Читать книгу Тьма и Укалаев. Книга 2. Части 6, 7 - Озем - Страница 7

Вечер. Ресторан Катеринка.

Хозяева и гости.

Евгений Мицкис, Санди Стаканчиков, Сергей Синевятов, Марья Рожкова.

Вадим Слепушкин, Игорь Бикташев, Богдан Тенишев.

Ванда Ходько, Стас Кружилин, Кузин.

Венера Седон. Катя Келео и Глеб Туров.

Игорь – Что скажешь, Вадим? Доволен? Как прошло интервью?

Вадим – Мне кажется, вполне… Я же новичок в этом деле. Сильно волновался, забыл половину из той речи, что приготовил. Надеюсь, мне простительно…

Игорь – А ты и фрукт. Правда, правда… Это я забыл почти все, что мы готовили к сегодняшнему эфиру. Пришлось полностью перекроить материал… Сенсация! Вроде со сценарием выборов определились – два кандидата, четкое размежевание, дальше логично, предсказуемо… То есть, кто победит – неясно, но драть друг друга зубами они будут до последнего. И тут ты как чертик из табакерки. Выскочил и замельтешил. Поражает меня, что тебе дают возможность попутать – сразу не прихлопывают. Ведь нельзя просто прийти с улицы и возгласить – я хочу выступить на телевидении, выдвинуть свою кандидатуру! Р-раз и в дамки – то бишь в мэры! Сам себя выдвинул – сам себе обязан… Но с тобой, дружок, еще хлестче – за тебя позвонили и попросили. Попросили Вадима Слепушкина допустить до аудитории. Представить. Преподнести достойно. Что за игры? Хотелось бы мне знать, зачем ты все затеял.

Вадим – Странный вопрос.

Игорь – Ты никогда не был идеалистом. Всегда четко знал, что хотел. И когда после учебы пошел по отцовским стопам – на его кафедру и по его теме – это закономерность. Папаша для тебя делянку застолбил! Если бы Союз не накрылся, а с ним вся наука…

Вадим – Ты меня оскорбляешь!

Игорь – Сейчас страна наперекосяк. И многие теплые местечки – упс… Историей и историческим материализмом не прокормишься. Многие уходят в торговлю. Хотя бы брат твоей подружки – Эры Шеновой – открыл антикварный салон. Это понятно. Но чтобы политика! Кусок, конечно, жирный, надо рот широко раззявить. Не поперхнешься?

Вадим – Игорь, ты грубишь. Я абсолютно бескорыстен. Нет тайных мотивов. Я хочу помочь Укалаеву!

Игорь – Вас, помогальщиков, так и прет… Сначала один – думали, что Коренев запросто переизберется, и все останется, как есть. Затем возник другой – уже не чаяли на него подумать… Седон – реальный кандидат. А ты, Вадим, недоразумение просто…

Вадим – У нас свобода и демократия! Каждый может выдвинуть себя! Я ничего не нарушаю. Нравится тебе или нет…

Игорь – Эту муру можешь с экрана нести. Только одень в красивые словеса. Чтобы ты, да не корысти ради… Слухи о твоих денежных делишках до меня долетали. Ну и партнеров ты себе выбрал – тех укалаевских парней обалдуев – не страшно связываться с маньяками? Они теперь за тебя агитировать будут? Люди верят, а я не куплюсь.

Вадим – Возмутительно. Возмутительно, что ты за обоими моими соперниками – вот уж точно карьеристами, циниками и сребролюбцами – готов признать степень правоты. Этот хомяк Коренев – он успел прогрызть дыру в общий амбар, уже чавкает, за щеки натолкал… Или американец Седон – весь такой вальяжный, доброжелательный – он почище прохиндей будет… Я перед ними – приготовишка. Однако ты брал интервью у Седона и сопел от почтения. А меня подозреваешь в ужасной подлости…

Игорь – Вадим, эти предвыборные баталии захватывают – кто кого из вас, и каким способом… Но объективно ситуация не терпит… О каком туризме ты соловьем разливался? с дикими медведями фотографироваться? по чащобам ползать? Дурость! Дурость – эти твои духовные занятия! Народ здесь всегда хрип гнул, но на прожитье себе и семьям зарабатывал, а теперь что? Ты хоть сознаешь, куда ты влез? Это тебе не научная общественность – грубое мужичье, бабы…

Вадим – Не угрожай. Положение аховое не только в Укалаеве – в сотнях и тысячах таких Укалаевых по России. И власти воспринимают спокойно. Наоборот, наиболее шустрые вознамерились под шумок лозунгов о выборной демократии и свободе заняться чисткой апельсинов – поснимать кожицу и полакомиться… Почему меня должна мучить совесть? Я страну до кризиса не доводил.

Игорь – Ах, так! Хитренько и подленько!

Вадим – Допустим. Но я-то дальше обычной житейской мыслишки не иду. И на вселенское зло не претендую. Да, пытаюсь хитрить. А что? Мне, обычному интеллигенту, рефлексирующему очкарику в кепке, сейчас говорят – каждый сам за себя. И если я урву свой маленький гешефтик – это я возьму свое по праву. Остальных все равно облапошат. Вон градообразующее предприятие еще недавно было общенародным, а теперь объявлено акционирование. Придут новые капиталисты. А основная масса пойдет вкалывать на дядю. Я не хочу.

Игорь – Ты Седона имел в виду?

Вадим – И Седона, и Коренева. Сейчас обе стороны наперегонки скупают акции, рвут друг у друга. Народ смотрит, выпучив зенки. В Устане точно так же. И ты утверждаешь, что в этих условиях я – главный злодей?

Игорь – Да как ты хочешь свою выгоду получить? Ты – никто, соринка.

Вадим – Когда чаши колеблются, любая соринка может решить спор – упадет и перевесит. Дорогая соринка.

Игорь – Твой план разъяснился. Не такой уж хитрый. Позволь сказать, Вадим, что подлость всегда останется подлостью, как не придумывай названия… Что с нами происходит? Откуда вся эта грязь?

Вадим – Игорек, не надо обличительства. А то ты сядешь на своего конька и взмахнешь сабелькой… Не воображай себя вторым Павлом Седоном – карать, карать и еще карать! Оно, конечно, льстит – наша великомудрая интеллигентная братия всегда мечтала о роли судьи – судить и власть, и плебеев. Великий соблазн! И мы ведь выносим приговор не от имени конкретного лица – слесаря Тютькина или колхозана Плюйкина, или молодого рабочего коммуниста – типа тех работяг идиотов, которые не читали, но осуждают. Как мы над ними поизгалялись! Мы не скромничаем – судим от имени вечности – от имени всего честного, образованного, прогрессивного! Великая ценность – тонкая душа поэта или философа, писателя. А почему у Тютькина не такая же?

Игорь – Ты о чем сейчас? Откуда я должен знать?

Вадим – Оттуда, откуда вся эта грязь. Вам – ой, нам, прости – сейчас внушили одну дурость – позволили думать, что мы встанем у руля. И наступит благословенная эпоха! Журналисты, писатели, философы, историки, правозащитники – вот новая элита! Нам сейчас поют в уши, превозносят, дурят, а мы раздуваемся от спеси: страна развалена? а не нужна нам такая страна! нужно все переделать!; экономика встала? заводы людей на улицу вышвыривают? и правильно! похоронить надо эту командно-административную систему, а совки сами виноваты. Все смести! Начать с чистого листа… Это так мы думаем – идиоты. Насочиняли книжек, как нам обустроить Россию… А под грубую лесть нам ловкачи обделывают темные делишки. Совковая система не нужна – а заводы, фабрики очень даже пригодятся! Имущество найдет хозяина. Внимание! По сходной цене продается завод на Урале! с крепостными… Тогда и слесарь Тютькин, и Плюйкин и мы, интеллектуалы, пойдем прислуживать. И ты, Игорек! Тебя ведь уже пристегнули – денег дали, технику для Светозары приобрели, по головке погладили. Прекрати притворяться!

Игорь – Ах, я – притворщик и дурак к тому же? Так получается?

Вадим – Спокойно, Игорек. Не плескай грязь вокруг.

Игорь – Чтобы я тебя больше на Светозаре не видел! После тебя руки не отмыть!

Вадим – А чего их мыть? Есть же все равно не придется. Если же придется – и так сожрешь. Наивняк!

Игорь – Но ты-то ушлый? Кому предложишь услуги?

Вадим – Тому, кто дороже даст. И про совесть не надо тут распространяться. Непозволительная роскошь сейчас. Прямо по Марксу – первичное накопление капитала. А ты, приятель, пей да закусывай – за тебя оплачено. Капустой похрусти – во всех смыслах. Кислая капуста здесь хороша!

Ванда – Почему мы не остались в гостинице? Если ты голодна – можно сделать заказ в номер.

Венера – Я не хочу есть.

Ванда – Привет. Для чего тогда мы притащились в ресторан, если не пожрать? Посмотрим меню. Хочешь мясо?

Венера – Вечером мясо? До утра не переварится. Будешь ходить как раздутый шарик.

Ванда – Кажется, я и есть шарик. И у меня внутри что-то булькает. Вот я поверну голову – и сразу бульк! бульк!.. Опять… А вообще, если не жрать, то давай выпьем. Ве… Ве-нера! Слышишь?.. Какой у меня противный голос, не находишь?

Венера – Что? Опять ликер? Тебе не надоело одно и то же пойло? Я с тобой столько перепробовала – никогда раньше не была поклонницей ликеров.

Ванда – Этот – на вкус ничего. Со сливками и кокосом. Налить?

