что-то еще. Что-то очень серьезное. Скажи, чтó ты помнишь о ночи, когда головорезы Менны вторглись в Сиву?

– Значит, отцовское нежелание учить меня действительно связано с Менной?

– Сначала ответь на мой вопрос. Что ты помнишь о той ночи?

Я взглянул на Рабию. Мне тогда не было и шести, но я до сих пор помнил каждое мгновение.

Ночь, когда разбойники устроили набег, выдалась тихой и безветренной. Я лежал в постели и жадно ловил каждое слово из разговора родителей. Отцу сообщили о незнакомцах, появившихся в селении. Они назвались торговцами, но почти ничего не продавали. Отец посчитал этих людей лазутчиками расхитителей могил. Знал он и о том, что в пустыне, неподалеку от нашего оазиса, появился лагерь. Менна действовал своим обычным способом.

Для меня подобные сведения были бесценными. На волне слухов о грядущей атаке Менны я, знавший чуть больше остальных, заметно вырос в глазах сверстников. Мои друзья Хепзефа и Сеннефер (Айя появилась в моей жизни позже) ежедневно приставали ко мне с вопросами. Это правда, что Менна задумал вторгнуться в Сиву с целой армией расхитителей могил? Это правда, что кончики его заостренных зубов смазаны ядом? Я наслаждался вниманием друзей. Положение сына защитника явно имело свои преимущества.

Я уснул, однако сон мой не был крепким. Мне снилось, что я стою перед нагромождением скал и заглядываю внутрь пещеры. Там темно, и вдруг в этой кромешной темноте мелькают чьи-то белые зубы. Крыса. Потом еще одна. И еще. Пока я смотрел, пещера заполнилась множеством копошащихся, извивающихся осклизлых тел. Они ползали друг у друга по головам, норовя добраться до самой вершины. Ком из них распирало во все стороны. В темноте вспыхивали огоньки их глаз. Шум, производимый этими тварями, постоянно нарастал. Скребущие, царапающие звуки становились все громче, пока…

Пока я не проснулся.

Однако странные скребущие и царапающие звуки продолжали раздаваться, наполняя пространство комнаты.

Я сел на постели. Поначалу я решил, что это настоящая крыса, копошащаяся под моим окном… Но нет, ни одна крыса таких громких звуков производить не может. Значит, кто-то побольше. Я было подумал про собак, но они издают совсем другие звуки…

Снаружи дома явно кто-то был. Я перевел взгляд на ширму, закрывавшую окно. Она слегка дрожала. Сначала я подумал, что от ветра, но потом увидел костяшки пальцев. Чья-то рука осторожно пыталась отодвинуть ширму.

Вскоре я увидел лицо и грудь взрослого мужчины. Отодвинув ширму, он полез через окно ко мне в комнату. Его глаза злобно сверкали, а в зубах был зажат кривой кинжал.

Я вскочил с кровати, когда незнакомец уже целиком проник в мою комнату. И хотя инстинкт подсказывал бежать, ноги меня не слушались. Я не мог поделать ровным счетом ничего – ни пошевелиться, ни закричать или даже завопить во все горло. И причиной тому был страх.

У незваного гостя один глаз косил, а сам он был одет в темную грязную тунику и полосатый плащ почти до пят, который слегка развевался на ветерке, проникающем в комнату через распахнутое окно. Улыбаясь, разбойник разжал зубы. Они были не такими, какими я ожидал их увидеть, – черными, деревянными и остро заточенными. У незнакомца были обычные человеческие зубы, только нечищеные и кое-где сломанные. Они ничем не напоминали смертоносное оружие, о котором ходили слухи на улицах Сивы. Из разжатой челюсти кинжал упал прямо в руку разбойника.

Заметив меня, незнакомец приложил палец к губам, требуя молчать. Я же будто врос в пол и молча наблюдал за тем, как разбойник шагнул ко мне. Лунный свет играл на кривом лезвии. Движения незваного гостя завораживали, словно я был пустынным зверьком, а разбойник – неторопливо покачивающейся коброй.

Я открыл рот. Точнее, почувствовал, как рот открылся. Я сделал первый важный шаг. Разум подсказывал: если я сумел сделать этот шаг, то наверняка сумею и закричать.

