Читать книгу Хранители Мультиверсума. Книга седьмая. Последний выбор - Павел Иевлев, Павел Сергеевич Иевлев - Страница 3
Глава 3. Артём. «Дом наизнанку».
ОглавлениеОлег встретил нас радостно, хотя Ольги забавно стеснялся.
– Что вам предложить, Ольга Павловна? – суетился он, – Чаю? Пирожков? Больше ничего нет, по позднему времени, не взыщите.
– Не волнуйтесь вы так, Олег! Я вам больше не начальство, а вы не транспортный оператор! – рассмеялась она.
– И вы не считаете меня дезертиром? Я ведь не вернулся в Коммуну после гибели группы…
– С тех пор много всего случилось. Я, вот, даже его больше дезертиром не считаю… – Ольга махнула рукой в мою сторону. – А кое-кто уже не прочь назвать этим словом меня…
– Рад, что вы перестали быть столь… Догматичны. Вам, Ольга Павловна, полезно посмотреть на проблемы с другой стороны. Увидеть другие правды… – Олег принес с кухни общежития горячий чайник. – Что привело вас в Библиотеку? Здесь слишком академично и недостаточно динамично для людей вашего склада.
– Мы тут за деталями к… – я заткнулся, получив под столом болезненный пинок по щиколотке.
– У нас много вопросов к вам, Олег, – бархатным голосом сказала моя бывшая, – И вопросы эти самого академического свойства, поверьте!
Надеюсь, она хотя бы соблазнять его не собирается? Он все-таки служитель церкви, да и мне… Я поймал себя на том, что мне было бы, пожалуй, неприятно. Хотя, казалось бы. Нет, что-то во мне не отпустило еще Ольгу окончательно. Ну, или что-то в ней – меня, это вернее. Она умеет добиваться своего, так или иначе. Как я не отбрыкивался, в фактически опять выступаю ее личным оператором. И сплю с ней, да. Вечно бабы мной крутят, да что такое.
– Что вы хотите узнать? – вздохнул Олег, – Учитывайте, пожалуйста, что мои штудии здесь весьма далеки от завершения. История Церкви и Искупителя захватила меня, но слишком много книг, в которых описаны другие книги о третьих книгах…
– Нас интересует один достаточно конкретный вопрос…
«Нас», ага. Что б я еще знал, какой именно…
– Что вы знаете об отношениях Церкви и Комспаса? – как-то резко спросила она.
– Вы знаете об этом? – заметно растерялся Олег. – Я сам недавно наткнулся на некую связь, старые документы, не вполне ясного происхождения…
– Наш спутник, – он отошел по делам ненадолго, скоро должен прийти, – хороший аналитик. И он сразу предположил существование некоей «третьей силы» – кого-то, кто действует между Коммуной и Комспасом. Кого-то, кто тщательно делит остатки старых технологий, подбрасывая их части разным игрокам Мультиверсума. Кого-то, кто заинтересован в конфликтном развитии событий, в ускорении деградации срезов, в блокировании любых попыток этому противостоять. А еще наш аналитик предположил, что, с высокой вероятностью, эта третья сила связана с Церковью.
– Церковь, увы, далеко не монолитна, – покачал головой Олег. – Внутри нее есть несколько течений, как догматического, так и практического характера. Ну и соблазны власти… Ну, вы понимаете.
– Понимаем, – кивнула Ольга. – Люди – везде люди. И все же?
– Комспас выступает как сила, направленная против Искупителя. Их одержимость его уничтожением – желательно, превентивным, до воплощения, что означает неприятие всех, связанных с его культом, – идеологическая основа их странного общества. Нельзя не обратить внимание на очевидную искусственность этого небольшого социума, его нежизнеспособность вне рамок этой задачи. Казалось бы, это воплощенные антагонисты Церкви Искупителя, верно?
Ольга заинтересованно кивнула.
– И тем не менее – я уверен, что Комспас тайно поддерживался одной из церковных фракций.
– Я в курсе, продолжайте.
– Видите ли, Ольга Павловна, в Церкви Искупителя самому Искупителю рады будут далеко не все…
Ольга с Олегом еще долго беседовали, обсуждая интриги и расстановки сил, но я так умотался, что ушел спать. Олег показал мне свободную комнату, и я отрубился, едва прилег. Под утро меня бесцеремонно, но приятно разбудила Ольга – я слегка удивился, но и не подумал сопротивляться. Потом мы уснули уже вместе, несмотря на узковатую кровать. Засыпая, я дышал запахом полыни, пороха и миндаля от ее волос, и думал, что эта женщина нахально захватила слишком много места в моей жизни, ловко растолкав локтями людей и обстоятельства. А ведь я женатый человек с детьми, почтенный отец семейства. Почти султан. Надо что-то с этим делать. Но лучше – не сейчас. Подумаю об этом позже.
Утром нас разбудил стук в дверь. Олег, убедившись, что мы проснулись, попросил выйти на кухню, у него важные новости. Важными новостями оказался арест Зелёного. Его обвиняли в каком-то не то кощунстве, не то терроризме, но по сути – в том, что он выполнял задание Конгрегации, которая тут была, оказывается, очень непопулярна. Парадокс – стоит собраться вместе десятку людей, и они немедля поделятся на три партии, восемь фракций, четыре взаимоисключающих течения и пять на дух не переносящих друг друга конфессий. Вот так и Церковь Искупителя – в Библиотеке и Центре она вроде бы одна и та же, но есть нюансы. Руководящая там Конгрегация и рулящая тут Кафедра имеют глубочайшие идеологические противоречия и абсолютно несовместимый взгляды на Мультиверсум и роль Церкви в нем. Сильно упрощая: Конгрегация считает, что Искупитель – это, конечно, здорово, но чем позже он придет – тем лучше. Сложившийся статус-кво не так уж плох, и крах текущего Мультиверсума лучше по возможности оттянуть всеми способами. Для этого они пестуют корректоров, которые, с переменным успехом, но вытягивают-таки иногда из коллапса населенные срезы и используют Людей Дороги, чтобы, по мере их скромных сил, поддерживать ее инфраструктуру. Кафедра же, наоборот, считает, что пришествие Искупителя надо всячески ускорить, пусть грешный мир погибнет и все начнется с нуля. Поэтому корректоров они не любят, цыган не любят тоже, коллапсы срезов приветствуют и даже, не исключено, провоцируют – хотя никто за руку их пока не поймал. Обе стороны считают друг друга предателями и отступниками и при случае не упустят шанса напакостить. Вот, например, как сейчас.
– И что с ним сделают? – спросила деловито Ольга.
– Не знаю, – развел руками Олег. – Прецедентов пока не было. Но точно не отпустят.
– Это нас не устраивает, – заявила она в своей обычной категорической манере. – Где он?
– В изоляторе службы охраны Бибилиотеки.
– Его можно увидеть?
