Читать книгу Из глубины век - Павел Крисевич - Страница 3

На обочине дороги, провожая асфальтовое полотно лучом диодных фар, стоял заведённый «УАЗ-Патриот» защитной окраски. О том, что машина приехала в карельскую глушь не сама, сказали удары закрывающихся дверей вместе с храпом с задних сидений, дребезжанием разносящимся по пустой дороге.

Из-за смешивающейся с окружающей полутьмой белых ночей фигуры УАЗа, скрипя и переваливаясь с ноги на ногу, вывалились две фигуры, загруженные вещами.

– Ты ничего не забыл? – спросила высокая фигура и вышагнула к тропинке за обочиной.

– Мы ведь ещё перед отъездом всё запихали в эти чёртовы ящики…

Луч бесконечно заходящего солнца скользнул по оливковому добротно сколоченному ящику в руках у второй фигуры.

– В армии надо всё перепроверять. Ибо хуй забить можно и что-нибудь не сделать, даже если дело сделано.

– Ты думаешь, что-то от нас сбежало? – второй, крякнув, перешагнул через загнанный в этот лес много веков назад ледником валун.

– Не хотелось бы рожать товарищу старшему лейтенанту новый топор или пилу. Мне хватило приключений, когда я спиздил топор. Мало того что всю форму засрал, так срочники умудрились этим топором в полях печку ошкурить, превратив его в куб.

– В куб?

– Ну да, как в «Майнкампфе».

Перед идущими по тропинке расступалась благоухающая болотистым кислородом природа Карельского перешейка. Тропинка, выложенная заржавелыми иголками и переплетённая корнями, петляла между гигантских сосен, высасывающих из песчаной почвы последнюю влагу. Гигантские гром-камни, на каждом из которых по бредням районных краеведов мог попивать чаёк Пётр I в очередном своём походе, высились будущими постаментами.

Сверкнул огонёк зажигалки, принявший на себя посеребрённую надпись «Военный стандарт» и очертания мятой сигареты.

Освещая зажжённой сигаретой свою точечную щетину, длинная фигура спросила:

– И для подобного я подписывал у нас в бригаде контракт?

– А вместе со срочниками загружать «Урал» дёрном интереснее? – второй поморщился от слепящего глаза запаха сигареты.

– Тоже говно, – ответил длинный, перехватив ящик поудобнее.

– Ну вот и радуйся. У нас пока рассос. А Лесных сейчас в дивизионном чатике писал, что его в поля посреди ночи отправили ведро черники собрать для командующего, который утром лагерь проверять приедет.

– Пиздишь?

– Ты сам прочти.

– Нет, ну просто вот вспоминаю свою учебку, небо и земля просто с тем, что я увидел бля на контракте. Вот там была служба. В Нижнем её проходил, и нас тогда решили напрячь. Как раз неделя тревог нагрянула, все суетятся, ящики с патронами таскают из казармы в казарму. И заебали нас пиздец как. – Он подхватил ящик одной рукой и провёл большим пальцем освободившейся себе по шее. – Тупо жили в окопе. Дня четыре, безвылазно. А ещё бонусом дожди ебашили, чтобы мы прикуривали без огонька. Мойся как хочешь, еду-воду ищи где хочешь, командиры тупо забили на нас хуй и уехали ещё в первый день. – Докуренная сигарета оранжевым дождиком полетела на мох. – А потом через четыре дня они вернулись. Мы все ободранные, один сослуживец берцы у бабки на лукошко грибов выменял с голодухи, а они нам: «У нас, в общем, дивизионное построение так-то так-то, через два часа на плацу при параде» – и бросают перед нами мешочек ниток с иголками.

– Серьёзно?

– Ага. Пришлось моему взводу в полной выгрузке лететь марш-броском в ближайшее село в паре километров, менять что не жалко на новую форму, так как старая за четыре дня своё отслужила. Но тут что нам под руку было, село рядом с частью, у местных от нашей казённой снаряги сараи уже ломятся. Ведь кто увольнялся, тупо за копейки им сбывал, кто в СОЧа сбегал – тоже. Так вот, скупили, считай оптом, всем взводом сарай, как саранча налетели и на построение ускоренным маршем. Комдив просто сиял, увидев нас, гарцующих начищенными до блеска за углом берцами и щеголяющих новёхонькой формой. Вот это, я тебе скажу, служба. И испытание, и приключение, и даже в каком-то смысле минута славы. Служба должна производить такие вопросы, чтобы потом под пиво с братками рассказывать и офигевать…

– А пиво где?

– «Что? Зачем? Почему?» – эти вопросы, заданные слушателем, – отголоски действительно прожитой жизни, доказательство того, что мы живём, и доказательство создания чего-то нового и удивительного.

– Не сказал бы, что жить четыре дня в окопе – это удивительное приключение. – Он повернул голову в сторону длинной фигуры. – Вот убирать снег кувалдами перед казармой – это удивительно. И ведь даже не скажешь, что командир большой любитель российских ЧВК.

Они оба звучно рассмеялись.

– Ахахахаха…

– Хехехехехе… Ну вот, говорю же – удивительное… хехехехе…

Над их головами взмыли испуганные смехом птицы, прятавшиеся в кустах, и полетели в молочно-белое небо.

