Читать книгу Тихий омут - Павел Беляев - Страница 6

Глава 4

Оглавление

Сота сидел на высоком узорчатом княжьем стуле, заложив ногу на ногу, и подперев кулаком подбородок. Он с угрюмым видом следил, как по просторной светлице со сводчатыми потолками и расписными столбами снует босоногий вихрастый мальчуган. Парнишка то и дело пытался вонзить небольшой ножик в деревянный щит, висевший на правой от выхода стене подле окна. Оружие ни в какую не хотело пробивать крепкую древесину.

– Ивец, поди сюда, – устало произнёс воевода.

Мальчишка быстренько подобрал ножик и, гулко шлёпая босыми ступнями, побежал к Соте. Воин дёрнул из-за пояса булатный кинжал с двусторонней заточкой и несколько раз подбросил, демонстрируя красоту и изящество клинка.

– Позволь я покажу, – сказал мужчина и как бы нехотя, с ленцой поднялся со стула. – Ты мечешь его так, словно с челядинской ребятнёй в ножички играешь на заднем дворе. Это неслыханно, недопустимо! Ты – князь! Ты должен даже в игре бросать оружие так, чтобы его могли заметить только тогда, когда оно уже попало в цель. Возьми, – воевода протянул Ивецу кинжал ручкой вперёд, держась за клинок.

Мальчуган несмело принял оружие и крепко сжал. Кинжал был тяжёлый и для детской руки неудобный. И если бы княжич не видел, как ловко обращался с ним воевода, ни за что бы не поверил, что от такой махины может быть толк.

Юному князю было уже девять лет, но он до сих пор не владел ни одним видом оружия, в седле сидел из рук вон плохо и плавал не лучше топора. Над ним смеялись даже оборванные и чумазые дети смердов, которые были куда как ловчее будущего защитника вотчины.

Его отец погиб четыре года назад, ввиду чего не мог заниматься воинским обучением сына. А вдовствующая княгиня и слышать не хотела ни о каком силовом воспитании наследника. Всему виной был один волхв, колдующий над ребёнком.

В детстве Ивец часто и крепко хворал. Обычные знахари лишь плечами пожимали да разводили руками. Тогда княгиня послала лично Соту за целителем-волхвом аж на Капище. Сей волхв полторы седмицы ворожил над пареньком и вроде исцелил. Но матери сообщил, дескать, болеть княжич не будет ровно до тех пор, пока его не подвергнут чрезмерным воинским упражнениям. Лучше будет, если в десять лет мальчика отправят в Храмовые скалы изучать науки. Но ремесло защитника отечества, увы, не для него.

Так оно и повелось. Ивеца учили грамоте, худо-бедно каким-то общеукрепляющим упражнениям, но не более.

Сота же, со своей – воинской – точки зрения, был уверен, что такой правитель может серьёзно угрожать суверенитету государства. Князь всегда должен идти в бой первым, он обязан вдохновлять своими подвигами остальную дружину. В конце концов, он должен быть лучшим из лучших. Таким, на кого хотелось бы равняться, за кем хотелось бы идти.

И потому, первым, что сделал воевода после пленения вдовствующей княгини: самовольно назвал себя на северный манер – регентом юного князя и временно исполняющим обязанности при малолетнем наследнике престола. Став полноправным опекуном княжича, воевода вплотную занялся его обучением.

Он вовсе не изнурял паренька невыносимыми нагрузками, а лишь старался строить свои игры с ним таким образом, чтобы после каждой у Ивеца оставался вполне конкретный и применимый в настоящей схватке боевой навык.

– Хорошо, – тихо произнёс Сота и развернул мальчугана к щиту. – А теперь покрепче ухватись за кинжал большим, средним и указательным пальцами, а безымянным и мизинцем лишь слегка прикоснись. И запомни, любое оружие, какой бы длины и веса оно ни было, всегда держат эти три пальца. Два последних лишь помогают задавать направление.

– Я понял, – кивнул малец.

– Ну, вот и славно. Держи его острием вперёд, никогда не поворачивай клинком к себе, понял?

– Да.

– Хорошо. Когда держишь нож клинком вперёд и у бедра, твой враг его не видит. А если видит, то надеется, что ты замахнёшься, чтобы ударить. Замахиваться тоже нельзя. А то противник поймёт, куда ты намерен бить. Но тогда возникает вопрос, как же тогда кинуть, чтобы быстро и точно, но с пущей неопределённостью для противника?