– Наверное. Тут все-таки не совсем средневековые нравы, может разрешат свидание.
Свидание нам, не без скрипа, но разрешили. Мы заявили, что являемся ближайшими родственниками, и даже не стали уточнять, насколько близкими. Противостоять напору Ольги сложно, проще сделать, как она хочет. По себе знаю.
– Привет, – сказал я валяющемуся на топчане Зеленому.
Между нами решетка и даже табуреток не дали. Беседуйте стоя.
– А вы не спешили, – буркнул он, – Ну что, костер уже сложили?
– Костер?
– А что, меня повесят? Или тут в ходу гильотина?
– О, наш Зелёный по-прежнему верен свой мизантропии! – констатировала Ольга.
– У тебя есть другие версии, рыжая? Включи логику – удержать меня сложно, я проводник. Если только в клетке вот так – но зачем? Это ж меня кормить придется. Отпустить? Тем более глупо, зачем тогда задерживать. Выходит, придется пристукнуть. Вопрос только публично или по-тихому. Ты на что ставишь? Я – на публичность. В кризисные моменты публичные казни сплачивают электорат.
– Мы тебя вытащим! – сказал я, пытаясь изобразить голосом уверенность.
Охраняли его серьезно – даже сейчас в конце коридора стояли люди с автоматами, а снаружи ходили патрули. Разве что Ольга что-то придумает, она на хитрости горазда.
– Да ладно, – усомнился Зелёный, – если бы вы могли меня освободить, то не приперлись бы сюда с официальным визитом, сдав на входе оружие и УИНы. Так?
– Увы, – признала Ольга, – они предусмотрели попытку силового освобождения. Мы с Артемом не потянем. Сюда бы Македонца с его группой – но это слишком долго. Приговор приведут в исполнение раньше.
– И каков он?
– К сожалению, нам не сказали. Но ты прав – отпускать тебя точно не собираются.
– То есть, вы пришли просто морально поддержать смертника? – мрачно усмехнулся Зелёный, – Могли бы потратить время с большей пользой, я не сентиментален. Позаботиться о семье вы и так сообразите, а рыдать у вас на плечах я не собираюсь. Лучше подумайте, куда они дели то, что я успел открутить от мораториума.
– В смысле? – удивился я.
– Не тупи, Артём. Я успел демонтировать нужную деталь. С оси не спрессовал, но ее и с осью унести несложно, не такая она большая. Вряд ли церковники собрали все обратно – это сложный механизм, а они не руками работать привыкли. На месте тоже наверняка не бросили. Значит – куда-то унесли и положили. Олег наверняка может предположить, куда. Сомневаюсь, что это место охраняют так же хорошо, как меня. Хватайте железку – это такая полупрозрачная мандула, типа погрызенной тарелки, надетая на длинную хренотень с цапфами на концах.
– С чем?
– Неважно, узнаете. Хватайте ее и тащите в Центр. Иван сообразит, как ее на место приладить.
– А ты как?
– Кверху каком. Вы не поняли – тут не во мне дело вообще. Это здешние кафолики послали стрелка, который повредил мораториум. Это они натравили Комспас на Центр. Черт, да они этот Комспас чуть ли не сиськой выкормили!
– Это они тебе сказали? – удивилась Ольга.
– Это мои мозги мне сказали. Я давно вычислил, не хватало буквально нескольких деталей. Так вот, они называются «Кафедра», если вам интересно. Сидят на древних технологиях и дозированно выдают их разным анклавам. Они… Черт, не время для лекций. Поспешите, иначе возвращаться вам будет некуда. Они не могут не воспользоваться случаем. Доберитесь, восстановите мораториум. Протупите – найдете там руины. Ультиматум скорее всего выдвинули для маскировки, просто не успевали подтянуть боевые группы. Это не точно, но расчетная вероятность очень высока. Нападут внезапно, собьют дирижабль – и оппаньки. Давайте, давайте, валите к херам. Потом пришлете спасательную экспедицию, если захотите. Вдруг меня не совсем убьют?
– Но… – начал я.
– Пошли, – дернула меня за рукав Ольга, – Он прав.
– Так нельзя!
– Артем, – сказал Зеленый твердо, – там наши семьи. Я ненавижу всякий пафос, но вот представь, что мы вернулись – а там одни трупы.
Я представил. Мы с Ольгой как-то раз видели последствия нападения Комспаса на мирный город. Гора мертвых тел и контрольные в голову детям. Очень хорошо представил.
– Прости. Мы правда пойдем…
– Поспешите.
Я ждал какого-нибудь эпичного приключения – похищение таинственного артефакта, подземелье, сейф, охрана, перестрелки… Ничего подобного. Олег вошел в неприметную дверь большого мрачноватого дома, через пять минут вынес оттуда длинный тяжелый сверток и отдал нам.
– Как я и думал – его еще не оприходовали и не поставили на баланс, – сообщил он смущенно, – а значит, в число охраняемых он не попал, так и валялся среди входящих на рассмотрение. Бюрократия и кадровый дефицит.
– Не боишься попасть под раздачу? – спросил его я.
– Не думаю, что до меня есть кому-то дело. Кроме того, я ничего не нарушил. Пока артефакт не оприходован, это просто мусор. Идите, спасайте мир, или чем вы там собирались заниматься. Я послежу за судьбой вашего товарища, но на многое не рассчитывайте – у меня нет никакого влияния, я тут гость.
– Мы понимаем, – кивнула Ольга, – спасибо вам.
– Вы вернуться? Передумай? – обрадовалась нам горянка.
За время нашего отсутствия она стала богаче на целых две козы – видимо, курс мымбаручатины вырос. Козы на длинных витых поводках следовали на за ней как собаки, изредка отвлекаясь на придорожные кусты и срывая с них листочек другой. Однако она явно не отказалась бы пополнить стадо.
– Я думал, ты уже ушла к сестре, – удивился я, застав ее на площади.
– Нет, быть караван, я зубы мымбарук продай, коза купи! Порох ружье купи!
– Повезло тебе.
– Хорошо! Вы мне удача принести! А сладкий еда у вас есть?
Мы специально закупились в кондитерской в Библиотеке перед выходом, так что торжественно вручили ей пирожное. Она немедля счастливо перемазалась до ушей кремом.
– Какой сладкий еда! Наверное, на небо такой еда есть, когда умирай!
– Можешь отвести нас обратно на берег, где мы встретились и найти лодку?
– А дадите еще такой еды? Для сестра?
– Дадим. И такой и другой, тоже сладкой.
– Я найти лодка для вас!
Лодка оказалась полная дрянь – пересохшие козьи шкуры на каркасе из ветвей. Течет немилосердно и не управляется, по причине почти круглой формы, совсем. Но сестры не желали с ней расстаться. С нами отправилась младшая, как более легкая – троих взрослых, боюсь, это плавсредство не выдержало бы. Она и гребла тонким деревянным веслом, ловко перекидывая его с борта на борт, потому что сами мы не смогли даже отойти от берега – так и крутились на одном месте. Нам было неловко, но девочка прекрасно справлялась, демонстрируя удивительную выносливость и силу рук. Еще и болтала, не останавливаясь:
– А у вас много такой сладкий еда?
