Читать книгу Календарь Морзе - Павел Сергеевич Иевлев - Страница 6

– Мужчина украл кардан с трактора, чтобы удивить жену, артист театра пропил приз за трезвость, мэрия не разрешила митинг против пукл, потому что их не бывает, топинамбур, выращенный дачником, признан самым неприличным корнеплодом года. Это все новости к этому часу, с вами был Женя Продулов на «Радио Морзе».

В песне предлагалось проверенное решение – найти крайнего и свалить всё на него. Хороший метод, главное – чтобы крайним оказался не ты…

– Доброе утро! Сегодня у нас тринадцатое июля, Антон Эшерский и программа «Антонов огонь». Если бы это было восемнадцатое, мы отмечали бы День медицинского работника. Это люди, которые знают о вас больше, чем вы сами, и у которых есть шанс однажды посмотреть на вас изнутри.

Итак, сегодня в студии самый белый халат Стрежева, главврач городской больницы, глава Департамента Здравоохранения и прочая и прочая и прочая… Встречайте – Константин Евгеньевич Шалый!

Доктор Шалый был сед, высок и назидателен, но без белого халата выглядел слишком штатски. Половина врачебной харизмы – в униформе, вторая – в фонендоскопе. Он выступал у нас в рамках «программы лояльности» – владелец радиостанции изображал реверансы мэрии, и мне приходилось давать эфир городским чиновникам. Видимо, чтобы горожане не забывали об их существовании.

– Ну что же, Константин Евгеньевич, как здоровье поголовья? – спросил я его для затравки. Чиновник подобен рептилии – чтобы он раскрыл пасть, в него надо потыкать палкой.

– Согласно статистике Департамента Здравоохранения… – завел унылую шарманку главхалат.

Оказалось, что здоровье горожан вне опасности, эпидемических заболеваний нет, больницы загружены слабо, люди почти не болеют, предусмотрительно ограничиваясь бытовым травматизмом и последствиями пьянства. Ему бы радоваться, но глава департамента, оказывается, был недоволен:

– Горожане недооценивают роль профилактики заболеваний, пренебрегают регулярными медицинскими осмотрами… Вот вы, Антон, – внезапно обратился ко мне главврач. – Когда вы последний раз были на медицинском осмотре?

– В военкомате, – честно признался я, – там мне приблизительно пересчитали конечности и, получив четное число, признали годным к строевой. В жизни мужчины есть место двум медицинским событиям – призывной комиссии и патологоанатому. Между ними медицине делать нечего!

– Совершенно безответственная позиция! – возмутился врач. – К сожалению, типичная. Вы даже не представляете себе, сколько опасных заболеваний может протекать до поры до времени бессимптомно!

Он посмотрел на меня, прищурившись, надеясь разглядеть коварно скрытые от медицины патологии. Я не поддался и никаких симптомов не проявил. Лежащий на столе телефон бесшумно моргнул бликером и показал на экране сообщение от Анюты, я отвлекся, а Шалый сменил тему.

Доктор был категорически недоволен тем, что горожане, пренебрегая медициной, тем не менее, ходят ко всяким шарлатанам.

– Талант не заменяет медицинского образования! – вещал он. – Отдельные случаи излечения еще не означают… Врачебная ответственность и систематический подход…

Да, в городе завелся свой «целитель». Специфический, но в чем-то и уникальный. Официальная медицина ревновала.

– Скажите, Константин Евгеньевич, – спросил я, – а почему ни у одного из ваших врачей соответствующего таланта не обнаружилось?

– Медицина пока не может объяснить феномен таланта, – врач скривился так, как будто укусил гнилой лимон, – лично я не уверен, что там вообще есть чего объяснять.

– А феномен пукл она объяснить может?

– Наше дело – людей лечить, а не ерундой заниматься! – рассердился доктор. – Людей, а не пукл, шмукл или еще каких фантомов коллективного бессознательного!

– Итак, с вами была программа «Антонов огонь» и главный врач всего на свете доктор Шалый! – я решил, что настал момент прекратить это позорище, пока слушатели не выключили свои приемники навсегда. Городские чиновники вопиюще не медийны, как специально их таких подбирают.

