Читать книгу Лилия - Павел Лилье - Страница 14

Моя мама, Анна Аркадьевна Бельчикова (дев. Конюшевская), родилась 28.12.1920 года в городе Риге, куда ее родителей из-под Вильно, где у них было большое имение, вытеснила Первая мировая война. Католичка. Все свои сбережения и деньги за проданное имение в русских золотых червонцах моя бабушка Мария (ур. Скаковская) положила в латвийский банк. Когда в Латвии усилились националистические тенденции, то всех не латышей вынудили покинуть страну. Деньги в банке бабушке, несмотря на все ее возмущения и протесты, выдали так называемыми «керенками». Естественно, что эти «фантики» пропали. Потом умирает дедушка.

Бабушка вместе с сыном Брониславом (1914 – 1979) и дочерью Анной переехала сначала в Полоцк, потом в Москву, а в 1924 году – в Витебск, где она устроилась на работу в цирк. В Витебске бабушка выходит замуж за вдовца Василия Захарова, имевшего 5 дочерей. В 1925 году у нее рождается девочка, которая вскоре умирает. Мама рассказывала, что в это время в стране был страшный голод, везде было полно крыс, которые отгрызли ночью у, лежавшей в гробу ее сестренки, часть руки.

3 июня 1926 года бабушка родила Виктора. После ее смерти от голода в 1933 году Анна, которой исполнилось 12 лет, помогала старшему брату растить младшего.

В 1936 году мама поступила в Витебский политехникум и стала серьезно заниматься спортом (за что бесплатно выдавали спортивную форму и талоны на питание). Перед войной она была рекордсменкой Белоруссии по метанию диска и копья, толканию ядра, прыжкам в высоту, бегу на 100 метров (с результатом 13,7 секунды). Она была «Ворошиловским стрелком». С последних предвоенных соревнований из Белостока (с сентября 1937 года принадлежавшего БССР), где сборная Витебска (вместе с мамой) выиграла кубок Белоруссии по баскетболу, она уехала 18 июня 1941 года (не было денег на обратную дорогу).

22 июня 1941 года был солнечный день, который мама провела на реке Витьбе (в то время –полноводной и чистой). Начавшуюся войну никто всерьез не воспринимал. Все думали, что она будет идти где-то далеко и скоро победоносно завершится, но уже 11 июля город захватили фашисты. Мама, как инженер трамвайного депо, числилась секретарем МГБ Белорусской ССР. Поэтому она вынуждена была отступать вместе с войсками Красной Армии, которые под Суражем (40 км от Витебска) попали в окружение. Чудом вырвавшись из кольца, мама вернулась домой.

Первое время жители старались не работать в немецких учреждениях. Люди собирали на полях неубранный урожай, подъедали свои запасы. На молокозаводе, разрушенном отступающей Красной Армией, стояли цистерны с подсолнечным маслом, которое жители с опаской для жизни вычерпывали ведрами. Для некоторых из них это заканчивалось трагически, так как очень сложно было удержаться на липкой от масла лестнице и за скользкие перила. А плавать в растительном масле невозможно…

Когда партизаны начали беспокоить захватчиков, то немцы ввели комендантский час, после наступления которого арестовывался каждый человек, не имевший специального пропуска «Аусвайса». Тут уж жителям надо было просто как-то выживать и они волей-неволей шли работать в оккупационные учреждения и на предприятия, открытые в городе немецкими коммерсантами. В 1942 году мама устроилась на службу в немецкую фирму «Лехнер и К*» (по словам мамы такая фирма и сейчас существует в Германии), где работали инженеры Фихтель и Марек. О немцах, гражданских и военных, мама ничего особо плохого не говорила. Отмечала их профессионализм, педантичность, ответственность за свою и поручаемую подчиненным работу. Кстати, по словам соседа мамы, Василия Ерошевского, прожившего в подростковом возрасте всю немецкую оккупацию в Белоруссии, если немецкие солдаты что-то из продуктов или вещей забирали у населения, то, как правило, взамен они давали деньги, шоколад . Ожесточались немецкие военные спец органы (СС и СД) только после убийств своих солдат и офицеров партизанами и подпольщиками. Тогда устраивались облавы и арестовывались все граждане, не имевшие выданных немцами документов. А когда набеги партизан становились еще активнее, то часть арестованных, которых немцы называли заложниками, расстреливалась. Однажды вечером маму забрал немецкий патруль за то, что в ее «Аусвайсе» была нечеткой печать. Маму попытались бросить в подземный бункер гестапо, располагавшееся около техникума, который она закончила. Зная из разговоров с соседями, что людей, попавших сразу в бункер, потом, обычно, рассматривали как заложников за убитых немецких солдат и часто расстреливали, мама начала истошно кричать и добилась, чтобы в комендатуре проверили подлинность печати. Удостоверившись, что мамин пропуск не фальшивый, гестаповцы ее выпустили.

Чтобы тщедушного Виктора не забрали в полицаи или партизаны (что тоже случалось под угрозой расстрела), ему заменили метрику. Он стал Конюшевским В.А., 1928 года рождения. Но от отправки в Германию на принудительные работы в 1943 году уберечь его все равно не смогли.

В мае 1944 года наша авиация усиленно бомбила Витебск и, особенно, его центральную часть между площадями Ленина и Свободы, где находились лишь жилые кварталы. Погибло много мирных жителей. Разрушены были в городе почти все дома. Немцами, по завершении бомбардировок, был объявлен в городе траур по погибшим жителям. С этого времени мама стала заикаться.

Летом 1944 года маму, ее подругу Клавдию и других женщин, копавших окопы под Полоцком, оккупационные власти без предупреждения погрузили в эшелон и повезли в Германию. В поезде мама уговорила сопровождающего их немца направить ее поближе к брату, работавшему на фермера Вихерера в селении Рикезаген (2 км от Гераброн и 40 км от Бад-Мертгенхайма). Так мама попала в военный госпиталь в Бад-Мергентхайм, где она работала прачкой-уборщицей и где зимой 1945 года повстречалась с моим будущим отцом.

По различным данным для работ в Германию из СССР было вывезено около 5 млн человек.

Мама говорила мне, что в госпитале отец первым подошел к ней, когда услышал, как она разговаривала с кем-то по-русски. Отец сразу маме понравился. Он был высоким, стройным и очень вежливым молодым мужчиной. Они начали, по возможности, встречаться. Отец рассказывал маме о своей жизни, о религии. Говорили они о спорте и о любви, которая между ними возникла весьма логично. Строили планы на совместную послевоенную жизнь. Смерть любимого явилась для мамы страшным ударом, тем более что под сердцем она уже носила его ребенка.

После того, как в июне 1945 года на смену американцам в Бад-Мергентхайм вошли русские войска, наши спец органы проверили маму на благонадежность и разрешили ей устроиться на работу в одну из советских воинских частей.

Когда родился я, возникла проблема элементарной выживаемости. Витебск лежал в руинах. Дом, где мы жили, был переполнен беженцами. Предприятия не работали, есть было почти нечего и мама со мной и Виктором переехала в Ивенец к старшему брату Брониславу, заведовавшему ветеринарной больницей. Бронислав был очень одаренным человеком. До войны он самостоятельно скроил и сшил маме пальто, сделал фотоаппарат, с помощью которого зарабатывал на жизнь, легко закончил ветеринарный институт (причем, поступил он вначале в мединститут, но, после нескольких случаев арестов врачей за «умышленное» неграмотное лечение пациентов, перевелся в ветеринарный, потому что, как он говорил, за «плохо выле-ченную корову не посадят»). Бронислав женился на Александре, у которой уже был сын Броник.