– Много, – мрачно ответила Ольга.
– Любой может есть такой еда когда хоти?
– Да.
– Вы, наверное, только такой еда и есть, да? – завистливо вздохнула девочка.
– Нет, мы разную еду едим, – разочаровал ее я.
– Зачем есть другой еда, если есть сладкий? – удивилась она.
– Если есть только сладкую еду, можно заболеть.
Она уставилась на меня так, как будто я ей в душу плюнул. Потом покачала недоверчиво головой:
– Зачем неправда говори? Это хороший еда. От нее не болей. От вонючий мясо болей, от кукуруза с жучок болей, от молоко больной коза болей. От такой еда не болей! От такой еда хорошо в живот!
Я только плечами пожал. Вряд ли у нее будет возможность проверить это на себе. Хотя, как знать – может ее еще купят за полторы козы. Впрочем, отчего-то мне кажется, что, если и купят, то не для того, чтобы шоколадом кормить.
– Сюда греби, – указал я.
Репер уже чувствовался из-под неглубокой воды залива. Еще несколько метров… Все, дотянусь, хватит.
– Сейчас мы уйдем, сама вернешься?
– Куда уходи? – она оглянулась вокруг удивленно.
– Неважно. Мы так умеем. Вот тебе много сладкой еды, – я положил пакет с пирожными на банку, – все сразу не съедай. С сестрой поделись, это вам на двоих. Догребешь до берега?
– Я хорошо грести, – покивала она.
– Ну и прекрасно. Рад был знакомству, удачи вам и коз побольше.
– Эй, – сказала она нерешительно, – а бери меня? Без коза, так. Не смотри, что маленький, я умей коза дои, лепешки пеки, сыр умей, все делать умей! Я вырасти потом, жена тебе стать.
Ох, какая неловкая и знакомая ситуация. Но я больше не подбираю бездомных котят. Своих полон дом.
– Извини, – сказал я и потянулся к реперу.
Секундный соблазн включить девочку в группу «свои» и захватить переносом преодолел почти без труда. Сами не знаем, что нас там ждет. Вдруг уже опоздали?
Опасения не оправдались – в Центре было тихо и спокойно. И все же – то ли Зеленый так на меня повлиял своей убежденностью, то ли во мне наконец просыпается знаменитая интуиция глойти, но внутри поселилось нервное, как тикающий таймер, нетерпение. Что-то будет. Что-то случится. Что-то надвигается.
Или это просто паранойя, тоже вариант. Говорят, она заразная.
Поэтому, отдав трофейную железяку Ольге, чтобы она передала ее Ивану, отправился к семье. Убедиться, что с ними все в порядке и организовать переезд. Пусть сидят за дверью, которую чужой не откроет. Мне так спокойнее будет. Починят там мораториум, или нет – а они в домике. Эгоистично, да, но что поделать. Я теперь человек семейный, мне о детях думать надо. Даже если я к этому никак не привыкну.
В домике нашем теперь пахнет младенцами. Странный такой запах, не то чтобы неприятный, но непривычный. Кисловатый и животный, слегка больничный и чуть тревожный. Они не орут, во всяком случае громко, но их присутствие заполнило весь жилой объем доверху. Все так или иначе соразмеряют свои траектории с их существованием. Только Настя сидит в крохотной здешней гостиной, забравшись с ногами в кресло и выглядит немного потеряной.
Мне обрадовалась:
– Пап! Ты вернулся!
– Привет, синеглазка! Как ты?
– Ну… Так. Странно. Как будто давит что-то, и снится всякая дичь.
– Ничего, сейчас мораториум починят, и станет легче. Говорят, он защищает вас.
– Так вы справились, нашли… Что вы там искали? Все хорошо?
– И да, и нет. Мы справились и нашли, но наш товарищ остался там, и он, похоже, в большой беде.
– Сергей? – всплеснула худыми руками Настя.
– Да.
– Надо же его спасать!
– Мы обязательно постараемся.
– Все плохо? – уловила что-то в моем голосе девочка.
– Может быть, уже поздно. У нас был выбор – спасать Центр или его. Он сам сказал, чтобы его оставили, и мы не могли поступить иначе.
– Это ужасно!
– Ты правильно сделать, Гхарртём, – внезапно вмешалась стоявшая в дверях Таира. – Люди умирать постоянно, это жизнь. Важно – умирать не зря. Ты отомстить за друга, я знаю.
– Я же принес тебе подарок, ойко! – вспомнил я.
И только тут сообразил, какого дал маху. Черт, у меня же три жены, надо всегда три подарка! Эх, неопытный я пока многоженец и султан начинающий. Но назад сдавать поздно, и я вытащил из рюкзака завернутый в тряпочку клык.
– Зуб мымбарука! – восхитилась жена. – Ты его убивать! Ты настоящий мужчина!
Я скромно не стал упоминать, что убивали мы его толпой. В конце концов, я действительно нанес финальный удар, так что, формально, именно от моей руки он и пал. Я герой?
Похоже, что да. Таира смотрит на меня как-то по-новому. Иначе как-то. Как будто что-то для себя решила. Черт, почему меня все это пугает? Султаны не должны рефлексировать, это неправильно. Проблемы гарема султана не… В общем, там отношения в другую сторону работают.
– Барышни, надо собираться, мы переезжаем в новый дом, – заявил я, собрав свой гарем.
– Новое место! Класс! Это весело! – оптимистично заявила Меланта.
Она без малейшего смущения сидит голая по пояс, скинув верхнюю часть мягкого халата на бедра и кормит с разом двух младенцев с двух сисек. Рыжие волнистые волосы падают на веснушчатые плечи, зеленые глаза искрятся, грудь выросла размера на два, лицо округлилось. Аллегория материнства, я прям залюбовался. Рядом свернулась клубочком Эли, положив голову ей на бедра. Они не расстаются теперь.
Младенцев я, к стыду своему, все еще не различаю. И, к еще большему стыду, они все еще безымянны. У меня просто какой-то экзистенциальный ступор на эту тему. Три имени! Разом! Это же не просто так, в этом же должен быть какой-то замысел, гармония какая-то… Им потом всю жизнь с этим жить!
Ей-богу, лучше бы каждая назвала своего на свой вкус. Я бы принял как факт и успокоился. Слишком серьезный вызов моей творческой фантазии.
Алистелия приняла идею переезда безропотно, как принимает все, исходящее от меня, а Таира сразу принялась распоряжаться. Началась хлопотная женская суета по сбору вещей, обещающая затянуться надолго, в которой я чувствую себя совершенно лишним. У меня и вещей-то почти нет, не обжился.
