Читать книгу В дни мировой войны. Мемуары министра иностранных дел Австро-Венгрии - Оттокар Чернин - Страница 7

Некоторые чрезвычайно важные черточки эпохи, непосредственно предшествующей началу войны, объясняются лишь влиянием группы, представителем которой был Чиршки.

Во-первых, остается непонятным, почему мы так облегчили отпадение наших тогдашних союзников – Италии и Румынии; почему мы дали им знать об ультиматуме как о свершившемся факте, вместо того, чтобы делать попытки заручиться их согласием и привлечь и их на нашу сторону.

Относительно хода дел в Италии у меня нет точных данных; но в Румынии король Карл безусловно делал всевозможные попытки склонить Сербию к уступчивости. Вероятно, это ему все равно не удалось бы, потому что сербы и не думали отказаться от своих мечтаний о Великой Сербии – но можно предположить, что эти переговоры ухудшили бы отношения и что это охлаждение сказалось бы в дальнейшем развитии румынской политики.

Это дипломатическое упущение было использовано в Бухаресте как крупнейший капитал. На первом же решающем коронном совете выступил итальянский посол, барон Фассиотти, и заявил, что положение Румынии и Италии идентично и что ни та, ни другая не имеют основания выступать на стороне Австрии, так как ни Рим, ни Бухарест не были заранее осведомлены об ультиматуме. Его старания возымели успех.

4 августа 1914 года я послал Берхтольду следующую телеграмму:

«Председатель кабинета министров только что сообщил мне результат коронного совета.

Выслушав горячий призыв короля к исполнению союзных обязательств, коронный совет постановил всеми голосами против одного, что ни одна партия не может взять на себя ответственность за такое выступление.

Коронный совет постановил: ввиду того что Румыния не была предупреждена о политическом шаге, предпринятом Австро-Венгрией в Сербии, и что вопрос об этом с ней не обсуждался, casus foederis[2] отсутствует. Коронный совет затем постановил предпринять некоторые военные продвижения для обеспечения границ, отмечая, что они представят собою выгоду для Австро-Венгрии, потому что дадут прикрытие ее границам на протяжении нескольких сот миль.

Председатель кабинета министров прибавил, что он даже отдал приказ об усилении кадров, за которым постепенно последует общая мобилизация.

Правительство намерено опубликовать лишь краткое сообщение о намеченных военных мероприятиях для укрепления границ».

Во-вторых, остается непонятной самая форма ультиматума. Она объясняется не стремлением Берхтольда к войне, а деятельностью других элементов, и в первую очередь Чиршки. В 1870 году Бисмарк хотел войны – но тогдашняя депеша была совершенно иного покроя. Я хочу сказать, что остается непонятным, почему был избран текст, который должен был оттолкнуть многих, в сущности, склонных относиться к нам благоприятно.

Если бы после убийства эрцгерцога мы познакомили великие державы, настроенные к нам отнюдь не враждебно, и в первую очередь Англию, с ультиматумом и дали бы им тем временем секретные доказательства того, что убийство это политическое и инсценировано в Белграде, то нам удалось бы создать вокруг английского правительства совершенно иную атмосферу. Вместо этого ультиматум упал как снег на голову и английскому правительству, и всей Европе.

Министерство иностранных дел, вероятно, боялось, что предварительное оповещение держав вызовет интервенцию в форме новой «конференции послов» и что убийство будет предано забвению. Но события 1914 года были совершенно непохожи на прежние – до представления ультиматума право, безусловно, было на нашей стороне.

Группа Чиршки во всяком случае убоялась разжиженного разрешения вопроса и потому стремилась к вызывающим поступкам. В 1870 году Бисмарк нападал, но ему удалось спутать роли. Нам это тоже удалось, но только в обратном смысле.