Читать книгу Берег мой ласковый - Павел Кренёв - Страница 10

– Вон они идут, идут! – закричал ему в ухо свистящим шепотом второй номер Колька Борисов.

Силантий глубинным верным чутьем старого солдата осознавал, что враг все равно пойдет на них: ему необходимо постоянно выравнивать свои фланги, чтобы красноармейцы не ударили в незащищенный бок. Теперь он отчетливо понимал, что сломив упорное сопротивление противостоящего ему батальона Красной армии, финские и немецкие части должны будут устремиться вперед.

Красная стрелковая рота, наступавшая по левому флангу батальона, теперь тоже была уничтожена. Однако Силантию, много раз ходившему в разведку, было предельно ясно: враги не пойдут в наступление, пока не изучат открывшийся тыл этой роты. Что спрятано в его чреве? Может быть, там стоит еще одна рота, хорошо оснащенная тяжелой техникой и живой силой? И поджидает своего часа для внезапного удара.

Силантий понимал это и ждал разведку. И вот она пришла.

– Колька, – сказал Батагов своему помощнику и сдвинул сурово брови, – дуй вон за тот камень, – он указал на валун метрах в тридцати справа, – будешь стрелять по моей команде. Задача понятна?

– Понятно, чего тут… все ясно, – Колька схватил свою трехлинейку, лежащую на окопном бруствере, поднял ее и прижал к груди. Держал, обхватив руками, словно запеленанного ребенка.

– Патроны у тебя есть?

– А как же, Силантий Егорович, полные карманы…

Батагов одобрительно крякнул:

– Знаем мы вас, петрозаводскую шпану. Без патронов да без ножиков не ходите.

Они помолчали, поглядели вперед. Там, вдали, во влажной весенней размытости, шли, покачиваясь между деревьями, четыре удлиненные фигуры: сырость удлиняет дальние предметы.

– Вот что, Колька, огонь по моей команде. Когда будешь стрелять, ори чего-нибудь.

– А чего орать-то?

– Сам не знаешь чего? «За Родину!», «За Сталина!», «Рота в атаку вперед!» – чего-нибудь такое.

– А-а, я понял. Есть, товарищ командир!

– Все, дуй! Враг вон уже на подходе.

И Колька, наклонившись чуть не до земли, держа на весу тяжелую винтовку, побежал направо, к своему валуну.

Финны не знали, где их может ожидать пулемет. Да и есть ли он вообще. Спереди его невозможно было разглядеть: Батагов и Борисов надежно замаскировали пулемет ветками и жухлой прошлогодней травой. Он ничем не отличался от обыкновенного лесного бугорка. Финны вообще ничего не знали, они просто шли в разведку.

И вот уже мелькавшие за деревьями размытые тени начали приобретать четкие человеческие очертания. Финские солдаты были в маскировочных халатах с карабинами на плечах. Силантий уже наслышан был, что они терпеть не могут немецких «шмайссеров»: дальнобойные винтовки кажутся им более надежными, а финны хорошие стрелки. Разведчики шли осторожно, внимательно вглядываясь в окружающее лесное пространство. Иногда останавливались, и тогда шедший вторым справа солдат прислонялся к дереву, поднимал к глазам бинокль и долго в него глядел, поворачивая бинокль во все стороны.

Силантий давненько не стрелял по людям. Лет этак двадцать, с Гражданской войны. Но враг – всегда враг. И поэтому должен быть уничтожен. И рука его не дрогнула.

Батагов с него и начал. С того, с биноклем. Он подождал очередной остановки группы, навел пулемет, соединил мушку с целиком в районе груди солдата и нажал на гашетку.

Борисов тоже открыл беспорядочную стрельбу и кричал так, что у Силантия потом в правом ухе звенело.

Батагов дал несколько коротких очередей по бегущим мишеням. Стрелял, пока они не перестали бегать. Одна фигура в камуфляжном балахоне какое-то время петляла, но Силантий, уловив начало движения фигуры влево, взял на опережение, и последний солдат тоже упал.