– Пойдем, – сказал я Насте, – мы тут только мешаться будем, а у нас еще важное дело есть.
– Школа? – понимающе вздохнула она.
– Школа, – подтвердил я, – и не вздыхай, это хорошее место.
– От одной ушла, в другую пришла… – сказала она грустно. Опять буду видеть тебя через кафедру?
– Ну-ну, тут тебе не Коммуна, все по-другому. Жить в интернате не обязательно. Привыкай, что у тебя семья. Это на всю жизнь, кстати, еще надоест.
– Да ну тебя! – фыркнула девочка, выходя за мной на улицу, – ладно, пойдем. Надоело видеть мир как переплетение нитей и пересечение арматур. Очень утомляет.
– Надень это, дитя, – ректор протянул ей очень темные круглые очки с металлическими боковушками.
– Как странно… – Настя покрутила головой, – вроде бы темно, но что-то видно даже отчётливее. Как будто не очки, а фильтр…
– Привыкнешь, – уверенно сказал ректор. – Артём, вы знаете, из-за мораториума занятия приостановлены. Защиты пала, дети расстроены и дезориентированы. Тем не менее, я бы попросил вас провести внеплановую лекцию.
– О чем? – удивился я.
– О Комспасе. Боюсь, это становится самой актуальной проблемой для них сейчас. Одной из своих целей Комспас ставит уничтожение Школы и корректоров, прекращение нашей деятельности.
– Почему?
– Вам виднее. Вы с ними встречались. И знаете что, Артем… – он смущенно отвел глаза, – ваша спутница… Ольга. Вы не могли бы пригласить ее? Я слышал, она больше других знает о Комспасе.
– Попробую, но ничего не обещаю.
– Разумеется, но все же попытайтесь. Если мы не можем защитить детей от этой угрозы, то должны хотя бы дать им максимум информации.
– Я надеюсь, мораториум заработает уже сегодня, – поделился я с ним свежей информацией.
– Да, я слышал, что вы достали деталь. Но они не могут все время сидеть в Центре, они корректоры, их работа в Мультиверсуме. Раньше проблема Комспаса не стояла так остро, но…
– Я понимаю. Сделаю, что могу. Пойдем Насть, навестим друзей и поищем транспорт для переезда.
Ивана и Ольгу нашли на площади. Рядом слонялась, задумчиво вытирая руки ветошью, дочь Ивана, Василиса. Они, вместе с руководителем Конгрегации и еще несколькими незнакомыми церковниками рассматривали мораториум. На вид он казался целым, но отчего-то не работал.
– Что-то не так? -спросил я Ивана.
– Да вот черт его знает… – ответил он, почесав в затылке, – вроде, все так. Но не тикает.
– Не та деталь? – мне стало нехорошо от мысли, что все зря.
– Деталь та самая. Встала, как тут и росло. Но… Инструкции к нему нету, сам понимаешь.
– Мы ищем все упоминания о мораториуме в архивах, – сказал церковник, – но большая их часть в Библиотеке, а там, увы, не горят желанием с нами сотрудничать.
– Хреново, – сказал я, – но я тут с личным вопросом. Иван, я возьму УАЗик? У меня переезд и все такое.
– На УАЗике ты опухнешь перевозить, – не согласился капитан. – В нем места мало, а семья у тебя большая. Может дирижаблем перекинем?
– Да ладно, – удивился я, – такую дуру ради пары сумок гонять?
– А что там гонять? Подошли, опустили трап, загрузили, перелетели, опустили трап, выгрузили. Быстрее чем УАЗик заводить-прогревать. Опять же, колхозом ловчее. Там, поди, уборка, пыль протереть, окна помыть – а твои только что родили. Светлана готова помочь, да и Лене бы отвлечься… Она переживает за Сергея-то. Всем миром быстро вас обустроим, и устроим мозговой штурм, как нашего механика вернуть.
– Да я не против, вместе веселее.
– Пап, я тут останусь пока, можно? – сказала Василиса. – Подумаю еще. Кажется, что вот-вот пойму, в чем проблема, но потом раз – и ускользает. Как будто она на виду, а я не замечаю.
– Как знаешь Вась, только не долго. А то я волноваться за тебя буду. Время тревожное сейчас. Ну и вообще, иногда лучше не биться головой об вопрос, а отойти и переключиться. Дать подсознанию поработать.
– Я быстро. Я вас найду потом, не бойся, дирижабль издалека видно.
Пустой дом оказался огромен. Два этажа, соединенных широкой парадной, и узкой черной лестницами. На первом – большой темноватый холл, библиотека, в которой даже сохранились старые книги, гостиная с камином, четыре небольших жилых комнаты. Кухня – с дровяной чугунной плитой и деревянными шкафами. Здесь же спуск в подвал – но это потом, не все сразу.
Наверху – роскошные спальни, наводящие на мысль, что скромные комнаты внизу – для прислуги. Похоже, здешнее общество было более сословным, чем сейчас. Сегодня в Центре это не так заметно, хотя я тот еще антрополог. Может и сейчас половина людей на улице – прислуга другой половины, а я и не в курсе.
«Спальня» тут – не комната с кроватью, а практически квартира в нашем понимании. Три смежных помещения – гардеробная с раздвижными шкафами и чуть мутноватыми старыми зеркалами от пола в человеческий рост, нечто вроде столовой-кабинета, и, собственно, сама спальня – с огромной кроватью на резных ножках, прикроватными столиками, шкафчиками, раздвижными бумажными ширмами и маленьким санузлом весьма архаичного вида. Сидячая ванна, не эмалированая, а почему-то медная, с высокими гнутыми бортами, над ней – жесткая лейка душа и бронзовые краны с фигурными вентилями. Непривычной формы фаянсовый унитаз с высоким бачком, раковина-тумбочка и овальное зеркало над ней. Все такое… викторианское. Хотя я не уверен, что употребляю это слово правильно. Как будто мы перенеслись в конец девятнадцатого века. Все гнутое, резное, вычурное и пестроватое. Косяки дверей в причудливой цветочной резьбе, массивная деревянная мебель на изогнутых ножках, обои с цветочным орнаментом, большие цветные плафоны узорчатого стекла, пыльные бархатные тяжелые шторы на грязных до непрозрачности стрельчатых окнах. Непривычно и странно, но…
Открыв дверь следующего помещения, я понял, что вот оно. То место, которое придумано кем-то для меня.
Это кабинет, выдающийся эркером стеклянных, от пола до потолка окон в зелень давно заброшенного сада. Между окнами стоит массивный, как крепостной бастион, стол из полированного дерева. За ним – кожаное кресло на резной основе, всем своим видом обещающее солидное удобство и основательность. Книжные шкафы за толстыми гранеными стеклами в тонких бронзовых рамках, светильники в виде металлических птиц, держащих в клювах цветные шары абажуров, а главное – небольшой, отделанный темно-шоколадным гладким камнем камин, перед которым расположилось роскошное кресло-лежанка, со столиком под напитки, изящным бронзовым торшером, подставкой под ноги и откидным пюпитром для книг. На этой штуке хотелось провести остаток жизни – с книгой и бокалом, глядя на огонь камина сквозь рубин вина.
