Читать книгу Хранители Мультиверсума. Книга седьмая. Последний выбор - Павел Иевлев, Павел Сергеевич Иевлев - Страница 2

– Как там наш штурман? – спросил Иван

– Погряз по уши в полигамии, – ответил я.

– Завидуешь?

– Черта с два. Но Эли у меня увели, факт. Хотя, конечно, ей там лучше, – добавил я предусмотрительно, увидев входящую в кают-компанию жену.

– Надо им помочь, – сказала она, – первые дни после родов тяжело, да и потом… Гормональный откат и все такое. Вам лучше не знать.

– Им дом какой-то выделили в городе, что-то ним сложное, он долго стоял пустой, – рассказал я. – Думаю, надо завтра взяться всеми. Мы с Иваном наладим там всякое – трубы, электрику, а вы со Светой приберете, окна помоете, пыль стряхнете… Сможете?

– Конечно, – кивнула жена, – устроим субботник.

Она налила молока для сына и ушла обратно.

– Так что, день теряем? – спросил Иван.

– А куда деваться? Нам нужен Артём, а ему надо устроить семью.

– Время уходит…

– Сам знаю.

Мы бы обошлись без Артёма, я более-менее освоился с навигацией дирижабля. Не так уж это и сложно. Однако на сей раз нам нужен именно оператор с планшетом. Вчера мы с Иваном ковырялись в мораториуме – устройстве, создающем временной лаг и, как результат – непреодолимый для большинства барьер вокруг Центра. Что из этого было основной задачей, а что побочным действием – сказать трудно. В любом случае, теперь он не работал. Как объяснил нам представитель Конгрегации – весьма ушлый мужик того неопределённого возраста, который выдает потребителей Вещества, – они отчего-то не считали нужным его охранять. Им даже в голову не приходило, что он кому-то помешает. Хотя никакая охрана бы и не помогла – в него пальнули из тяжелой винтовки издали. Пуля повредила механизм – и барьер пал. Хорошо, что без катаклизмов. Плохо, что мы с Иваном, как не ломали головы, так и не поняли, как эта штука вообще работала. Его эмпирическим навыкам работы с артефактными механизмами не хватает теоретической основы, а я вообще только шестеренки разглядел. Но шестеренки интересные. Несколько часов ковыряния, попыток покрутить вручную, анализа головоломной механики и осторожных подходов к крепежным узлам, и я понял, как это собрано. Не понял, зачем. Сам механизм вращения, хотя и сложный, вполне укладывается в инженерную логику – если вы не ищете простых путей и не любите электричества. Очень надежный и высокостабильный, обеспечивающий чрезвычайно ровное движение и саморегулирующийся через целую систему механических обратных связей. Они, как я понял, должны компенсировать любые изменения внешних факторов – температуры, влажности, уровня энергии и чего-то, связанного с той штукой, на которой он водружен. Черный цилиндр, похожий на сильно подросший репер. Эта часть осталась для нас загадкой – механизм получал от цилиндра энергию для вращения, по темным диэлектрическим шинкам, как в дирижабле, но он же как-то и воздействовал на него своим замысловатым исполнительным механизмом. Тем, где черный шар, зажатый в резной бронзовой обойме, проходит сквозь белое кольцо, несмотря на то что закреплен на сплошной тяге. То есть, по заверениям тех, кто видел мораториум в работе – проходил. Хотя никак не мог. Спасибо Сене – худому странному парню, которого я когда-то давно видел с Македонцем, а теперь встретил здесь. Он как-то со скуки снял работающий механизм телефоном на видео. Сам не может объяснить зачем – просто привычка из прежней жизни. Телефон дешевый, картинка дрянная, но, скачав на ноутбук и развернув во весь экран, я просмотрел стоп-кадрами, наделал скриншотов, и, не то, чтобы понял, но хотя бы представил себе, как оно было.

– Вы почините эту хрень? – спросил Сеня, – А то Иришка жалуется, что у них с башкой плохо становится.

– У кого, у «них»? – спросил я, увеличивая изображение на экране.

Не помогло – пикселяция только лезет.

– У корректоров. Мораториум защищал их от какой-то херни, идущей из Мультиверсума. Синеглазые к нему чувствительные, как канарейки. Теперь у них депрессии и вот это всё. Иришка и так нервная, а сейчас злится или рыдает от любой ерунды. Я аж подумал сначала, что залетела…

– Испугался? – спросил я рассеянно, прокручивая видео туда-сюда.

– Обрадовался. Но и испугался тоже. Обрадовался, потому что думал, что она, может, нормальной станет. Испугался, что ребенок таких уродцев, как мы с ней, черт знает какой выйдет. Но нет, хрена с два. Она все еще корректор. А это ж такое дело…

– Какое?

– Конечное. Они же как? Либо помирают, либо в конце концов в Хранители подаются. Ирка, вон, таскается уже с таким, в балахоне. Глядишь, и сама скоро станет. «Впустит в себя Мультиверсум», как они говорят. Знаю я, что она в себя впустит… И нафига я тогда нужен буду? Вот так и живу с ней, зная, что ненадолго это все… А теперь еще и мораториум сломали. Убил бы ту падлу…

Так он это спокойно, но веско сказал, что я отчетливо понял – не фигура речи. Убил бы. Странный парень.

– Вот! – наконец-то нашел, то, что искал, я. – Иван, иди сюда, глянь!

Капитан долго рассматривал узел, который я высмотрел на видео. Ракурс на съемке неудачный, виден он сбоку и буквально полсекунды, но…

– Да, эту херовину и выбило, ты прав. То-то мы ее не нашли, она на вид как бы не стеклянная. Ее пулей, поди, в пыль разнесло.

Выстрел, сделанный, судя по нанесенным повреждениям, с балкона одного из окружающих площадь зданий, был всего один. Иван предположил, что из крупнокалиберной снайперской винтовки, калибра 12,7. Тяжелая пуля перебила тягу, выломала регулировочный балансир и уничтожила деталь, от которой осталось только пустое место на оси, и которая, судя по всему, и обеспечивала невозможное с точки зрения классической механики прохождения шара на палке через сплошное кольцо. Тягу и балансир мы могли заменить, изобразив УИНом из любой подходящей железяки. Деталь, представляющую собой сложной формы полупрозрачный диск с отверстием в центре и вырезами по краю – нет. Это явно «артефактный объект», такое из стеклянной тарелки не вырежешь. Мы разом вспомнили, что в Библиотеке есть нерабочий мораториум. Была ли там нужная деталь – черт его знает, мы не приглядывались. Но шанс не нулевой.