– И как? – заинтересовался мальчуган, стараясь держать кинжал, как учил воевода.

– Хе-хе, – усмехнулся в бороду Сота и пригладил её кулаком. – Для этого нужно резко повести бёдрами и бросить нож в тот момент, когда только правое плечо будет смотреть на цель, а левое скроется за правым. Вот так.

Ивец так и сделал. По горнице пронеслась стальная молния и увязла в крепкой древесине щита.

– Ух, ты! – хлопнул в ладоши княжич и помчался за кинжалом.

Вернувшись к Соте, он глубоко вдохнул и попытался ещё раз так же бросить. Оружие полетело быстро и почти незаметно, но вместо того, чтобы глухо воткнуться в щит, вылетело в окно.

– Ой, – Ивец втянул голову в плечи и исподлобья взглянул на наставника.

Воевода расхохотался.

– Не робей, князь, скажем, что я промазал.

Воевода потрепал мальчугана за волосы и тяжёлым шагом, опираясь на высокий дубовый посох, отправился вон из горницы.

– Сота! – Ивец дождался, когда мужчина повернётся и тихо спросил, глядя в пол. – Я не верю, что мама меня бросила.

Воин подошёл к нему и, взяв за подбородок, заставил посмотреть в глаза. Мальчишка не отвёл взор.

– Правильно, что не веришь, юный княжич. Такова твоя доля – наследник престола не должен доверять никому. Кто бы и что бы тебе ни говорил, всегда подвергай сомнению. И если сомневаешься в чём-то, найди доказательства своей правоты, иначе чувство неопределённости сведёт тебя с ума или сделает тряпкой для вытирания ног, – чуть помедлив, закончил воевода. – Когда станешь полноправным князем, сделай всё, чтобы найти свою мать или узнать о её судьбе. А пока набирайся смысла, он тебе пригодится.

Сота с достоинством кивнул наследнику и покинул горницу. Он не сомневался, что парень попробует дознаться о судьбе княгини ещё до совершеннолетия. И хотя, едва ли изнеженному наследнику скоро удастся провернуть такое дело, подстраховаться не мешало.

Мятежный воевода шёл по сводчатому расписному коридору Мироградского Кремля и в который раз дивился мастерству новиградских зодчих, кои построили его полвека назад. С тех пор Кремль ни разу не ремонтировался и не обновлялся. Так и стоял полсотни лет, будто срубленный вчера.

За эти годы не покрылось коррозией пиковое кружево оконных решёток, не облезла краска со ставен. Потолочные фрески, изображавшие древние мироградские сражения или сюжеты из Саптиентии[2], всё ещё могли похвастаться яркостью цветов и ровным слоем штукатурки.

Господин регент открыл высокую арочную дверь с резным изображением полкана, готового разрядить лук в северного мантикора, исполненного на соседней двери. Воевода очутился в небольшой горнице, посреди которой стоял широкий дубовый стол и две лавки по бокам.

Стол был накрыт красной скатертью и ломился от разномастных яств и блюд. За ним одиноко трапезничал бородатый мужчина. Это был воин богатырского склада и роста. Одёжа на нём сидела боярская, один ферязь чего стоил. Муж имел при себе широкий одноручный меч, и Сота готов был поклясться, что где-нибудь в сапожище есть ещё нож.

Из открытых окон сочился приветливый свежий ветерок. В первом правом углу тихонько дымила лампадка.

– Драгомир! – распахнул воевода руки для объятий с самой радушной улыбкой. – Друг мой! Как я рад!

Гость поднялся из-за стола, отёр усы и приветливо вытянул пятерню для рукопожатия.

Ответив на жест и похлопав его по плечу, воевода Мирограда сел напротив и налил себе в глубокий слюдяной кубок зелена вина. Несмотря на то, что назвал пришельца другом, Сота не спускал с него пристальных глаз и напряжённо следил за каждым движением.

– Что привело тебя ко мне? – между тем обмолвился мироградец.