– Раз так, то у меня тоже есть история. – Низкая тень подправила ящик в руках, поводив плечами.

– Надо же! Ну удиви.

– Ты помнишь Колю Литвина?

– Того, что из ремонтной?

– Да, его. В общем, буквально вчера сидим мы с ним в чипке, и он рассказал мне историю, – низкий выдержал паузу, как бы отделяя трёп от главной части. – Был в ремроте один сержант. Из-под Кирова. На зиму, как и большая часть роты, он взял отпуск, чтобы поехать домой. Возвращается, значит, домой. Тут уже и друзья, встречают, весёлые, алкоголь по кубкам разливают. Ну и на одной из пьянок друг его, пусть будет Витёк, предлагает тому молодость и 90-е вспомнить. Если проще, ограбить квартиру одного местного дельца. Благо живёт тот в соседнем квартале, так что можно и пешком дойти. Сержант спьяну и согласился. На следующее утро звонит этот Витёк тому сержанту и напоминает о соглашении, сообщает время встречи. «Вечером, так-то там-то, приходи короче…»

Длинный задел своим берцем куст, и из него вглубь леса выскочила с надрывным щебетанием белая синица.

– Ух бля… – низкий подпрыгнул и уронил свой ящик на землю.

С грохотом на землю повалилась деревянная крышка, и ворох инструментов серебристым градом с приглушённым стуком попадал на землю.

– Сука…

Низкий, как слепой, присел на корточки и стал на ощупь шарить ладонями по земле.

– Что ты как говна навернул? Подсвети, нихуя не видно.

Длинный положил свой ящик на землю, придавил его ногой и достал из наплечного кармана своего кителя старую «нокию». Запиликали кнопки, и через пару нажатий низкого с разбросанными перед ним инструментами осветил неожиданно яркий фонарик. Японский диод стал вылавливать из полумрака очертания железок.

– Всё же зачем мы взяли в эту глушь весь наш инвентарь? Мне бля ради этого ящичка… ооооп… – в ящик со звоном залетел гаечный ключ, – пришлось ответственному в душевой внушение сделать. А он ведь на утреннем разводе пизды получил, что на полигон без необходимого снаряжения собирался пойти. Да их… оооооп… – в ящик залетела миниатюрная ручная пила, – хуй с ним.

– А разве ты это у разведосов не спиздил?

Низкий остановил сбор инструментов и тяжёлым взглядом посмотрел на длинного.

– Даже если и пиздил, то не пиздил, а нашёл. – Он вернулся к сбору. – Да и потом. Не похоже на то, что было у разведчиков.

Мелкий приподнял ящик и посмотрел на его боковую сторону, на которой был нарисован штамп. «2 МСБ 5 МСР в/ч № N» – гласил штамп.

– Неее, это мы во втором батальоне нашли, – низкий нашарил рядом с ящиком пачку сухого спирта и закинул её.

– Вроде всё… – длинный поводил фонариком по пространству вокруг низкого, из дружеских чувств пару раз ослепил его и затем уже выключил свет.

Низкий щёлкнул увесистыми заклёпками ящика.

– Отвечая на твой первоначальный вопрос, я отвечу, что мы тащим эти ящики… – длинный поднял свой ящик с земли.

– Чтобы не возвращать их обратно, выкинув нахуй в ближайшее болото. Я уже понял сам.

Низкий вскинул ящик себе на плечо и резко свернул с тропинки влево, на еле различимую тропку.

– Историю-то продолжать?

Длинный догнал низкого и пошёл с ним в шаг. Они стали мерно скрипеть кожзамом берец по раскинувшемуся перед ними лесному ковру.

Раз… Раз… Раз. Два. Три… Раз… Раз… Раз… Раз. Два. Три… Раз… Раз… Раз. Два. Три… Раз… Раз… Раз… Раз. Два. Три… Раз… Раз… Раз. Два. Три… Раз… Раз… Раз… Раз. Два. Три… Раз… Раз… Раз. Два. Три… Раз… Раз… Раз… Раз. Два. Три… Раз… Раз… Раз. Два. Три… Раз… Раз… Раз… Раз. Два. Три… Раз… Раз… Раз. Два. Три… Раз… Раз… Раз. Два. Три… Раз… Раз… Раз… Раз. Два. Три… Раз… Раз… Раз. Два. Три… Раз… Раз… Раз… Раз. Два. Три… Раз… Раз… Раз. Два. Три… Раз… Раз… Раз… Раз. Два. Три… Раз… Раз… Раз. Два. Три… Раз… Раз… Раз… Раз. Два. Три… Раз… Раз… Раз. Два. Три… Раз… Раз… Раз… Раз. Два. Три… Раз… Раз… Раз. Два. Три… Раз… Раз… Раз. Два. Три… Раз… Раз… Раз… Раз. Два. Три… Раз… Раз… Раз. Два. Три… Раз… Раз… Раз… Раз. Два. Три… Раз… Раз… Раз. Два. Три… Раз… Раз… Раз… Раз. Два. Три… Раз… Раз… Раз. Два. Три… Раз… Раз… Раз… Раз. Два. Три… Раз… Раз… Раз. Два. Три… Раз… Раз… Раз… Раз. Два. Три… Раз… Раз… Раз. Два. Три…

– Кхм. Ага, – длинный прервал сеанс группового гипноза.