Шепелявые южане Dead South запели о том, что в аду мы будем в отличной компании, а я прочел Анино сообщение: «Спроси его про доктора Здоровец. Она пропала». Вот неймется ж ей…

– Спасибо за интересную беседу, – неискренне прощались мы с главмедиком, – приходите к нам снова…

(«Черт тебя принес, унылое мудило…» – думал я при этом. Судя по выражению глаз, унылое мудило думало что-то аналогичное про меня).

– А, кстати, что за история с доктором Здоровец? Говорят, она пропала?

– Ну вот, опять эти глупости! – возмутился Шалый. – Никто у нас не пропал! Яна Аркадьевна Здоровец не отличалась… то есть не отличается, – быстро поправился он, – коллективным духом и уживчивостью характера. Так что ее решение покинуть ряды персонала больницы никого не удивило.

– И в каком направлении она эти ряды покинула? – уточнил я.

– Не знаю и знать не хочу! – отрезал главврач. – Мне пора, до свидания!

Ну, вот и поговорили…

«Жду в кафе на углу!» – всплыло на экране телефона, и я уступил микрофон Чото.

– Женя Пра-а-адулов и но-о-о-вости на «Радио Морзе»! – донеслось из студии его торжествующее завывание.

Пикирующий дятел.

– Пожилая женщина через тридцать лет вспомнила, что ее муж куда-то ушел, двое пенсионеров пытались украсть водонапорную башню, старик вербовал в библиотеке сторонников буквы «ё», старушка лечила суставы героином, пенсионерку приняли за пуклу и теперь обвиняют в избиении соседей лопатой…

Вот это я понимаю – активная старость!

– Так, – забыв поздороваться, накинулась на меня Анюта, не прекращая при этом наворачивать омлет с ветчиной, – я кое-что нарыла!

– Приятных раскопок, – вежливо ответил я и попытался привлечь внимание официанта. Он проигнорировал меня и ушел в подсобку.

– Эта самая Здоровец… Кстати, что сказал Шалый?

– Что она вредная тетка, всем надоела и все счастливы, что она, наконец, уволилась.

– Врет! – резко сказала Анюта. – Ну, то есть она действительно хамоватая баба, но ни черта она не уволилась. Просто исчезла.

– Ну, мало ли… – я постучал по столу, но официант не соизволил выйти. Хрен ему, а не чаевые теперь.

– А главное, – продолжила Анюта, – все документы задним числом изменены так, как будто она никогда в этой больнице не работала! И все делают вид, что так и надо!

– Черт, неужели мне тут даже меню не дадут? – разозлился я.

– Да плюнь ты на это меню, ты меня послушай! – горячилась Анюта. – Ты представляешь масштаб подчисток? Она же не один год там проработала!

– Чушь какая-то, – отмахнулся я. – Гораздо проще было бы подделать одну подпись на заявлении «по собственному».

– Вот именно! – у Анюты горели глаза. – Тут какая-то серьезная тайна!

– Или твой источник брешет… – выдвинул альтернативу я.

– Я сама свой источник, – сказала она почему-то смущенно.

– А кто эта Здоровец по специализации? – спросил я чрезвычайно нейтральным тоном.

– Какая разница? Ну, завотделения гинекологии, неважно…

Как интересно… Нет, мы предохранялись, конечно, но была пара моментов… (Алкоголь создает больше людей, чем уничтожает). Глупо звучит, но я был бы рад.

– Вот даже не думай! – обломала меня Анюта.

– Не буду думать, – послушно согласился я, – от этого на лбу морщины.

– Слушай, Антон… Можешь мне сегодня помочь? – она положила мне руку на колено, и я немедленно почувствовал полную готовность. Готовность помочь, разумеется.

– Мне нужно интервью с лидером оппозиции. Но он противный и все время за задницу хватает.

– Так не ходи.

– Не могу, главред ему обещал. Сходи вместо меня, а? Я тебе диктофон дам, потом сама расшифрую…

– Диктофон у меня есть, – отмахнулся я. – Послушай, давно хотел спросить… Ты только не обижайся.

– Спроси, но ничего не обещаю.

