Читать книгу Тихий омут - Павел Беляев - Страница 4

Стрекотали кузнечики, в стогу копошились мыши. Пахло скошенной травой и ещё непросохшим сеном. Переменчивый ветер то нёс запах тины с Ниствы, то едва уловимый приятный аромат хвои с перелеска.

На высоком, крытом мешковиной стоге, положив руки под голову, лежали мальчик с девочкой лет двенадцати. Они уже порядочно замёрзли и клацали зубами, но не смели оторвать взора от бездонного неба с россыпью звёзд. Ни одного облачка их не закрывало. Погода стояла безмятежная.

– Видишь эти семь звёзд, как бы жмущихся друг к другу? – водя перед собой указательным пальцем, спрашивал Аней. – Это Стожары. В некоторых свитках говорится, что именно оттуда к нам попадают маньяки.

– Но ведь пастор говорил, что маньяков на нас посылает Господь, как наказание за грехи наши, – возразила Ия. – Выходит, он врёт?

– Пастор? – стушевался парень. – Не знаю. Скорее всего, врут свитки. Ведь в некоторых сохранились предания ещё с языческих времён, когда до людей не дошло святое писание.

– Значит, Стожары не имеют отношения к маньякам? – настаивала девочка.

– Не знаю я, – раздражённо бросил Аней. – Говорю, что читал. Не сам же придумал…

– Глупые ты вещи читаешь, – поморщилась Ия. – Вот я читать вовсе не умею, но знаю, и про маньяков, и про звёзды. Никто оттуда не падает. Звезда сама появляется на небе, когда рождается человек, чтобы освещать ему путь земной, даже когда становится совсем туго и темно. А когда мы умираем, наша звезда гаснет или падает.

– Ага, – фыркнул парень. – Еличан, как-то рассказывал. Вот, говорит, смотрю, смотрю на небо, а там звезда падает. Ну, я говорит, пожелал лёгкой смерти тому человеку, а это и не звезда вовсе.

– А что?

– Маньяк!

– Тьфу на тебя, с твоими маньяками! И вообще, зябко мне, – Ия заворочалась и задом принялась сползать с сеновала. – Ой, мамка проведает, что чуть не до зари гулялась… Вот браниться-то будет… Заболтал ты меня совсем со своими маньяками!

Тут кто-то схватил Анея за ноги и потянул вниз. Он попытался зацепиться за сено, но куда там?

– Караул! Маньяк! – заверещал парень, пытаясь отбиться от чудовища.

Тут послышался дружный хохот. Конечно, это был никакой не ман, уж лучше бы он. Это Полей со своими дружками – балбесина стоеросовая валаднается посредь ночи! Они стащили щуплого смешного паренька со стога и принялись потешаться на чём свет. Рядом в тихой ярости сжимала губы маленькая пухлощёкая девочка Ия.

– Отойдите от нас, дураки! – выпалила она, устав ждать каких-то решительных действий от Анея.

Хулиганы дружно захохотали и, сложив пальцы в знак «козы», принялись щекотать девчонку. Она пищала и неумело пыталась отбиться, но её окружили с трёх сторон, и шансов практически не оставалось.

Наконец, смелости набрался Аней. Он боязливо бросил: «Отойдите от неё, придурки!» — и толкнул одного их хулиганов. Похоже, именно этого они и добивались. Полей с друзьями свалил паренька наземь и щедро принялся отвешивать тумаки и оплеухи. Аней свернулся клубком.

Это занятие, правда, быстро надоело Полею, и ребята ушли, назвав напоследок Анея тряпкой и слизняком, а Ию полной дурой, поскольку ей не следует даже здороваться с ним.

Девчонка расплакалась только тогда, когда обидчиков и след простыл. Её друг по-прежнему лежал на земле и тихонько поскуливал.

– Аней, тебе больно? – захлопотала Ия, боясь прикоснуться к нему, чтобы ненароком не тронуть какой-нибудь синяк. – Куда они били? Ты можешь встать?

Парень, молча, сел, поджав колени к груди, и принялся растирать шею.

– Всё хорошо?

– Лучше не бывает, – огрызнулся мальчик. – Козлы, дубины стоеросовые! Ия?