Низкий проморгался, сбившись с общего шага, и пошёл вразвалочку.

– В общем, после звонка сержант ещё дома прибухнул да и пошёл на встречу. Снег лепит, уральская зима, ничего не видно, всюду сугробы, сделанные не по уставу. Гражданка. Выходит Витёк на местную достопримечательность, пустырь за каким-то заброшенным кинотеатром «Футурист», никого нет, окраина окраин, волки воют, тут из-за мусорных ящиков выезжает белая «Волга», такая стаааарая. В ней этот Витёк и его подельник Гришка. Витёк с усилием открывает стекло у двери и рукой подзывает сержанта. Сержант по пути эту руку жмёт и запрыгивает на заднее сидение. Хотели уже тронуться с места, но «Волга» отказалась быть соучастником преступления и заглохла. Раз попробовали завести, второй, на третий уже с толкача Гришки и сержанта машину оживили и поехали к цели. Уже на первых порывах своей ласточки Гришка начал свой брифинг: «Всё необходимое в багажнике… Дело плёвое… Берём уходим… сигналки никакой… Делим на троих… Согласен?», сержант и ответил: «Согласен». Прикатили к соседнему дому, поставили машину на бывшей занесённой снегом клумбе. Дом дельца, ну обычная такая хрущёвка, вся в подтёках, обвалившаяся плитка, чёрные балконы брошенных сгоревших квартир. Как вылезли, достали из багажника «всё необходимое»: крюк-кошку, фомку, один пузырь, шокер и парочку карабинов. Квартира дельца на третьем этаже. Прямо впритык к дому больница и библиотека. Закинули крюк, зацепились за балкон, поднялись, окна фомкой подковырнули и охнули. Квартира по высшему разряду уставлена. Золото и серебро прямо на столах лежат, только и ждут, что Витёк их себе заберёт. Ну и начала эта бригада квартиру обчищать, на кухне мусорные пакеты спиздили и всё в них закидывают, брали в основном деньги, цветмет, банковские карточки и безделицы всякие. Накидали в мешок всё и думают, что дальше. В окно смотрят, уже высоко, третий этаж, вдруг ещё упадут. «Давайте через дверь, щас просто возьмём и выломаем», – предложил Витёк, крутанул в руках фомку и пошёл дверь выносить. Витёк уже, похоже, не раз таким занимался, только фомкой махнёт, поднатужится, как дверь с петель слетает, а за ней уже другая. Железная. Вся в замках и щеколдах. Так просто уже не возьмёшь. Походили вокруг неё, побили, ну и поняли, что не возьмут её, а время уже поджимает, хозяин с минуты на минуту вернуться должен.

Из кармана низкого заиграла музыка.

Он кладёт ящик и начинает судорожно бить по карманам.

В кителе нет…

Бьёт по штанам. Нашёл.

– Здравия желаю, товарищ старший лейтенант. Да… Идём… Взяли… Так точно… Керосин забыли?

– Бляяяя… – взвыл длинный.

– Сами принесёте? Так точно. Позвоню. Да. Хорошо. Открыто. Да. Да. Да. УАЗ не закрывали. Как нам пизды даст начпотеху? Хорошо. Ждём. – Низкий завершил звонок и кинул телефон обратно в мешковидный карман штанов.

Взгляд низкого передавал высокому что-то похожее на «ну ты знаешь, что нас с этим дурачком ждёт».

– Не хватало ещё его над душой.

– Главное, чтобы фотоотчёт делать не заставил. – Низкий схаркнул в сторону и поднял свой ящик. – Продолжать историю или уже похуй?

– Продолжай, продолжай…

Они продолжили идти по тропке.

– Побежали они к окну обратно, а высота пять этажей.

– Ты же говорил – третий…

– Пятый.

– Как они тогда на пятый залезли? У них что, специальная пушка для крюка была? Ну как в фильмах.

– Ну с крыши сбросили и слезли.

– Бля, ну ладно, что дальше, сказочник.

– Побежали они к окну и поняли, что дальше возможно только с разбегу прыгнуть со скалы. Да, конечно, внизу снег, но убиться об него тоже просто. Смотрят вправо – ничего. Смотрят влево – стоит библиотека. Этажа два высотой, а крышу никто убирать не думал, там целые снежные барханы уже. Стали обдумывать, прыгать или нет. Витёк как лидер операции отказался, сержант, уже ничего не соображая, тоже, а Гришка из мест не столь отдалённых уже успел вернуться, так что решил прыгать, дворовым котом ловко залетел на балкон и как сиганёт. Только дыру в снегу на крыше и видно. Окрикивать или оплакивать Гришку не решили, просто схватили его сумку и начали ебашить дверь дальше. Минут двадцать ебались с этой дверью и всё-таки выломали. Выбегают из подъезда, оба охуевшие от прилетевшей им удачи, пакет через плечо закинули, куртки нараспашку, что аж пар столбом стоит, и тихо-мирно к машине пошли. Идут, обсуждают совершённое на весь двор, а им навстречу этот делец со своей женой. Витёк-то знаком оказался с ними, какие-то дальние родственники, так что начали «здравствуйте, до свидания, дела как, путь куда держите, здоровья, счастья, долгих лет» и разошлись. На следующий день просыпается сержант, а над ним нависает опер вместе с Витькой и надломанным ниже колен Гришкой. Их, короче, по следам на сугробах нашли. Одни – ползущие с пятнышками крови, что до ближайшей помойки шли, – вывели на Гришку, а те, что Витёк с сержантом решили срезать от подъезда, – до них, просто никто в Кирове не думал от подъезда дельца срезать через весь двор до машины.