– Так, – твердо сказал я, – это, чур, моё!
– Да, впечатляет, – прокомментировал подошедший из коридора Иван. – Буржуазные роскоши. Но учти, бытовой комфорт тут так себе. Освещение электрическое, но проводка дохлая, антикварная, кроме лампочек ничего не потянет. Напряжения в сети нет, но это как раз не проблема, акк подключим. Другое дело, что плита на дровах, водогрей на дровах, подача воды самотеком из бака на чердаке, а насос ручной, из скважины в подвале. Сначала час качаешь, потом пять минут моешься. Когда-то была центральная подача, из города, но входящая труба сухая.
– Зеленого бы сюда, – вспомнил я его башню у моря, – вот кто умеет налаживать быт! Он бы придумал и насос, и плиту, и кондиционер с интернетом…
– Он горазд, да. Руки из нужного места, – покивал Иван. – Надо выручать его, это не дело.
– Надо, но как?
– А вот сейчас вещи перетащим, обустроим вас в первом приближении и подумаем.
Вскоре в доме зажегся свет – тусклые лампы накаливания за пыльными плафонами вычурных светильников. В паре комнат проводка затрещала и задымилась, Иван, чертыхаясь, вырубил антикварные поворотные выключатели.
– Проводку по-хорошему надо бы всю поменять, эта в тканевой изоляции, пожароопасно. Не включай в тех комнатах пока.
Мы с ним по очереди качали длинный рычаг чугунного насоса в подвале, в трубах хлюпало. Таира, найдя там же запас дров и слежавшегося угля, растопила плиту и грела на ней воду в больших железных ведрах. Женщины мыли полы и протирали пыль, но объем предстоящего бытового подвига меня лично ужасал.
– Как они тут стирали, например? – спросил я, передавая рычаг насоса Ивану.
Бак на чердаке постепенно наполнялся, но очень медленно. Все-таки в идее прислуги что-то есть…
– Наверное, в городе были прачечные, – ответил он. – А всякую мелочь, типа кальсонов – в тазах руками. Я ж говорю, инфраструктура тут винтажная, комфорт относительный. Хорошо хоть трубы медные, не проржавели.
С трудом открыв пару присохших окон, убедились, что за ними действительно город – похожий на Центр, но не идентичный ему. Дома выстроены в том же неоготическом пафосном стиле, но, если зрительная память меня не обманывает, не полностью совпадают с домами той стороны. «Два в одном», как сказал тот инквизитор. Каждая дверь открывается в два дома – этот или тот, в зависимости от того, кто повернет ручку. Интересно придумано.
Я первым делом раздал права входа всем присутствующим, исключая младших детей и младенцев. Теперь если что – у них есть убежище. Дирижабль все-таки сильно уязвим. Хотя…
– Иван, – осенило меня, – у меня идея!
– Не пугай меня, Тём, чегой-то у тебя глаза так загорелись?
– Слушай, а давай дирижабль на эту сторону перегоним?
– Как? Он, знаешь ли, в дверь не пролезет…
– Не надо в дверь! Там, – я показал за окно, – то ли целый срез, то ли большая локаль. Судя по городу, давно заброшенная, но это неважно. Это все равно полноценная метрика, а значит, в здесь должна быть Дорога и сюда можно по ней добраться. Надо только иметь ориентир, а он у меня есть!
Таира все так же таскает на шее оплетенный кожаным шнурком микромаячок, который, я дал ей когда-то.
– Интересная идея, – признал Иван, – я бы попробовал.
– Слушай, а давай ваши с Зеленым семьи тоже сюда поселим? Ну, если ты не против, конечно. Дом здоровый, нам тут места слишком много, не осилим. А если еще и дирижабль будет с этой стороны, никто нас не достанет!
– Экий ты оптимист… Захотят – достанут где угодно. Но ты прав, тут как-то спокойнее. На первый взгляд. Пойдем на ту сторону, попробуем!
У трапа нас, нетерпеливо подпрыгивая, ждала Василиса.
– Куда вы подевались? Я уже и в дом заходила – там какие-то люди живут, а вас нет…
– Ох, – спохватился я, – ты у нас одна без доступа осталась… Пойдем, пропишу тебя в пользователи.
– Послушай, пап, – сказала она, пока я прижимал ее перепачканную смазкой ладошку к камню авторизации. – Я поняла, в чем проблема с мораториумом. Это же совершенно очевидно, не понимаю, чего мы тупили так!
– Я до сих пор туплю, – признался Иван, – у меня нет идей.
– Ну, пап, вспомни, как он устроен! Это же просто!
– Васькин, не издевайся над престарелым отцом! Додумалась – говори!
Мы уже поднялись в гондолу и теперь запускали ходовые системы.
– Паап! Это же часть механизма! На площади не весь мораториум, а его половина!
– Интересная мысль, – согласился Иван, подумав. – Теперь, когда ты это сказала, мне, пожалуй, стыдно, что я сам не заметил. Там же очевидно симметричная структура балансиров. Она обязана иметь ответную часть. Вась, встань за пульт механика, запускай моторы. Штурман – энергию в резонаторы!
– Есть энергия, – ответил я машинально, щелкая переключателями на консоли.
– Есть машине старт! – доложила Василиса.
– Поднимаемся, команде готовность к переходу. Малый вперед.
– Есть готовность.
– Есть малый вперед.
– Выход!
Мы повисли в туманном шаре над смутными контурами городских кварталов.
– Штурман?
– Работаю! – я, опустив на глаза гоглы, всматриваюсь то в панель навигатора, то в туман за стеклами ходовой рубки.
Я видел не только маркер. Стоило сосредоточиться, и я наводился на тусклые звездочки жен, яркие точки детей, странное, острое, как будто иголкой наколотое местоположение Насти… Кажется, я быстро развиваюсь как дорожный глойти. Скоро увешаюсь фенечками и буду плясать, обдолбанный, в дорожной пыли? Надеюсь, это не обязательно.
– Сюда! – торопливо сказал я, поворачивая визир компаса. – Мы совсем рядом. Выход!
Сверху этот город еще больше похож на Центр. Такой же центростремительно-радиальный, закрученный как спиральный леденец. Только в другую сторону. Он пуст, заброшен и все же не производит гнетущего впечатления. Возможно потому, что поразительно цел, только запылился немного.
– Тут что, улицы убирают? – спросила недоуменно Василиса, – смотрите, листья под деревьями не валяются. Стекла домов грязные, в садах все заросло, а мостовые как будто подметены.