Николай Борисов на какое-то время замолчал. Он глядел вперед и оценивал обстановку. Потом вскочил, бросил винтовку на спину и закричал бесконечное: «Ура-а-а!» И побежал к Силантию. Он бросился обниматься и все кричал и кричал свое «ура».

– Да погоди ты, Колька… Уймись ты. Че разорался-то? – успокаивал его Батагов.

– Да я ведь в первый раз воевал, в первый! Понимаешь, командир. – Он отскочил в сторону, вытаращил свои и без того немалые глазищи, растопырил в сторону руки и опять заорал: – Урря-я-а!

Ну чего ты поделаешь с ним, с этим молодым придурком? Пулеметчик Батагов сидел рядом со своим пулеметом, набивал махрой цигарку, глядел перед собой. О чем-то размышлял.

Он пыхтел своей цигаркой, посиживал, и Колька, наоравшись наконец, сел рядом, влюбленно стал разглядывать Батагова, будто в первый раз его увидел.

– Где это ты так стрелять научился, Силантий Егорович? Это ж надо, как в тире.

Силантий сплюнул в сторону зеленую тягучую гадость, помолчал, покачал головой.

– Я, Колька, давно ведь воюю-то, всяко, брат, привелось, поневоле научишься.

А потом, опять помолчав, он высказал мысль, тревожившую его:

– Ты не думай, Колька, что они теперь нас забудут. Заноза мы для них. Сидим тут в тылу у них, они же не знают, сколько нас тут, много, мало. А ты орёшь, как целая рота…

Он сделал большую, тяжелую затяжку, сокрушенно покачал головой:

– В разведку они пойдут опять.

Раздувался ветерок наступающего вечера. В воздухе было холодно и сыро. От пережитого волнения Колька Борисов ежился и мелко дрожал. Винтовка лежала у него на коленях.

– А к-когда они пойдут опять? – спросил он с явной надеждой, что враг может теперь долго к ним не сунется.

Силантий откинул в сторону цигарку.

– Да скоро уж и пойдут. Ихний командир сейчас таких пинков наполучает, что не может тыл очистить. Некогда ему окошеливаться.

– А что, опять так же пойдут, с этой же стороны?

– Не, вряд ли. Прямо уже не пойдут. По зубам получили… Думаю, теперь по вот этой вот дорожке технику какую-нибудь в разведку пошлют.

Силантий поднялся, прошел шагов тридцать по проселочной дороге, на которой они находились.

– А что, дорожка справная. Идет откуда-то из их расположения, упирается в шоссе, легкий танк вполне проскочить может. Здесь они и попрутся.

Он выпрямился и огляделся:

– А больше-то и негде. По шоссе не пойдут открыто. Опасно для них. Могут по ним шарахнуть прямой наводкой. Вдоль шоссе техника не пройдет – везде лес густой, ни танку не проползти, ни пушку катануть. Только здесь.

Он опять сел около пулемета, снял с головы пилотку и охлопал ею голенище своего сапога.

– И бой, Коля, будет тяжелый на этот раз, настоящий бой. – Покачал опять головой и добавил: – А отступать, рядовой Борисов, нельзя нам с тобой, приказа такого у нас нет, да и боеприпасы мы с тобой пока не расстреляли полностью. А как из боя выходить, если патроны имеются в наличии? Особый отдел по головке не погладит. Так ведь, Николаша?

И Силантий глянул исподлобья на молодого бойца Борисова такими глазами, что у того охолодилось сердце. В глазах стояла невыразимая бесконечная печаль и что-то невысказанное, дальнее, идущее из неведомых закоулков души уже пожившего изрядно человека. Коля Борисов таких взглядов не любил и не понимал их. Он отвернулся и стал глядеть туда, откуда может прийти враг. Он твердо знал, что лишь в бою может получить заветную свою медаль. И только молодое лицо его занавесилось легкой, сероватой бледностью, словно воздушной вуалью, прилетевший вдруг оттуда, с вражеской стороны. Но он не заметил ее, этой вуали.