Однако идти в Библиотеку нужно через реперы, а м-оператор наш завален грудой жен, младенцев и бытовых проблем. Так что делаем все последовательно.

Сегодня днем мы исполняли представительские функции – катали церковников на дирижабле. Вокруг города. Облетали поселки в окрестностях. Церковники снисходили на трап, собирали народ на площади и толкали речь. Впрочем, при виде этакого летающего недоразумения, люди собирались сами, в чем, видимо, и был смысл нашего участия. Ну и для солидности, конечно. Я быстро сообразил, что местная экономика построена по принципу некоего вассалитета, где город является центром власти, а окрестности обложены материальной данью и трудовой повинностью. Видимо, повинность посильная, дань умеренная, а размер компенсации соответствует, поскольку никакого механизма принуждения я во взаимоотношениях не увидел. Думаю, источником легитимности Центра является технологическая монополия Церкви – в всяком случае линии электропередач расходятся из города звездой, но поля крестьяне пашут гужевой тягой. С профессиональной точки зрения мне любопытно, как они это балансируют, но не настолько, чтобы устраивать расследование. Тем не менее, в кризисные моменты властный центр как никогда нуждается в подтверждении авторитета и права на власть, и тут наш дирижабль пришелся весьма к месту. Прилететь речи толкать куда круче, чем прийти или даже приехать. Сразу ставишь себя над толпой, в том числе и в буквальном смысле.

Речи, отбрасывая всякое дежурное «взвейтесь-развейтесь» и «грядет-покайтесь» сводились к обычному кризисному посылу: «у нас временные трудности, поэтому вам придется затянуть пояса». Военный налог и рекрутский набор. Все как у людей. Город нуждается в защите от злых захватчиков, организуется вооруженное ополчение, общинам следует обеспечить то и предоставить сё. Общины чесали в затылках и не очень радовались, но, насколько я мог судить, были склонны войти в положение. Похоже, про Комспас они слышали и побаивались, а к центральной власти системных претензий не имеют. Впрочем, если кризис затянется, то все может поменяться. Всегда меняется.

В награду за прогулку нас обеспечили продуктами и отсыпали местных бумажных денег. Я пока не понял покупательного эквивалента, но, кажется, заплатили неплохо. Наши жены, разведав рынок и магазинчики, заверили, что питаться на эту сумму мы можем долго, и тут же накупили себе платьев и шляпок в местном нуарно-модерновом стиле. «Чтобы не выделяться» – скромно сказала мне Ленка и убежала к Светлане мерять. И это, как я понял, только начало – они уже нашли каких-то портних и модисток, потому что «готовое платье – это не то, тут так не принято». Поди ж ты, аристократки какие. На нас с Иваном тоже покушались, но мы наотрез оказались от строгих, но неудобных здешних костюмов. По крайней мере пока. Думаю, если мы тут задержимся, то в конце концов придется соответствовать. По косвенным признакам судя, общество тут ненавязчиво-сословное, во всяком случае сходить в приличный ресторан в джинсах не получится. А женщины, обзаведясь нарядами, непременно потребуют их выгуливать, причем так, чтобы им не было за нас стыдно.

Но это если задержимся. Мы пока не принимали никаких поспешных решений. Мутный хитрожопый дядька от Конгрегации сходу предложил нам обзавестись домами. На правах недорогой аренды с правом выкупа. Чувствуется, что наша лояльность местным силам весьма пригодится – дирижабли на земле не валяются, а если все-таки валяются, то и толку от них уже никакого. У них явно большие планы, осталось понять, насколько нас эти планы устраивают. Болтаться в небе, как говно в проруби, можно долго, но без внятной цели это лишено смысла. Если сойдемся с Церковью в постановке задач – то домами они от нас не отделаются. Домов тут, судя по всему, избыток, перенаселением город не страдает. Но мы пока на дирижабле, тут каюты большие и комфортные, а в случае чего – только рычаг повернуть, и мы над Дорогой. Ищи-свищи.

Так что пока взяли разовый подряд – попробовать починить мораториум. Сразу объяснив, что мы не сервисная служба ремонта Великих Древних Артефактов. То есть, ничего не гарантируем. Но попробуем. А что вам терять-то? Он так и так уже не работает, а как его чинить вы не знаете. Хуже всяко не сделаем. И еще подумаем, что с вас за это поиметь, потому что мы не за идею, нам семьи кормить надо. Одни коты знаете сколько жрут? Ужас вообще.

Пока от нас отделались заверениями в глубочайшей поддержке и полнейшем сотрудничестве, но мы их еще пощупаем за вымя.

С утра планы поменялись. Артем заявил, что переезд в новый дом подождет, а мораториум – это срочно. И женам надо после родов передохнуть, а не кидаться обустраивать новый быт, и вообще – что значит его личный комфорт на фоне проблем Мультиверсума? Я сначала удивился, чего это он так заспешил, а потом увидел Ольгу. Рыжая явилась к нему домой и теперь семейная ситуация нашего штурмана искрила, как кот, скребущий в эбонитовом лотке. Артем нервно озирался, Ольга невозмутимо пила чай, Настя сверлила ее синими глазами, а жены со сложными лицами нарезали вокруг странные траектории. Товарища надо было спасать, и я немедля подтвердил, что да, Мультиверсум не ждет, Мироздание в опасности, Вселенная ждет от нас подвига и все такое. Какая-то труба куда-то зовет.

– Я с вами! – немедля завила Ольга тоном, не допускающим обсуждения.

– Я уже открыл рот, чтобы сказать «схуяли, гражданочка?», но поймал умоляющий взгляд Артёма и закрыл его обратно.

Да черт с ней, пусть прогуляется. Я бы со своей семьей ее тоже не оставил. А вот Ивана я все-таки от участия отговорил. Должен быть на хозяйстве кто-то вменяемый. Что случись – он примет на борт всех наших и свалит.

Так что вышли втроем.

– Готовы? – спросил Артём, вглядываясь в свой планшет.

Я попрыгал, пару раз присел, привыкая к новому снаряжению. Ольга оказалась полезной спутницей – достала на всех операторские комплекты Коммуны.

– Представительство Коммуны в Центре поделилось, – сообщила она небрежно.

– И давно оно тут? – напрягся Артём

– Уже полсуток. Обустраиваются.

Да, рыжая, оказывается, времени не теряла. Пока мораториум не работает и путь открыт, ее ведомство уже тут корни пустило. С другой стороны – а почему нет? Тут всякой твари по паре, пусть и Коммунары сидят. На то он и Центр.