Венера – Бурда! От сладости уже выворачивает. Нет уж! Как ты пьешь? Сливки и алкоголь, бр-р! Еще анисовый куда ни шло – и то, если водой разбавить… Прикольно, когда самбуку в рюмке поджигаешь.

Ванда – Было бы предложено. А я оскоромлюсь.

Венера – Ванда, ты уже много за вечер вылакала. Конечно, ликер – это не водка. Но тоже пьянит.

Ванда – Ниче! Нормально так. Я пока еще в форме. Видений нет. А то недавно – обыкновенным утром, слышишь? – привиделась в гостинице голая девка – прошествовала через бар. Я тогда и приняла всего лишь пару рюмок ликера… А все ваш чокнутый городишко. Повальное помешательство. Чур меня, чур!..

Венера – Лучше трезвой по утрам быть. Ничего странного не увидишь.

Ванда – Лошади!

Венера – Чего-чего?

Ванда – Лошади у вас тут!

Венера – Хватит пить. Ванда!

Ванда – Есть ты не хочешь, не пей. Беда! Потанцуем?.. Где ваша пухленькая певичка? Сладкая крошка, и поет удивительно. Ее пение пробирает… Верно у Бальмонта сказано – красота создается из восторга и боли… Я трепещу от восторга! Где эта маленькая Мерет? Публика желает послушать! Эй!!

Венера – Тсс… Оля, ее зовут Оля. И так поздно она не выступает – школьница ведь еще…

Ванда – У вас здесь бойкие школьницы – даже голые… Конкурс голых школьниц!.. Потанцуем, дорогуша?

Венера – С тобой? Х-хм…

Ванда – Не хмыкай! Давай отожгем. Что тебя смущает, рани? Как посмотрят? Да наср…! Эти свиньи не прервут обжираловку… Кругом одни толстые хари! Капусту хрумают! В харю им!

Венера – Не спеши тыкать. За соседним столиком дочка вашего работодателя сидит – Татьяна Седон.

Ванда – Оккупировали ресторан вы, Седоны. Каждый вечер вас вижу… Ба! С ней Стасик – муж нашей Миленочки. Племенной бычок. Еще кто рядом?

Венера – Вот с ним не мешало бы познакомиться, если хочешь с Седонами дела дальше вести. Тем более, если вы с конкурсом не подкачаете… Санди, сынок Валентина Варламовича Стаканчикова – консильери, доверенного советника Седонов.

Ванда – Фу, ты! Слишком сложно. И потом – это для Дианки. Я же по танцам специализируюсь. Потанцуем?

Венера – А, пойдем! На ногах устоишь? Не цепляйся к парам! Люди культурно время проводят…

Ванда – Обижаешь! Только я веду… Пардоньте. Я нечаянно… Если что, у вас волосы красные – или у меня бзик? бульк??..

Мицкис – Катерина Селзеновна, бесконечно рад вас видеть. Вас и вашего спутника. Прошу сюда – здесь вам будет удобно.

Катя Келео – Евгений Виленович, мы тихонько посидим. И большая просьба – чтобы нас не тревожили.

Мицкис – Как можно! Лично прослежу. Что желаете? Порекомендую настойку на травах – горчит в меру.

Катя Келео – Мы голодны. Насчет того, чтобы пить – ну, не знаю…

Мицкис – Понял, понял. Пельмени из косули. Свекла со сладким изюмом. Перепечи с грудинкой и чесноком. Грибы со сметаной.

Катя Келео – Вы, видно, убить нас решили?

Мицкис – Нормально, чтобы восстановить силы после опасной дороги. Вашему спутнику очень кстати.

Катя Келео – Что? уже трезвон идет по Укалаеву?

Мицкис – Прошлой ночью пожара в лесу разве слепой не заметил. Но вы не смущайтесь, Катерина Селзеновна. Устраивайтесь поудобней. Сейчас все принесут.

Глеб – Послушай. Ты куда меня привела? Это ведь ресторан?

Катя Келео – И превосходный! Ты же хочешь есть? Ешь!

Глеб – Однако за все эти яства надо платить. У меня ничего нет, кроме ЧАР-проводки, так мне капитан посоветовал. Я же думал, что спасаю Галактику – ресторан в план спасения не входил.

Катя Келео – Да не думай. Мицкисы угощают.

Глеб – Кто?

Катя Келео – Местные нувориши. Они за честь посчитают тебе услужить. Попробуй уральские блюда. Ручаюсь, даже на столах Аксары они были бы очень даже…

Глеб – Если ты настаиваешь… И правду у меня в животе бурчит. Вообще, какая-то странная ломота в костях. Я сначала подумал, что это мои конечности вытягиваются – как по Туука.

Катя Келео – Ты же не ранька! Еда впрок поможет.

Глеб – Объеденье. Как это я сподобился – с корабля на бал в буквальном смысле… Интересно, осталось ли что-нибудь от того корабля – от Мидаса?

Катя Келео – Мидас? Фригийский царь, обращавший в золото все, до чего дотрагивался?

Глеб – Неужели? Старый добрый миф про золото – я такого не слышал. Хотя доля истины есть – сейчас Мидас генерирует такое количество ФРТи – вещества, поглощающего все вокруг… Надеюсь, ситуацию удержали, иначе мне некуда возвращаться.

Катя Келео – Тебе нужно вернуться?

Глеб – Вероятно… Катя, я не знал, что встречу тебя. Я очнулся, и твое лицо было так близко – темные глаза как туманные озера под полукружьями бровей, прямой лоб, губы как бархатистая теплая кожица у глогов, огонь твоих волос – я обалдел! Ведьма Келео! Не вздумай отпускать меня!

Катя Келео – Куда тебе возвращаться?

Глеб – Вообще-то, домой. У каждого есть дом.

Катя Келео – Где твой дом, Глеб?

Глеб – Как где? На Цинесмии. Далеко – далеко – бесконечно далеко отсюда. Минуя Провал и Лабиринт, минуя бывшие Лиолкские колонии и хозед Ирегры – почти на границе Востока. Маленькая планета. Бедная. Нет природных богатств – нет колоссальных радоновых залежей, на которых поднялась Аксара. Нечем поживиться. Зато имеется локальная фризсонная аномалия по шкале ПОРАН-ДИР – воплощение одного из парадоксов Туука. Конечно, показатель ХМНУ не 4/4 и даже не 4. Но вполне хватает для неприятностей. Благодаря этой аномалии не удалось провести четкую границу, и Цинесмий достался Востоку, хотя изначально населен северянами. Для соседей мы – чужаки. Цинесмий чем-то напоминает Новоземелье. Однако наши жители приспособились к своим условиям и научились их преодолевать. Пилоты Цинесмия – лучшие во всех уголках Сообщества. Это признают даже меркурианцы – признают и не прощают.

Катя Келео – Ты пилот? Пилот на Мидасе?

Глеб – Опомнись, девочка, от Мидаса осталась серая пыль после оранжевого пламени – ее развеют пограничные ветра, и к вам Адасы занесет частичку…

Катя Келео – Твой Мидас рухнул ночью в лесу? Теперь его будут искать – вызовут вертолеты. По телевизору говорили.

Глеб – Даже пыль не найдут…

Катя Келео – Хорошо. Поменьше рассказывай людям про Цинесмий. Тебя сочтут сумасшедшим.

Глеб – Я же только тебе, любовь моя.

Катя Келео – Мне – можешь. Но лучше расскажи про себя. У тебя на Цинесмии есть женщина?

Глеб – Как вы все одинаковы и ревнивы… Была. Давно. За миллион вактабов до нашей встречи.

Катя Келео – Что с ней случилось?

Глеб – Она перестала быть моей женщиной – если тебе интересно. Она родила не моего ребенка.

Катя Келео – Понятно. Ювиэй Виэру очень редко заводят детей. Но случается. У Павла Седона был сын, который умер рано.

Глеб – Нет, нет! Никто не умирал. У Аглаи чудесный сын. Настоящий цинесмийский мальчик. Он начал мечтать о полетах раньше, чем выучился ходить. Он обожает сказки о звездных путешественниках. Хвастает, что закончит тамошнюю школу ЦИНОШ, совершит невероятный подвиг и станет пилотом Ксанилев Светловолосой, будущей императрицы – он успеет вырасти до того, как она появится на свет… Говорит, что ради нее преодолеет Провал.

Катя Келео – Смешной ребенок. Ты не сказал ему, что Провал можно преодолеть гораздо проще? Вот как ты.

Глеб – Зачем ему?

Катя Келео – Верно, зачем? Он же не Ювиэй Виэру… Как звали твою женщину?

Глеб – Аглая. Аглая Лешути… Фу! Ты все-таки выпытала у меня!

Катя Келео – Должна же я знать имя, которое мне следует ненавидеть. Не бойся. Я ненавижу только ее, но не ребенка – он же не твой сын.

Глеб – Катя, чудовищно. Ты видишь меня в первый раз. Если мне придется вернуться…

Катя Келео – Это не сегодня. И не завтра. Мы проведем время вдвоем. Никого, кроме нас. Твоя Галактика Вера исчезла, и Провал неприступен. Мы есть здесь и сейчас. Ты согласен?

Глеб – О, да! Я хочу этого. Хочу быть только с тобой.

Катя Келео – Потанцуем? У вас на Цинесмии танцуют?

Глеб – Ну, не так ловко, как эта экстравагантная парочка – две женщины. Чего это у одной волосы вздыблены? пошла, причесалась бы…

Катя Келео – Эх, ты, покоритель космоса, дурачок ты мой…

Глеб – И песня – я слышал ее тысячу раз. Грустная песня про любовь.