Только бы преодолеть сковавший меня по рукам и ногам страх.

Разбойник еще немного приблизился ко мне. Снаружи слышались осторожные шаги и тихое перешептывание. Значит, он явился не один. А в соседней комнате спали мои родители, не догадываясь, какая опасность нависла над ними.

Наконец-то крик, зародившийся в недрах моего горла, достиг рта и был готов сорваться с губ. Но его опередил ворвавшийся в комнату отец.

– Ага! – на весь дом закричал он. – Значит, твой хозяин решил заткнуть мне рот.

Разбойник попятился. Улыбка сползла с его лица.

– Нападайте! – крикнул он своим сообщникам и бросился вперед.

У отца за спиной я увидел второго разбойника.

– Папа! – завопил я.

Отец мгновенно повернулся и ударил разбойника мечом, пролив первую кровь. Стремительный отцовский удар оказался роковым для противника. Припав на колено, отец повернулся обратно. Меч описал сверкающую дугу. Отец отразил удар первого разбойника. За это время я так никуда и не сдвинулся. Теплые капли чужой крови забрызгали мне лицо.

Движения отца были слишком быстрыми для кривоглазого разбойника. Попытка застать моих родителей врасплох провалилась, и он торопливо отступал. По сравнению с отцовским мечом его кривой кинжал был жалкой игрушкой. Отец кинулся ко мне, схватил за плечо и поволок к двери. Там я споткнулся о тело второго разбойника и упал.

– Сабу! – крикнула мать.

Отец повернулся, рывком поднял меня на ноги и потащил в соседнюю комнату.

Там я увидел мать. Она стояла среди табуреток и подушек, держа в руке хлебный нож, с которого капала кровь. Взгляд у нее был свирепый и негодующий. Возле ног валялось тело убитого разбойника.

В комнате находился еще один разбойник, а в дверь проталкивался другой. Оскалив зубы, он готовился напасть. Мать позвала меня. Я побежал к ней. Отец устремился навстречу обоим разбойникам.

– Ахмоз, уведи Байека в безопасное место! – крикнул он, размахивая мечом.

Через мгновение один из нападавших с криком рухнул на пол. Из располосованного живота вывалились окровавленные кишки. Второй громко выругался. Он тоже был вооружен мечом, и вскоре два лезвия схлестнулись. Мать потащила меня в спальню. Я успел увидеть, как отец пригнулся, а затем бросился навстречу еще двум разбойникам, вломившимся в наш дом. Меч он держал обеими руками, нанося косые удары и взметая в воздух струйки крови. Его лицо было спокойным, сосредоточенным и даже каким-то безмятежным. Нас окружали убийцы, однако я еще никогда не чувствовал себя настолько защищенным и огражденным от всех опасностей, как в ту ночь.

Правда, это ощущение тут же исчезло, едва мы с матерью оказались в спальне, куда из окна влезал очередной разбойник.

– Легкая добыча, – ухмыляясь, произнес он, перехватывая свой кинжал поудобнее.

Это были последние его слова. Мать подскочила к нему и вонзила в грудь хлебный нож, не дав опомниться.

– Он был прав, – сказала она, когда тело разбойника грохнулось на пол. – А ты оставайся здесь, – велела мне мать, указав на подстилку для сна.

Подняв нож, она прислонилась к стене и осторожно выглянула в окно. К счастью, других разбойников снаружи не оказалось. Тогда мать быстро пошла к двери. Окровавленный нож никак не вязался с ее красивым платьем.

Возле двери послышался шорох, мелькнула тень. Мать снова вскинула нож, приготовившись защищаться, но тут же облегченно вздохнула. Это был отец. Его плечи тяжело вздымались. Лицо и туника были забрызганы кровью. Он явно устал. Но главное, он был жив. В тусклом свете, льющемся из передней, я разглядел застывшие тела разбойников. Сейчас они напоминали бесформенные мешки. Всех их сразил отцовский меч.

– Как ты? – спросила мать.

Подойдя к отцу, она ощупала его тело сквозь тунику, пытаясь понять, не ранен ли он.

– Я в порядке, – ответил отец. – А как вы с Байеком?

Он выразительно посмотрел туда, где за ее спиной валялись трупы убитых матерью разбойников.