– Готов.

– Готова.

– Поехали.

Разобраться со снаряжением времени не было, но базовый инструктаж я прошел. Так что чеку спасжилета выдернул всего на секунду позже опытных спутников. Вынырнул, отфыркался, проматерился, огляделся.

Нас, как три поплавка, неспешно влекло течением широкой реки… Стоп. Не реки. Вода соленая – сообразил я, отплевавшись. Это какой-то пролив или фьорд, а тащит нас то ли отливом, то ли приливом. Лучше бы приливом – он к берегу, а не наоборот. Течение сильное, грести против него без толку. И не удивительно – висящая над горами Луна визуально раз в пять больше нашей, так что и приливы тут должны быть ого-го. Если это вообще Луна, а не иное какое небесное тело…

Мы подгребли друг к другу и состегнули разгрузки карабинчиками на шнурках, чтобы нас не разнесло в стороны. Вода не то чтобы ледяная, но и далеко не теплая, так что никакого удовольствия от купания я не получил. Сначала вроде ничего, терпимо, но чем дальше, тем больше замерзаешь. Если проторчать в ней долго, то переохлаждение со всеми его последствиями гарантировано.

– Вон там отмель, или что-то вроде неё, – сказала Ольга, – попробуем зацепиться.

У нее уже губы синеют, масса тела-то поменьше.

– Давай, Тём!

Артём вытащил из разгрузки полуметровую алюминиевую трубку с утолщением, навел на берег и, откинув предохранительную скобу, нажал спуск. Негромко хлопнуло, и небольшая «кошка» полетела по дуге, раскрываясь в полете и разматывая тонкий тросик. О, а у меня такой штуки в комплекте нет. Наверное, одна на группу.

– Есть зацеп! Тянем!

В шесть рук бодро вытащили себя на отмель и, обтекая и хлюпая, добрались до сухого места. «Кошка» удачно зацепилась за толстое высохшее дерево, которое мы разделали УИНами на дрова. Идти дальше насквозь мокрыми как-то глупо.

Тут ночь, но из-за огромной Луны почти светло, так что костер не помешал нам заметить движение. На берег вышла крупная белая коза. За ней еще одна, и еще. Итого – три. Две белых и пятнистая. Они невозмутимо принялись объедать какой-то чахлый куст, не обращая на нас ни малейшего внимания.

– О, мясо! – сказал Артем, – Оль, может завалим?

Сам он, видимо, своим стрелковым навыкам не слишком доверял, хотя автомат после купания все-таки разобрал и протер. Чему-то жизнь научила. Наши с Ольгой электрические винтовки в выключенном состоянии герметичны и в обслуживании не нуждаются

– Охота тебе возиться? У нас пайки есть. Сейчас супчик сварим, согреемся. А ее разделывать, жарить…

– Эй, вы, охотники, – сказал я, приглядевшись, – это не дичь, а домашняя скотина. Не надо покушаться на чужую собственность.

У коз на шеях оказались тонкие ошейники, как у собак. Похоже, срез населен – не сами же они их натянули?

– Сазван даро, купотерас?

Девушка довольно симпатичная – стройная, крепкая, с длинными черными волосами, – но ружье у нее просто чудовищное. Дульнозарядная мортира какая-то. В ствол кулак влезет, замок кремневый, весит, небось, как станковый пулемет. Но держит уверенно. Если там картечь, то она нас сметет в море одним выстрелом, всех троих.

– Су копоре, ойко! – сказал ей, неуверенно выговаривая слова, Артем.

– Ойко? Комердрашет кулодома ойко! Ойкомерет! Хергенранш!

Девушка даже топнула ногой от злости. Я нервно вздрогнул – вот соскочит сейчас спуск этого мушкета и полетят клочки по закоулочкам…

– Ты чего ее дразнишь? – недовольно спросила Ольга.

– Я не дразню. Я вообще больше ничего на языке Закава не знаю! Это мне жена сказала.

– Так мы в горах Закава? – удивилась Ольга.

– Она похожа на мою жену, я предположил, что…

– Хур дереда закава мирд! – прервала его девушка. – Это моя козы есть! И для ты не «ойко», хуррезавад! Я вас убивай!

– Что такое «хуррезавад»? – тихо спросил я.

– Без понятия, – признался Артем.

– Это есть человек, неправильно любить коз, – охотно пояснила девушка.

– Этот хуррезавад не хотел тебя обидеть, – сказал я примирительно, – не надо нас убивай. Он просто выпендривался, как будто язык знает.

– Я знать ваш язык много, – гордо заявила девушка, – меня один покупай за три козы двое! Я и сестра! Этот козы! В другой мир продавай, мы учи язык. Козы дай, сам не приди. Глупый покупай!

– А где сестра? – спросил я, опасаясь, что на нас откуда-нибудь сзади наведена еще какая-нибудь пищаль.

– Она есть тут!

Из-за камней вышла девочка, лет десяти на вид, в сером шерстяном длинном платье с обильной вышивкой. Очень похожа на сестру, такая же смуглая, черноглазая и чернявая, только ростом ей по подмышку. Без ружья – да и не удержала бы она этакую железяку.

– Привет, – сказал ей Артём.

– Парривет, – откликнулась она, блеснув глазами, – у вас есть сладкий еда? Который покупать, давал нам сладкий еда! Говорить – у ваших всегда быть!

Она смешно облизнулась острым язычком и уставилась на нас в ожидании.

– Есть, – сказала Ольга, доставая из рюкзака два шоколадных батончика. – Только ружье опустите.

– А вы не трогай коза?

– Нет, мы не трогай коза, – очень серьезно сказала Ольга.

Сестры непринужденно уселись у костра и захрустели батончиками. Я аккуратно отставил их ружье подальше, чтобы случайная искра на полку не попала, но они даже внимания на это не обратили.

– Сладкий еда! – торжествующе сказала младшая, облизывая измазанные шоколадом пальцы, – у нас нет такой еда.

– А какая у вас есть? – спросил любопытный Артём.

– Коза молоко, – начала перечислять, загибая тонкие пальчики девочка, – коза сыр, коза мясо – когда коза старый и умирай, или когда на нее камень с гора упади. Кукуруза хлеб. Кукуруза каша. Кукуруза каша с коза молоко. Кукуруза каша с коза сыр. Много разный еда! Сладкий еда нет…

Она печально вздохнула, еще раз на всякий случай облизав пальцы, и жалобно уставилась на Ольгин рюкзак. Рыжая покачала головой, но достала еще два батончика. Девицы радостно захрустели.