Катя Келео – Стихи местного поэта – Анатолия Седона. Песня про Тешуни-унай…

Глеб – Да. Тьма поглотила навеки унай – так, кажется?

Катя Келео – Ты хорошо танцуешь. Видно, ты и впрямь хороший пилот.

Глеб – Ваши местные пялятся на нас – еще немного, и просверлят мне глазами дырку под лопаткой.

Катя Келео – Нет. Не на нас. На ту дерзкую парочку. Кстати, где они?

Венера – Вот. Выход состоялся. Не налетай больше на ту девушку с огненными волосами. Теперь передохнем.

Ванда – Здоровски танцуешь. Ритм чувствуешь.

Венера – Спасибо. Ты тоже.

Ванда – Эх, видела бы ты меня прежде. Я в народном ансамбле Петрушку отплясывала! Шапочка у меня была с колокольчиками, сапожки…

Венера – Заметь свой репертуар уже тогда.

Ванда – Не придирайся. Лучше выпьем!

Венера – Мне красное вино… Между прочим, Ванда, сдается мне, что вы, москвичи, сильно расслабились. Ты занимаешься понятно чем – ничем не занимаешься… Але, вы ведь для чего-то ехали в такую даль?

Ванда – Честное слово, чем дальше – тем крепнет мое странное ощущение, что я из Москвы никуда не трогалась. Дорога, самолет – это сон… Нет разительных отличий в антураже между Москвой и Укалаевым. Везде один и тот же земной шарик – раздутый… Гостиница Катеринка – выбираете же вы название! – потянет по столичным рамкам. Где ваши хозяйчики Мицкисы капитал на обзаведенье наскребли?. Мебель удобная, дорогая, исправная, постели чистые, ковры ежедневно освежают пылесосом. Даже эти… как их… кактусы – ну, эти кактусы Cereus – тоже, совершенно столичные… Все очень даже прилично. С кормежкой – нормально. Местная кухня мне по душе. Ресторан – вообще, ништяк! И по московским меркам нехилых денег стоит. А больше в вашей дыре я нигде не бывала. Спала, ела. Время проходит между рестораном и гостиницей. Продыха не остается… Хотя нет – была еще в одном месте – в вашей ментовке. Диана меня туда потащила по поводу конкурса. Но про это вспоминать нечего – скука, пустая затея…

Венера – Ванда, вот что делают твои ликеры. У тебя уже всякие завиральные идеи. Пора остановиться, протрезветь. Хотя бы выйти на улицу – воздух чистый, завод уже несколько месяцев практически стоит. А ночные грозы озонируют атмосферу. Воздух на тебя подействует отрезвляюще.

Ванда – Обойдемся без сопливых советов. Чего я у вас тут не видала?.. Завиральные, говоришь? Мне снятся странные сны. Под ваши грозы ничего другого присниться не может… Недавно мне снились лошади. И с чего бы это? Никогда ни к каким лошадям отношения не имела – ни к диким, ни к домашним. Я их боюсь – говорят, они кусаются и еще лягаются. Я сама лягаюсь, если приспичит – да меня, случается, лошадиной кличут, что я не знаю?! Похожа я на лошадь? В этот раз мне снились боевые лошади – на них раньше воины ездили или скакали – как правильно? Я себя тоже ощущаю старой боевой лошадью. Еще немного – и заржу!.. А как тут не заржать? Я еще один свой сон вспомнила. Сплю я и вижу, как устраиваю конкурс красоты в вашем Укалаеве – думаю, чтобы такое-эдакое предпринять? Мероприятие ведь провальное! И осенила меня блестящая идея – дефиле в купальниках и цеховых касках! можно еще в руки железяки взять! это ново! Как считаешь, не побьют меня за креатив ваши укалаевцы?

Венера – Точно. Отметелят. Даже не сомневайся.

Ванда – Тогда что убрать – каски или купальники?

Венера – Лошадей убери. И все станет осмысленней.

Ванда – Слишком большая роскошь – смысл… Не за этим мы сюда приехали.

Венера – А зачем? Ладно, это не вопрос… Что твоя подруга? в смысле коллега? Ну, эта бизнес – леди, хозяйка модельного агентства? Поначалу она развела бурную деятельность, всем по ушам проехалась. А теперь и не видать, и не слыхать. Афиша на Металлурге висит – завтра объявлен кастинг девушек. Я серьезно!

Ванда – Ой, душа болит за Дианку. Что-то с ней происходит. Она словно надорвалась в какой-то момент. Я даже знаю когда – как побывала в вашем туземном поселке. Вы виноваты! Ваш шаман или пуор ей мозги перепрограммировал. Дианка вернулась в гостиницу и напилась до бесчувствия – раньше этого за ней не водилось. Все водка, а не ликер!..

Венера – Что же будет?

Ванда – Ниче хорошего. Поверь. Последнее дело, когда у женщины опускаются руки, и она перестает следить за собой. Чтобы раньше Дианка вышла куда без макияжа или небрежно одетая? У нее же пунктик – она стесняется своего возраста, молодится изо всех сил…

Венера – Погоди. А ваша работа? Планы?

Ванда – Тут трагедия, цветочек. Если женщина опускается – это говорит о том, что она либо задумалась, либо…

Венера – Либо чего?

Ванда – А? Вот и я думаю – чего?.. Диана несколько дней ходит по номеру в халате, курит – хорошо, хоть не пьет – видно не пошло это занятие…

Венера – Зато у тебя идет!

Ванда – У меня уже все налажено. И потом – я пьяная не валяюсь и к гостиничной обслуге не пристаю с неприличными предложениями. Есть там молодой человек Синепятов или Синевятов – зовут не Марк, если что…

Венера – Ты с мужиками вообще – по-дружески так…

Ванда – Ага. Находим общий язык. Без эксцессов.

Венера – Что значит – без?.. без чего? совсем без всего? И без мужиков тоже?

Ванда – Без эксцессов вроде как у тебя – с твоей несчастной девичьей любовью. Олег? Правильно? И не про того ли Олега ты услыхала, когда выступал на экране третий кандидат в президенты Укалаева? Что-то у вас тут медом намазано. Лезут мухи!

Венера – Ты абсолютно верно определила – грязные мухи! И все, до чего дотрагиваются своими лапами – грязнят! Но чтобы вытащить на свет ту давнюю историю – это каким циником быть!

Ванда – О! Я же говорю! Сначала лошади привиделись, а теперь этот кандидат в мэры! Да вон же он сидит за соседним столиком!

Венера – Где? Я сейчас…

Ванда – Да сдался тебе этот зачуханный историк!

Венера – Боже, боже! великая честь! Готовый претендент на укалаевский трон! Сенсация уездного масштаба! Как патетически звучит – Вадим Слепушкин!! Хотя надо бы подойти и пошшупать, а то бывает еще оптический обман зрения…

Вадим – Венера, и я рад вас видеть.

Венера – Чем заняты, сударь? Планами по благодетельствованию местного населения? Даже здесь в ресторане… Как говорится, каждый раз ем бутерброд – думаю, а как народ?

Вадим – Совершенно верно. А вы что поделываете? Развлекаетесь?

Венера – Угу. До ваших высот нам не воспарить. Это ж надо, какой полет фантазии! До Галактики Вера! А мы так – жалкие черви, в земле роемся, про диррический свет забыли… Просто паразитируем.

Вадим – Очень красиво это делаете. Я наблюдал ваш танец – и весь ресторан любовался.

Венера – Ох, не смущайте меня…

Вадим – Вас смутишь!

Венера – Но почему вы здесь, в Катеринке, за уставленным столом? А не сражаетесь за голоса избирателей? Вам же не свойственно разлагаться – пить и петь, есть, опорожняться, удовлетворять грубую натуру. Вы – воин справедливости, демократии – как вы говорили в Светозаре? Вдохновенно!

Вадим – Венера, ирония – оружие обоюдоострое. Не пораньтесь сами.

Венера – Не обижайтесь, пожалуйста. Не то меня совесть замучит… Итак, вкушаем и секретничаем? Мицкис отвел вам укромный уголок – вы теперь важный гость.

Вадим – Да какое там – вкушаем?! Здесь же запредельные цены! У простых людей нет денег ни на что! Дожили!

Венера – Вы, значит, простой? Ой, Вадим, слово-то не выговаривается…

Вадим – Я здесь с другом. Просто зашли посидеть.

Венера – Опять просто. Замечательно просто!.. А, знаю я вашего друга – журналист с местного канала – никогда бы не подумала, что он вам друг… Игорь Бикташев? С его девушкой Леной вы тоже дружите? Вы всегда рады услужить, и вам рады ответить тем же – эту Лену вы возили в укалаевский поселок? и вы же сегодня интервью давали на телевидении. Весь город заинтригован. Такого никто не мог предсказать. Борьба все больше запутывается. Результат неочевиден.

Вадим – Представьте, мне дороги мои друзья. Я откровенно!

Венера – Замечательно было бы с вами подружиться, Вадим. Еще не поздно?

Вадим – Отчего же нет? Дружба никогда не лишняя.

Венера – Журналист знает, как здорово вы ему удружили с девушкой? У нее в Укалаеве благодаря вам образовался новый друг – отчего же нет? Ваше дружество растет!

Вадим – Вы любите интригу, Венера? Вы такая загадочная натура – как все катеринкины Седоны… Я думал о вас недавно в связи с Олегом Ремневым – тоже моим другом. Но вы-то – другое дело – вы любили его… М-да, любовь гораздо чудесатей… И вот теперь, увидев вас со спутницей, удивился несказанно…

Венера – Вадим, я тоже неприятно поражена. Не надо все тащить в политику. Оставьте что-нибудь под спудом.