– Действительно странно, – согласился Иван. – И посмотрите, вон там…
– Где?
– Смотрите вдоль улицы, туда, за город… Сейчас подниму повыше.
Дирижабль плавно набрал высоту, капитан уставился в современный цифровой бинокль.
– Что там?
– Далеко, не разберу. Но похоже, что за пределами города распаханы поля. Приглядитесь…
Я взял у него бинокль. Изображение в максимальном усилении подрагивало и смазывалось, но правильные четкие границы растительности на дальних холмах очевидно выдавали сельскохозяйственную деятельность.
– Странное место мы выбрали для жизни, – констатировал Иван. – Как бы не пришлось сбегать обратно.
Однако я, прислушавшись к себе, понял, что фоновое чувство тревоги, преследующее меня в последнее время, вдруг отпустило. Я еще в доме заметил – мне здесь спокойно. То ли интуиция, то ли усталость, не знаю.
– Пап! Пап! Так вот же он!
– Кто, Вась?
– Мораториум! Вторая половина!
Круглая площадь, такая же, как на той стороне. Черный цилиндр, замысловатый механизм. Действительно, похож.
– Садимся, садимся! – подпрыгивает Василиса, – Я его сейчас запущу! Я уже знаю, как!
– Уверена? – спросил Иван.
– Ну… Такое. Надо попробовать, – чуть сбавила энтузиазм девочка.
– Машине стоп. Трап опустить!
– Вот, здесь, видишь, пап? Тут даем толчок, и оно заводится.
– Хм, – Иван смотрел скептически, – на той стороне не завелось. Хотя я эту штуку тоже приметил.
– Потому что на той!
– Так они симметричные.
– Ну же, давай попробуем!
Иван привстал на цыпочки, протянул руку куда-то внутрь механизма, взялся за какой-то рычаг и резко потянул его на себя. Щелкнуло, клацнуло, зажужжало, затикало. Механизм пошел вращаться, но, сделав полоборота, затих.
– Ровно та же картина, что там. Импульса, что ли, не хватает?
– Точно! – подскочила Василиса, – Импульс! Надо одновременно – там и тут!
– Хм… Что-то в этом есть. Но как ты себе это представляешь?
– По таймеру синхронизируемся! Я перехожу туда, запускаем секундомеры. Через тридцать минут ровно – раскачиваем пусковые рычаги, пока не импульс не совпадет.
– Дело, – кивнул Иван, – может сработать. Ты у меня умничка, Вась.
– Ха! Еще бы!
– Ну что, – вздохнул я, стараясь не поддаваться чувству собственной неполноценности, – пойдем, посмотрим, как мой дом выглядит снаружи?
Хорошо выглядит. Готично-романтично. Темный крупный камень стен, острые скаты черепичных крыш над выступающими… Без понятия, как правильно назвать эти архитектурные излишества. Полукруглые застекленные выступы стен, образующие псевдобашенки. О, тут и балкончики есть! Изнутри не заметил. Все заплетено зеленой крепкой лозой, маскирующей грязные стены и почти непрозрачные окна. Невысокая каменная ограда, за ней буйно разросшийся сад, через который мы с трудом проломились к двери.
Стучать пришлось долго, а когда нам, со скрежетом засовов, наконец открыли, то первое, что мы увидели – ствол ружья. Его, решительно прищурившись, держала Таира.
– Откуда у тебя ружье? – спросил я растерянно.
– У женщина должно быть ружье! – ответила она, не опуская оружия, – Женщина защищать дети и козы! Ты уходить туда, приходить сюда… Это точно ты?
– Ты что, не узнаешь меня?
– Может ты угрхайя, демон-перевертыш? Я слышать, такие бывают в пустой мир! Ты доказать, что это ты!
– У тебя родинка на…
– Это ты! Заходить. И вы заходить, – она опустила ружье и сделала приглашающий жест. – Еда кормить вас?
– Не надо, – отказался Иван, – мы лучше сразу к мораториуму, а то Ваське кусок в горло не полезет, пока она не попробует.
У дверей Иван и Василиса сверили часы – большие, механические «штурманские» у него и легкие плоские электронные у нее.
– Тридцать минут ровно, пап!
– Время пошло! Сходишь с ней, Тём? Мне спокойней будет. А я на той стороне запущу.
– Конечно. Пойдем, Василиса.
– Дядь Артем, – спросила она, пока мы шли к площади. – Вы же спасете Зеленого? Маша, дочка его, так переживает. Плачет. И Лена тоже… Не плачет, конечно, но очень волнуется.
– Постараемся, Вась. Очень постараемся.
– Его надо спасти, он клевый.
– Я знаю.
Как ей объяснить, что «клевый человек» всегда выживает только в кино? И наличие горюющей жены и плачущих детей на это никак не влияет? Вся надежда сейчас на Ольгу, она обещала найти способ. Лично у меня никаких идей нет.
– Минута! – Василиса заметно волнуется.
Чтобы достать до нужного рычага ей пришлось влезь на стремянку, теперь она стоит, вытянувшись, напряженная, как натянутая струна. Одна рука в механизме, на второй часы, которые она держит перед глазами, гипнотизируя убегающие на экранчике секунды.
– Может мне дернуть? – спросил я.
– Нет, я справлюсь. Дольше объяснять, что и куда.
– Оставь девочку, она знает, что делает, – сказала Ольга.
Рыжая ждала у мораториума, как знала, что придем. Усталая, грязная, вымотанная, осунувшаяся лицом, в пустотном костюме. Добегается она так-то, в одиночку. Быстро, но очень уж опасно.
– Тридцать секунд!
– Я нашла Марину. У меня на нее… Неважно, могу найти, в общем.
– Двадцать!
– Это было непросто, но я сорвала их с планового рейда. Совет мне потом это припомнит, там и так…
– Десять!
– Нам повезло, у Македонца тут личный интерес. Какой-то старый друг или что-то в этом роде…
– Пять!
– Пойдешь с нами? Оператор может пригодиться.
– Конечно. Я вообще удивлен, что ты ради Зеленого…
– Три, два, один! Импульс!
Василиса резко дернула что-то внутри механизма, зажужжало, затикало, затихло.
– Не попали в фазу, еще раз!
Рывок, стремянка закачалась, я еле успел подхватить на руки валящуюся с нее девочку. Она смеялась:
– Есть, есть, совпали! Папка молодец!
– Ты тоже молодец, – похвалил я ее, глядя на разгоняющиеся шестеренки механизма.
Поставил Василису на ноги, достал планшет – да, реперная сеть на глазах как будто покрывалась муаром, теряя доступность. А значит, и закрылись и кросс-локусы, и тот странный способ перемещения, который использует Комспас. Попасть в Центр можно только по Дороге, опасность нападения ликвидирована.
– Справились, – сдержано похвалила Ольга, – не зря Зеленый…
– Вы его спасете, – твердо сказала Василиса.