– У вас красивый женщина, – доверительно сказала мне старшая, – а нас такой две коза просят, но с красный волос нет. Я тоже красивый, – с гордостью добавила она – но не такой. Три коза за две с сестра.

– Ты ценный кадр, оказывается, – сообщил я Ольге.

Та только фыркнула. Наша одежда сохла у костра и ее достоинства были несомненны. Я бы за такую и три козы не пожалел.

– Хорошо, когда женщин красивый, – сказала девушка, – от нее дети хороший потом.

Ольга повернулась спиной к костру и стала смотреть на прибой. Спина замерзла?

– Плохо, что у вас один женщин для два, – развивала свою мысль горянка, – как узнать, чей дети?

Ольга, не поворачиваясь, дернула голыми плечами. Мы с Артемом переглянулись.

– Один мужчин, два женщин – хорошо. Один женщин, два мужчин – совсем плохо. Один женщин, один мужчин – тоже нет хорошо. Когда женщин будет с ребенок в живот – кто мужчин писька давай?

Простые тут у них нравы, как я погляжу. И Артем с такой живет?

– С ребенок нельзя писька давай, – снисходительно, как детям, объясняла нам девушка, – ребенок умирай и женщина умирай тоже. Наш мама так умирай, ее чужой мужчина поймай в горы, она говорить, что ребенок в живот, он не слушай. Потом кровь течь, мама умирай.

– Какая жалость, – расстроился Артем.

– Ничего, она быстро умирай, три дня всего. Сестра маленький совсем быть, я ее от коза сиська корми потом. Вам еще женщин нужен, а то совсем плохо один женщин два мужчин. У женщин писька уставай быстро.

Горянка уставилась на меня в ожидании ответа, но я не сообразил сразу, к чему она ведет. Пришлось ей, со вздохом, объяснить.

– Я говорить – меня бери. Тот покупай коза дай, и пропади. Давно пропади, весна почти проходить. Я ничей теперь снова. Я и сестра. У вас три коза есть?

– Нет, не запаслись мы тремя козами, извини.

– Ладно, – ответила она, подумав, – два коза давай. Или один коза, но без сестра. Уже есть три коза, ничего.

– А как же сестра без тебя?

– У нее же четыре коза будет! Но лучше ты два нас бери.

Она обращалась ко мне, видимо, считая, что я старший в нашей, по ее представлениям, семье.

– Она маленький и сиська нет совсем, но скоро-скоро сиська расти. Мало жди, будет красивый сиська, большой, как моя.

Она начала расшнуровывать лиф платья, видимо, собираясь продемонстрировать товар.

– Хватит вам, – повернулась к костру сердитая Ольга. – что вы пристали к детям?

Можно подумать, это мы им себя продаем.

– Глупый женщин, – печально констатировала горянка, – красивый, но глупый. Злой слова мужчина говори. Мужчина за такое лицо бей, жопа бей, синяк потом ходи. Мы не такой. Берете с сестра? Мы не такой красивый, волос не красный, но знай как женщин себя веди!

– Вот, учись, – укоризненно сказал я Ольге. – А то совсем разболталась. Будешь жопа синяк ходи!

Горянка закивала, подтверждая мою правоту. Ольга злобно фыркнула и, сняв с рогатины просохшую майку, начала одеваться.

– Нет, барышни, – ответил я девушкам, – вы, конечно, очень прекрасные, я бы за вас три козы не пожалел, но нет у нас коз. В походе мы.

– Вы не за жена тут? – заметно расстроилась горянка.

– Нет, не за женами. Дела у нас. А так бы, конечно, вас выбрали, не сомневайтесь.

– А что тут делать, если не за жена? Закава ничего нет! Мало-мало горы, много-много вода. Мало-мало коза, много-много женщина. Мужчина почти нет, мужчина приходи, жена покупай, писька трахай, уходи. Потом умирай. Дети родись, потом тоже умирай.

– Закава жизнь плохой, сладкий еда нет, – подтвердила младшая, умильно косясь на Ольгин рюкзак.

– Мы дадим вам сладкой еды, – сказал я, – если вы нам поможете. Мы ищем… Черный такой цилиндр.

Я изобразил руками нечто цилиндрическое. Мне очень не хотелось думать, что выходная точка окажется где-нибудь под водой.

– Репер? – деловито уточнила девушка, – чужой люди туда-сюда ходи, жена покупай, мужчина для убивай найми?

– Именно! – обрадовался я, – вы знаете, где он?

– Мы знай! Репер-деревня ходи, там все продавай, камень-репер стой, кросс-локус ворота открывай!

– И где это прекрасное место? – воодушевился я.

– Тут недалеко, через горы вверх-вниз три день ходи.

– Три дня?

Девушка закивала.

– Как-то странно, – недоверчиво сказал Артем, вроде не очень он далеко, я его даже чувствую чуть-чуть.

– Прямой дорога нет, – пояснила горянка, – гора вверх иди, перевал иди, гора вниз иди.

– Печаль, – признал я, – на три дня мы как-то не рассчитывали.

Понятно, что переходы непредсказуемы, но цепочка выглядела короткой и довольно простой. Мы думали за сутки туда-сюда уложиться.

– Есть короткий дорога, – сказала младшая сестра.

– Это плохой дорога, – возразила ей старшая.

– А чем плохая? – спросил Артем.

– Пещера, там мымбарук живет. Сильно злой этот мымбарук, совсем беда.

– Что за мымбарук такой? – поинтересовался я, но девушки не могли объяснить. Не знали подходящих слов. Изображали руками и лицом что-то зубастое и хищное, но какой конкретно зверь имеется в виду – непонятно. Злой мымбарук и все тут.

– Из твоего ружья его убить можно? – решил я выяснить главное.

– Моя не знай. Если в голова ставь и стреляй, то голова сломайся. Я думай так. Но пещера темный, тяжело в голова ставь. А в жопа не убей, жопа у него толстый.

– Одолеем злого мымбарука, как думаете? – спросил я своих.

– Три дня по горам ноги бить неохота, – сказала Ольга.

– Я бы рискнул, – осторожно поддержал ее Артем. – Страшно своих на три дня оставить.

– Ладно. Где там ваш мымбарук?

– А сладкой еды дадите?

