Читать книгу Тьма и Укалаев. Книга 2. Части 6, 7 - Озем - Страница 4

Гостиница Катерина.

Телефонные переговоры Виталия Микушина.

Юрий Семенович Краулин. Богдан Тенишев.

Микушин – Алло!

Краулин – Поздно встаешь. Не добудиться тебя…

Микушин – Кто это? Алло? Алло?

Краулин – Со спанья не различаешь? Пора бы уж! Белый день на дворе.

Микушин – Юрий Семенович, вы? Неожиданность, право…

Краулин – Я это. Звоню, зятек, поговорить про дела наши неважнецкие.

Микушин – Почему так? Что случилось?

Краулин – Это я у тебя должен спросить, парень. Я тебя отправил в Укалаев для чего? Чтобы ты дрых до полудня, пил, ел и местных проституток тр… л? Устроился удобно? нигде не жмет?

Микушин – … Вы о чем? Кого я… гм…

Краулин – Все мозги проспал, Виталик?

Микушин – Да не спал я! Заснешь тут… Каждую ночь катаклизмы – вактабы эти, порталы, могилы, раньки прозрачные – с ума сойти! Прошедшая ночка – вообще, финиш… Вы не предупреждали, куда я попаду! Премного благодарен за насыщенную поездочку!

Краулин – Я надеялся, что у тебя хватит мозгов понять – и главное, не встревать…

Микушин – Значит, не хватило. Прискорбно, что не оправдал ваших надежд.

Краулин – Ты как разговариваешь, наглец? Не забывай – сколько бы ты там ни хорохорился, а возвращаться придется. По приезде я из тебя дурь выбью! А нет – тогда на дверь укажу. Эффективный менеджер, едрит тя…

Микушин – Мне кажется, что все решится еще до вашего вмешательства. Укалаевский воздух губителен для разумных мыслей. Экология ни к черту не годится. А уж когда ветер с Кэндэгей подует, на небе пламя зажгется, и лошади прискачут… Прошу прощения, о чем вы только спросили, Юрий Семенович? Я отвлекся…

Краулин – Хватит лясы точить! Не узнаю тебя. Как легко оказалось тебя заморочить. А ты – телок молодой, наивный, доверчивый…

Микушин – Однако, вы – опытный волк. И нюх у вас острый. И вы догадались еще до того, как началось. Недаром же не поехали в Укалаев – не поддержали лично Коренева, хотя наобещали ему гору… Боюсь, происходящее потрясло его – этот бывший партийный чинуша, кабинетный деятель и подстраховщик впал в сильнейший стресс – Укалаев в его рамки вместиться не пожелал. Как сие противоречие разрешится под кореневской черепной коробкой? А верных друзей рядом нет.

Краулин – Я сейчас разревусь. Виктор не мог рассчитывать, что с ним будут играть в поддавки. На выборах не получить сто процентов за блок коммунистов и беспартийный – все в прошлом. Надо поднасаживаться, поклевать противника, в драчку сунуться. А если ты как толстый пингвин только раздуваешься с важным видом… Я Виктору помощь обещал, но основную работу он должен проделать сам. Не я же избираюсь мэром этого богом забытого городишки! И не я предлагал поиграть в демократию!

Микушин – Эти последыши брежневской номенклатуры беспомощны – им все в клювик надо положить и протолкнуть, а они проглотить соизволят…

Краулин – Критикуешь? А ты сам чего достиг, чтобы свысока смотреть? Пока в активе только выгодная женитьба. Меня не станет – и тебя как не бывало никогда. Рано ты Виктора хоронишь – брежневская школа ему не в укор.

Микушин – Юрий Семенович, я, конечно, ценю вашу прямоту и объективность – бодрит и вдохновляет! Мне этого страх как не хватало в Укалаеве!

Краулин – Ценишь? Ну, то-то же. Обиды не выказывай – не девочка. В деле важно сохранять трезвую голову… И вот теперь по делу. Как у нас все складывается? Только правду – не нужно мне туманных заверений.

Микушин – Правду хотите? Пожалуйста! С чего начнем? Прежде всего, ваши ставленники очутились редкостными идиотами. Вопиющий случай. Выигрышную партию они профукали. Конечно, вмешались еще эти дикари из Котутя и внесли свою долю идиотизма. Но что-то мне подсказывает, что даже без рунальской мистики Коренев с Федоровым лоханулись бы.