– Мы не пострадали.

Отец кивнул и тут же сказал:

– Сюда они больше не сунутся, но мне надо спешить в другое место. Эти твари обязательно полезут в храм, рассчитывая найти золото, драгоценные камни, богатые приношения. Все, к чему обычно тянутся их грязные руки. Богов они не боятся и почтения к оракулу не питают. Я должен помешать грабежам.

– Как ты думаешь, их там много? – спросила мать.

– Не знаю. Но это, скорее всего, будут простые ремесленники. Своих бойцов он отправил сюда, для того чтобы разделаться со мной. Они наверняка уверены в моей смерти.

Отец ушел, велев нам быть начеку. В наступившей вдруг тишине дома – заваленного телами убитых разбойников – мать села на пол, привалилась к стене и опустила голову. Она терла руки, словно мыла их в невидимой воде. Ее трясло. (Потом я узнал, что так часто бывает после сражения.) Но нападение могло повториться, и потому она держалась, готовая, если понадобится, вновь принять бой.

Я вспоминал, как на моих глазах мать бросилась к разбойнику и ударила его ножом. Решительно, без малейших колебаний. В ту ночь я впервые увидел, как мои родители проливают вражескую кровь. Мне думалось, что это и есть дело защитника и отец хорошо справляется со своей работой. И другое чувство – чувство собственной безопасности – тоже осталось со мной. Однако мне показалось, что ночное сражение изменило мою мать. Она и раньше знала, до каких пределов может дойти, защищая себя и свою семью. Сражение с разбойниками лишь укрепило ее в этом знании. Потом я часто заставал мать за странным занятием: она разглядывала свои руки. Лицо ее было задумчивым и на удивление спокойным. Быть может, она вспоминала ту ночь?

А тогда я подошел и опустился рядом с ней. Мы сидели на полу, молча успокаивая друг друга. Это продолжалось всего несколько минут. Затем мать встала, чтобы известить односельчан о случившемся.

Я окончил рассказ и только тогда ощутил всю тяжесть от навалившихся воспоминаний.

– Твой отец спас тогда много жизней и наш храм. – Рабия очистила финик, выдавила косточку, после чего отправила плод в рот. – Меня тогда там не было, и о случившемся я узнала от Сабу. Шайка ворвалась в храм. К тому времени, когда там появился твой отец, многие работники пали жертвами разбойников. Не вмешайся он, они бы разграбили ценности и, быть может, даже убили бы оракула.

– Менна был там?

– А отец ничего тебе не рассказывал?

– Нет. Никогда.

– Менна, конечно же, явился туда вместе со своими негодяями, но сумел улизнуть.

Взгляд Рабии сделался задумчивым.

– Та ночь кардинально изменила жизнь твоего отца, – после долгой паузы сказала она. – Он увидел жуткие события глазами тех, кого любил, и усомнился не только в собственном пути, но и в том, который уготован тебе как его сыну. Сабу испугался за тебя. Отсюда и его нежелание готовить тебя к роли защитника. Он стал говорить о желании уберечь тебя от жестокостей. Отец твердил, что ты не готов. Это стало его главным доводом. Мы с Ахмоз говорили, что он цепляется за любую причину, только бы не заниматься твоим обучением. Но Сабу упорно повторял, что ты не готов.

– Я всегда был готов. Я хотел идти по отцовским стопам. Это было главным моим желанием.

Рабия не улыбнулась, а снова наградила меня пристальным, всезнающим взглядом. Умела же она так смотреть!

– Говоришь, всегда был готов? А чем подкреплялось твое желание? Какие действия ты намеревался предпринять, чтобы совместить две стороны своей жизни: «дружбу» с Айей и «работу» защитника Сивы? Как насчет желания твоей подруги вернуться в Александрию? Перечисли шаги, которые убедили бы твоего отца, что ты – достойный продолжатель его миссии? Что при любых обстоятельствах ты останешься в Сиве?

– Я надеялся…

– Ты надеялся! – громко расхохоталась Рабия. – Одних надежд недостаточно. Что еще?

Я переминался с ноги на ногу. Рабия вовлекла меня в сражение, где требовалось иное оружие, нежели меч или собственные кулаки.