– Да?

– Клянусь тебе, что, когда дорасту до посвящения, всё станется иначе. Я докажу всем этим… Дуракам! Что умная голова сильней узловатых мускулов! Ты веришь мне?

– Верю. Верю, Аней, ты только поднимайся. Ты ведь можешь подняться?

– Ты мне не веришь… – удручённо покрутил головой мальчик. – Жаль. Мне очень важно, чтобы ты мне верила…

Он тяжело поднялся и, держась за правый бок, нетвёрдым шагом отправился к родной избе. Ия поддерживала его за плечи. Горючие слёзы ручьями стекали по девичьим щекам и палили сердце парня пуще огня. Пуще всех ссадин и синяков. Век бы их не видеть.

– Они ответят за твои слёзы, – посулился Аней. – Звёзды перемешаются с землёй, но они ответят…

– Конечно, ответят, – согласилась девчонка. – Господь каждому воздаст по заслугам.

– Может, и не Господь…

* * *

День клонился к закату.

На завалинке около небольшой бревенчатой избушки сидел лысый мужчина. Он вовсе не отличался красотой или богатством наряда – длинная, почти до пят, чёрная холщовая рубаха, подпоясанная кумачом и старые затёртые сапоги. Зато на шее висел золотой круг, перечёркнутый крест-накрест тонкими серебряными линиями.

Пастор Клер никогда не относился к людям, готовым часами наблюдать закаты и восходы. Он был равнодушен ко всем проявлениям природы, воспетым в песнях и балладах. Дождь всегда оставался для него лишь унылой промозглой порой, попав в которую легко можно получить насморк; листопад с детства напоминал о том, что мир бренен, и смерть настигнет каждого, а тот самый пресловутый закат не был ничем иным, как символом регулярной, хоть и кратковременной, победы тёмных сил над светом.

Но, невзирая на свои взгляды, каждый вечер после службы пастор возвращался домой и подолгу просиживал на завалинке или крыльце, бессмысленно уставившись на последние всполохи гаснущего солнца.

С тихим протяжным скрипом отворилась дверь. На пороге возникла грузная маленькая баба. Она сложила руки на груди и поджала тонкие губы. Взгляд узких, заплывших глазок испепелял мужчину.

Клер бросил короткий взгляд на серые засаленные юбки жены и брезгливо скривился.

– Гляньте, – низким голосом каркнула женщина, – сидит. Сидит себе и в ус не дует. Нет, вы посмотрите, а? Ещё и глухим притворяется. Ну, конечно, дров-то наколоть нам не надобно, и печь-то в избе сама-собой затопится. А жрать поди потребуешь? Хочешь жрать, говорю? Кровля совсем прохудилась, жерди скоро треснут, чего ты ждёшь? Ты меня вообще слушаешь? Рожа басурманская?

Пастор лишь хмуро посмотрел на неё снизу-вверх и вновь продолжил наблюдать за ленивой погоней двух небольших облаков на умирающем небе. Кое-где уже загорались тусклые звёздочки, а над крышей навис холодный безразличный месяц. Ветер дул со стороны Ниствы, донося тихий едва уловимый запах цветущих водорослей.

– Сынько! – фыркнула баба и громко хлопнула дверью. Так в лихоборских землях называли лодырей, желая обидеть елико возможно. Даже ругательство «трутень» по сравнению с «сынько» не считалось таким уж обидным.

Клер поёжился и выудил из-под соломы чекушку ржаной настойки. Откупорив глиняный бутылёк, он воровато оглянулся и быстренько припал губами к горлышку.

Неподалёку раздался мерный стук копыт. Поначалу пастор не обратил на него внимания, полагая, что кому-то из слободских приспичило на ночь глядя куда-нибудь вожжи навострить. Однако, когда служитель церкви поднял слегка захмелевший взгляд, то увидел перед собой троих всадников. Они были одеты в просторные туники сочно-зелёного цвета и серые кожаные плащи. Лица скрывались под глубокими капюшонами. На груди висели золотые косые кресты, заключённые в круг.

Мужчина сглотнул.

– Пастор Клер? – задал вопрос первый всадник.