– Ох, девочка, – покачала головой рыжая, – мне бы твою уверенность… А куда вы дирижабль дели?
– О, пойдем, покажу интересное место. Приглашаю… – сказал я и тут до меня дошло, что только что пригласил в гости к семье любовницу.
Ольга, конечно, не станет устраивать сцен, я ей как оператор нужен, а не как мужчина. Она даже Зеленого готова спасать в расчете на то, что я буду ей должен. Ну и буду, ладно. Но все же – есть в самой ситуации что-то абсурдное и натянутое. Сильны в нас социальные стереотипы. Даже в тех, кто почти султан…
– Она будет новый жена? – спросила меня Таира.
Спокойно так спросила, как уточнила бы, чай ей налить или кофе.
– Нет, что ты.
Ольга сидит в гостиной и торопливо ест. Лена, жена Зелёного, смотрит на нее с робкой надеждой.
– Мы попытаемся, – отвечает рыжая на невысказанный вопрос.
И, хотя мы с Иваном говорили то же самое, почему-то именно ответ Ольги ее немного успокаивает. Она кивает и идет на кухню.
– Сильный женщина, – констатирует Таира.
– Не то слово, – вздыхаю я.
На мои плечи сзади ложатся теплые руки, окутывает цветочный запах, внутри как будто щекочут смешные пузырьки.
– Ух, какая красивая… – жарко шепчет в ухо Меланта, – так бы и съела! Чур, я первая к вам в кровать. Я и Эли. Будет здорово!
– Мел, и ты туда же? – ответил я тихо, – мне не нужна четвертая жена. А ей не нужен я.
– Глупости, – прижавшись мягкой грудью к спине, Меланта кладет подбородок мне на плечо. Ее растрепанные медные волосы щекочут мне ухо, – у вас отношения, это всем видно.
– Рабочие, Мел.
– Недавно вы отлично поработали в кровати! – фыркает она мне на ухо. Ее дыхание пахнет карамельками. – Не пытайся скрыть такое от кайлита! И между вами не только секс, это видит даже наша милая дикарка. У вас еще будет какая-то история. И помни, я первая заняла очередь!
Меланта мягко подтолкнула меня в спину, и я вышел из коридора в гостиную. Выдумают же…
– Его обязательно надо спасти, Ольга Павловна! – отважно требует Настя. Синих глаз не видно за темными очками, но не сомневаюсь, что они сверкают той же решимостью, с которой она некогда в нее целилась.
– Я уже сказала… – терпеливо отвечает рыжая, – мы…
– Нет, – резко перебивает ее девочка, – вы не понимаете. Сергея надо спасти не потому, что вам что-то нужно от папы. Он важен. Его судьба… Не знаю, как это объяснить. Я теперь вижу… Всякие вещи. Как они связаны. И он связан… Со всем. С вами, со мной, с папой. С тем, что скоро случится. Сейчас его линия может оборваться, и тогда все поменяется.
– Кто-то умирает, что-то меняется. Но мир от этого не рушится.
– А теперь может. Поймите, все застыло в неустойчивом равновесии. Одни тянут туда, другие – сюда, основание плывет и разрушается. Вы это знаете, вы как раз из тех, кто тянет. Вы можете обрушить его в любой момент, и хотите обрушить, потому что надеетесь, что это будет вам на пользу. Дядя Сергей не такой. Он человек равновесия. Укрепляет мир. Вокруг него возникают новые структуры и связи. Как вам объяснить? Он как будто вбивает гвозди, вкручивает болты, сваривает швы, крепит заклепки… Никому не интересны такие люди, они скучные и незаметные, все обсуждают вас, разрушителей, но в такие моменты, как сейчас, он просто необходим.
– Я не очень тебя понимаю, девочка.
– Я плохо объясняю, простите. Я недавно начала видеть связи и у меня нет слов, чтобы их объяснить. Просто знайте – если вы его спасете, Мультиверсум может уцелеть. Если нет – начнется новый цикл.
– Это плохо?
– Для этого не подходят слова «хорошо и плохо». Для этого никакие слова не подходят.
Она резко встала, повернулась и вышла.
– Твоей приемной дочери сильно досталось, – сказала мне Ольга.
– Я общался с корректорами в Школе. Они все такие. И они действительно видят… Всякое.
– Неважно, – отмахнулась рыжая, – вокруг слишком много «видящих всякое». А мы все равно делаем то, что должны и выбор у нас не так уж велик.
– И что же мы делаем?
– Ты? Ты отдыхаешь в своем гареме, пока я не скажу, что пора. Думаю, рано утром мы уже выдвинемся, так что постарайся все же выделить немного времени и на сон…
Если бы это была не Ольга, я бы сказал, что она ревнует!
Вечером меня перехватила и увлекла в свою спальню Меланта. Детей забрала Алистелия, так что в комнате кроме нас была только Эли. Кайлитка села на край кровати и усадила меня в кресло напротив. Она была неожиданно серьезна – не обнималась, не дурачилась, не лезла внезапно целоваться. Это даже немного пугало.
– Нам надо поговорить, Арти. Это важно.
– Слушаю тебя, Мел.
– Я родила тебе ребенка, – она замолчала, глядя на меня и ожидая какой-то реакции.
– Факт, – осторожно согласился я.
– Я обещала его родить, и я это сделала.
– Отличная дочка, очень милая. А кому обещала?
– Севе. Это моя часть сделки. Он спас нас. Я не знаю, что он предложил Альке и Таире, но наш уговор был таков – я рожаю тому, на кого он укажет. Я могла отказаться, если бы ты мне не понравился, но ты был такой забавный! Я решила, что это будет весело, родить именно тебе.
Ее понятия о смешном иногда выходят за мои границы нормального. У меня, наверное, недостаточно развито чувство юмора.
– И что взамен? – я понял, к чему идет разговор и решил не тянуть.
– Ты должен для меня кое-что сделать. Что-то очень важное.
– Мел, я не отказываюсь, но, все же – можно сначала пару вопросов?
– Ты такой смешной – всегда что-то хочешь выяснить! – засмеялась своим пузырящимся тихим смехом Меланта. Он похож на игристое вино, от него становится так хорошо внутри… – Никак не можешь просто жить и радоваться! Спрашивай, конечно.
– Для тебя это только сделка?
– Ты не это хочешь спросить, – улыбнулась она своим широким ртом. Даже на губах веснушки. – Ты хочешь спросить, люблю ли я тебя, люблю ли ребенка, что для меня значит наша семья, какие у нас отношения… Ну и прочие глупые скучные вопросы, который люди вечно задают друг другу, чтобы расстроиться. Спасибо, что ты до сих пор их не задавал, я ценю это. Ты очень деликатный – для человека.
– Спасибо. Я больше не буду, но ты все же один раз ответь на мои глупые скучные вопросы.