– Я всегда был преданным сыном.

Рабия закатила глаза и фыркнула. И этот ответ ее не удовлетворил.

– Не густо. Что еще?

Я покачал головой:

– Но ведь и я могу спросить: а что сделал отец, дабы убедиться в моей пригодности защищать Сиву?

– Твоего отца, Байек, обуревают сомнения, – суровым, отрешенным голосом ответила Рабия. – Сомнения насчет тебя, себя самого, насчет жизни, вроде бы тебе предначертанной, где ты будешь вынужден не расставаться с оружием. Отца нужно убедить. Я еще раз тебя спрашиваю: ты уверен, что действительно хочешь идти по его стопам?

Я удивленно посмотрел на целительницу.

– Чему ты удивляешься? – сердито спросила Рабия.

– Ты повторила вопрос, который недавно задавала мне Айя.

В глазах Рабии что-то мелькнуло. Кажется, одобрение. Интересно бы знать, чтó она думает о наших с Айей мечтах и противоречивых устремлениях.

– И какой ответ ты дал своей подруге?

– Сказал, что уверен.

– Но тогда твой отец находился в Сиве. А если бы она вновь задала свой вопрос сейчас?

«А если Айя уедет в Александрию?» – намекали глаза Рабии.

– Ответ бы не изменился.

Мой голос звучал уверенно. Я стоял, выпрямив спину, и спокойно смотрел на Рабию. Сказанное больше не было детскими мечтаниями. Иной жизни я себе не представлял.

– Твоему отцу нужно было это увидеть. Возможно, тогда он бы отнесся к тебе по-другому.

Рабия досадливо покачала головой и произнесла фразу, которую я уже слышал от матери:

– Вас нужно просто столкнуть лбами.

– В таком случае отец просто не увидел того, что у меня здесь! – воскликнул я, ударив себя кулаком в грудь.

– А может, увидел слишком много, – простодушно ответила Рабия.

Я ожидал совсем другого ответа, и слова целительницы выбили меня из колеи. Происходи между нами поединок, она бы одержала несомненную победу. Но я привык к спорам с Айей. Мы нередко дискутировали об истории и философии, когда она пыталась обучить меня этим наукам.

– Поясни свои слова, – потребовал я.

– Сомнения, сомнения, – повторила Рабия, уклоняясь от прямого ответа. – Быть может, то, что увидел в тебе отец, оказалось для него слишком важным. И оно помешало разглядеть твое львиное сердце.

– А ты его видишь? – резко спросил я.

– Вижу, – кивнула Рабия. – Я вижу в тебе задатки защитника.

– Тогда почему их не увидел отец?

– Возможно, он видел лишь своего сына и это мешало ему увидеть остальное.

– Почему тогда он уехал? – спросил я, сменив тему и надеясь, что теперь моя уловка сработает. – Был ли его отъезд как-то связан с Менной?

Рабия задумалась. Ее рот двигался, словно она пыталась выковырять кусочки финика, застрявшие между зубов.

– Честно говоря, сама не знаю.

– Но ведь он говорил с тобой. Что-то шептал тебе на ухо. Разве это не было пересказом того злополучного сообщения?

Рабия досадливо покачала головой. Ее досада была вполне искренней.

– Представь себе, нет. Он лишь сказал, что для меня слишком опасно знать содержание послания.

Я схватился за голову:

– Тогда зачем я теряю время? Нужно спешно пускаться вслед за гонцом!

– За гонцом?

– Конечно. Только он может рассказать о послании.

Рабия подняла руку и вдруг широко улыбнулась, но тревога в ее глазах не исчезла.

– Подожди. Эту реку не так-то легко перейти вброд. Сам подумай: ты уедешь, а мне – объясняться с твоей матерью?

Они с матерью часто были союзницами, но уж если расходились во мнениях… Об их бурных словесных поединках рассказывали шепотом, опасаясь навлечь на себя гнев соперниц.

– И потом, ты знаешь не все. В ту ночь…

– Нет, Рабия, довольно рассказов. Я должен собираться в путь. Ты сумеешь объяснить матери, почему я уезжаю?

Рабия посмотрела на меня, удивленно вскинув бровь. На лице появилась странная улыбка, почти ухмылка.

– Будем надеяться.