– Да, это я. Я здесь пастор, – закивал Клер, затравленно взирая то на одного незнакомца, то на другого, то на третьего. Потом лицо его неожиданно прояснилось, а он сам аж привстал, – Я нужен в Храмовых скалах? Вы пришли за мной?

– Нет, ты нам не нужен, – неприятным высоким голосом произнёс второй. Его вороная кобыла ни в какую не могла устоять на месте, и то ходила кругами, то нетерпеливо переминалась с ноги на ногу. – Нам потребно, чтобы ты подобрал претендентов на обучение. Высшая семинария непосредственно при главном храме объявила новый набор. Ты служишь здесь вот уже не первый год, и мы полагаем, знаешь многое о местных жителях. К тому же, в Храмовых скалах имеются сведенья, что ты открыл приходскую школу. Более достойного начинания для человека сложно и придумать.

– Тебе вдвое увеличат жалование, – хрипло молвил третий. В отличие от первых двоих, что он, что лошадь стояли смирно, точно высеченные из камня. – И… Это пока неофициально, но возможно, скоро тебе будет голубь с вызовом в Храмовые скалы.

– Ой, что же это мы! – засуетился пастор. – Проходите в избу. За коней не беспокойтесь, тут за углом есть коновязь и корыто с водой и просом. Куляба! Пошевеливайся, квашня! У нас гости!

– Нет, пастор, – оборвал его «каменный». – И сам не суетись, и жену не тревожь. У нас ещё много дел на сегодня, поэтому задерживаться недосуг. Мы вернёмся послезавтра, будь готов представить претендентов. Нам нужны мальчики и девочки от десяти до тринадцати лет, – бросил через плечо незнакомец. Не прощаясь, всадники развернули коней и тихонько побрели в сторону постоялого двора.

Через день в классе приходской школы было шумно, как никогда. Клер поработал на славу. Он подобрал десять более или менее грамотных ребят интересующего возраста. Разумеется, тут сидели и просто умницы, на которых пастор не мог нарадоваться да наглядеться, и те, что читали через пень-колоду, а писали и того хуже. Но на всякий случай, служитель пригласил и их.

У школы творилось что-то невероятное. Невзирая на то, что с самого утра накрапывал мерзкий студёный дождик, и ветер пробирал до нутра, за окнами толпились едва ли не все слобожане от мала до велика. Каждому хотелось поглазеть на заезжих гостей, аж с самих Храмовых скал! А там, глядишь, и – чем чёрт не шутит? – удастся замолвить словечко за собственное чадо. Поэтому едва ли не все, кто окружил в то утро приходскую школу, имели при себе либо огромный шмат сала, завёрнутый от чужих глаз в полотнище, либо котомку с кровяной колбасой, либо что-то ещё. Словом, запаслись люди снедью и ценностями, чтобы как-то подмаслить вербовщиков.

Всадники появились ближе к полудню, когда худо-бедно распогодилось. Они спешились и прошли в школу, не обратив и малейшего внимания на беснующуюся толпу, щедро расточавшую подобострастные комплименты и внушительные посулы. Когда они вошли в светлицу с претендентами, повисло гробовое молчание.

Вербовщики несколько раз прошлись вдоль стройных рядов, иногда останавливаясь рядом с кем-то из претендентов. Они по-прежнему скрывали свои лица под капюшоном и ходили по светлице в полном молчании.

Некоторые, особо впечатлительные девочки и мальчики, решили, что незнакомцы мертвы. А лица закрывают, чтобы скрыть следы тлена или вовсе голые черепа… Что, кстати, неплохо объясняло и престранное молчание тех, кто по определению должен отличаться словоохотливостью и красноречием. Ведь каждому ведомо, что мёртвые не разговаривают.

Однако они ошиблись. Когда пришельцы закончили осмотр, то собрались около колченого столика, и средний заговорил низким бархатистым голосом.

– Чада мои, отрадно видеть, что в сей прекрасной слободе столько юных созданий познали свет грамоты, – после этих слов он простёр руки к небу и продолжил чуть громче. – Так возблагодарим же Господа, что послал к вам во просвещение столь достойного мужа, как отец Клер!

– Воистину! – хором отозвались дети.