– Почему ты вернулась в Стрежев? Тебе предлагали топовый глянец в столице, я помню. Крыскина никогда тебе не простит, что ты отказалась. Она бы убила за такую возможность. А ты выбрала муниципальный еженедельник и сайтик с региональным политконтентом. Очень мило, но очень мелко.

– Лучше быть первым в Галлии, чем вторым в Риме!

– Серьезно?

– Нет, – засмеялась она, – просто цитата хорошая.

Я говорил, что в Стрежеве никто не улавливает цитат? Анюта – исключение. Она, да еще Славик. Он тоже смог бы щегольнуть при случае Плутархом.

– На самом деле, Антон, я не знаю, – призналась она, – просто ощущение, что мне надо быть здесь. Что это мое место. Что этот город любит меня.

– Даже сейчас?

– Особенно сейчас. Счет, пожалуйста!

Никто не явился. Я поднялся, дошел до стойки и постучал по ней. Тишина. Я заглянул в подсобку. Там никого не было.

– Вот тебе очередное таинственное исчезновение, – сказал я Анюте, – не хочешь расследовать?

– Хватит надо мной смеяться, – отмахнулась она, – это серьезная тема. Я оставлю деньги на стойке, мне пора. Так сходишь к нему?

– Куда ж я денусь…

Анюта упорхнула. Я посмотрел ей вслед и прошел на кухню. Столы были пусты, холодильники выключены, плита холодна и успела изрядно запылиться. Но кто-то же приготовил Анюте омлет с ветчиной и кофе?

Забавненько.

– …А шестого мая был бы День Фрейда. Это человек, который рассказал нам страшную правду о бананах. Благодаря ему вы знаете, что во всех ваших проблемах виноваты секс и родители.

Ну и бананы, конечно.

Если вы хотите поговорить об этом – звоните в студию. Вам никто не ответит, потому что телефонный аппарат у нас кто-то спер, но, пока идут длинные гудки, вы успеете получить небольшой катарсис…

Я запустил рекламный блок и вышел в аппаратную. Чото возился с бумажками, готовя новости.

– Слушай, а ты в кафе на углу давно был? – спросил я его.

– В каком кафе на углу?

– Ну, в соседнем доме же, на углу Блаватской и Кастанеды?

– А там есть кафе?

– Оказывается, есть…

– Странно, никогда не замечал… – ответил Чото рассеянно, вычитывая какую-то распечатку, – надо зайти как-нибудь. Кофе там хороший?

– Не знаю, но обслуживание так себе…

Забавненько…

Порфирий Дидлов, лидер партии православных коммунистов, оказался шумным лысым коротышкой в криво сидящем голубом костюме и галстуке цвета «лопни мои глаза». На лацкане пиджака были приколоты комсомольский значок и серебряная иконка на булавочке. Не знаю, какое отношение его партия имеет к Христу и Марксу, но магия слова «партия» настолько сильна, что превращает в говно любые, даже самые правильные слова, поставленные после. Безотказное колдунство.

Непримиримость его оппозиции была главным образом в том, что он не простил мэру гей-парада. Порфирий был яростный непримиримый гомофоб.

– Дидло́в я, так и запишите, Дидло́в, на втором слогу ударение! – горячился депутат. – А не «ди́лдов», как эти тридварасы из телевизора меня обзывают, как будто я хрен резиновый. Этим гомикам везде хрены мерещатся, только и мечтают, чтобы их в булки долбили. Там же одни гомосеки на телевидении, расплодил наш мэр заднеприводных! Только и делают, что в попки пердолятся. Дерут друг друга в дупла-то! В задние ворота долбятся!

Порфирий так смачно и со вкусом выговаривал все эти «булки» и «дупла», что я на всякий случай отодвинулся подальше.

– Да если бы не мы, правкомы, то в городе уже давно бы всем голубые заправляли. Оно и в Думе, между нами говоря, говномесов хватает. Присовывают в очко, а как же. Куда один пролез – там скоро все такие будут. Гомики и пуклы кругом, Антох! Ну, кроме нас, православных коммунистов, конечно. Мы за эту, как ее… традиционную семью!

Я невольно покосился на руки Дидлова – на толстых коротких волосатых пальцах не было обручального кольца, только уродливая, но массивная золотая печатка с серпом и молотом поверх креста. Крест был почему-то «лапчатый», тамплиерский.

