Читать книгу Сила времени - Павел Миллер - Страница 6

– Садись! Ты почему ещё стоишь?! – Врач даже с приличным усилием толкнул Максима в стоящее за ним кресло. Голова закружилась еще сильнее. Доктор ещё что-то говорил, записывал, а Макс отвечал и думал про себя: “Наверное, снимок плохой, надо же, а я ещё два дня ходил, а как оказалось, даже стоять на ногах нельзя…” Стало совсем плохо находиться в стенах больницы, когда голова завертелась – как глобус. Всё внутри стало ныть изнуряющей болью, даже сидеть стало больно; а слабость настолько одолела, что даже встать он не мог. Тогда Максим запрокинул голову назад, положив её на стену, и сидел в непонятном самому состоянии, как бы полудрёме.

Среди различных картин, которые в эти моменты представали перед ним, снова увидел свою маму. Всегда восхищала её красота: короткие волнистые волосы, высокий лоб, большие глаза с пронизывающим взглядом – серьёзное выражение лица, всегда непоколебимое и искренняя уверенность во всех своих действиях – всё заставляло восхищаться ей. Но самое главное было то, что с внешней стороны нельзя было понять: насколько она внутренне богата, и что бы она ни говорила и не делала – нельзя было определить и сразу осмыслить – что она хотела сказать или сделать. Только спустя определённое время, или какое-то событие давало понять Максу истинную сторону её поведения: „Всё, что я вижу и слышу – это лишь мои предположения! Ничем не подкреплённые мысли! А понять истинную суть остального не могу – сразу разгадать и осмыслить, да и не стоит пытаться, пока не придёт время”.

Кто-то взял его за руку, и, сделав невероятное усилие, он оторвал голову от стены, всё-таки удержал её ровно. Затем, с тем же трудом пересилив свою внутреннюю боль, открыл глаза. Однако, спустя некоторое время он понял, что перед ним стоит его папа, Вениамин Леонидович, и удивлённо смотрит на него. Голова казалась очень тяжёлой, и Максим снова опустил её на стену, закрыв глаза. Он услышал, как папа разговаривал с врачом, даже не разговаривал, покрикивал на него. Потом снова взял Максима за руку и сказал:

– Посиди сынок, я сейчас приду, только не вставай, хорошо!? – Вместо ответа Макс пробормотал что-то невнятное, продолжая сидеть в той же позе, думая теперь о своём папе. Ему нравилось общаться с ним более, чем с кем-либо. Максиму чувствовалась невидимая связь с этим прекрасным человеком: высокого роста, тёмно-русым волосом, ясными и очень умными, всё понимающими глазами. Сын восхищался своим папой, и его восхищению не было предела! Папа был для него всем, и он постоянно чувствовал необходимость в общении с ним. Даже когда общались, или просто молча находились рядом друг с другом, Максим знал, что они – одно целое! И долго друг без друга – это неправильно и плохо. Каждый раз, когда папы рядом не было, а Максиму он был необходим, то внутренне всегда чувствовал его присутствие, и будто он говорил сыну: как правильно поступать и что лучше сделать. Всегда Макс старался находить время пообщаться со своим родителем, чем-то помочь, поучиться у него или просто побыть рядом. Также Максим считал, что сила его Небесного Отца и его сила – объединятся в нужное время, и чтобы он не делал – чувствовал: „Мне кто-то помогает! Даже делает за меня! Конечно же, Небесный Отец…”

Максим подняли на ноги, и повели, удерживая под руки. Ему было всё равно – куда, потому что он слышал справа голос папы:

– Неужели так всё серьёзно?! – В голосе чувствовалось волнение. Это бывало очень редко, а иногда казалось, его ничто не может вывести из себя; и это настораживало Максима.

– Перелом, к счастью, закрытый, ему повезло! Но когда я узнал, что он уже второй день ходит, и даже сюда сам пришёл – меня это сильно возмутило и удивило.

– Что именно? – Спросил Вениамин Леонидович, странно, но то же хотел спросить и Максим, но не мог.

– Если бы он сегодня не пришёл сюда, то кость бы треснула, и порвались сухожилия. Он уже никогда у вас, не смог ходить полноценно. В лучшем случае хромал, а в худшем – вообще бы не наступал на ногу.

Когда Максима усадили на стул и приложили к голове холодное, мокрое полотенце, только тогда снизился жар в его голове – он открыл глаза и увидел свою ногу, с которой уже сняли ботинок и подняли выше колена штанину. Она была непонятно-тёмного цвета и, казалось, опухла, но ещё не очень сильно.

– Вот так больно или нет? – Спросил доктор, надавив указательным пальцем на левую лодыжку. Больной ничего не ответил, потому что его два раза как бы подкинуло вверх на стуле – от нестерпимой боли, а из глаз побежали ручьями слёзы. Макс невольно и резко согнул ногу, и она оказалась под стулом. Задев ею ещё и об пол, больной согнулся и чуть не упал со стула, но его удержал папа. Глаза больше не открывал, и все силы уходили на борьбу с невыносимой болью в ноге и во всём теле. Врач долго пытался вытащить ногу из-под стула, а потом ещё дольше накладывал гипс.

– Пусть ни в коем случае не наступает на ногу, а недели две вообще лежит! Встаёт только в туалет и покушать. Каждый день нужно проветривать тщательно комнату.

– Хорошо-хорошо, я буду за ним следить.

– Мне интересно: почему он так ослаб?

– Он ведь только после операции, ещё не окреп, тем более, что около двух дней ходил с переломом – не удивительно.