Вадим – Народ имеет право знать! Кажется, я выбрал девиз своей избирательной компании.

Венера – Выберете для девиза простое и емкое слово – совесть. Прочитайте в словаре, что оно означает.

Вадим – Не премину это сделать. Что вы еще хотите?

Венера – Угадать ваши тайные мысли. Вадим, вы произвели фурор. Горожан редко чем удивишь. Просто темперамент у них такой – хмурые, угрюмые, забитые провинциалы. И тут вы фонтанируете! Чего вы на самом деле хотите? Чего вы добиваетесь? Ведь вы понимаете, что шансов у вас нет.

Вадим – Вы на стороне своего родственника? Любопытно. Отношение законных Седонов с вашей ветвью были весьма запутанны.

Венера – Законных? Что за анахронизм? Путаник – это вы.

Вадим – Так и или иначе, но в городе до сих пор вас кличут катеринкиными Седонами – то есть, Седоны, да не те. Характерно! Начало вашей истории трагично – то, что Катеринка руки на себя наложила, утопилась в Исе. Выбор женихами Седонами двух красавиц, сестер Лапшенниковых, оказалась роковым. Но старшая, Любовь, пропала без следа, а младшая, Катеринка, осчастливила прибытком – укалаевским ребенком. Должно быть, сильно любил Седон непутевую жену, если оставил байстрюка в доме. И его потомков не выгнали за дверь – как-то вы устраивались… Наверняка, вам приходилось молчать и приспосабливаться, чтобы выжить среди потомков Ивана Укалаевича. Нелегко было? Ведь вы, что называется, болтались между небом и землей. Вас в лучшем случае соглашались терпеть. Среди хмурых, угрюмых людей вы избрали и отточили свое оружие – ласковая улыбка и всегдашняя приязнь, гибкость и виртуозная цепкость тонкой лианы, карабкающейся по чужим стволам. Ваша порода – чемпион по выживаемости! Вы – чудо, Венера, самое красивое и лицемерное чудо.

Венера – Все-то вы знаете, всюду вы лезете… Даже если так было – с разделением в роду покончил Сергей Сергеевич Седон, выбрав себе вторую жену из наших. Сто лет прошло. Все нынешние Седоны – потомки Катерины Лапшенниковой. Бросьте себе голову забивать древними сказками.

Вадим – И вы теперь на страже фамильных интересов? Рук не покладаете ради победы родственничка Валерия Седона на выборах?

Венера – Я – как вся родня. Мы ничего не скрываем. А вот вы чего ищете, Вадим? Вы в чужом городе и заритесь на чужое место. Заранее решили, что для вас любые средства хороши. После этого меня обвиняете в хамелеонстве! Я спрошу, зачем вы приплели к своим интригам имя Олега? Зачем потревожили его память?

Вадим – Я лично знал Олега. А вы были его девушкой. Правда, Венера?

Венера – Это было давно. Горожане позабыли. И я не горю желанием вспомнить. Зато вы с азартом ковыряете старую рану.

Вадим – Венера, простите, прошу. Вы ведь любили Олега.

Венера – Не надо сочувствия. Да в вас его нет!

Вадим – Вы не можете поверить в мою искренность? Что мне действительно жаль того, что случилось.

Венера – Вы – воплощенное лицемерие, Вадим. Куда мне до вас! Как вам самому не противно!

Вадим – За что вы меня все обвиняете, даже не выслушав? Вот и Игорь Бикташев – вами, Седонами, прикормленный журналист – обвинял меня в подлости. Но это ему ничуть не мешало брать ваши деньги и пользоваться вашей поддержкой, и еще сохранять иллюзию независимости.

Венера – Ну, и? Вы ему поддали, как следует? подрались? Вон у вас синяк под глазом.

Вадим – Тому синяку срок больше недели. Просто недоразумение.

Венера – Не нужно связываться с поселковской шпаной, тем более кидать парней на деньги. Вы еще легко отделались – внучек Жердычихи хлипковат… И лучше понять, что многие вещи здесь – харза, например – не про вас. И недоразумений не будет. В том числе и с милицией.

Вадим – Не постигаю я ваших намеков.

Венера – Какие уж тут намеки! Не лезь, куда не просят. Кстати, на выборы тоже не просили!

Вадим – Я и Игорю объяснял, и вам повторю. Я иду на выборы не ради победы – ради принципов. Я – независимый кандидат. В отличие от ваших мастодонтов – Седона и Коренева – у меня ничего за душой – ни административного ресурса, ни денег, ни фамильных заслуг. Я как чистый лист бумаги – тем и привлекателен. Надеюсь повлиять на избирателей, кто пока еще в сомнении. Назовите меня глупцом – пусть так! Вероятность моего выигрыша – меньше даже, чем преодолеть Провал. Я понимаю – не дурак. Сейчас без денег никуда. Конечно, мне лучше с кем-то скооперироваться, найти союзников…

Венера – Изредка проклевывается у вас здравый смысл. Политика – затратная сфера. В одиночку идти – синяки собирать в лучшем случае. И тайны свои не спрячете – оппоненты вытащат на свет.

Вадим – Венера, разумней не объявлять войну на уничтожение. Седоновский клан сейчас занят главным противником – Кореневым. И правильно – вы его добьете. Возможно, в этом деле я даже пригожусь?

Венера – Вадим Конрадович, не такой уж вы идеалист.

Вадим – Я чистый прагматик. Жизнь вынуждает.

Венера – Зачем мне это знать?

Вадим – Вам – незачем, а вот вашему патриарху – Валерию Михайловичу Седону покажется небезынтересным. Может быть, нам выгоднее заключить союз? Двое против одного – шансы растут.

Венера – Что вам по силам, Макиавелли из устанского музея?

Вадим – Не много. Но какую-то часть голосов я оттяну. Не у Седона, так у Коренева. Разгул демократии ведь! А в Укалаеве сейчас неразбериха похлеще. И немалой части населения из Комсомольского района не нравятся все эти фокусы с вактабами, лошадьми, Бесуж и прочим. Люди предпочтут простые привычные вещи – и кандидатов, не отягощенных подобным наследством. Дальше объяснять?

Венера – Мне ясно, что Седон без вашей помощи не обойдется, тем более не выиграет. А вам что требуется?

Вадим – Повторяю, я – прагматик. У меня большие планы. Меня привлекает политика. Я намерен создать независимую партию – от идеи не откажусь. Потребуются серьезные средства. Нынешние выборы – не главное. Мы нацелимся на будущее. В Германии экологические движения на гребне успеха. И мы когда-нибудь догоним. Мы еще коммунистов опередим!

Венера – Я в восхищении, Вадим Конрадович! Дело за малым. Все упирается в деньги.

Вадим – Я полагаю, что у Валерия Седона на кону стоит гораздо больше, чем та скромная сумма, которая меня вполне удовлетворит.

Венера – Ни разу не думала про вас так. В каждом человеке – темные глубины Бесуж. Заглянуть в вашу душу?

Вадим – Эти сентенции действовали на моего отца – не на меня. Могу я надеяться, что вы передадите предложение Валерию Седону?

Венера – Да пожалуйста! Не пожалеть бы вам после.

Вадим – Не пожалею. Похоже, далеко идти не нужно. За столиком я вижу Седоновскую наследницу сразу с двумя кавалерами.

Венера – Ну, Татьяне-то точно не до вас… Вон еще один устанский гость. Не вас он ищет? Не стану отвлекать…

Вадим – Не меня. Богдан договаривался.

Богдан – Виталий? Очень хорошо, что я вас увидел.

Микушин – Не догадываюсь, что в этом хорошего. Ладно, встретились. Пить будете?

Богдан – Нет. И вам не советую. Нам предстоит серьезный разговор.

Микушин – Зачем назначать встречу в Катеринке, если не собирались пить? Вы что, мазохист, Богдан? А я выпью! В Укалаеве нельзя не пить – иначе мозги размягчатся…

Богдан – Виталий, давайте не будем об укалаевских мистериях. Ни для вас, ни для меня Укалаев не является родиной. То, что здесь творится – за гранью нашего понимания. Договоримся сразу – мы нормальные, здравомыслящие люди.

Микушин – Кто? Мы? Заметано. Тогда чего вы такой здравомыслящий и встрепанный? Вам будто иголок за шиворот насыпали. Спокойно друг, сохраняйте здравый смысл. Я же сохраняю!

Богдан – Это вы-то сохраняете? Вам иголок насыпать надо!.. Черт с вами! Что выбираете? Водку? Наливайте!

Микушин – Сразу бы так. Уважаю.

Богдан – А я тебя ненавижу! И все равно вынужден просить… Колбасу пододвинь. Спасибо. Закусить надо, а то в голову вдарит…

Микушин – Точно. И здравый смысл тогда – адью…

Богдан – Кончай ерничать! Ты переменился, Виталий, с той поры, как приехали в Укалаев. Тогда ты был чопорный, весь собранный в струночку, причесанный, чисто выбритый – прям стерильный. Ни одного простого словечка, ни лишнего жеста – робот, а не человек.

Микушин – Ты бы еще вспомнил, что до Кемави было.

Богдан – При чем здесь Кемави? Ты к нему каким боком? Оставь это укалаевское имечко! Приди в себя! Вспомни – сейчас май месяц, заканчивается двадцатый век, Россия на полных парах мчится к демократии, ты – молодой чиновник, нормальный интриган и карьерист, женатый на дочке своего босса – обыкновенный прохиндей, и жизнь у тебя самая обыкновенная – по крайней мере, была… до того, пока ты не приехал в Укалаев. Уяснил сие?