Пещера злого мымбарука оказалась недалеко. Обсохнув и одевшись, мы добрались туда минут за десять карабкания по узкой каменистой тропе. Младшая сестра, забрав коз и три батончика «сладкой еды», отправилась вовсвояси, тщательно проинструктированная старшей на случай, если «мымбарук моя съедать». Судя по жестам, устное завещание касалось в основном коз – как сберечь этот семейный актив и как его правильно инвестировать в личное будущее.

Вход обнаружился в расщелине между скал. Достаточно большой, чтобы туда пролез… ну, не знаю, хорошо откормленный медведь. Медведем, впрочем, не пахло. Вообще звериного запаха не чувствовалось. Из пещеры довольно отчетливо тянуло тленом и гнилью, каким-то неприятным зловонием, но без запаха хищника. Мы с Ольгой зажгли подствольные фонари на своих винтовках и переключили прицелы – она в режим «биорад», я – в тепловой. Вместе мы должны были разглядеть любого мымбарука раньше, чем он увидит нас. В теории. На практике, животное, предпочитающее темные пещеры, обычно встречает гостей нюхом и слухом. И с этим мы ничего поделать не можем – тянущий внутрь ветерок уже наверняка донес запах явившегося завтрака до самых отдаленных уголков. Артема с его автоматом и горянку с ее монструозной аркебузой поставили в тылу, причем ружье ее я, проигнорировав бурные протесты, разрядил. Вынул кремень из зажима замка и сунул в карман. Очень уж не хотелось получить заряд рубленой свинцовой картечи в задницу, если она этой штукой случайно заденет за стену.

– А если мымбарук вас убивай? – возмутилась она. – Как я за вас отомсти без ружьё?

– Если мымбарук нас убивай, ты быстро-быстро беги назад. Пока он нас будет есть, как раз добежишь. А мстить за нас не надо, он все равно Ольгой отравится и сдохнет…

Пещера оказалась длинной, темной и извилистой. На каменном полу периодически попадаются свежие глубокие царапины. Я бы внимания не обратил, я не следопыт, но горянка заботливо их показала: «Мымбарук ходи, коготь цепляй!». Коготь у мымбарука знатный, мог бы составить ему карьеру в дорожных службах. Асфальт взламывать, пальчиком ковыряя. Нервности обстановке добавляют периодические находки, в виде костей. Чьи кости, понять сложно, потому что разгрызены они в крошево. Зубки у мымбарука, похоже, не уступают коготочкам. Запах все нарастал и, когда он достиг концентрации уровня «вонища жуткая», мы нашли логово хозяина пещеры. Его несложно опознать по смрадным кучам костей и не менее смрадным кучам говна. Какой-нибудь зоолог наверняка опознал бы зверя по экскрементам, я же мог только сказать, что кучи он валит здоровые. Куда тому медведю. Да и не стал бы медведь в своей берлоге гадить.

Мымбарук в логове отсутствовал. Очевидно, удалился на поиски пропитания. Ему, наверное, много надо, чтобы такую гору насрать. Мы предпочли тихо удалиться, оставив источник невыразимой вони за спиной, и уже начали надеяться, что счастливо разминулись с представителем пещерной фауны, но нет, это было бы слишком просто.

– Всем стоп, фиксирую движение, – тихо сказала Ольга.

Я на экранчике винтовки ничего не увидел и поспешно переключился с тепла на «биорад». Повел стволом и уловил смутный контур за поворотом пещеры. Крупный контур. Очень. Мымбарук ждет, когда мы повернем, чтобы сделать нам сюрприз. Приятный. Для него. Четыре готовых завтрака к мымбаручьему столу.

Мы прислушались – сидит тихо. Разве что поскребывает, вроде как, чем-то. Когтищами, небось, переступает в нетерпении. Сокращать дистанцию нам не хотелось, в ближний бой не рвемся. Нам бы его с дистанции расстрелять. Но и мымбарук не спешит подставиться под обстрел, ожидая, пока мы подойдем поближе. Позиционный тупик.

– Есть идеи? – спросил я тихо.

– Есть, – ответила Ольга.

Она вытащила из кармана разгрузки похожую на толстый болт с двумя головками светошумовую гранату М-84.

– Закрой глаза, открой рот и заткни уши! – сказал я торопливо горянке.

– Зачем?

– Просто сделай это!

Звякнула о камни предохранительная чека и рыжая с большой сноровкой запулила спецсредство вперед, с рикошетом от стены за угол. Я тоже зажмурился, прикрыл уши ладонями и открыл рот, запоздало думая, что мы понятия не имеем, насколько прочный у этой пещеры потолок и на обвалится ли он нам на головы от хлопка.

Не обвалился. Но по ушам дало здорово. Все-таки замкнутое пространство. Мымбаруку не понравилось. Он взревел – тщетно, его старания пропали зря, мы почти нифига не слышали. И он выскочил, чего мы, в принципе, и добивались. Но какой же он, падла, здоровый!

Признаться, я его толком не разглядел. В луч подствольного фонаря попали только зубы, и мне этого хватило, чтобы, не разглядывая остального, торопливо нажать на спуск. Зубы там оказались ого-го. С перепугу мне показались, что чуть ли не в руку длиной. Мымбарук после светошумки был оглушен и слегка дезориентирован и первым прыжком врезался в стену, давая нам возможность стрелять. Промахнуться в такую тушу в узком коридоре невозможно, и я успел сделать выстрелов пять, пока он не развернулся и не кинулся в нашу сторону. Ольга не отставала. Электрические винтовки с их чудовищной дульной энергией, надо полагать, шили серую тушу насквозь, от носа до хвоста, вот только толку от этого было немного. Мымбарук лишние отверстия в своем теле игнорировал. Если он потом и сдохнет от несовместимых с жизнью повреждений, то мы этого уже не узнаем, потому что до нас он доберется раньше.

– Тра-та-та! – добавил к нашим хлопкам автоматную очередь понявший, что дело плохо, Артем. Пули 7.62 канули в мымбаруке с тем же отсутствием внешнего эффекта.

– Еблысть! – метровый факел пламени, пушечный грохот, облако белого плотного дыма. Не успевший набрать инерцию мымбарук так и сел на жопу, мотая превратившейся в жеваную котлету мордой. Артём, прыгнув к нему, взмахнул активированным в красный режим УИНом, и зубастая башка, съехав по идеальному срезу шеи, упала на пол. Лапы мымбарука подогнулись, он тихо осел на пол пещеры. Впрочем, нам теперь всё было тихо – картечный бабах из горской мортиры дал по ушам хуже шумовой гранаты, потому что готовы мы к нему не были.

– Что это? – заорал я, перекрывая звон в ушах.