– Давно хотел заглянуть, да всё случай не представлялся, – зашёл издалека Драгомир. Он своим обыденным жестом пригладил бороду и кашлянул в кулак. – Хм, хм, а тут Владимиру понадобилось дельце с тобой обговорить одно, да дела застали неотложные… Ну, я и подумал, что лучшего шанса может и не представиться… Ну, будем! – гость поднял кубок выше уровня глаз, а потом залпом осушил. Ему были хорошо известны порядки в Мирограде, поэтому Драгомир никогда не пытался чокнуться здесь с кем-либо, заговорить с замужней женщиной, глядя ей в глаза, или переступить порог избы без благословления дома сего.

Сота с любезной улыбкой кивал.

– Дело вот в чём, – наконец, дошёл до сути Драгомир, – нас в Лихоборе последнее время настораживает слишком стремительное развитие Новиграда.

– Не вижу ничего удивительного, – хмыкнул мироградец и отпил из кубка. – Новиград всегда был богатым городом. Он издавна славился изящными постройками и пышными ярмарками.

– Да, и тут можно только порадоваться за них, – согласился гость. – Но дело в том, что, как докладывают наши лазутчики, Милослав вкладывает всё больше злата не в богатые терема и пышные празднества, а в перевооружение дружины. Куются новые кольчуги отменного качества, из Саахада приглашены лучшие мастера чёрного булата…

– Зачем Милославу саахадский булат, когда его булат ничем не уступает ни чёрным, ни белым клинкам юго-востока? Да и мастера уже изведанные и проверенные всеми кругами дедеровой кузницы?

– Вот то-то и оно, что неразбериха непонятная, – развёл руками Драгомир. – К тому же, я слышал, что в Новиград недавно приехало несколько ривов, для чего? Что-то я не слышал, чтобы в окрестностях водились какие-то твари.

– Говорят, летавцы в Сожженном городе злобствуют.

– Где Новиград, а где Сожжённый город? Хм, хм, не знаю. На пару заблудших летавцев и одного рива вполне будет достаточно.

– Ты думаешь, Милослав готовится к войне? – в лоб спросил Сота.

– Я просто не исключаю такой возможности. Хм, хм, нда… Слушай, Сота, ты знаешь, я человек военный, как и ты, и мне уже порядком надоело ходить вокруг да около. Мы в Лихоборе слышали, какие дела творятся в Мирограде… И очень надеемся, что княгиня Злата отыщется. Хм, но дело, понимаешь, в чём? Коли Милославу взбредёт в голову раздвинуть границы собственного княжества, то до Лихобора ему скакать и скакать, а Мироград почти под боком.

– Ну, уж!

– Всяко ближе, чем Лихобор.

– Ты хочешь сказать, что в случае чего первыми под удар попадём мы? Это вы с Владимиром так измыслили али из донесений лазутчиков?

– Наши вурдалаки ничего такого не говорили. Но посуди сам, если это не кровная вражда, то начинать завоевания куда удобней с соседних земель, чем бросаться на край известного мира.

– А как же Тигарьск и Родов?

Драгомир нахмурился.

– В Тигарьске княгиня из Стрижени. А те за своих горой стоят. Так что, если тигарьчанам придётся солоно, стриженцы явятся, как пить дать. С Родовом, тут да, он всё больше особняком держится. А сам Фатьян больше с нашим Владимиром дружбу водит, чем с ближними князьями.

Сота почесал затылок и вздохнул полной грудью.

– Твоя правда, Мир, это было бы гораздо умнее, чем ехать до Тиши, а после уже нападать на соседей. Но Милослав не дурак, далеко не дурак. Он один из немногих, коим удалось добиться княжения не воинским услужением или по праву рождения, а благодаря лишь уму единому.

– Именно поэтому, – настаивал Драгомир, – его следует опасаться больше других. С одной стороны, у нас нет никаких оснований не доверять Милославу. Только с другой, он первым настоял на том, чтобы Совет Семи Мужей ведал о делах каждого отдельного княжества. А про перевооружение нам становится известно от лазутчиков, а вовсе не от самого новиградского князя. Зачем ему такая таинственность?

– А что думает Фатьян? Он знает? – поинтересовался Сота.

– Родович покуда ничего определённого не ответил. Но насколько я могу судить, он давненько уже наслышан о делах в Новиграде. Кабы не раньше нас.

– Хорошо. Думается, ты столько проскакал не только для того, чтобы рассказать мне всё это.