Краулин – Все так плохо?

Микушин – Еще хуже, чем вы можете представить. Коренев проводит свою компанию в оголтелом совковом духе. Типа партия – наш рулевой, Москва за нами; еще нет бога, кроме Аллаха, и я, то бишь Коренев, пророк, надежда и ваш единственный выбор. Причем все именно так в несусветной мешанине – попробуешь и даже не рвота, а из другого места… Ну, не дано ему свежих идей… Нет, довелось бы по-умному обыграть советскую ностальгию – здесь это встретило бы понимание. Нынешние порядки укалаевцам ненавистны. Мне сейчас пришло в голову, что даже внешние детали можно было бы использовать – например, Виктор Васильевич надел бы шляпу, строгий костюм, зачесал бы волосы назад – или что там у него от волос сохранилось – и нарочно выражался бы косноязычно – получился бы вылитый Леонид Ильич! Вам как?

Краулин – Этот еще придурок!..

Микушин – Правильно. Все пытается под себя загрести. Прет напролом, благо башки не жалко – нечего жалеть… Так при Сталине не агитировали. Ладно бы он до конца придерживался своих методов – давить и не пущать. Но он же истерит – противно, по-бабьи. Сейчас при одном упоминании душки Седона Коренев становится красным как помидор, заикается. Говорить с ним спокойно и разумно? Он скоро драться начнет. В его избирательном штабе самый разумный человек – его родственница, городская чиновница Зотуша – совдеповская кариатида с начесом…

Краулин – Господи, за что мне это… Кретины, какие кретины!

Микушин – Но Коренев – еще умничка в сравнении с Федоровым. Вот тот съехал всеми извилинами. На глазах целого города.

Краулин – Он чего?! Куда съехал?

Микушин – В замечательное местечко – в поселок аборигенов Котуть. Влюбился в девчонку младше его на сороковник – не меньше. Испепеляющая страсть. Она с ним потешкалась, а потом охладела и лишила сладкого. Наш бычок взыграл! Забыл про все на свете – жену, директорское кресло, деньги, разум… Я же говорю – кабздец! Пьет каждый день и за рыжей девкой бегает, умоляет. Общее посмещище… Только эта комедия стала больше напоминать трагедию…

Краулин – Виталий, вы там белены объелись?

Микушин – Тут вместо белены – вещь такая – харза. Сильное действие. Чистый наркотик.

Краулин – Он еще и употребляет?!

Микушин – Да что вы?! Я-то считал, что ему все любовь заменяет.

Краулин – Федор на все наплевал? Даже на Катю?

Микушин – Катю? Ах, Екатерину Николаевну? Жену законную? Плюнул, плюнул! А вы чего беспокоитесь? ну, будет у него другая жена – гораздо моложе. Укалаевки своеобразные – на любителя. Привезет в Устан и познакомит – сейчас это быстро делается…

Краулин – Постой, ты мне не врешь?! Чтобы позлить?

Микушин – Я?! Как на духу… Дира сияние!

Краулин – Ты, наверное, удовольствие получаешь? Твоя поездка превратилась в увеселение.

Микушин – Я не виноват. Проклятое место. Сюда приезжаешь, твои мозги перекручиваются – и ты становишься нормальным для туземцев. Ничему не удивляешься – вавукры, пуоры, пещеры, невесты и лошади – да порядок! Диррический портал – восхитительное зрелище! Впечатлений на всю жизнь.

Краулин – Довеселишься скоро, дурачек. Как вместе на бобах окажемся. Жизнь круто заворачивает – что там твои раньки? Думаешь, что мне все просто досталось – между делом и между смехом? Я пахал как проклятый! Поболе, чем твоя лошадь!! Тьфу… Теперь твердыня рассыпалась, и что – на обочину? в хлам от прежнего режима? Вы так и относитесь! Субчики молодые! Шустрые вы больно, и уже приготовились острыми зубами рвать! Только у тебя в пустоту получится, если тесть – того…

Микушин – Юрий Семенович, я не смеюсь. Что делать-то?

Краулин – Думать надо. Как выбраться из того дерьма, где мы барахтаемся. И ты тоже, между прочим!