– Запасной кремень! – прокричала горянка. – Прости, я испугаться мымбарук, испортить вам охота! Я больше так не делать! Мымбарук сильно страшно!

– Ничего, я не в претензии, – я потряс головой, тщетно пытаясь вытряхнуть заложенность ушей. Не помогло.

– Тогда можно я взять зубы? За них хороший цена!

– Бери, на здоровье.

Пока горянка, сопя, орудовала прикладом, с хаканьем и кровавыми брызгами вышибая мымбаруку клыки, мы осмотрели тушку. Больше всего похож на небольшого, но очень динозавристого ящера. Ну, как «небольшого»? Для динозавра, в смысле. Так-то на пару центнеров тянет. И зубы. Не в руку, как мне показалось, но в ладонь длиной. Конические, ящерные зубы. И когти – особенно на задних, более мощных лапах. Передние поменьше, но нам бы и их хватило. Когти девушка тоже ловко вырубает с лап большим ножом. Вся в крови и азарте, чумазая и довольная. Напоследок еще и кус мяса с хвоста откромсала. Хороший такой, килограммов на пять. Достала откуда-то кожаный мешок и упаковала трофеи.

– Мясо на жопа вкусный, – порекомендовала нам. – Но варить в трава надо, пахнет сильно.

Мы дружно решили воздержаться от кулинарных экспериментов. Артём, подумав, тоже врезал прикладом «калаша» по зубам мымбарука и подобрал зубик, которым пренебрегла горянка.

– Жене подарю, – сказал он смущенно. – Сувенир с родины.

– Заслужил, – признал я, – ты реальный джыдай сегодня.

– Как-то осенило вдруг…

До выхода из пещеры дошли минут за десять, а потом еще полчаса спускались по тропе вниз. За поворотом открылась деревня – пара десятков домов, сложенных из камней на глину. На круглой площади расположился рынок – несколько небрежно сколоченных из жердей прилавков с немудреной снедью – в основном перечная паста, лепешки и кукуруза во всех видах. Наша горянка сразу деловито потопала туда и гордо вывалила кусок жопы мымбарука. Седые морщинистые женщины в темных глухих платьях собрались вокруг, зацокали языками и забормотали, обсуждая, вероятно, утренние котировки фьючерсов на мымбаручатину. Там на жопе еще много мяса осталось, как бы не обрушила девушка рынок акций…

Рядом с прилавками располагается невысокий плетеный загон для коз, почти пустой, и навес из жердей и травы над лавочками. На лавочках сидят со строгими лицами девушки в вышитых шерстяных платьях. По большей части симпатичные, если не обращать внимания на некоторую грубость черт и обветренную кожу лица, но заметно уступающие нашей спутнице и ее сестре. На три козы за двух не тянут. Не элитный товар, а так, массмаркет, что и подтвердил менеджер торгового зала – худой и почти черный от загара дедок на деревянной от колена ноге и без половины левой руки. От предплечья вниз пристегнут ремнями примитивный протез – нечто вроде ржавой вилки на деревянном основании.

– Этот – коза за два! – показал он нам левую половину навеса. – Бери, недорогой женщин, но хороший! Каша варить, коза доить хорошо. Писька трахать можно, но сиська маленький.

Не заметив заинтересованности, перешел к товару получше:

– Этот две коза за три! Эй, не уходи, слушай! Смотри, хороший женщин, сиська большой, жопа широкий! Рожать будет, не умри!

Я молча покачал головой, оглядываясь в поисках репера. Девушки сидели, никак не реагируя на попытки продажи, глядели равнодушно в сторону.

– Не надо три? Кормить много? – по-своему понял меня продавец. – Бери один, за один коза. Хороший женщин, сам бы трахал такой! Смотри какой волос светлый, как у молодой кукуруза!

Он показал на девушку, сидящую отдельно. Видимо, лакшери-сегмент. Она действительно светлее остальных и черты лица тоньше. Похоже, метиска. Не блондинка, но светлая шатенка, почти русая. Не красавица, как по мне, тут и посимпатичнее есть, но, видимо, цвет волос перевешивает всё.

– Настоящий волос, не крашеный! – убеждал меня дедок, – на писька такой же! Будешь брать – покажу! Один коза всего!

– Да нет у меня коз, отстань!

– Так вот же коза! – сказал с удивлением продавец, показав на загон. – Покупай коза, меняй женщина! За коза беру патрон, нож беру, ружье беру, сладкий еда беру! Всякое беру, договоримся, эй!

Экие тут интересные бизнес-схемы, поди ж ты.

– Не нужно мне женщин, у меня жена есть.

– Один жена? – рассмеялся дедок, – что делать один жена? Один жена гордый, много себя думать! У нее голова боли, писька не давай, муж злой ходи! У меня четыре жена!

Дед гордо приосанился.

– Один старый совсем, коза паси, другой тоже не молодой, каша вари, дом убирай, вода носи, кукуруза поливай. Две молодой, красивый, дети рожай, сиська корми! Большой сиська! Фуй, один жена – все равно что не жена!

– Может в другой раз, – отмахнулся я, чтобы он отстал. – Мы в походе, нам дальше идти.

– Эй, так тебе не женщина, тебе мужчина нужен?

– Вот этого не надо тут! – начал сердиться я. – Что за дурацкие подначки?

– Мужчина, горец, воевать за ты? Мой сын совсем большой уже, хороший воин! Нож резать умей, ружье стрелять умей, рука-нога драться умей! Сильный, здоровый! Два волк один нож в этот зима убивай! Три человек ружье приклад голова бей, патроны береги! Имя никому еще не скажи, тебе скажи – твой человек быть!

– И сколько коз за такого просишь? – из чисто антропологического любопытства спросил я.

Интересно же, какой гендерный курс тут. Девушки на лавке переглянулись и заулыбались, прикрыв лица рукавами.

– Не говори плохой слова, – потемнел лицом дед, – я знаю, ты чужой, не понимай. Другой человек сразу убивай за такой слова! Ты сказать, мой сын как женщина, – за коза брать, как женщина трахать!

– Извини, я правда не знал, – развел руками я, – ничего такого в виду не имел. Первый раз тут.

– За сын ружье хороший давай, такой ружье давай! – он показал на винтовку.

– Ничего себе запросы! – поразился я.

Винтовки эти большая редкость сами по себе, да еще акк внутри.

– Эй, он с этот ружье за тебя стреляй! Хороший ружье, хорошо стреляй! Твой враг далеко мертвый упади!