– Хм, хм, нда, – лихоборец снова пригубил вина и тыльной стороной ладони отёр усы, – предложение у нас, конечно, есть. И оно довольно простое, – воевода из Лихобора достал из небольшой берестяной котомки два свитка пергамента. На обоих стояла сургучная печать Владимира Лихоборского – мальчик, поражающий копьём трёхголового змея. – Прочти, Сота. Это договорная грамота, по которой Лихобор и Мироград обязуются оказать друг другу самую крепкую военную помощь, случись какое-либо нападение хоть на одну из сторон. Изучи внимательно, хотя мы уверены, что подобный союз будет Мирограду только на руку.

Сота насупил густые брови и принялся за текст документов. Он давно знал и Драгомира, и Владимира, знал и славу, шедшую об этих честных воинах. Но дружба дружбой, а в делах государства ухо держи востро. К тому же по сю пору не понятно, чей лазутчик похитил документы, которые запросто могли скомпрометировать мироградского воеводу в глазах как Совета Семи Мужей, так и местного боярства.

Досконально изучив обе грамоты, мироградец остался доволен.

– Я не князь, а всего лишь исполняющий обязанности, пока не подрастёт юный Ивец, – медленно произнёс воевода. – Поэтому, к сожалению, заверить грамоты княжеской печатью не имею права. И это подтвердит любой князь Совета. Но я могу, в качестве подписи и гарантии своего слова, поставить клеймо мироградской дружины, поскольку являюсь начальствующим над ней. Такое устроит Лихобор?

– Мы все давно знаем тебя, Сота, – поглаживая большим пальцем кромку кубка, сказал гость. – И знаем цену твоему слову. Поэтому нам бы вполне хватило и устного согласия, чего уж говорить о клейме дружины Мирограда?

– Благодей! – хлопнул в ладоши воевода. – Благодей, поди сюда!

Дверь тихо отворилась, и в горнице появился высокий жилистый удалец в кожаном доспехе и с копьём. Он бросил короткий взгляд на Драгомира и замер истуканом, словно на почетном приёме.

– Раскали клеймо, – властно бросил регент.

Молодец коротко кивнул и бесшумно скрылся за дверью.

– Так, – хлопнул себя по коленям Сота, – чего нового в Лихоборе-то?

– Хм, хм, – почесал бороду Драгомир, а потом радостно воскликнул и хлопнул себя по лбу, – у нас дела! Может, слыхал? К дочке-то Владимира младшенькой, Блажене сваты давеча приезжали. Угадай чьи?

– Не томи, болезный…

– Фауилтиара! Представляешь?

– Да ты что? – воевода под шумок наполнил оба кубка вином и, отсалютовав гостю, отхлебнул. – У волчонка зубы прорезались? Самочку захотел? А девка-то что?

– От, деваха у нас! Ого-го! – Драгомир погрозил кулаком невесть кому. – Представляешь? Руки в боки и говорит, мол, за недомерка замуж не пойду, хоть силком под венец волоките. А от вас, говорит, господа рыцари, выгребной ямой разит за версту; и в баню всех послала. Прямиком.

– Ой-ли? – прищурился Сота. – Так уж и в баню?

– Да вот те круг святой! – божился лихоборец. – Хм, хм, нда… А намедни голубя от стервеца получили. Знаешь, что говорит? Коли, молвит, по доброй воле Блажена за меня не пойдёт – силой возьму.

– Руки коротки, – отмахнулся господин регент. – Но молодец недомерок! И впрямь, как волчонок.

– Говорят, у него в роду были лютичи.

– Врут. От них ничего не осталось ещё век назад. Племя волков вымерло.

В горнице тихо возник молодец с клеймом. Он тенью подошёл к Соте и вручил ему символ мироградской дружины – заключённый в круг сокол держал в клюве сломанную стрелу.

Воевода с торжественным видом встал и хорошенько припечатал каждый пергамент.

Запахло палёной кожей, над свитками заклубился густой пар. А когда он рассеялся на документах уже стоял знак верности дружины Мирограда своему слову.

– Ну, вот и славно, – по-лисьи прищурился Драгомир, пряча свой экземпляр грамоты за пазуху.

Мужи ещё некоторое время просидели за столом, обсуждая последние новости на международной политической арене, отпуская различные скабрезные шуточки по поводу и без, ели, но всё больше пили.

Потом, ближе к вечеру изрядно захмелевший Драгомир отказался от постоя и отправился восвояси.