Микушин – Я на подхвате. Мелкая рыбешка. Плещусь, бью хвостом и плавниками, беззвучно рот раззеваю, но ничего не решаю.

Краулин – А ты и докажи, что не пустомеля. И что дочь моя не зря тебя в мужья взяла.

Микушин – Вы как-то странно выражаетесь – взяла. Будто я вещь. Взяла, использовала и выбросила. Напрашиваются обидные ассоциации…

Краулин – Чушь!. Жанна без тебя в Устане быстро соскучилась, собралась и полетела в Укалаев – я был против. И как в воду глядел. Что застала здесь моя девочка? Чем ты занимался? Приятельствовал с одним вертопрахом из Устана – Богданом Тенишевым. Знаю я его, он из Жаниных сокурсников! После института ни дня толком не работал, называл себя журналистом, свой материал – слухи, сплетни – собирал по разным сборищам, клубам, ресторанам, помещал заметки в рубрику Светская жизнь. И даже тогда у него возникла масса недоброжелателей – из тех, кто с ним вместе пил и безобразничал… Какая светская жизнь в Устане?! Вас, молодых жеребцов, надо в колхозы посыласть и в ярмо ставить – попахали бы! Жаль, что все рухнуло… Даже Богдану надоел светский Устан до чертиков – сбежал, приняв предложение Коренева – тому, видите ли, понадобились умные современные замы, дабы самому ретроградом не прослыть. Перестройка тут еще случилась… Напрасно ты ему доверяешь – Богдан прежде тебя ухаживал за Жанной и даже ко мне приходил просить ее руки.

Микушин – А вы что?

Краулин – Я, конечно, рисковал, согласившись на ваш брак, но я же не сумасшедший?! Этот Богдан с его рыжими патлами, пустословием, наглым хохотом и самомнением размером с Джомолунгму совершенно не пара Жанне. Ей нужна нормальная жизнь, дети, муж – надежная опора, достойный член семьи, а не лазутчик в чужом стане…

Микушин – Как вы меня живописали… И я думал, что женюсь, и будет у меня ласковая жена, детишки, теплый дом. Как мы с вами оба ошибались, Юрий Семенович?!

Краулин – Ты чего? Чего?! Обалдел? Забыл все рамки?! Позволяешь себе!!

Микушин – Ровным счетом ничего.

Краулин – Тогда что ты имеешь против Жанны? Девочка так старается.

Микушин – А мне в Укалаеве много интересного открылось. И теперь убедился, что я совершенно не знал свою жену. Я думал, что женился на девушке умной, хотя избалованной, честной и рассудочной – мы даже семью решили основывать на здравом смысле, но я же не предполагал, что за Жанной тянется эдакий шлейф страстей – прямо греческая Медея!.. Дорогой тесть, по нашей семейной жизни здесь в Укалаеве ураган прошел.

Краулин – Слушать не хочу. Вы еще молоды и очень недолго вместе. Проживите сначала даже треть от того, что прожили мы с женой – вот и рассуждайте. Вы поссорились, потом помиритесь – это жизнь. Жанна – хорошая жена. А вот ты, зятек, помнишь, что провинился. Я тебя не выдам – по-мужски я понимаю, но чтобы единственный раз… В будущем не помилую.

Микушин – Это вы что – на меня валите?! Говорю, нет вашей Жанны – да, она приехала в Укалаев, прошмонала мой номер, обвинила во всех грехах и исчезла. Где она ночует? с кем? Тайна. Но только не в Укалаеве. И не для вас!

Краулин – Ты – молодой муж, всех тонкостей не ведаешь. Жена обижается и часто уходит – не в смысле, что бросает – она хочет, чтобы ты просил, задабривал, ценил – ты что, бесчувственный что ли?!

Микушин – Может, и бесчувственный, но не безмозглый…

Краулин – Да хватит уже! У Жанны в Укалаеве живет лучшая подруга – Ленка Федорова. Наверняка Жанна сейчас у нее отсиживается – ждет, когда ты придешь мириться. А ты, осел, до сих пор не пошевелился! Бедная девочка…

Микушин – Федорова? Дочка директора УМЗ? Ах, ну да – нашего союзника. Послал же бог союзничка…

Краулин – Виталий, ты небрежно отнесся к моему поручению. Все нюансы укалаевской ситуации ты должен был изучить заранее. Я не про нашу семью. Но всех наших врагов и друзей в городе ты должен знать назубок. А ты порешь мне разную мистическую чепуху. Соберись! Не раскисай. Из того, что мне известно – наше положение не радует.