Микушин – Порядок! Чтобы закрепить – еще выпьем.

Богдан – Виталий, зря я повез тебя к укалаевкам. Скажу откровенно (только не обижайся! на правду не обижаются) ты – серая посредственность. Не способен преодолеть рамки собственной нормальности. Ты – робот, а не человек! И вот ты столкнулся с аномалией, ибо Ануся – аномалия, вирус, угроза. Для таких, как ты – для всего нормального мира. И машинка в твоей голове не сдюжила – сломалась. Но ты на удивление стойко это перенес. Вон даже нахватался укалаевских словечек.

Микушин – Ваш диагноз убийственен, профессор. Что ты сказал? В морг – значит, в морг! Еще налить?

Богдан – Тьфу! Как ты можешь сидеть тут и пить?! Как ты можешь спокойно разговаривать?! Э-эх! Мицкисы водку на травах настаивают… Не в то горло пошла. Кха, кха!

Микушин – На чем мы остановились? Что я – чудовище, так?

Богдан – Нет, не чудовище.

Микушин – Еще хуже – посредственность. Прохиндей, Жигало. Ничего из себя не представляю, и если бы не связи тестя… Мне страшно подумать, где бы я очутился…

Богдан – Виталий, не в обиду тебе будет сказано…

Микушин – Да ты, друг, обнаглел! То есть, ты всегда был рыжим и наглым, но сегодня переплюнул себя… А собственно, кто тебе дал право обзывать людей – ставить их на полочку и ярлыки клеить – этот Кемави, а этот прохиндей… Это я прохиндей?! Я должен стерпеть?!

Богдан – Неудачно разговор начал. Но я думал, что имею дело с умным человеком…

Микушин – Сказать умному, что он дурак – это, по-твоему, слишком умно?

Богдан – Я не называл дураком!

Микушин – Называл, называл. Даже если нет – но думал точно так! Вот и выходит, что сам ты не очень умен, Богданчик.

Богдан – Странный у нас разговор получается. Я с другой целью пришел.

Микушин – Да мысли я твои читаю, умник! Мозги просвечиваю! Оставь колбасу! Что там с Жанной?

Богдан – Покинула она тебя, верно? В гостинице ее нет. Виталик, ты искал ее? Ну, хоть разок пошевелился? А если беда стряслась? Пропала жена – а муж в ус не дует.

Микушин – Ты чего о чужой жене беспокоишься? Нашел, что ли?

Богдан – Виталий, только без подковырок. Я – друг Жанны. И я ее искал! Сперва хотел обратиться к лучшей подруге – Ленке Федоровой, она тоже здесь ошивалась; родители у нее – столпы местного общества. Жанна ей доверяла. Но та, оказалось, уже уехала из Укалаева.

Микушин – Устарели твои сведения, Богдан.

Богдан – Чего?

Микушин – Отстаешь от жизни – от светской жизни в Укалаеве. Не располагаешь актуальной информацией. Гляди, сыщик, а то Коренев тебя уволит. Он от тебя работы не требует, но неосведомленности не простит. Теряешь квалификацию.

Богдан – Чего?

Микушин – Говорю, шел сюда, в Катеринку и видел на дороге, что в Котуть сворачивает, парня с девицей – девица рослая, волосы золотом отливают – не ошибусь. Ленка Федорова – она самая. А парень – укалай. Я не стал их окликать – пусть себе идут.

Богдан – Куда? Ты пьян?

Микушин – Я трезвый тогда был, это ты сейчас водку хлещешь!

Богдан – Не о Ленке я хотел с тобой говорить, а о Жанне. Твоей жене, между прочим.

Микушин – Точно определил – между прочим. Я тоже задумался – между чем и чем? вернее, между кем и кем? тобой и Седоном? А, Богдан?

Богдан – Ты не смог не спошлить… Между мной и Жанной никогда ничего не было. Про Седона ты уже знаешь. Для Жанны ее чувство – как болезнь, наваждение. Ты бросишь больного человека? Что, ему погибать теперь?

Микушин – Страсти – мордасти! Шекспир отдыхает… При таком раскладе Жанне не нужно было выходить за меня замуж – это честно… Где она?

Богдан – Насколько мне известно, Седон поселил Жанну подальше от своей семьи и межуйских сородичей – и подальше других посторонних глаз. Увез ее в Усневку. Это на севере, в Ялковском лесу. Она сейчас там.

Микушин – Очень полезные сведения. Что мне с ними делать?

Богдан – Как что? Как что, Виталий?! Надо ехать вызволять Жанну!

Микушин – А она там содержится против своей воли? Седон ее что, цепью приковал?

Богдан – Как ты не понимаешь?! Конечно, ты оскорблен. Жанна рубанула с плеча. Но если ты хоть чуть-чуть любишь ее…

Микушин – А мы о любви до свадьбы не договаривались. Наоборот, я понял тогда своим скудным умишком, что Жанна на любви сильно обожглась и стала страшиться этого чувства. Она мне твердила о понимании, уважении, долге, спокойствии и счастье – но не о любви. Я еще подумал тогда – какая трезвая девица! станет боевой подругой. Никто, конечно, не поверит, что Жанна мне действительно понравилась – как человек, а статус ее папаши я посчитал даже препятствием к нашей свадьбе. Я хотел нормальной семьи.

Богдан – Виталий, послушай…

Микушин – Нет, ты послушай. Я Жанне не судья, особенно после того, как узнал ее историю с Седоном, и как она страдала после разрыва. Она вправе любить кого угодно. Но я тоже был вправе ожидать уважения – эдакой малости. Она, уходя, даже через меня не перешагнула – для нее меня не было. Вот так – я не умер, тьма меня не поглотила, но Жанна сделала хуже. Такие наши обстоятельства, Богдан. Ты видишь, что зря пришел?

Богдан – А что тогда не зря? Все зря – и сама жизнь зря! Но самое ужасное – что мы с нашей жизнью вытворяем. И Жанна тоже… Догадываюсь, что с Седоном у нее ненадолго. Не останется он с ней. Жанна слишком рьяно всем доказывала, что излечилась от первой любви, что она совершенно нормальна. Психологи поработали – мозги ей перетряхнули. Но это как разбитую вазу собрать по осколкам и склеить, сверху покрыть лаком и раскрасить – с виду-то она целая и еще краше прежнего, а внутри… У Жанны внутри все покорежено. Она стала резкая, агрессивная, предельно циничная. Но ужасней то, что Жанна считает себя сильной, что теперь она вправе командовать – быть не жертвой, а палачом. Чудовищные идеи поселились в голове молодой женщины. Кто сильный-то? Жанна?! она очень, очень хрупкая…

Микушин – Богдан, это уже не Шекспир – это прямо Фрейд. Ты не сгущаешь краски?

Богдан – Хотел бы. Однако все плохо. Жанна великолепно маскируется, она первой начнет все отрицать…

Микушин – Ты меня не обманываешь? Я брал в жену совершенно другую девушку – я же не слепой!

Богдан – Поверь, когда стало известно про вашу свадьбу, я вздохнул с облегчением. Это был выход. Я надеялся, что Жанна проснется, снова ощутит интерес к жизни, расслабит свои колючки…

Микушин – Нет. Неправда. Ты не надеялся. Иначе ты сам попробовал бы жениться на Жанне. Но ты трезво оценил ситуацию и отыскал свой выход – сбежал в Укалаев. Ведь это истинная причина, что ты законопатился в здешней дыре? Но тебе было жутко любопытно – это твое неистребимое качество. Из любопытства ты постарался со мной подружиться – и не только из любопытства устроил мне веселую жизнь в Укалаеве. Богдан, Жанну ты любил с юности – тихо и безнадежно. Под твоим клоунским обличьем скрывается самый нежный и романтический любовник. Не отрицай – ее ты любишь, а меня ненавидишь. А за что тебе меня любить?! Я – твой соперник, муж Жанны. Седона ты тоже ненавидишь – люто, до колик в животе! Но почему ты считаешь, что из нас двоих – меня и Седона – я для Жанны наилучший вариант?

Богдан – Потому что Седон – это продолжение Жаниного сумасшествия, ее отчаянная жажда взять реванш. Я сомневаюсь, что там осталась хотя бы капля любви…

Микушин – А в отношении меня ты не сомневаешься, что любви никогда и не было. Понятно. Я даже не обижаюсь. Ты начал разговор с того, что я нормальный и здравомыслящий?.. идиот!

Богдан – Извини меня, друг…

Микушин – Не друг ты мне!.. Боже, какой я идиот… Мое здравомыслие, планы, карьера – все так ничтожно мелко. Почти десять лет чиновничьей службы – туда же, псу под хвост. Я в лепешку расшибался… Ты прав – я не любил. Тогда зачем я женился? И теперь каждый может в лицо бросить – карьерист и интриган! Тесть правильно о меня ноги вытирает… Да, Богдан, да, ты не понимаешь, чего избежал, не женившись на Жанне… Утром звонил Юрий Семенович Краулин. Почему-то у меня возникло стойкое ощущение, что я разговариваю с Жанной – он меня в упор не слышал, был также груб и бесчувственен. Я его не интересовал – букашка, насекомое – трепыхается, протестует, но сделает, как скомандуют. Тебе бы понравился такой тесть? Молчишь?

Богдан – Юрия Семеновича я знаю – не удивлен.