У Соты же оставалась масса дел, которые нужно сделать как можно скорее. Воевода посидел ещё некоторое время за столом, приводя мысли в порядок, а потом, решив, что выпил больше положенного, скликал Благодея. Да наказал ему скорей нести отвар из трав, чтоб дурман из головы прогнать.

Оного воина господин регент не случайно держал ближе к себе. Пожалуй, это был самый расторопный витязь из младшей дружины. Он понимал с полу взгляда, всегда знал, что и где достать, и ещё не успел обзавестись боярским высокомерием старшей дружины.

Как и надеялся Сота, Благодей обернулся быстро с полной крынкой свежего, ещё дымящего отвара. Кувшин был обёрнут рушником, чтобы не обжечься. Воевода осторожно принял его и кивком головы отпустил воина.

Опорожнив крынку, воевода поставил её на стол и, хлопнув себя по коленкам, покинул горницу. Снова перед ним разворачивались пёстрые коридоры Мироградского Кремля. Сквозь диковинное кружево оконных решёток внутрь сочился тихий ветерок с запахом костра.

Сота распахнул маленькую неприметную дверь и тихонько скользнул за неё. Теперь перед ним открывались низкие, прогнившие плесенью кремлёвские подземелья. Сводчатые потолки и узкие стены из красного кирпича освещались редкими факелами, ужасно чадившими от сырости. Изо рта клубами валил пар. Под ногами копошились полчища мышей. От их писка временами закладывало уши.

Воевода вынул факел из ушек и быстрым шагом направился по рубленым скользким ступеням вниз. Каждый шаг отдавался гулким эхом, было слышно, как неподалёку капает вода. Скоро он оказался перед высокой железной дверью, запертой изнутри. Мужчина постучал три раза, а потом чуть погодя ещё пять.

С той стороны лязгнул железный затвор, и дверь с тихим скрипом отворилась.

– Ну, здорово, воевода, – тихо произнёс мужчина. Он был среднего роста, с совершенно незапоминающимися чертами лица, такие можно встретить на любой ярмарке да в каждой подворотне. Одет он был в долгополый бардовый кафтан со стрельчатыми застёжками и высоким воротником. Из-под кафтана виднелись красные шаровары, заправленные в серые сапоги из мягкой кожи.

Сота сдержано кивнул и вошёл. Он оказался в просторном сухом помещении, хорошо освещённым факелами и каганцами. Кое-где стояли свечи. По правую руку тихонько потрескивал очаг, а около него шестеро мужчин в таком же одеянии, что и открывший регенту, жарили барана.

В помещении находилось девять столов, один из которых – самый большой – стоял посередине и был завален многочисленными берестяными и пергаментными свитками. Над ними корпело ещё двенадцать мужчин в чёрных кафтанах того же покроя, что и у остальных.

Заметив пришельца, все они бросили свои дела и быстренько выстроились по росту.

Воевода несколько раз прошёл мимо каждого, оглядывая с ног до головы. Мужчины хранили спокойствие, взирая отсутствующим взглядом куда-то за спину начальствующему.

– Хорошо друзья, – гулко отозвался в подземелье голос Соты. – Пожалуй, настал тот день, когда о вашей службе станет известно. По-прежнему, никто не должен знать, кто является опричником, но каждый будет ведать, что вы есть. И что миг за мигом за ним наблюдает неустанное око, одного из ваших служащих. На правах регента и временно исполняющего обязанности князя, я наделяю вашу курию самыми широкими полномочиями. Отныне вы получаете право показательного суда, право врываться в дома даже дружины и боярства. Я хочу, чтобы вы стали неподкупной карающей дланью. Коли профессиональное воинство не в силах удержать порядок в городе, если чужестранные лазутчики беспрепятственно снуют по княжеским теремам, настало ваше время.

– Не ждите, что вас будут встречать хлебом-солью, – продолжал воевода, распаляясь всё больше и больше. – Скорее всего, вам будут плевать вслед. Поэтому для открытой службы и показательных судов, отберите тех, кому уже нечего терять. Возможно чужаков. Что касается скрытой службы, не смею ограничивать. Давайте служить отечеству с честью!

– Никто, кроме нас! – хором отозвались опричники.

2

Саптиентия (от. лат. Sapientia – мудрость) – священная книга религии Храмовых скал, где описаны деяния господа, религиозные сюжеты и поучительные притчи.

Тихий омут

Подняться наверх