– А суть истории-то в чём? – спросил длинный.

– А в том, что я только по маленьким капелькам белой краски смог найти этого истукана ебучего. – Он притопнул берцем лесенку из белой краски, движущуюся в сторону материализовавшейся из вороха сосен и мха полянки.

Посреди этой полянки по стойке смирно стояла выкрашенная в белый, то ли под мрамор, то ли под гипс, статуя. Со стороны она была похожа на сбежавшего из лагеря «Совёнок» пионера или дневального, которого поставили посреди леса на очередной бессмысленный пост.

– А его из пионерского лагеря увели, да? – низкий поставил свой ящик на мягкую травку полянки.

– Какого лагеря? – длинный поставил свой ящик рядом с ящиком низкого.

– Пионерского. Ты что, историю не учил?

– Почему? Учил! Сталин детей пытал в лагерях!

– Ладно, закрыли тему… Сформулирую по-армейски. Что нам с этим уебаном белым делать?

– Сжечь.

Как слеза, по щеке истукана прокатилась росинка, оставив влажную борозду.

– А отвёртки в этих ящиках нам нахуя тогда? – короткий пнул ящик, тот с жалобным звоном оттолкнулся на сантиметр.

– Ну как зачем. А что! А ВДРУГ! Я БЕЗ ОТВЁРТКИ В ЛЕС НЕ ХОЖУ!

– Может, ты меж булок сюда ещё и лобзик притащил?

– А зачем нам здесь лобзик?

– Тоже верно. Что нам конкретно сказал товарищ старший лейтенант по поводу нашей задачи?

– Он сказал: «Обязательно сожгите лес, чтобы сюда съехалось пол-округи».

– Нет, ну это понятно. А конкретнее?

– Конкретнее он сказал, завалите под вашу цель кучу веток и растопки, залейте керосином и подожгите. А, ну и бересты. Обязательно береста.

– Мы на ней потомкам письмо оставим?

– О том, как два дурака-солдата гипсовую статую в лесу жгли.

– Да сами на этом погорели.

– Поучительно.

– А то!

– У нас хоть топор есть? – спросил низкий.

– Есть ручная пила.

– Ты её видел? Она больше на транспортир похожа, нежели на пилу.

– Ну смотри, у нас ещё есть молоток, свёрла, ножницы, секатор, мешок саморезов, гаечный ключ и десяток отвёрток, – выдавил из себя длинный как по бумажке. – Но товарищ старший лейтенант сказал, что хвороста тут лежит просто до усрачки.

– Так и сказал?

– Ну да.

– А он не усрался, пока сюда дошёл?

– Можем в кустах пошарить, может, найдём его следы…

– Ладно, похуй. Давай таскать. – Низкий кинул взгляд на статую, её не спадающую бравую улыбку и пошёл вглубь леса.

Выдерживая стойку смирно, пионер-дневальный старался не обращать внимания на то, как две еле различимые в темноте фигуры готовят для него костёр. То ли для того, чтобы предать огню один из памятников давно почившей советской цивилизации, то ли для того, чтобы им не мозолила глаза идеальная стойка смирно. А то вдруг увидит командир и начнёт всем говорить: «Вот в лесу видел. ИДЕАЛЬНЫЙ СОЛДАТ!» – и тычет, тычет своим сенсорным телефоном в лицо срочнику, который только начал обучаться строевой подготовке. За час вокруг тумбы, на которой стояла статуя, скопилась целая пирамида из веток, досок. По выбеленному лицу пионер-дневального стала стекать утренняя роса, оставляя на нём следы телесного цвета и предупреждая о приближении утра.

В более ярком свете две фигуры превратились в двух сержантов Вооружённых сил Российской Федерации. Сидя на ящиках, они, измазанные смолой, убивали время в телефонах, иногда широко зевая.

Длинный нажал на кнопку блокировки и закинул телефон в нагрудный карман, поверх которого желтела надпись «Скуратов М. Н.» на шевроне.

– Старлей решил жечь посреди дня?

– Ну я ему написал в чате, он сказал, скоро будет, и скинул селфи.

– Что там на нём?

Скуратов достал телефон, разблокировал и показал своему товарищу. Там был чёрный экран с тусклыми очертаниями чьего-то лица в армейской кепке.

– Вот сразу видно – наш старлей.

Солнце еле приподнялось с того места, откуда светило всю ночь. Птицы, до этого мирно спящие на деревьях, уже вовсю пели, будя остальных жителей леса. Но эта приятная утренняя музыка всё равно не могла спрятать шорохи в кустах, которые с каждой секундой становились всё сильнее. Через минуту над кустами малины показалась рука с зажатой зажигалкой, чей устремившийся в небо столб огня, как последний маячок, вёл державшего зажигалку через кусты.