Микушин – До чего я докатился? Жена ушла, не сказав ни слова – попользовалась и выбросила, а тесть уверен, что я все равно прогнусь – по привычке. Почему я должен быть на его стороне? Напрасна ваша уверенность, Юрий Семенович. Дочка-то от вас набралась спеси и апломба. Все еще по-другому обернется.

Богдан – Ты что бормочешь?

Микушин – Ерунда! Махнем еще раз?

Богдан – Поедем Жанну выручать?

Микушин – П-с-с… поступим так… Вот выпьем и поедем. Частника поймаем. Богдан, давай на дорожку…

Богдан – Путь неблизкий. По старой Лешинской дороге – там одни кочки да рытвины. До ночи не успеем.

Микушин – П-с-с.. постараемся успеть. Любви нет преград! Едем выручать твою ненаглядную любовь! Благословляю! Пей!

Богдан – Меня уже воротит…

Микушин – Не будешь пить – не поедем!.. Мне нужно в одно место. Куда?

Богдан – Это там! Проводить?.. Да, неприятность. Туалет закрыт.

Марья – Ой, извиняйте, господа-товарищи. Сейчас пол намою. Пять минут.

Богдан – Вообще-то, время надо выбирать.

Марья – Как же его выбрать? Один из вас тут – пардоньте за выражение – наблевал. Другой мимо цели… И все пьяные – слова не скажи.

Микушин – Ясно, ясно. Делайте свою работу. Подождем.

Марья – Подождите, будьте добры.

Стас – Покурить можно?

Марья – А че? Курите, прошу пожалуйста…

Богдан – Чем у вас тут воняет?

Марья – Я по графику убираю, вылизываю дочиста!

Микушин – Запах такой специфический – будто холодит…

Марья – Все паскудники эти – Валька с дружком! В ресторан их не пускают – рожи не те, так они на задней лестнице таскаются с мешком – в нем харза по колобушкам рассыпана. Торговлю развели, навоняли везде! Я драю, драю – у меня уже на руках корка, а запах в стены въелся… Мицкис велел гнать этих гавриков с порога. Давненько их не видно – считай с прошлой драки, когда милиции накостыляли…

Сергей Синевятов – Ты чего ахинею несешь, тетка Марья? Твоя работа – мыть, вот и отмывай! Шваброй шибче орудуй!

Марья – А! деревягинский паршивец! Ты же с Валькой шептался, ему дверь отпирал, ты же его делишки прятал. И денег ты с него требовал, Сережка! Про тебя Мицкису обсказать – вылетишь пробкой!

Сергей Синевятов – Полоумная старуха! Кто тебя слушать станет! Иди, работай! Чтоб ни грязи, ни запаха…

Марья – Моешь, моешь без перерыва, и никакой тебе благодарности… Чем вы раковины обливаете? Коричневые пятна не отскребешь… Вот и нарисовался страждущий!

Кузин – Я…

Марья – Куда мимо меня лезешь? Зенки распяль! Уборка идет!

Кузин – Мне… надо…

Марья – Знаю, что тебе надо! Один из вас такой рыло свое чесал и все наваливался – пошатнулся, и зеркало вдребезги. Намучилась я осколки собирать.

Стас – Кузин, ты как здесь? Тебе лучше вообще не выходить – посмотри на себя. Краше в гроб кладут.

Кузин – Тетка, пусти… В… в… в сторону!

Марья – Щас как дам в сторону! Прощелыга! Стоять!!

Микушин – Женщина, вы дайте пройти – человеку плохо.

Марья – Поменьше харзу жевать надо! Не пущу! Здесь приличное место!

Кузин – Х-х… х… отлить, говорю…

Марья – На улице под кустом!

Кузин – Х-хэх-х…

Марья – Вот только выверни у меня! Языком слизывать будешь! Плохо ему! Все вы сюда шляетесь, потому что плохо вам… Нету ваших дружбанов – ни Вальки, ни придурка этого Седло. Они решили более прибыльным делом заняться – киллерством! Ох, прославятся!

Микушин – Женщина, остановите свой поток слов. Бедняга совсем зеленый…

Марья – Ах, ты, горемычный, помирать собрался? Ты зенками-то не вращай – попробуй попросить у деревягинца. Сережка, тот пройдоха, и деньгами, и колобушками дань собирал – пустым никогда не оставался!

Сергей Синевятов – Еще что вякнешь, и больше сюда не придешь! В Котуте полы до блеска надраивай!

Марья – Я-то че… Я ниче… Кто бы че, а уж я…

Стас – Интересно. А Сергей – это вы? Меня Стас зовут.

Сергей Синевятов – Врет она все! Трень-брень, как в пустом ведре камни перекатываются…

Стас – Можно вас на минуточку? Договоримся…

Сергей Синевятов – Отчего же нельзя? Только отойдем…

Марья – Слышали? Меня, значит, метлой, а сам… Этот приезжий красавец блондин сюда пришел за харзой и не увидал прежних приятелей – ничего, сейчас у Сережки купит, он запасливый… А ко мне придираются – запах, запах! Я что ли навоняла?!

Богдан – Виталий, это же скандал! Бомба! В заведении сторонника Седонов торгуют наркотиками. Коренев спит и видит, как соперника утопить, а тут находка! умеючи подать…

Микушин – Игры не надоели? Коренев не надоел? Ненавижу этого хомяка вислощекого! Да я вообще переметнуться хочу! Вот пойду к Седону и попрошусь в его воинство – у меня выгорит. А вы с Кореневым и Краулиным оставайтесь – пауки в банке! Противно!

Богдан – Виталий, поумерь пыл…

Микушин – Жить я не хочу – с Жанной тем более! Впереди ни проблеска света, ни радости, ни смысла! Я же не был таким – и вот теперь сам себя не узнаю…

Богдан – Очень подходящее место для исповеди – туалет…

Марья – А чем вам место не нравится? Не узнаешь, парень? А я тебя враз признала! Ты – дочкин хахаль.

Микушин – Какой дочки?

Марья – Моей. Или отказываешься?

Микушин – Вы сумасшедшая?

Марья – Пока в твердом уме! И тебе не отвертеться. Бедная моя Ануся – она же малолетка. А ты – взрослый бугай! Я в милицию на тебя! Пусть разберутся и посадят за совращение! Не стыдно? Еще женатый мужчина!

Микушин – Вам какое дело? И с чего вы взяли, что я женат?

Марья – С того, что я твою жену как тебя видела! Крашеная лахудра! Черная! И ногти – прямо когти! Понятно, почему на мою Анусю польстился. С твоей женой спать – как со змеиным выводком – с изырды. У меня же дочка – добрая, веселая, симпотная…

Богдан – Веселье в ней полыхает – пожгет все кругом. Не слабее Лешиковского гостя – Ияя…

Марья – А ты женись!

Микушин – Так я ведь женат!

Марья – Тьфу! Энту брось, а Анусю возьми – не пожалеешь.

Микушин – Может быть. Наверное, не пожалею… Но ведь решиться надо.

Марья – Долго решать будешь? Скоро Мидас рванет, и тьма огни погасит, а ты прособираешься!

Микушин – Не все просто. У меня работа, коллеги, жена, тесть начальник, блестящие перспективы – взвоешь тут! Потерявши все, кому я нужен? Дочке вашей?

Богдан – Виталик, а вообще, слабо? Разруби узел!

Марья – Даже тебя не зная, скажу – незавидное твое положение, парень…. Я дочери добра хочу. Я ее, бывает, колочу и внушаю – дура, делай, как я велю, чтобы жизнь не как у меня… Я вот за Седоном погналась – и ничего не выгадала. А теперь до последнего думала, что Серго женится – и станет моя Ануська хозяйкой в Седоновском доме. Ан нет – не судьба… И ты, милок, не своей судьбой дорожишься – боишься потерять – ничего у тебя нет.

Микушин – Вы способны к философским обобщениям? по виду и не скажешь. Ваша дочь тоже интеллектом подавляет. Она кардинально переменила направление моих мыслей. Я теперь в раздрае. Что делать?

Марья – Как – что? Женись!

Микушин – Да захочет ли сама Ануся? Захочет уехать со мной в Устан – или куда-нибудь еще? Не в Котуте же нам прозябать… Предположим, согласится. Прекрасно. Нарисовать мои перспективы? После развода я получу пинок от тестя и лишусь теплого местечка. Мне придется начинать сначала. Съемное жилье, зарплата – копейки, работа – скорее всего, менеджером в торговле, то есть прислугой, постоянное недовольство и невозможность что-либо изменить – тоже прозябание. Хотя нет, в моем мире это гораздо больший жесткач.

Марья – Не пойму. Ты же молодой, богатый, сильный. Чего же так жалобно? Как бы вам ни было – хуже, чем в Котуте, быть не может.

Микушин – Может. Еще как может! Вы вполне способны понять – попробуйте. Вы далеко не глупы, как стремитесь показаться. Мне уже объясняли про феномен Худопеев – здешних гигантов мысли… Вы убеждены, что живете в захолустье, в нищете и полной безнадеге – того у вас нет и этого… Неправда! Вы живете в очень интересном, единственном в своем роде месте – на границе миров. С вами соприкасаются множество вероятностей, ипостасей, пространств – вы как шлюз в другие измерения, в непознанные глубины. Через Провал от вас – скопление Вера, северные населенные колонии – наследники Рунала. И над вами нависает гигантская тень Империи – тени прошлого вдруг оживают. Здешний тон получил сутесере (подтверждение своего статуса) по всей форме из рук Рудольфа Ракуви в Аксаре – выше инстанции не бывает. Конечно, в предыдущую эпоху Лиолк жестоко преследовал сторонников Валерана Туука, и Бесур ничего не светило. Но Лиолк сгибнул, а Ирегра разумно не оспаривает решение раана – принца императорского дома. Ирегра чует – на Севере подули новые ветра… Итак, вы – далеко не парии. Но всего этого мало. В захолустье на северной окраине вы создали свой мир – могущественный и много заселённый – мир духовных эманаций и по сути диррических свойств. Божества Империи стали участниками событий вашей жизни – Дир, Дия, Келео, Бесуж, Кама живут среди вас, вактабы с завидной регулярностью сотрясают ваш мир, Билим нанизывает витки спирали, и на определенном уровне открывается доступ в мистический Оял. Боги вашего мира очень живые и человеческие. Ну, есть еще Бесуж – как контраст. Гм, да…

Марья – Откуда ты нахватался, умник?

