Читать книгу Самоубийство сверхдержавы - Патрик Бьюкенен - Страница 29

Как и предрекал Беллок, вызов гегемонии светского Запада бросил окрепший ислам, который, имея 1 570 000 000 последователей, заместил католицизм в качестве крупнейшей мировой религии{247}. Ислам сегодня является основной религией сорока восьми государств, то есть четверти всех членов Организации Объединенных Наций. Мусульмане в настоящее время составляют 5 процентов от общей численности населения Европейского союза, их доля даже выше среди населения Великобритании, Испании и Нидерландов{248}.

Популярный миф утверждает, будто большинство мусульман являются арабами. Шестьдесят процентов мусульман проживают в Азии. В Индии 150 миллионов мусульман – седьмая часть населения страны, вдвое больше, чем в Иране. В Германии численность мусульман выше, чем в Ливане. Китай, где 26 миллионов верны исламу, превосходит по численности этой религиозной общины Сирию. В России мусульман больше, чем в Иордании и Ливии, вместе взятых. Исламизация планеты очевидна{249}.

Что позволяет утверждать, что ислам меняет и покоряет Запад?

Во-первых, благодаря высоким темпам рождаемости, исламское население неуклонно растет, тогда как западное сокращается. Во-вторых, иммиграция возвращает ислам в Европу – через пятьсот лет после его изгнания из Испании и спустя три столетия после отступления с Балкан. Миллионы иммигрантов заполнили «пробелы», возникшие вследствие старения, вымирания и абортов. В-третьих, когда-то воинствующей была христианская церковь, а сегодня таковой стала мечеть.

В-четвертых, ислам дает правоверным ясные, убедительные и последовательные ответы на великие вопросы жизни: кто сотворил меня? Почему я здесь? Как жить праведно? Уготовано ли мне место на небесах? «Настаивая на личном бессмертии, единстве и бесконечном величии Бога, Его справедливости и милосердии, на равенстве людей перед Творцом, ислам обретает силу», – писал Беллок{250}. Ислам предоставляет причину жить и причину умирать за веру. Это воинственная вера. А за что готов отдать жизнь светский, гедонистический западный человек, который считает, что иной жизни у него не будет? Где вы, мученики материализма?

Мусульманский мир, как и последние остатки христианства, ужасается сибаритству Запада. Как пишет Джеффри Кунер, «главнейшим источником глобальной ненависти к Америке выступает наша декадентская поп-культура»{251}. Многие западные авторы и мыслители разделяют вынесенный исламом приговор светской культуре Запада. Англо-американская культура, по характеристике английского журналиста Малькольма Маггериджа, «нигилистическая в целях, этически и духовно пустая и поистине гадаритская[53] в устремлениях»{252}.

Наконец, ислам является универсальной религией, которая утверждает, что только она предлагает путь к спасению, только ей суждено стать религией всего человечества. Ислам делит мир на «потерянных» и «избранных», Дар аль-харб и Дар аль-ислам[54]. Христианские миссионеры, которые проповедуют в Дараль-ислам, и мусульмане, обратившиеся в христианство, рискуют смертным приговором – от государства, чиновника любого ранга или уличной толпы. Для мусульман не существует равенства религий, считается кощунством и вероотступничеством относиться ко всем религиям одинаково. На светском Западе нетерпимость признается тяжким грехом, но она символизирует крепкую веру.

Когда Абдул Рахман, сорокаоднолетний афганец, обращенный в католицизм, пытался забрать своих дочерей у бабушек и дедушек, которые тех воспитывали, его арестовали и обвинили в вероотступничестве. Рахман отказался отречься от христианства. Прокурор потребовал смертной казни, и афганский народ поддержал это требование. Только бегство в Италию помогло Рахману сохранить жизнь{253}. Это произошло на шестой год после того, как США освободили Афганистан от талибов.

Исламское присутствие в Европе возрастает, и этим пользуются популистские партии, требуя остановить иммиграцию из мусульманских стран и обеспечить главенство западных ценностей. В ноябре 2009 года швейцарцы проголосовали против разрешения на строительство минаретов и молитвенных башен в местных мечетях{254}. В 2010 году выяснилось, что предложенный президентом Франции Николя Саркози запрет на ношение мусульманской женской одежды[55] поддерживают 70 процентов французов и большинство населения Германии, Великобритании, Голландии и Италии{255}.

Тем не менее, европейские элиты тяготеют к самоуспокоенности. Роуэн Уильямс, архиепископ Кентерберийский, полагает «практически неизбежным», что Великобритания «вынуждена будет смириться» с фактом, что «миллионы мусульман не признают британскую правовую систему. Прежний подход, «один закон для всех», кажется несколько чрезмерным»{256}.

То есть британский закон должен пополниться шариатом, сводом религиозных правил ислама, и начать нужно с законов о браке и финансовой деятельности, продолжает архиепископ Уильямс, иначе Великобритания окажется в состоянии бесконечной культурной войны со своими мусульманами. «Мы не желаем… противостояния, в котором закон будет противоречить совести людей. Нужно найти способ конструктивной адаптации ряда аспектов мусульманского права»{257}. Мусульман нельзя ставить в «такое положение, когда им придется выбирать между лояльностью культуре и лояльностью государству»{258}.

Учитывая яростное сопротивление секуляристов публичной демонстрации христианства, подобное стремление к принятию ряда положений исламского права со стороны британского архиепископа показывает, кого Запад действительно боится. Фетва[56] аятоллы Хомейни против писателя Салмана Рушди за роман «Сатанинские стихи» и беспорядки во всем мире и взрывы после публикации карикатур на Пророка Мухаммада в датской газете заставили Европу слегка встрепенуться, как и убийство мусульманским радикалом кинорежиссера Тео ван Гога. Убийца дважды выстрелил в ван Гога, уселся на него, перерезал горло, а затем вонзил в грудь нож – с листком, на котором был стих из Корана. В новом мире, в который мы вступили, оскорбление мусульман куда опаснее, чем оскорбление христиан.

Ван Гог, пишет фламандский историк Пауль Белиэн, «был несдержанным на язык и крайне неприятным типом», которому «особенно нравилось изводить верующих. Он начал с нападок на христиан, но, поскольку в толерантной Голландии конца двадцатого века это никого особенно не шокировало, вскоре перешел к оскорблению иудеев»{259}.

«К концу столетия, достаточно шокировав иудеев, ван Гог обратил внимание на новую «священную корову» мультикультурализма – ислам.

Когда его спросили, после убийства Пима Фортейна, активиста защиты прав животных, с которым они дружили, не боится ли он, ван Гог ответил: «Нет. Кому нужно убивать деревенского дурачка?» Как оказалось, он ошибался; в отличие от христиан и иудеев, мусульмане не слишком терпимы к деревенским дурачкам»{260}.