– Демоны! Вы где? – раздалось из кустов.

– Блять, это он… – прошептал Скуратов и встал с ящика.

– Может, если мы будем молчать, он пройдёт мимо?

– Демоны, блять!

– Интересно, долго ли он будет нас искать? Найдёт ли офицер лазейку, которая высвободит его из плена кустов? – Низкий поднялся за Скуратовым и стал оправлять свой китель.

– Я знаю, вы здесь! – крик завершился треском падения тела на ветки кустов.

– И как он военное училище закончил? – Скуратов достал из кармана пачку сигарет и стал раскуривать первую попавшуюся под его перекошенную дактилоскопию сигарету.

– Как и все в его возрасте. Отец в ЦК, мать – ударница труда…

Рука с зажигалкой снова взмыла над кустами, а затем пропала.

– Словно жаба схватила одинокого светлячка… – низкий смёл куски коры со своего именного шеврона «Малютин К. А.».

– Бугристо стелешь… – Скуратов быстро подымил сигаретой и, кинув её на землю, утрамбовал берцем.

Шорохи в кустах прекратились. Лица сержантов скривились минами ожидания грядущих неприятностей, как будто в кустах рысь готовилась к последнему прыжку на них. Но оттуда, с кряхтением перекатившись, выпрыгнул ободранный малиновыми кустами старший лейтенант. Своей улыбкой и горящими авантюризмом глазами он пытался скрыть недавний конфуз с малиной. Отряхнув от листвы ободранные штаны, он начал своё выступление.

– Так, демоны! Всё готово?

– Так точно, товарищ старший лейтенант! – единым солдатским голосом ответили сержанты.

– Сержант Малютин!

– Я! – Малютин сделал строевой шаг вперёд.

– Скажи мне, Малютин. Почему вы не соблюдаете устав?

– Не могу знать, товарищ старший лейтенант!

– Не могут знать только пидоры, ты что, пидор, Малютин?

Скуратов скривил рот, пытаясь не заржать от настолько идиотской фразы.

– Нуууу…

Старший лейтенант обречённо посмотрел на Малютина.

– Нет… Ты не пидор… Ты проёбщик! Да! Проёбщик! Тебе дали приказ: исполнить в квадрате D4-L1 костёр формы К-4. Скажи мне, Малютин, параметры армейского костра формы К-4.

Малютин вытянулся, как студент за кафедрой, и начал.

– Армейский костёр К-4, кодовое название «Шалашик армейский», является самой распространённой формой костра в Вооружённых силах Российской Федерации. По конструкции напоминает гражданский аналог «Шалаш». Дрова складываются в форме домика, внутрь конструкции кладётся розжиг, первый слой выкладывается из тонких веток, когда они прогорят, закладываются дрова побольше. Основные правила использования и формы костров закреплены указом министра обороны за номером 1488…

– Так, дальше не надо…

Старший лейтенант, как пингвин, вперевалку зашагал к костру и в шаге от костра развернулся на одной ноге к Скуратову и Малютину.

– Вы говна въебали, да? – старший лейтенант экспрессивным жестом ладони указал на костёр, сложенный вокруг тумбы. – Это блять не К-4, это К-3! Что за ёбаный коллектив блять! Вам была поставлена задача сделать костёр формы К-4! Нахуя я тогда отправил вас, долбоёбов-2, сюда это делать?!

И правда, первый слой был выложен из крупных веток, а в качестве розжига использовался не один элемент, а несколько. Со стороны костёр вообще походил на то, что пионер-дневальный нашёл в лесу бобровую плотину и растоптал её своими начищенными белой эмалью берцами.

– Переделывайте, суки, чувырлы азиатские, гидры гонконгские, блять! – старший лейтенант развернулся и пошёл в лес.

Сержанты ещё несколько минут стояли в стойке смирно. И только когда удостоверились, что старший лейтенант ушёл достаточно далеко, они сунули руки в карманы и подошли к костру.

– Сейчас пару веток переложим, и всё, – подытожил Скуратов и присел на корточки.

– Ты прям как абориген, подносящий дары языческому божеству, Скуратов.

– Что-то я от тебя слышу сегодня слишком много философских цитат. Давай я разбавлю наш разговор чем-то солдатским. – Скуратов перекладывал ветки так, чтобы костёр хоть как-то отличался от того, что было. – Кхм. Ну так вот. Ах ты пидор грязный!

Малютин стоял над Скуратовым и вглядывался в пионер-дневального. Лицо статуи вбирало в себя не только армейскую сосредоточенность на задаче, но и обдавало взглянувшего спокойствием. Спокойствием за свою родину, что на её защите стоят такие бравые сол…

– А? – Малютин встряхнулся.

– Хуй на. Я больше повторять не буду.

Малютин сощурился и заметил, что у статуи закрыты глаза.

– Ты видел когда-нибудь дневальных с закрытыми глазами?

– Только на неудавшихся фотоотчётах, – ответил копающийся в ветках Скуратов.

Рука Малютина скользнула по намазанной кое-как белянке на щеке пионер-дневального. Вытянутым указательным пальцем он стал аккуратно нажимать на белый закрытый глаз. После лёгкого нажатия палец опустился в мягкое желе, из которого стала вытекать вода.