Странно у них тут все устроено, однако.

– Хорошее предложение, – неожиданно сказала Ольга, прислушивавшаяся к нашему разговору. – Горцев осталось совсем мало, цены выросли. После коллапса среза здесь не только залило морем все, кроме высоких гор, но и мальчики стали рождаться гораздо реже девочек. Винтовка – это даже не плата, а подтверждение серьезности твоих намерений как нанимателя. Она остается у нанятого. Ты о нем заботишься, он убивает за тебя и умирает за тебя.

– Твой женщин красивый и умный! – закивал головой дедок, – волос красный, сиська большой! Хороший женщин! Берешь сын за ружье? Один женщин еще даром дам! Любой, кроме этот, с белый волосы.

Вот, уже скидки пошли и бонусы. Еще немного, и дисконтную карту оформят.

– Нет, извини. Не нужен мне воин. Я мирный человек.

– Горец с сомнением оглядел мое снаряжение, пропахшее мымбаруковой вонью и забрызганное его кровью. Да, по мне и не скажешь, верно. Я уже так привык изображать из себя крутого, что сам почти в это поверил.

– Ладно, – вздохнул он тяжело, – с белый волосы дам. Будет у тебя один жена с красный волосы, один с белый. Красиво будет!

Да уж, хорошо, что жена этого не видит.

– Я не торгуюсь, дед, – сказал я твердо, – мне действительно не нужно покупать людей. Не та ситуация.

– Плохо, – искренне расстроился он, – совсем торговля плохой стал. Сева пропал, дети не покупай. Комспас пропал, женщин не покупай. Босс не ходи, воин не бери. Никакой торговля нет, хоть умирай лежи.

– Комспас берет у вас женщин? – заинтересовалась Ольга.

– Раньше бери, теперь нет, – пригорюнился горец, – часто бери, коза меняй, патрон плати, ружье плати, еда плати. Любой бери – красивый, некрасивый, с большой сиська, с маленький сиська. Много бери, десять, еще десять, еще десять. Не торгуйся, бери, кросс-локус ворота веди. Месяц, два месяц – совсем не бери. Плохой торговля стал! Совсем плохой!

Дед окончательно расстроился, махнул рукой и побрел к загону с козами, а к нам подошла наша спутница. Весьма довольная, улыбающаяся и с пустым мешком – видать, хорошо расторговалась.

– Мясо жопа мымбарук хорошо бери! – обрадовала она нас, – еще два раз ходи, принеси, коза тут купи! Вот этот!

Она уверенно ткнула пальцем в загон. С моей точки зрения все козы там одинаковые, но она, наверное, разбирается.

– Вы туда ходи – там репер стоять, или в кросс-локус ворота ходи.

Она показала на дверь в стоящей особняком у склона горы каменной хижине и на деревянные ворота каменного же сарая.

– Если вы меня жена не покупай, то я за мясо ходи, а то его съедать кто-нибудь.

– Нет, не покупаем. Хорошая ты девушка, но обстоятельства, увы. На, вот, – я вытащил два последних сладких батончика и отдал ей.

– Ой, сладкий еда! – обрадовалась девушка, – жаль, что вы меня не купи, у вас еда много! Я идти?

– Иди, спасибо тебе!

Она развернулась и быстрым легким шагом пошла вверх по тропе. В мымбарукову пещеру надо полагать. За мясом. Ну, удачи ей и коз побольше.

– Значит, женщин они брали здесь… – задумчиво сказала Ольга, пока мы пережидали резонанс на следующем репере.

Здесь по контрасту было тихо и спокойно, как на кладбище. Впрочем, почему «как»? На кладбище репер и стоит. В точке схождения радиальных аллей, окруженный пафосными каменными статуями, изображающими скорбящих ангелов и плачущих женщин. Атмосферно так, готичненько. В чем-то даже по-своему красиво. Но я не хотел бы себе такого. Глупо громоздить тонны резного камня над центнером гнилого мяса. Лично мне глубочайше все равно как утилизуют мой труп – ведь меня к тому моменту уже не будет нигде, а лучшая память для потомков – избавить их от многолетней бессмысленной покраски оградок.

– Это важно? – спросил Артём.

– Наверное да, – она все еще размышляла над полученной информацией. – У них нет своих женщин.

– Это как? – удивился я, – нация настоящих боевых пидарасов? А плодятся они при помощи устава караульной службы?

– Нет. Там все сложнее и хуже. Зря вы отказались сбросить на них бомбу. Они этого заслуживают, поверь.

– В Коммуне мне тоже многое не нравится, – нейтрально сказал я. – Идеального общества я пока ни разу не встретил.

– Есть границы, которые пересекать не стоит, поверь.

– Вы будете дальше обсуждать мировые проблемы или пойдем уже отсюда? – недовольно спросил Артём, – Я не любитель готической эстетики.

Два ничем не примечательных репера – и мы на месте. Библиотека встретила нас британской погодой – мелким дождичком и густым туманом, через который желтыми пятнами просвечивали тусклые фонари. Тут поздний вечер, а значит, Олег, скорее всего, у себя в комнате, в общежитии исследователей. Артем с Ольгой направились туда – у рыжей какие-то важные вопросы, а Артём знает, куда идти. Ну а я решил времени не терять и пошёл к здешнему мораториуму. Там-то меня и взяли.

Я успел частично разобрать механизм – изучая его в Центре, сообразил, как это делается и даже инструмент изготовил. Так что проблем не ожидал. Их и не оказалось – в техническом смысле. К моему большому удовлетворению, нужная нам деталь оказалась цела, хотя не хватало пары других.

И вот, когда я уже, осторожно выкрутив стяжки, рассоединил мост и платину, приподняв, вывел цапфу оси из формованной кристаллической опоры, отведя в сторону триб, и уже примерился, как мне спрессовать с этой оси нужный диск, меня грубо потащили с постамента за штаны.

Я возмутился и дал кому-то берцем по зубам, потом кому-то навернул по чайнику самопальным ключом, потом, кажется, успел разбить пару носов, но потом меня скрутили. В процессе насовали по печени и по морде, но так, без фанатизма, чтобы не дергался. Я немного подергался все же, но их было пятеро и довольно здоровых, а я один и без оружия. Винтовку я отдал Артёму, чтобы не мешалась в процессе. Библиотека казалась мне абсолютно мирным местом. Эх, пора бы привыкнуть, что расслабляться нигде нельзя.