Микушин – Ну, это известно в Укалаеве каждой собаке и каждой лошади… Седоны обрабатывают город грамотно. Сперва заручились поддержкой старожилов, для прочей пассивной публики приготовили офигительный сюрприз – конкурс красоты. Нестандартный, удачный ход! У кого-то из Седоновских советников котелок варит… И сейчас безыскусный провинциальный люд озадачен выбором – или уступить воплям своих дочерей и позволить им продефилировать по сцене, красуясь созревшими телесами (как в Москве ходют!), или выдрать этих кобылиц за волосы и запретить. Так или иначе, но фамилия Седона упоминается в обоих случаях: а давай попробуем, если уж и в Москве… – или – совсем стыд потеряла, кобылица? я тебя!!

Краулин – Какая кобылица?! Опять у тебя лошади! Оставь лошадей. Виталий, я абсолютно серьезно…

Микушин – Да?

Краулин – Похоже, с Кореневым и Федоровым я дал маху. Но им для победы требовалось немного. Козыри они имели. Что ж…

Микушин – Что? Созовем совещание, обсудим? Кстати, и Богдана пригласим – он креативно мыслит.

Краулин – За каким… созывать? Чего высиживать? Ясно ведь – Федоров при любом раскладе на своем месте не удержится – не быть ему директором. Пусть себя благодарит.

Микушин – А Коренев?

Краулин – Без связки Коренев – Федоров шансы Виктора тают безвозвратно. Два болвана вырыли яму себе. Какая разница, кто туда упадет первым?

Микушин – То есть, мы их не тащим? не спасаем?

Краулин – Смысл? Они – балласт. Но знать им это необязательно.

Микушин – Ага. Чем черт не шутит – а вдруг выберут? Тогда мы на коне. Извините – я опять упомянул лошадь…

Краулин – Запрячь свое остроумие. Виталий, я хочу поручить тебе важное дело. И ты не должен его провалить – исправить уже не получится.

Микушин – Я весь вниманье, шеф.

Краулин – Я хочу, чтобы ты отправился к Валерию Седону и переговорил с ним – предварительно.

Микушин – Что?!

Краулин – Я сказал – предварительно. Еще ничего не ясно. Позднее я сам с ним свяжусь – и тогда мы все согласуем. Ты прощупаешь Седона и мне подробно обскажешь – его слова и твои мысли по этому поводу. Виталий, прошу – наша ситуация серьезна.

Микушин – Я просто выбит из колеи… Шеф, Коренев верит вам. Сдается, ваше имя служит ему якорем спасения… Ни на кого в Укалаеве он уже не надеется – подозревает предателей кругом. Он верит, что вы приедете и наведете порядок, посадите его на трон и погрозите пальцем всем. Он как ребенок…

Краулин – Тем хуже для него – или лучше. Нельзя опираться на идиотов – или на детей, что в политике равнозначно… Седону ты скажешь следующее – запоминай.

Микушин – Минуточку… Шеф, вы – подлинный гроссмейстер. Рядом с вами и я чувствую себя на высоте… Верно говорят – с кем поведешься… Вот тот же Богдан – угораздило же его связаться с Кореневым – этим ничтожеством… Да, да, шеф, я сделаю все, что в моих силах. Я вам позвоню! Как только, так сразу…

Краулин – Делай, зятек, делай. У нас общий интерес.

Микушин – Спасибо за доверие!.. Уфф… Ну, что, опять телефон?.. Мы уже поговорили. Не такой я не понятливый. Или совестливый.

Богдан – Ого! Звучит интригующе.

Микушин – Алло? Юрий Семенович!.. Кто это? Что за шутки?

Богдан – И не думал шутить.

Микушин – Я сейчас повешу трубку и скажу администратору, чтобы не соединял с вами, идиот. Не намерен играть в игры.

Богдан – Погодите, Виталий, не прерывайтесь. Я отниму у вас немного времени. Это Богдан. Богдан Тенишев.

Микушин – А! Легок на помине…

Богдан – Чем я заслужил упоминание? Не повинен, не повинен, клянусь.