Малютин быстро оторвал от глаза палец, и он вернулся в первоначальное состояние.

– И из чего их делают? Этот гипс и пары лет простоять не может, этим дети светлого будущего уже не будут восхищаться.

Вода из глаза скатилась по щекам статуи и упала на спину копошащегося у костра Скуратова, оставив там два белых пятна.

– А это не для будущего, это для настоящего! – Скуратов перестал перекладывать костёр и встал с колен.

– Мне и в настоящем стрёмно на них смотреть.

– Для настоящей показухи и настоящих генералов. – Он похлопал по плечу пионер-дневального, тот в ответ заскрипел подкашивающимися ногами.

– А с будущим что делать?

– Будущие будут видеть уже электронное изображение этого солдатика.

Скуратов достал из кармана телефон и, усевшись на ящик инструментов, стал скрывать всплывающие уведомления.

– Давай гаситься, – подытожил всю работу Скуратов.

– А ты уже довёл форму К-4 до идеала или нам идти в дальний кабинет под медвежьей берлогой в соседней области за дополнительной справкой?

– Форма костра – похуй, направление – нахуй, как сказал один полководец…

***

Кто-то пнул Скуратова в плечо. Тот вышел из наплывшего служебного сна и увидел перед собой Малютина.

– Вставай, наш старлей идёт. Тебя даже его крики из кустов не разбудили.

Телефон Скуратова валялся недалеко от ящика. Видно, когда он клюнул в сон, телефон просто выпал из рук.

Подняв его и убедившись в отсутствии повреждений, Скуратов вскочил с ящика и стал поправлять форму. Ремешок на кепке, китель, ремень, штаны, берцы…

– Ты слышишь? – Малютин приложил руку к уху.

– Что?

– Этот идиот уходит от нас в другую сторону… сука.

Из кустов малины донеслось затухающее «Демоныыыыыыыыыыы».

– Хуёвый из него разведчик.

– А он не разведчик, а артиллерист. Он просто выходит на необходимую дистанцию для стрельбы. Сейчас, пара десятков километров на восток, два градуса наведения оружия, и уже день прошёл.

– Почему когда он последний раз уводил у разведосов стремянку, он не мог увести у них мозги?

Скуратов развёл руки в стороны и стал кружась как винт вертолёта идти к ящикам. После чего присел на ящики.

– Посадка завершена, можно возвращаться к личному времени. – Из его кармана снова появился телефон.

Малютин резко повернулся к нему и встал в позу театрала, готовящегося выдать своё па.

– Служил у меня один друг на Дальнем Востоке, механом в автопарке.

– Ты это к чему начал? – Скуратов отвлёкся от телефона.

– Это армейские истории. Заебал сидеть у себя в «тэшке». Да и ты знаешь все эти фильмы про армию, где любой герой может вывалить из экрана что-нибудь подобное. Так почему же я не могу так же? – Малютин обошёл вокруг пионер-солдата, зазывая того на роковое танго.

– Если я усну, ты уж извини. – Скуратов опустил голову обратно в телефон.

Малютин же продолжил:

– Значит, служил мой друг механом. И его вместе со взводом срочников отправили выполнять секретную задачу по нанесению изделия из гудрона на стены парка. Гудрон в бочке, бочка на костре, костёр в центре поляны, стена и сам парк в лесу. Зачем их направили в самый дальний и самый заброшенный парк части, никто не знает. Сержанты же говорят, что без покрытия стены гудроном обороноспособность России скатится до нуля, ведь где это видано, чтобы военный объект в лесах Дальнего Востока не был покрыт гудроном. – Малютин стал поглаживать пионер-дневального по ладони, навечно прикованной создателем к поясу, та ответила ему на касания еле заметным теплом. – Одним словом, интересная работа, но самое главное —опасная! – Малютин провёл пальцем по руке пионер-солдата и стал водить кончиком ногтя кружки по его щеке, после чего оторвал и облизнул оставшуюся на пальце белянку. – Опасная не из-за того, что товарищи солдаты разожгли открытое пламя и прыгали, как стадо язычников, вокруг него, не из-за того, что кидали в него бычки «Бондов» с кнопкой, а из-за того, что все просто хотели проебаться и всеми своими чёрными и тягучими, как кипящий в бочке гудрон, мыслями думали о кроватях и подушках на них. Короче говоря, собрались затылки, а с ними и я, разгильдяй-теоретик.

Малютин накручивал вокруг пионер-дневального свой очередной вираж, ступая по земле, как по подиуму, и поглаживая статую в очень нежных местах, что у более известных статуй уже покрылись пожелтелой бронзой.

– Вдали от главной группы, варящей гудрон, стоял Ваня. Ване в жизни и от жизни ничего не было нужно. Поэтому он молча и в отдалении от остальных стоял и делал свою солдатскую работу. Однако за полгода своей службы Ваня понял, что подчинение приказам и технике безопасности – это не его, это ведь одна из форм угнетения его индивидуальности, которую видел только он, ведь с остальными он просто молчит. И на задаче с гудроном Ваня продолжал просто делать свою работу и молчать. В работе с гудроном ему приказали доставать из раскалённой бочки гудрон, чтобы затем передавать его товарищам. Но армия не армия, если бы ничего не случилось…

Доламывая кусты малины, из них вылез старший лейтенант с пакетом, на котором краснела цифра 6, и с прозрачной бутылью керосина в розлив. От увиданной перед собой картины он был готов пробить твердь отвалившейся челюстью.