– Уверен, вам ведомо, для чего нынче пастор позвал всех вас. Прискорбно, но нам дозволено взять с собой в Храмовые скалы только четверых молодцев и дев, чтобы дать им возможность постичь свет истины. А посему будут испытания. И лишь прошедший сможет войти под своды Великого Храма полноправным послухом-семинаристом.

Аней слушал его, затаив дыхание. Всё происходящее казалось далёкой от жизни сказкой. Ещё вчера никто не смог бы и помыслить, что в такую глушь приедут вербовщики аж из Храма. Уму непостижимо. И это был шанс из тех, что выпадают единственный раз на всю жизнь.

Мальчик уже решил для себя, что будет круглым дураком, если упустит его. И, наверное, впервые за своё недолгое существование Аней зарёкся идти до конца. Сражаться за место, которое, по его мнению, должно принадлежать только ему.

Вербовщик в тот день наговорил ещё много чего, но мысли Анея были уже далеки от приходской школы. Грезилось ему, как возмужав, сын простого жнеца возвращается домой в лучах славы и самого высокого образования. Как с опаской и затаённым восхищением смотрят на него слобожане. И уж, конечно, как встречает его милая белокурая девушка Ия. Как её ручки вьюнами оплетают шею, а пухлые губы оставляют на щеке жгучий поцелуй.

А потом начались испытания, продлившиеся три дня. Большая их часть оказалась совершенно непонятной. Претендентов на время изолировали от семей и поселили прямо в школе. С каждым подолгу разговаривал кто-то из вербовщиков на совершенно разные темы. Проверяли грамотность ребят, их знания закона божьего и основного набора молитв. Обязательно несколько раз в день случались споры, в ходе которых таинственные гости пытались убедить ребятню, что нет единого и неделимого бога, а есть, по сути, разрозненные сгустки колдовских течений, определённым образом влияющих на бытие. И судя по всему, храмовники были удовлетворены, что все, как один, претенденты на место в высшей семинарии до хрипоты принимались доказывать обратное.

Странное дело, но проверке подверглись и телесное развитие будущих послухов. Жестокие вербовщики заставляли их проплывать до двух верст за день, а пробегать и того больше. Под пристальным надзором устраивались самые разные виды кулачных боёв. От охотницкого, когда противники бились один на один, до сцепного, когда на круг выгоняли всех претендентов и предлагали драться каждому за себя.

Словом, за три дня загадочные незнакомцы, так и не показавшие своих лиц, выжали из ребят все соки.

* * *

Гости гостями, а сенокос никто не отменял. И хотя он уже прошёл, как таковой, предстояло сделать ещё многое. Вязались снопы, запасалась на зиму солома, а через седмицу, на молодой месяц, было решено начать сеять озимые. Лишь бы холода не ударили раньше.

Пока семейство страдало[1] в поле, Ия с двумя младшими сёстрами управлялась по хозяйству. С утра у неё всё валилось из рук, всё шло кувырком. Мало того, что забыла про квашню, и та выбежала, так ещё и разбила любимый матушкин горшок, в котором она частенько готовила кашу на всю семью.

Вернётся, вот браниться-то станет!

В дверь постучали. Сама, не зная от чего, девочка вздрогнула и неловким движением рассыпала по столу морошку. Она раздражённо всплеснула руками и принялась сгребать ягоду в подол.

– Ждана, отвори дверь!

Маленькая семилетняя девчушка в простеньком сером сарафанчике со всех ног бросилась открывать.

– Это Аней, – разочарованно бросила Ждана и зашлёпала босыми пятками в сторону курятника.

Ия на мгновение замерла, а потом быстренько высыпала морошку в первый попавшийся туесок и бросилась в сени. Её друг пытался повесить на гвоздь трёх сушёных карасей. Увидев девочку, он глуповато улыбнулся и протянул рыбу.

– Она сама упала, – неловко пожал плечами мальчик.

– Положи на бочку. Ну, как? Что там было-то? По слободе такие слухи ходят, с ума можно сойти…

– Квас есть?

– Пошли! – она схватила Анея за руку и поволокла в горницу.