Единообразная одежда нападавших, не форменная, но близко к тому, навела меня на мысль, что это какое-то организованное формирование. Возможно даже силы местного правопорядка. Может они решили, что я собираюсь мораториум на цветмет сдать? Я попробовал объясниться, ссылаясь на авторитет Конгрегации, но меня никто не слушал. Тащили по улице, заломив руки, и все.

Притащили, обыскали, изъяв, к моему крайнему неудовольствию всё, включая УИН. Так что порубать всех в джедайском стиле в капусту или, аккуратно вырезав кусок стены, тихо удалиться с туман не выйдет. Помещение самым очевидным образом предназначено для насильственного удержания людей внутри. Камера этакого американского (если судить по фильмам) стиля – помещение, где вместо одной стены решетка. Внутри – жесткий топчан, рукомойник и унитаз. Задняя стена толстая, капитальная, с крошечным окошком, боковые стены отделяют от соседних камер, они пустые. Коридор заканчивается мощной дверью, она, вероятнее всего тоже заперта, но это неважно, потому что мне и в коридор не выбраться. Странно, что шнурки и ремень не изъяли, но у меня нет набора отмычек в пряжке и клинка в подошве. Плохо я подготовился.

Лег на топчан и постепенно задремал – переходы довольно сильно выматывают и сбивают биологические часы. Небиологические у меня отобрали, так что не знаю, как долго проспал. За окошком еще было темно. Разбудили меня тюремщики, так же молча, без объяснений, сопроводившие меня в кабинет, усадившие на стул, и вставшие рядом. С намеком, что лучше бы мне посидеть смирно. Вскоре в кабинет вошел неизвестный в балахоне, сел за стоящий передо мной стол, долго шуршал бумажками… Нервы мотает. Ждет, что я начну возмущаться, требовать адвоката… Тут вообще есть адвокаты? Но я не стал. Понятно, что раз меня вот так притащили, то просто так не отпустят.

– Какова цель вашей диверсии? – наконец разродился балахон.

Представиться или поинтересоваться моей личностью он не снизошел, а значит, это вряд ли полицейское расследование. Просто спектакль какой-то. Что, разумеется, вовсе не исключает его печального финала лично для меня.

– Цель чего? – переспросил я, чтобы не молчать.

Может за молчание мне по голове треснут, я не хочу.

– Диверсии. Вы разбирали мораториум Библиотеки. Наличие специальных инструментов подтверждает, что это было намеренное, заранее подготовленное деяние.

– Нельзя сломать то, что и так не работало. Там птичьи гнезда старше меня на вид.

– То есть, вы признаете, что ваши действия были намеренными?

– Черта с два. Я ничего не признаю.

– Ваше признание не является обязательным, – сказал балахон, – оно влияет лишь на вашу участь. Сам факт преступления установлен с достаточной достоверностью.

– Тогда какого хера я тут делаю?

Вопрос проигнорировали.

– Кто направил вас к нашему моратриуму?

– Руководитель Конгрегации Центра, – я решил, что эта информация мне никак не повредит, но, похоже, ошибся.

– Вы признаете, что действовали в сговоре с отступниками?

– С кем? В первый раз слышу.

– Только что признались и теперь отрицаете?

– Не знаю никаких «отступников».

– Конгрегация выступила против пришествия Искупителя и тем поставила себя вне Церкви. Их цели кощунственны и безумны.

– Не в курсе, мужик, извини, – я развел руками, но двое стоящих сзади схватили меня за локти, как будто испугались, что я сейчас замашу ими и улечу.

– Ваша осведомлённость об их целях не имеет значения. Ваша связь с отступниками доказана.

Я промолчал. Мое мнение тут, похоже, ни на что не влияет.

– Насколько сильно поврежден их мораториум?

– Понятия имею. Я не специалист.

– Но вы собирались его починить?

– Эй, – решил уйти в отказ я, – меня просто наняли снять деталь!

– Вы врете, – покачал капюшоном балахон. Лица его я до сих пор не разглядел. – Мы знаем, кто вы.

– И кто же я?

– Вы – механик с волантера. Вас зовут Сергей, позывной «Зеленый». Именно вы восстановили волантер, и именно вы отец одного из потенциальных Искупителей.

– Чего? – поразился я.

Ладно, про дирижабль, который они называют «волантером», узнать несложно. В Черном Городе мы засветились как лампочки. Но отец потенциального… Что за херь? Ну, мало ли, странноватый у нас мальчик. Подумаешь, Настя там что-то разглядела синим глазом, но Искупитель?

– Значит, – продолжал балахон, – вы имеет как достаточную квалификацию, так и очевидный мотив.

– Какой, нахрен, мотив?

– Как любящий отец, – терпеливо разъяснил он, – вы не хотите, чтобы ваш сын стал Искупителем. Эгоистическая, но по-человечески понятная позиция. Что, разумеется, не оправдывает вашего предательства интересов Мультиверсума, сотрудничества с отступниками и попытки диверсии.

– Какой, в жопу, диверсии? – на выдержал я, – ваш мораториум лет сто как не работает!

– Диверсия не в том, что вы разобрали наш мораториум, а в том, что собрались восстановить мораториум отступников, позволив им продолжить их отвратительные деяния. И то, что вы отец потенциального Искупителя, вас не оправдывает.

– Да с чего вы взяли, что мой сын…

– Не надо кричать! – перебил меня балахон. Стоящие за стулом ребята положили каменные руки мне на плечи, подтверждая серьезность намерений. – Бессмысленно отрицать очевидное. Примерно год назад Хранители переместили развоплощенную сущность одного из них из вашей жены в ее плод. Глупо делать вид, что вам это неизвестно, поскольку они сделали это в вашем присутствии и по вашей прямой просьбе. Примите последствия этого выбора!

– Да я… – стоящие за стулом стиснули мне плечи стальными пальцами, и я понял, что перебивать монологи балахона не следует. Он уже все решил, мое дело – весь этот бред выслушать.

– Таким образом, мной достоверно установлено, что вы имели мотив, возможность и прямое намерение. Ваши действия свидетельствуют против вас. Ваша виновность не вызывает сомнений. Приговор будет рассмотрен и оглашен позже. Уведите!

Я не стал протестовать, за очевидной бессмысленностью этого. Никто тут не собирался меня выслушивать. Отвели в камеру, заперли большой железный замок большим железным ключом и ушли. За окном уже рассветало. Интересно, что полагается за кощунственную диверсию путем починки поломанного? Если сожжение на костре, то, надеюсь, дрова будут сухими. От дыма у меня в носу свербит, а безудержно чихающий казнимый выглядит несолидно.