Малютин в страстном объятии обхватил пионер-дневального, закинув тому за гипсовую талию свою накачанную в неуставном берце ногу. Поглаживал того по затылку и нашёптывал что-то в белое ухо.

Старший лейтенант уронил свой пакет на землю. От дребезжания упавших в пакете бутылок газировки Скуратов поднял с колен голову и уставился на происходящее.

– Демон, блять! Ты что творишь! – крикнул старлей и швырнул в Малютина бутыль керосина.

Бутыль горлышком уколола Малютина в бок и отлетела в заготовленный костёр.

– А ну бросил каку, сука! – Старлей расправил плечи и падающим на грузчика шкафом двинулся на Малютина. – Ушёл от этого истукана, нахуй!

Малютин оцепенел от надвигающегося на него матерящегося шкафа. За пару секунд тот оказался перед Малютиным и навис над ним, тяжело дыша. Его не бритое несколько дней лицо так и отдавало злобой. Злобой затраха от инициатив подчинённых. Губы его выпятились, будто готовились плюнуть картечью в лицо Малютину, по зубам, что словно скалы вздымались на выдохе над сиренью губ, бегали зайчики нездоровой злобы, разбухшие ноздри угрожающе ходили вверх-вниз, а голубые глаза бегали по лицу Малютина, ища, во что бы бить первым.

– Сержант Малютин! – рявкнул старлей, обдав Малютина слюной.

– Я!!! – крикнул на весь лес Малютин.

– Сержант Малютин, живо взял керосин и закончил построение костра, у тебя минута, или я подожгу не костёр, а тебя, нахуй!

Малютин сорвался с места, поднял заляпанную землёй бутылку из кучи веток, ударил ладонью по крышке, моментально её свинтив, и начал обливать содержимое костра. Керосин полетел на ветки внизу, на гипсовое основание и гипсовые штаны, на гипсовый ремень и гипсовый китель, на гипсовые шевроны и гипсовые губы, на гипсовые нос и глаза, на гипсовую кепку и кокарду. В воздухе запахло приятным одурманивающим запахом заправки. Закончив всё заливать, Малютин бросил пустую бутылку в костёр.

Старлей посмотрел на часы. Восемь вечера.

– Всем отойти, блять! – скомандовал он, доставая ядовито-зелёную уставную зажигалку.

Малютин отступил на шаг и уставился на своего командира. Над его большим пальцем взвился конус огня, он занёс его над собой, будто стремясь осветить себе путь сквозь непроглядные дебри, после чего опустил руку, убедившись, что его попытка скопировать поднявшего над головой своё сердце Данко осталась никем в этом перелеске не понятой.

– Ну, с богом! – произнёс старлей и двинулся к костру. Поднеся пламя к разложенной под ветками бересте, он стал медленно подпаливать её с боков. Огонь забегал по разлитому по веткам керосину и скоро охватил уже весь костёр. Всех обдало жаром.

Вокруг пионер-дневального забегали огоньки. Малютин со стороны смотрел, как пламя забирало беззащитного, такого любимого и дорогого…

– Что-то громко хлопнуло, – стал кричать пионер-солдату срывавшийся на писк Малютин, с огромным трудом переступая через приказ командира. – Ваня уже опустил в бочку с гудроном палку с ведром, зацепленным за сук. Гениальное изобретение. – Малютина стало задувать дымом, на его глаза навернулись слёзы. – Сувал он ведро демонстративно, хотел показать всем, как он важен. И тут ефрейтор кричит ему: «Отойди от бочки, долбоёб. Я тебе что сказал, блять, брось эту палку, нахуй!» Ваня прихуел от такого развития событий, хотел было изо всех сил потянуть палку с ведром вверх, но всей силой армейской логики, что была у Вани, ефрейтора и окружающих, ведро взмыло в небо. Уже пустое ведро без ручки упало обратно в бочку, а Ваню… кх… кх… Ваню покрыло чёрным дождём… кх… – Малютин в непроглядном облаке дыма пробирался к статуе, ему навстречу вышел старлей, перекрыв путь.

– Малютин, ты охуел? – Он выпер грудь со скрещёнными руками вперёд.

Скуратов, наблюдавший за сценой, тихо встал с ящика и аккуратно зашёл за спину старлею.

– А гудрон застывал на лице Вани, – Малютин гремя берцами зашагал на старлея. – на его ушах, руках, снаряжении. Ефрейтор побледнел, всё его мироощущение перенеслось на гауптвахту. А Ваня кричал, ему, вероятно, было очень больно. Не за себя, за державу. Его подхватили под руки и потащили на ближайший КПП…

Из костра стали с треском вылетать тлеющие куски гипса.

– …Но прапорщик, ответственный за тот парк, послал их нахуй, а когда ефрейтор бензина попросил, чтобы хотя бы Ване лицо отмыть, сказал: «Вы мне тогда нахуй всё спалите. А не только его» – и закрыл дверь.