Усадив его на широкую лавку, покрытую серой недавно постиранной тканью, девочка суетливо налила в ладью квасу и поставила на стол чашку с блинами. Села напротив, подперев лицо кулачками, и вперила в него взор серых глаз, похожих на северное дымчатое небо.

– Ну, вот, – мальчик напился вдоволь и начал рассказывать. – Когда сначала нас всех проверяли на грамотность, я был чуть ли не первый, представляешь? Меня опережал только Колыван.

– Колыван? – округлила глаза Ия. – Он что, читать умеет?

– И не только. Знаешь, оказывается, сколько всего знает?

– А такой дубиной притворяется… Ну-да, дедер с ним, сказывай дальше?

– Вот, – продолжил Аней. – Но когда пошли испытания на сноровистость и вёрткость… В общем, оплошал я там. Что и говорить? Едва ли не хуже всех, – удручённо покрутил головой паренек.

– Так тебя берут или нет?! – устав ждать, выпалила девка.

– Да! – радостно сообщил Аней и по-скоморошьи поклонился. – День на сборы, и завтра уезжаем к Храмовым скалам!

– Поздравляю, – тихо пролепетала Ия и опустила взгляд. – Надеюсь, тебе там понравится…

– Эй, – парень взял её за руку и притянул чуть к себе, – ты что, не рада за меня?

– Рада, – пожала плечами девочка и высвободилась. Поёжившись, она подошла к окну. Тихонько прислонилась к бревенчатой стене и вздохнула, – Только грустно… мне. Грустно расставаться.

– Вот глупая, – Аней выскочил из-за стола и в три прыжка оказался рядом с подругой. Взяв её за плечи, легонько развернул к себе и попытался заглянуть в глаза. – Мы же расстаёмся не навсегда! Я буду возвращаться каждое лето.

– Каждое лето… – вздохнула Ия и кончиками пальцев провела по стареньким наличникам. – Сущая безделица, правда?

– Ну, конечно! – Аней заходил кругами, не зная, куда деть руки. Он то чесал затылок, то складывал их на груди, то затыкал большие пальцы за пояс. – Всего несколько зим, и я вернусь образованным, уважаемым человеком! Это великий шанс достигнуть таких высот, которых никогда не достигнет ни один из слобожан. Это ведь не навсегда, Ия… Я буду писать тебе письма. Каждый день. Я буду писать тебе так часто, что порой тебе будет казаться, что я на самом деле рядом. Там же, где и ты.

– Кто мне будет читать эти письма? – девочка по-прежнему грустно смотрела в окно. Иногда её губы крепко сжимались, становясь почти незаметной бледной полоской, но Аней не мог этого видеть. – Не все такие образованные, как ты.

– Пастор Клер, – не растерялся будущий семинарист. Он бросил кружить и вернулся за стол. Резким порывистым движением Аней налил себе квасу и быстро стал пить, даже не замечая того, что напиток лился через край, попадая за шиворот. – Пастор Клер, здесь он самый грамотный. И к тому же он поп, а значит, можно не бояться, что он кому-то разболтает. Он может помогать тебе писать ответы. Или ты сама… Сама можешь пойти в школу и научиться.

– Да, ты прав, – вздохнула девица и тоже вернулась к столу. – Всё правильно, ты не должен упускать такой шанс… Я выучусь грамоте, только ты пиши, как и обещал, ясно? Расскажешь мне, какие они… Храмовые скалы… – с тихим восторгом произнесла девочка. – А коли летом не приедешь, больше не буду отвечать на твои письма, понял?

– Ну, вы долго тут ещё миловаться будете? – из-за входной двери показалась недовольная мордашка Жданы. – Я есть хочу.

– Ну, так иди, ешь, – фыркнула Ия, хватаясь за туесок с морошкой. – Не знаешь, где щи стоят?

– Но они ж холодные, – наморщила носик девчушка.

– Ты в хлеву убралась?

– Ну, не хочешь греть, так и скажи, – обиделась сестрёнка и быстренько скрылась из виду.

– Пастор Клер говорил, что за первый год очень многих отчисляют, – тихо произнёс Аней. – Так, что, может, я вернусь даже раньше, чем ты думаешь.

– Главное, чтобы вернулся, – вздохнула Ия.