Микушин – Юрий Семенович Краулин мне только говорил, что Укалаев просто переполнен друзьями моей жены – вы, Богдан, Елена Федорова, Игорь Бикташев. Я не подозревал столь крепкой связи…

Богдан – Кто? Краулин? Что говорил? На вашем месте я не верил бы ни единому его слову.

Микушин – Само собой разумеется. Но я хотел бы задать вопрос вам. И вам я тоже не доверяю!

Богдан – Вы сразу перехватываете инициативу. Достойный ученик своего тестя. Первым позвонил я – значит, я первым спрашиваю.

Микушин – Я сейчас отсоединюсь, Богдан. Аривидерчи!

Богдан – Нет! Пожалуйста, не надо.

Микушин – Я хочу спросить вас о Жанне.

Богдан – Надеюсь, вы сперва спросили про Жанну у ее отца.

Микушин – Вам не на что надеяться. Не увиливайте.

Богдан – И даже нотки в голосе у вас от Юрия Семеновича. Иезуитство. Каюсь, виновен, но заслуживаю снисхождения – только в чем именно?

Микушин – Не паясничайте, Богдан. Если вы позвонили ради этого – донимать меня после такой ночи…

Богдан – Ночка выдалась на славу. И мы вроде перешли на ты – или же нет? После урагана все прояснилось? в мозгах и, вообще, в мире? Опять нет? Наши планы летят к чертям. Уже слышали? Помост на площади рухнул. Где теперь Кореневу выступать? Еще пожар большой случился в лесу. А город-то рядышком.

Микушин – И дальше что? Вы мне предлагаете его тушить? Сейчас возьму каску и шланг. Айн момент!

Богдан – Нет, зачем же? С самого утреца Коренев уже везде в область отзвонился, всех разбудил и обрадовал – пожарных, военных и даже органы – доложил, что укалаевцы видели падающий самолет. Странный самолет странно летел – может, какой-нибудь новейший и суперсекретный? После Союза секретов нет. Но Коренев специально для органов намекнул, что катастрофа странно ко времени пришлась – словно подбили с земли; а вообще, в Укалаеве перед выборами немало подозрительного происходит – не худо проверить. А народ тем более подозрителен, что чинит препятствия законной власти спокойно переизбраться – помост вот сломали, если это покушение? Скандал! Или все же покушение? Что вам больше нравится, Виталий Антонович?.. В Устане заинтересовались самолетом, обещали прислать людей, технику. Коренев воспрял духом – по его мнению, для охраны порядка и поимки смутьянов Седонов потребуется минимум дивизия МВД. Не все потеряно!

Микушин – Насмехаешься?

Богдан – Сил у меня нет, Виталик. И терпения не осталось. Руки упали… Очутились мы на краю земли и в конце всех событий – на границе пустоты… По ночам свист слышу – с-с-с… Когда я приехал в Укалаев, то дал себя клятву относиться ко всем легко и жить без страданий: словно творится театральное действо, а я по желанию – участник или зритель – и меняюсь туда-сюда… Я думал, что это единственное средство, чтобы провинция, дикое болото тебя не засосало. Темень, тоска! Ни серьезных театров, ни других культурных учреждений – лес, серая вода и Собачий Камень. Ох… ть! И ведь у меня почти получилось…

Микушин – Вы звоните мне исповедаться, как грубая действительность ранила вашу нежную душу? Душа мне ваша без надобности. Я хочу спросить про Жанну.

Богдан – И про нее нам надо поговорить, Виталий. Ее надо спасать! Срочно! Жанну то есть – не душу мою… Нам всем от Бесуж нет спасенья…

Микушин – Прекрасно! Вот и спасайте. Я вам доверяю… Богдан, передайте Жанне, что она может находиться там, где она сейчас. И жить совершенно свободно, играть любые роли и не страдать! Я все понимаю. Я же не тиран какой-нибудь!

Богдан – Виталий, подождите. Нельзя так безжалостно. Жанне очень плохо.

Микушин – А мне хорошо! Я прям на верху блаженства!

Богдан – Давайте встретимся – мне нужно вам объяснить. Когда вы можете? Вечером в Катеринке? Я буду вас ждать. Вы придете?.. Виталий!

Микушин – Э-э…

Богдан – Виталий! Сегодня вечером! Вы поняли меня?

Микушин – Тут такое по телевизору. Включите канал Светозара!