Малютин уткнулся в старлея и настойчиво пытался пройти сквозь него, старлей же отпихивал его локтями подальше от костра и приговаривал: «Малютин, нахуй, не выводи». Стоявший позади Скуратов резко схватил старлея под руки и отшвырнул от костра, да так, что тот кубарем улетел обратно в куст малины.

Малютин продолжал:

– А до медпункта несколько километров, стонущего Ваню кое-как дотащили до части и как мешок с говном сдали майору, который наорал на всех и всех, кроме Вани, выгнал из своего кабинета. А вечером началось самое интересное…

Малютин вступил берцами в костёр, жар которого стал плавить дешёвый скроенный в форму берца кожзам, взял левой рукой дневального за талию, а правой приложился ладонью к подплавленной щеке, оставив на ней слепок своей ладони. Глаза статуи на огне оплавились, теперь они открылись миру, и всё, что было в них, спокойное и умиротворяющее, заменилось на свободное, прозрачное, белое. Не обращая внимания на жар и боль ожогов, Малютин приложился к обмякшим белым губам и утонул в их сладости и тепле, поглаживая их внутри языком. Что-то невзначай обхватило Малютина в ответ, казалось, что статуя отвечает его объятиям взаимностью. Он открыл глаза и увидел перед собой светящуюся белую пропасть. Статуя вглядывалась в него неотрывным взглядом.

Под слившимися Малютиным и пионер-дневальным что-то треснуло, прогоревший слой веток провалился и поднял в воздух облако пепла и искр, скрыв их от остального мира.

Скуратов заворожённо наблюдал за происходящим с земли, на которую он присел, выкинув старлея в кусты. Сам же старлей вылез на карачках и приподнялся на колено.

– Я этого Малютина на губу сошлю, а тебя, Скуратов, в дисбат. Ебанутые! – С усилием он встал на ноги.

– Не отправите, товарищ старший лейтенант, не поверят.

Костёр пылал всё сильнее, пропуская через дым робкие движения любовников в своём лоне.

Схватившись за бок, старлей захромал к статуе, намереваясь выдернуть оттуда Малютина, но на его пути встал Скуратов в боевой стойке.

– Армия нас учила родину защищать, товарищ старший лейтенант! – Скуратов выставил вперёд левую ногу и занёс кулак.

– Она учит не быть дегенератами! Вы дегенераты! – старлей сплюнул и сорвался на Скуратова. – Ураааааааа! – закричал он и опомнился только после скользящего удара по щеке.

Завязалась драка. Старлей закрутил своими волосатыми кулачищами, как гири гиревик. Он старался вбить Скуратова поглубже в землю или хотя бы ненадолго его обездвижить. Скуратов уклонялся, досылая точные удары по старлею, отгоняя того от костра.

– Мы с Малютой будущее этой страны, не вы! – Скуратов прописал старлею двоечку с апперкотом. Его противник отшатнулся, отступив на несколько шагов назад, после чего перестроил направление атаки, влетел в Скуратова плечом и свалил его на землю.

– Я! Я! Я! Ты залетишь надолго! Тебя там измордуют, а дружка твоего вздёрнут! – по его лицу пробежала усмешка. Он посчитал, что взял всё в свои руки. Скуратов беспомощно схватился за поднимающие и приготовившиеся швырнуть его подальше от костра руки старлея.

– Вы не люди! Вы сгорите в собственных же идеях! – старлей напряг мышцы рук, готовясь переложить весь свой вес в бросок. Но Скуратов пнул того свободной ногой в пах. Старлей скривился и выпустил из рук Скуратова.

– Нет, мы не сгорим. Мы воспылаем! – Скуратов дугой направил свой кулак в ухо старлея, окончательно выбив того из равновесия. После чего прописал тому под задницу, отчего старлей скрылся на инерции в малине.

Послышался треск и грохот падения. Из дыма вывалился Малютин, весь рот которого был измазан белянкой. Упав на землю перед Скуратовым, он резко приподнялся на локтях и стал смотреть в столб дыма.

Дунул сильный ветер. Дым смело в сторону, и Скуратову открылся освещённый уходящим солнцем пионер-дневальный, он прижимал правую руку в идеально выверенном воинском приветствии.

– Дежурный по дивизиону, на выход! – сквозь трубу забрюзжали слова, оглушая весь лес. Губы статуи заросли стекающим гипсом, и пионер повалился на землю, забирая в осколках последние лучи солнца.

В воздухе запахло палёным мясом и сгоревшей синтетикой.

На белом фоне переписки выскочило синее облачко:

«Телефон в штабе части звонил несколько дней подряд, а в ленинской комнате постоянными звонками разрывало жопу местному полковнику. Звонило начальство из Москвы, которому доложили, что в части F сгорел боец. Остались только берцы, военный билет и черкаши на кальсонах. Всюду носились офицеры, хватаясь за голову и не понимая как такое вообще получилось. А мы сидели у себя в казарме и беседовали с замполитом, ЧП очень серьёзно порушило карьеру паре человек из управления штаба. Замполит же нас скрывал от их неправедного гнева. Да спрашивал нас постоянно: „И зачем?“, а мы ему отвечали: „Мы просто хотели почувствовать себя людьми в этом окружении колючей проволоки и предрассудков“».