Богдан – Виталик, ты и меня поразил глубиной мысли! Ты в Укалаеве время зря не терял.

Микушин – Меня Ануся просветила. Порой она проявляет удивительное красноречие. Наверное, не зря ее брат – болотуш.

Марья – Слушай ее больше. Выдумщица.

Богдан – Это вы про девчонку в красной кофте и с грязными ногтями? Ну, вы меня убили наповал!

Микушин – Заткнись!.. Я продолжу. Даже если это неправда (а это не может быть правдой!), неужели кто-нибудь из вас, укалаев, согласится променять такой колоссальный, ужасный и прекрасный мир на современную действительность? Где утрачены смысл и связность бытия, где Боливел лежит в искусственной коме и питается от кучи проводов, опутавших его бессильное тело, где лицо Кемави смотрит с каждого экрана, и всем до чертиков надоели его глупые речи, где Любовь Лапшенникова – невеста – занимается днем ненавистной работой в офисе, а по вечерам дейтингом, Келео рекламируют суперскую краску для волос, а Нити – невротический подросток, кочующий из одной приемной семьи в другую? Вы согласитесь стать нормальным в этом мире? Где для пустого развлечения публично умерщвляют жирафа, а Ияя сжигают не в качестве жертвенного вавукра, а чтобы приготовить барбекю? Поверьте, есть вещи пострашнее древнего идола и пророчества Козоя! Очутиться не малой песчинкой на берегу реки Первичности, а бездушным винтиком гигантского механизма, заменившего целый мир! Ануся пойдет на столь неравноценный обмен?

Марья – Значит, жениться не хочешь. Развел эдакие турусы на колесах, а сам девчонку кинул!

Микушин – Вы русский язык понимаете? Может, мне на укалаевский перейти?

Марья – Да понимаю! Не дура! Заморочил голову Ануське – и был таков! Сядешь по статье за совращение несовершеннолетней!

Микушин – Послушайте, мамаша, если я сходил в одну сторону, то ваша дочка во всех местах побывала – и полежала. Совратил! Не смешно даже.

Марья – Ах, ты еще и смеешься, вражина!

Микушин – Я же говорил – не смешно. Мы же не в первобытном Ояле обретаемся! У нас, слава Богу, современные представления.

Богдан – Почему – слава Богу? Ты же сейчас всю нынешнюю жизнь охаял! Непоследователен ты, Виталик.

Марья – Вот я и представлю! Так представлю! Шваброй! Отхожу, дорогой зятек, по бокам тебя! Приготовился?

Микушин – Ой! Вы что? вы что? Безумная старуха! Драться с вами, что ли?

Марья – Я тебе подерусь, подерусь! Получай!

Микушин – Богдан! Оттащи от меня эту ведьму!

Богдан – Не знаю, вправе ли я вмешиваться в тонкую духовную сферу… Но драться с женщинами я не привык.

Микушин – Она не женщина – ведьма! Она меня покалечит. Чего стоишь и лыбишься?

Богдан – Я лучше позову кого-нибудь. Например, хозяина заведения – Мицкиса.

Микушин – Ой! Больно! Да где Мицкис-то?

Сергей Синевятов – Господа! Господа! Прекратите побоище! Все писсуары расколотите… Прошу – пройдемте к Евгению Виленовичу в кабинет. Сюда – по лестнице наверх… Евгений Виленович, я просто вынужден был…

Мицкис – Кто у тебя, Сережа? И что за грохот и звон снизу?

Санди Стаканчиков – Это все важные персоны – из мэрии и даже из Устана.

Мицкис – Точно? А вид у них истерзанный. Что вы учинили, господа? Стыд поимейте! У меня приличное заведение – по крайней мере, до последнего момента было… И я надеялся, публика соответствующая. Нет, чтобы прийти, культурно провести время, а вы в драку лезете? Прям бойцовский клуб – отвернешься, а они уже сцепились! Что на этот раз? Опять девчонку не поделили?

Микушин – Зачем нам делить? Твоя она теперь, Богдан, без остатка. Лети, вызволяй Жанну из заточенья!

Богдан – Добренький какой! Ты и Жанну предать готов, и семью ее.

Микушин – А как назвать человека, который тебе в друзья навеливается, а сам на твою жену глаз положил? Впрочем, все в прошлом – Краулин, Жанна и ты, Богдан. Вы меня больше не интересуете! Я вас презираю!

Богдан – Ты смелый с пьяных глаз! Утром протрезвеешь и бросишься звонить тестю в Устан, подлизываться.

Микушин – Можешь меня опередить – наябедничать раньше.

Богдан – Я с тобой честно поступал, а ты…

Мицкис – Господа! Хватит ругаться! У меня уже предел наступает. Что за напасть – за последнее время участились избиения – вас двоих и еще того несчастного лейтенанта – и все произошло после посещения ресторана. Вы что, мозги здесь свои оставляете? Придется переделать Катеринку в безалкогольное заведение. Не то Валиев меня точно возьмет в оборот.

Богдан – Вы вызвали милицию?

Санди Стаканчиков – А вам бы этого хотелось? Никогда не поздно.

Микушин – Чем она меня саданула? Ну и баба! Кажется, у меня голова мокрая – ощущеньице не из приятных…

Санди Стаканчиков – Не дергайтесь. Держите голову прямо. Вот полотенце – не отнимайте. На диван прилягте.

Микушин – Да что у меня там? Мозги текут в дырку?

Санди Стаканчиков – Если бы… Но не столь трагично. Кровотечение быстро закончится.

Микушин – Благодарю! Премного благодарю! Персонал тут у вас, Мицкис – боевой, отчаянный. Чуть что – и сразу атакует!.. Сильнее пошла?

Мицкис – Чего?

Микушин – Того! Кровь!

Мицкис – Да не тряситесь – не помрете от такой ранки. Даже швы накладывать не придется.

Богдан – Виталий, вот только ответь – ты это нарочно?

Микушин – Чего нарочно?

Богдан – Драку спровоцировал и теперь лежишь и стонешь. Лишь бы за Жанной не ехать?

Микушин – Ты не вяжись, психопат влюбленный – тьфу! любовник психованный! Или как лучше? да никак! Да езжай ты, куда хочешь! Хоть в Галактику Вера! верхом на Мидасе – или на Пегасе… Ох, язык у меня заплетается…

Богдан – Мозги у тебя все в пробитую дырку вытекли!

Микушин – Ты еще здесь? Отвали! Не то пощипаю твои рыжие лохмы! Пузатый Ромео!

Мицкис – Ну-ка, замолчали оба! Вы не вскакивайте с дивана. А вам, Богдан Осипович, пора убираться восвояси, баиньки – вечер закончился. Сейчас машину вам организуем. Работнику мэрии нельзя так позориться! У вас завтра рабочий день – труд на благо горожан. Вот и трудитесь!

Микушин – Слышал? Катись! Ты привык лизать ботинки Кореневу – на! лови напоследок!..

Мицкис – О Господи! Вы чего обувкой швыряетесь? Врача вам, наверное, надо… Санди, набирай телефон скорой.

Микушин – Никакого врача! Терпеть не могу всякие процедуры!

Мицкис – Не дергайтесь. Лежите. Случай, поучительный для вас – не потеряй недавно одна поселковская девушка туфлю – то и не встретилась бы на дороге с невестой…

Богдан – Вы сами-то нормальны? Может, вас тоже избили, Мицкис? У вас есть повод драться – ваша девочка Оленька каждый вечер в Катеринке блистает и много воздыхателей привлекает – помоложе и покрасивей.

Мицкис – Вам помощь врача психиатра точно не нужна, Богдан Осипович?

Богдан – Обойдусь. Зато не премину сообщить властям про безобразия, которые здесь творятся. У вас под носом наркопритон! Если проверить, как следует, кое-кто из персонала сядет, а вам еще доказывать, что ничего не ведали. Очень сомнительно!

Мицкис – Какой вы честный и принципиальный – сейчас крылышки за спиной отрастут. Не одни раньки порхать будут над Укалаевым… Во-первых, харзу никогда не относили к наркотикам. Просто так вопрос не ставился. Во-вторых, это же вы, приезжие, тянетесь к местным запретным плодам – вы создаете ажиотаж, предлагаете деньги. И какой-нибудь поселковский паренек, Валька там или Петька, раньше и не задумывавшийся об этом, поддается соблазну… У вас, Богдан Осипович, репутация в городе…

Богдан – Я харзой не торгую!

Санди Стаканчиков – Но употребляете. А еще чем вы занимаетесь? Это как теперь назвать? Половым просвещением? И ученицы у вас нежного возраста… Полагаю, что ваш шеф обрадуется, если всплывут подробности ваших ночных делишек.

Богдан – Вы угрожаете, господин хороший? Ноги моей больше здесь не будет!