– Ногу не сильно сжимает? – Спросил доктор больного.

Увидев гипс на своей левой ноге в форме сапога, Максим вообще не чувствовал никакого сжатия, ему казалось, что нога просто забинтована.

– Нет, всё нормально, – и попробовав поднять ногу, добавил, – нога только сильно тяжёлая.

– Ничего, справишься, – ответил, улыбаясь, доктор, – только больше лежи. Вениамину Леонидовичу я уже сказал, он тебе объяснит.

– До свидания, – попрощался Макс.

Когда они с папой сели в машину, ещё долго молчали, с грустью наблюдая в окошко за торопливыми прохожими, падающими листьями, порывами ветра, раскачивающими деревья. Максим чувствовал, что папа расстроился и не знает, как заговорить с ним. Только спустя ещё немного времени, когда стало темнеть на улице, отец завёл машину и спросил:

– Как же ты это так, сынок?

– На крыльце больницы поскользнулся – снегом же с утра завалило.

– Так не скользко же, – не понял его папа.

– Вчера было тепло, снег таял, а вода не стекает с него, утром подморозило, а там уголком обварены ступени. Везде был сплошной лёд, и только углы торчали – по ним я и съехал вниз. А потом, когда дворник смёл снег, я и увидел лёд и уголки.

– Так это ведь вчера было, а ты в больницу только сегодня пошёл.

– Думал, может просто ударил, и болит. Я и представить не мог, что таким образом можно ногу сломать.

Папа ничего не ответил, и они снова молчали – каждый о своём; но Максим казалось, что думают они об одном и том же: „Как об этом сказать матери, чтобы лишний раз не расстраивать? Гипс невозможно скрыть, да и незачем. Однако сделать, чтобы она расстроилась меньше – можно…”

– Сам доскачешь? – Тихо спросил папа, остановив машину у подъезда.

– Да, конечно, первый этаж – не проблема.

– Я машину поставлю и приду.

– Хорошо.

Сестрёнка долго сидела возле братика, всё ещё не могла поверить увиденному происшествию и, изменившись в лице, всё трогала гипс и спрашивала:

– А нога не болит? Ты хорошо себя чувствуешь?

Максима клонило в сон, и лежа на диване, он отвечал односложно “да” или каким-нибудь молчанием; на что сестрёнка не обращала никакого внимания. Она принесла воды и долго держала руки на голове брата, как бы измеряя температуру, но ничего не показалось ей подозрительным, продолжала изучать гипс.

– Как у тебя дела, Иринка? – Спросил Макс и посмотрел на неё, открыв глаза с большим трудом.

Он любил свою сестру и всегда помогал ей во всём: и советом, и делать уроки, и везде с собой брал; а она часто обращалась к нему со многими вопросами, которые, даже маме не могла сказать – настолько они были личными. Её светло-русые, почти белые волосы с каждым годом темнели, а ранее были кудрявые, но сейчас почти распрямились, и только кончики, как будто подкрученные бигудями, давали понять – раньше это были кудри. Голубые глаза всегда становились ярче и насыщеннее, когда она волновалась, внешне это волнение не показывая, но Максим всегда определял по ним, что сестре нужна помощь и сразу спрашивал о её проблеме. Не было ни одного случая, когда бы он не помог. Было даже не важно, что у него мало времени, или что проблема у сестрёнки не слишком сложная – сама разберётся. Всё равно он откладывал все свои дела и помогал ей. Даже сейчас, чувствуя волнение сестры, он понял: „Моя нога немного прибавила ей переживаний, а истинная причина ещё не ясна…”

– Учительницу сегодня увезли на скорой помощи! – Хоть сестрёнка была сильной, всё равно слеза вырвалась из глаз и медленно побежала по щеке.

– Пойми, что все мы когда-то умрём, но плакать не нужно. Нужно жить дальше, и как бы тяжело не было, помогать друг другу. – Максим снова закрыл глаза – его одолела слабость.

– А разве она умрет? Она же такая молодая!

– К сожалению да – это так называется, но относиться к этому нужно спокойно, понимаешь?

– Я постараюсь, но это так тяжело. – Она уже не плакала, и это нравилось Максиму.

– В жизни все тяжело, а когда сделаешь, то говоришь: как легко это было сделать, и почему я раньше этого не сделала? Правильно говорю? – Прозвенел дверной звонок и сестренка ушла открывать отцу двери.

– А мать где? – Удивился он.

– У соседки. Они же вчера договорились.

– Максимку еще не видела, значит?

– Еще нет. Она скоро придет, время-то уже десять часов.

Они сидели в зале возле Максима, живо разговаривали, ожидая прихода матери, и отцу даже удалось развеселить сестренку и поднять ей настроение. Разговорившись, не заметили, как пришла мама, вошла в зал и остолбенела. Ничего не говоря, смотрела на лежащего сына. Он почувствовал взгляд и понял, что это она. Отец и сестра смолкли и ждали: что же она скажет.

– Вот и встретили Новый Год! Очень хорошо! Ну-ка дорогой, расскажи нам: как ты докатился до такой жизни?! Максим чувствовал, мать в хорошем расположении духа и не знал, но ответить.

– По лестнице, – только и сказал он.

– Голова хоть не болит?

– Нет!

– Ну и славно! – Мама пошла на кухню и сказала:

– Пойдемте пить чай. Нас угостили тортом.

– Я не буду, – сказал сын, и погрузился в сон окончательно, лишь мгновения он слышал свист чайника, звон чашек и веселые голоса родственников. Ничего не успев подумать, уснул.