– Конечно. Я попробую объяснить так чтобы ты понял. Я – кайлит. Мы похожи на вас, но другие. У нас другие отношения, у нас другие семьи, у нас по-другому относятся к детям. Я могу сказать: «Я тебя люблю». И скажу. Во прямо сейчас говорю тебе: «Я люблю, тебя, Артём!». Я не говорила тебе этого раньше?
– Нет. Никогда.
– Вот. Сказала. Только не брякни в ответ «я тоже», ладно?
Я промолчал. Не знаю даже, какой ответ был бы тут честным.
– Мое «люблю» не такое, как твое. Когда «люблю» скажешь ты, это будет значить «я беру на себя ответственность за твою жизнь». Нет, не перебивай, дай объяснить! – она подалась вперед и запечатала мне рот ладошкой. – Как говорит наша общая жена: «Убью за тебя и умру за тебя». Кстати, ей для этого никакой «любви» не надо, но с ней ты сам объясняйся. Когда это говорю я, это означает, что с тобой мне веселее, чем без тебя. Что я приняла тебя, как часть удивительного мира вокруг. Что я рада тебя видеть, когда ты приходишь и помню про тебя, когда ты ушел. Что я приму тебя в своей постели, одного или в хорошей компании. Но моя жизнь не стала твоей, а твоя – моей.
– А ребенок?
– Дети легко принимают мир таким, какой он есть и тех родителей, которые случились. У нашей дочери три мамы, как-нибудь переживет среди них одну сумасшедшую кайлитку! Я ответила на твои вопросы? Ты готов принять меня такой, какая я есть?
– Я уже принял тебя, ведь я здесь. Прости, но я тоже такой, какой есть – и тебе не избавиться от моего дурацкого чувства ответственности. Ты не просто сумасшедшая кайлитка, ты моя сумасшедшая кайлитка, нравится тебе это или нет.
– Сева все-таки гениально умел видеть судьбу, – сказал тихо Меланта.
– Но не свою, – покачал головой я. – Итак, мы разобрались в отношениях, обещаю больше этому не возвращаться. Ты такая, какая есть, я тоже не вчера на свет родился. Живем с этим дальше, как получится, стараемся не грустить.
– В тебе точно нет кайлитской крови? – рассмеялась Меланта.
– Нет, я просто без ума от рыжих. Так что же мне нужно для тебя сделать?
– Я – последняя в своем роду. Возможно, последний кайлит в Мультиверсуме. Мы всегда казались людям легкомысленными, но у нас тоже есть своё понятие о долге.
– И в чем твой долг, как кайлита?
– Возродить мою расу, конечно!
– Мне приходит в голову единственный метод, но мы, вроде, и так этим занимаемся…
– Нет, – засмеялась Меланта, – наша дочь не кайлит. Ваши гены сильнее, в ней больше человеческого, а ее дети будут в лучшем случае просто рыжими. Но способ есть. И Сева не зря нашел тебя, ты сможешь помочь.
– Внимательно слушаю.
– Последняя колония кайлитов была в срезе Эрзал.
– Где-то я слышал это название… – я попытался припомнить, – Сева что-то такое говорил… Кажется, я был тогда пьян, извини.
– Там создали Эли и таких как она. Там создали Алистелию и ее сестер.
– Сестер?
– Эй, человек-ответственность! – укоризненно покачала головой кайлитка, – найди уже время поговорить с Алькой! Она сама слова не скажет, но у нее тоже есть своя история.
Мне стало немного стыдно. Не сильно.
– Так это вы занимались евгеникой? – собрал я в кучу обрывки воспоминаний о том разговоре.
– Нет, мы, кайлиты, не очень-то способны к наукам. Эли создали не мы, но для нас. Кайлиты не могут нормально жить без таких, как она.
– И в чем ее функция? – заинтересовался я.
– Репродуктивная. Без нее у двух кайлитов не будет детей. Она медиатор, необходимый для зачатия.
– Постельная игрушка?
– Партнер-симбионт. Глупо, но сами мы можем зачать только с другими расами. Неудивительно, что вымерли, да? – она засмеялась, но как-то невесело.
– Я не понимаю, – признался я, – такая репродуктивная схема выглядит нежизнеспособной. Удивительно не то, что кайлиты вымерли, а то, что они появились!
– Это давняя история. Говорят, в нашем мире изначально было две расы, живущих в симбиозе. Кайлитский брак – брак четверых. Но потом был коллапс, вторая раса погибла. Технологии Эрзал дали нам их, – она показала на Эли. – Суррогатных заместителей. И мы выжили. Оказалось – ненадолго. Срез Эрзал пал. Наверное, кайлиты – единственная раса, дважды пережившая коллапс среза. Правда, представлена она только мной.
– И чем я могу тебе помочь?
– В срезе Эрзал остались лаборатории. Огромные защищенные подземные комплексы, их невозможно уничтожить. Ты – глойти. Ты можешь попасть в Эрзал и взять оттуда кое-что.
– Что именно?
– Генетический материал моей расы.
– Э… – я не нашелся, что сказать. – И что ты будешь с ним делать?
– Я буду рожать кайлитов. Материал подготовлен для оплодотворения обычным путем, достаточно ввести его в… В себя, в общем.
– Ты хочешь сказать…
– Да, я буду изменять тебе со своей расой. Рожать детей не от тебя. О, я вижу, мне удалось тебя шокировать! – она засмеялась весело и заливисто, как всегда. – А ведь ты еще с Алькой не по душам не разговаривал, да и наша повелительница коз не так проста, как притворяется. Дорогой, когда заводишь семью таким необычным образом, странно ожидать банального результата! Ну что, ты готов поучаствовать в возрождении расы кайлитов?
– Собственноручно украсив себе голову самыми развесистыми рогами в Мультиверсуме? Разумеется. Я же обещал.
– Тогда потребуется еще один препарат из тех же лабораторий. Катализатор фертильности.
– Знакомое название…
– Не для меня, для Эли. Она бесплодна, но это можно исправить. От этого катализатора даже старый пень начнет рожать деревянных человечков. Ее уникальный генетический набор нужен будущим кайлитам. Поскольку техников Эрзал больше нет, это единственный способ.
– И от кого же она будет рожать?
– Да хоть от тебя! – засмеялась Меланта, – У нее сильный генный комплекс. Шучу, шучу, – отмахнулась она, посмотрев на мою шокированную физиономию, – используем кайлитский материал. Бери его побольше.
– О боже, – простонал я, – я завел себе кайлитский инкубатор…
– Правда смешно, да? Старый Сева был гениален.
– Э… – мне не было очень смешно, если честно.
– Так, я вижу, тебе требуется срочная противошоковая терапия. А ну, иди сюда… – Меланта обхватила меня за шею и мягко, но решительно повлекла в постель.
– Эй, ты как бы только что родила…
– Бывала я и в лучшей форме, точно. Но техническую часть возьмет на себя Эли. Мы справимся…