Мицкис – Разумно. Лично для меня досадно не встретить вас больше в Катеринке – досадно, но я стерплю. Всего наилучшего, Богдан Осипович. Выход там!

Микушин – Этот придурок убрался?

Санди Стаканчиков – Ушел. Спокойно.

Микушин – Кажись, кровь перестала. И перед глазами оранжевые огоньки уже не высверкивают. Значит, выживу.

Мицкис – Конечно, выживете, Виталий Антонович. Утром проснетесь – и вам будет стыдно.

Микушин – Да вот еще! Это вы виноваты, Мицкис – у вас здесь дикие бабки у туалета людей подкарауливают. Это нормально?

Мицкис – Я скажу Марье. Усовестю ее.

Микушин – Выгоните прочь! Она всех клиентов распугает.

Мицкис – Легко вам говорить. Вы в средствах не стеснены – при такой должности да еще влиятельном тесте. Вот и куражитесь. На какую эмоциональную речь вас растащило – аж с надрывом. Я получил удовольствие… Наши люди вынуждены просто терпеть. Прогнать эту женщину? Где она работу найдет? На ее копейки кормится семья. У нее больной муж, дети…

Микушин – И что – теперь она может безнаказанно разбивать чужие черепа?

Санди Стаканчиков – Не так, чтобы разбила, Виталий Антонович. Можете убрать полотенце. У вас все в порядке. Настаиваете на вызове милиции? Зачем вам это?

Микушин – Как зачем? Я пострадавший!

Санди Стаканчиков – Позвонить Валиеву? Милиция приедет и начнет выяснять подробности – кто что сказал и сделал. Опрашивать свидетелей. Устанавливать причину вспыхнувшей неприязни – с чего это вы сцепились… Вы горите желанием все зафиксировать в протоколе?

Микушин – Я? М-м-м…

Санди Стаканчиков – То-то же. Пресса взовьется. Особенно городской канал Светозара – он же, кажется, переметнулся на сторону Седона? Вас ославят, Виталий Антонович. Вы же чиновник – должны понимать такие вещи.

Микушин – Теперь уже меня вы запугиваете после Богданчика? Да плевать я хотел! Я отдыхал в свое свободное время!

Санди Стаканчиков – Не плюйтесь. Похоже, у вас избыток свободного времени – вредно это… Полно, не на работе же вы убиваетесь. Вас прислали из области в помощь Кореневу? И как? Помогаете? Да, ладно вам! На нынешнем этапе избирательная компания в Укалаеве пошла самопроизвольным ходом – как выпущенная из рук коляска по знаменитой одесской лестнице – прогромыхает несколько пролетов и завалится на бок. Тоже и у нас – чем-нибудь все равно завершится – кого-нибудь выберем. Стоит ли волноваться? Тем более драться?

Микушин – Я и не волнуюсь!

Санди Стаканчиков – Вот! Правильно! Найдутся занятия приятней.

Микушин – Вы про что?

Санди Стаканчиков – Про то самое. Должен предупредить. Вы, приезжий, в Укалаеве живете в доме со стеклянными стенами – пусть вас не расслабляет комфорт мицкисовской гостиницы. Но когда я намекал на приятные занятия, я не хотел вас задеть, Виталий Антонович. Что не так? Обычно с укалаевками иметь дела легко и приятно. Все бывают довольны. Что с вашей девочкой – Анусей, верно?

Микушин – Достали вконец! Да, живете вы в Укалаеве просто и незатейливо – двери не запираете, шторы не опускаете, чуть что случись – и пошло словоблудие. Вы почему-то свято уверены, что так должно быть, и всех переделываете под свой лад. Даже мысли не допускаете, что кого-то ваша непосредственность и навязчивость не устраивает! Бесит!!

Мицкис – Слышь, приятель, Ануся весь город устраивает, а вас нет? Ну, извиняйте, у нас по-простому, мы не навеливаемся. Устраивает – бери, а не устраивает – иди дальше…

Микушин – Устраивает!

Мицкис – В чем тогда загвоздка?

Микушин – В сумасшедших бабках со швабрами!

Мицкис – Эта бабка – мать Ануси. Теща ваша несостоявшаяся. И основание для обиды у нее есть. Хотя бы тот случай, когда вы Анусю выставили из номера голой. Здесь гостиница, а не бордель.

Микушин – Я ее дочку не совращал – она сама ко мне прибежала. В дверь не пустишь – в окно залезет. Оторва! Сначала дочка, затем мать – и все по мозгам ударяют! Мозги у меня не чугунные!

Санди Стаканчиков – Достойное семейство Рожковых. Но вы связались с ним добровольно.

Микушин – Если бы я знал! Мамаша требует, чтобы я женился на ее ненормальной дочке! Но я-то абсолютно нормален.

Санди Стаканчиков – Это поправимо. То есть, ваша ситуация – не нормальность. То есть, вы нормальны – даже более чем… С Марьей поговорят. А вам, Виталий Антонович, пора успокоиться – уже натешились вы в Укалаеве.

Микушин – Понимаете, одно за другим – я уже и сам не рад. Пробитая голова – это мелочи…

Санди Стаканчиков – Мы вам поможем.

Микушин – Кто вы?

Санди Стаканчиков – Мы – даст Бог, станем друзьями. Позвольте передать вам приглашение.

Микушин – Чувствую подвох – а вы что чувствовали бы на моем месте?

Санди Стаканчиков – Валерий Михайлович Седон хочет с вами познакомиться. Ему звонил Юрий Семенович Краулин и назвал ваше имя. Тему для обсуждения вы найдете.

Микушин – Ого. Понеслась коляска вниз по лестнице.

Санди Стаканчиков – Простите, что?

Микушин – Куда он меня приглашает? В Усневку? Это где-то в лесу?

Санди – В…в… Ах, туда! Почему туда? Нет, гораздо ближе – на Межуй, в свой дом. Но сейчас уже хватит приключений. Вас отвезут в гостиницу – отдохните, приведите себя в порядок, ждите звонка. И не морщитесь жалобно – цела ваша голова.

Мицкис – А у нас, похоже, еще гости. В дверь тихонько скребутся. А чего не с ноги – р-раз!! Это уже в обычай превратилось…

Глеб Туров – Прошу прощения! Не помешал?

Санди Стаканчиков – Нисколько, Глеб Германович.

Глеб Туров – Ого! Еще по имени – отчеству. Мы вроде не знакомились?

Мицкис – Вас уже узнали. Все нормально. Что такое?

Глеб Туров – Очень странно – в коридоре валялся ботинок. Я решил занести. Может, потерял кто?

Мицкис – Спасибо. Не потеряли – просто временно оставили.

Глеб Туров – Посредине коридора?

Мицкис – А что тут странного?

Глеб Туров – Ничего. Если все в порядке, то мы, пожалуй, пойдем…

Мицкис – Машина нужна? Вам до Котутя? Быстрехонько доставим. Сережа!

Глеб Туров – Нет, мы пехом. Проветримся дорогой. У вас тут безопасно по ночам?

Санди Стаканчиков – С Катей Келео – вашей спутницей – можете ни о чем не волноваться, Глеб Германович.

Мицкис – Ага. Даже раньки не осмелятся потревожить. До свидания.

Санди Стаканчиков – Новый персонаж. И новый штрих на нашей общей картине… Я слышал, что он с Цинесмия – логично – кому же еще прыгать через Провал, спасать ситуацию? Мидас-то кочегарит…

Мицкис – Что если нам доведется лицезреть оранжевый пламень как на Анастасии? Зрелище последних времен.

Санди Стаканчиков – Времена всегда последние. Дирарен. Проблем хватает. На Севере тоже не все гладко. Смена эпох – первый Лиолк, потом Ирегра – и вот уже Рунал как птица феникс… Естественно, меркурианцы взъерепенятся – они уже показали когти на Сивере. Но в Рунальском хозеде первыми не начнут – подставят других идиотов. А Цинесмий беззащитен… Интересно, догадывается ли наш цинесмиец, кто его капитан… Вообще-то, эксперименты, подобные Мидасу, противоречат Лиолкскому поставу – запрещены манипуляции в диарре-поле… Как бы то ни было, мы обязаны достойно принять посланца аксарского принца. Надо его пригласить… Евгений Виленович, вы найдите водителя и машину. И сопроводите молодого человека до дома. Чтобы быть абсолютно уверенным. Вы правильно подметили – за истекший месяц много происшествий с вашим рестораном. Гостя нужно беречь.

Мицкис – Разумеется. Я позабочусь. Как раз Сережа Синевятов и поедет.

Санди Стаканчиков – Синевятов? А вы не дослышали, что говорили возле туалета про вашего сотрудника? Почему-то всегда возле туалета… И пахнет там, действительно…

Мицкис – Нет, а что? Сережа – неплохой работник. Не без фанаберии…

Санди Стаканчиков – Только—то? Есть обиженные на него? С другой стороны, на каждый роток не накинешь платок… Это – ваше хозяйство… Поступим так – разделимся. Этот Синевятов поедет до Котутя, а нашего раненого мы подбросим до гостиницы.

Мицкис – Вы же не водите машину, Александр Валентинович.

Санди Стаканчиков – Совершенно верно. Нас привезла сюда Татьяна – она же и отвезет обратно.

Мицкис – Татьяна? Дочка Валерия Михайловича?

Санди Стаканчиков – Она самая. Я пойду к ней. Хотя погодите – с нами еще третий был, звали его Стас. Скользкая личность. Вы, Евгений Виленович, поищите этого Стаса. Впрочем, если не найдете – я не буду в претензии…