– А все мэр, его рук дело. Сам-то он вроде нормальный – хотя сейчас от кого угодно можно ожидать – но просто помешался на голубцах! Ну и этих еще… пуклах. Которые тоже, поди, пиндюрят друг друга в сракотан. Я тебе вот что скажу, чисто между нами, – Порфирий склонился ко мне, обдав запахом лука, которым забивал перегар, – выключи-ка свою машинку, будь другом.

Я сделал вид, что выключил диктофон – лампочка погасла, но запись продолжалась.

– Этот мудак всерьез верит, что всё пиндосы устроили!

– Что? – удивился я.

– Ну, вот это все, – депутат сделал широкий круговой жест рукой, показывая глобальность охвата, – Ждут, мол, теперь, когда мы станем достойны – тогда они нас в гейропу свою примут. Вот мэр и рад стараться, придумывает всякую хрень, чтоб типа как у них. Ну не дебил, а?

Депутат противно захихикал, потом придвинулся еще ближе, оглянулся вокруг и перешел на шепот. Запах лука, перегара и какого-то ядреного одеколона стал невыносим.

– А я вот что тебе скажу, Антоха, – слабо такое пиндосам! Пиндос нынче не тот пошел, кроме как в жопки ебстись, ни на что не годен. Это наши, Антох!

– Какие «наши»? – спросил я безнадежно.

– Ну, вообще – наши. Так-то они открыто не могут, везде засела эта шваль подпиндосная, типа мэра нашего. Пидор на пидоре, и тронуть их не смей – санкции-херанкции. А тут раз – тайный эксперимент! Не зря здесь интернета ихнего нет, в котором что ни открой – везде либо черный негрильский хрен, либо волосатая пидорская жопа.

Я не стал рассказывать депутату про таргетирование контента, только покивал понимающе – да мол, так оно все и было в интернете этом. Жопа на жопе сидит и хреном погоняет.

А тот сел на стуле ровно, сделал пафосное лицо и жестом разрешил мне включить диктофон. Неофициальная часть, видимо, была окончена.

– Избавившись от тлетворного влияния Запада, мы должны использовать наше уникальное положение, чтобы построить новое общество на основе идеалов православия и марксизма, – важно изрек он, – И вот тогда врата отверзнутся и пойдет отсюда в мир правильная жизнь! Ибо сказано: «Никуда не годится народное воспитание через посредство государства. Наоборот, государство нуждается в очень суровом воспитании со стороны народа»![20]

Депутат приосанился, гордый тем, что запомнил такую длинную цитату.

– Так и скажите на своем радио, – завершил он, – у вас-то там хоть нормальные? Или тоже «лямур ля афедрон», как в телевизоре?

– Нет, – заверил я правкома, – у нас с этим строго. Ежели кто от баб из бухгалтерии нос воротит – сразу выводят в коридор и расстреливают. Скрепками из степлера.

– Да? – с подозрением уставился на меня депутат, – ну ладно тогда…

Чото с вечернего эфира отпросился, так воровато кося глазом, что я сразу догадался куда. Потащит яйца в гнездо. Гнездо порока, разумеется – «Поручика».

Его девушка – суровая молодая леди, телосложением похожая на армейскую тумбочку, а лицом – на солдатскую задницу, держала моего ассистента в строгости, чему немало способствовали два старших брата. Братья тоже имели мебельную форму, но пропорциями ближе к шкафу, лица же им заменяли черные бороды и горбатые носы. За честь сестры братья могли зарезать, а трындюлей хлипкому ухажеру выписывали периодически просто так, чтобы не расслаблялся.

Но Чото расслаблялся все равно.

– Я тут записал вечерний новостной блок, поставишь в десять, а? – попросил он, застенчиво ковыряя ножкой пол.

– Алиби обеспечиваешь? – хмыкнул я.

Чото покраснел и начал было неумело врать про какие-то курсы, но я только рукой махнул:

– Ладно, прикрою, иди, развлекайся. Только помни – если вышибала стоит чернявый, то лучше сразу домой иди. Он с братьями Марамоевыми в одну качалку ходит.

– Так вот откуда… – сразу спалился Чото. – Спасибо, Антон, я побежал!