Читать книгу Рыцари Морвена - Павел Широв - Страница 9

Так началась новая, совсем непривычная им жизнь. Вставали в замке с рассветом, и такой распорядок для привыкшего долго валяться в постели Бертрама поначалу был довольно тяжелым. Но потом он втянулся. Тем более что спать они шли совсем не поздно. По причине отсутствия электричества уже через полтора – два часа после заката делать становилось совершенно нечего. И по этой же причине сутки фактически делились на две неравные части – светлое время, когда все бодрствовали, и тёмное, когда все, кроме дозорных на стенах замка, спали. Хотя из разговоров Бертрам понял, что время тут тоже делили на часы, дни, недели и месяцы, ну и годы, конечно.

Неделя состояла из привычных семи дней и начиналась с Солнечного дня, в котором легко можно было узнать воскресенье. Остальные дни назывались по-разному. Лорд Доннеган называл понедельник Лунным днём, вторник – Днём Быка, среду – Днем Серебра или Серебряным. Лорд Кинмаллох вёл собственный календарь, в котором дни были просто первый, второй, третий и так далее. Днём отдыха считалась суббота, которую и называли – День Покоя.

В субботу не полагалось работать, поэтому не было даже обычных утренних тренировок с оружием. Лорд Доннеган говорил, что Господь-Создатель отдыхал в этот день, и по его примеру люди тоже должны отдыхать, чем вызывал порой усмешку лорда Кинмаллоха. Тот считал, что человек может работать и отдыхать когда ему вздумается, но старался не вступать в обсуждение этого вопроса со своим другом, под чьим кровом ему приходилось теперь жить. Бертрам догадывался, что между старыми друзьями были какие-то расхождения по религиозным вопросам, но в чём там было дело, он так и не понял, а спросить не решился.

Зато суббота была просто днём обжорства. Вопреки обыкновению в этот день к столу подавали не одно, а сразу три, а то и четыре разных блюда. Столы накрывали во дворе, если не было дождя, а если небо хмурилось, что с приближением осени случалось всё чаще, переходили в главный зал башни. И только в этот день воины сидели за одним столом со своим лордом, но на дальнем его конце. Кроме того мальчикам приходилось тогда прислуживать лорду Кинмаллоху, стоя за его креслом. Кушанья приносили и уносили слуги Доннегана, но они должны были по знаку лорда наливать ему вина или эля и подавать те или иные кушанья, которые тот требовал. Лорду Доннегану тогда прислуживал один из его оруженосцев, рослый Гутри или Кенн. Бертраму такое совсем не нравилось, но приходилось мириться. Таков оказался порядок.

За субботним завтраком, а в остальные дни за обедом видели они и жену лорда Доннегана, которая приходила к столу с двумя их дочерьми. Она была, наверное, одного возраста с мужем, и годы сделали её лицо, видно и в молодости не блиставшее красотой, довольно-таки непривлекательным, если говорить деликатно. Дочери тоже не отличались миловидностью, вобрав в себя худшие черты, как матери, так и отца. Впрочем, с женской половиной замка они мало пересекались. У дочерей лорда были свои прислужницы, занимались они своими делами.

Кроме ежедневных воинских упражнений, мальчикам приходилось ещё чистить и вообще содержать в порядке оружие своего рыцаря и ухаживать за его лошадьми. Окажись они в собственном замке лорда Кинмаллоха, пожалуй, забот у них было бы куда больше. Но Кинмаллох был изгнанником, скрывавшимся под кровом своего друга, и имущество его ограничивалось одним конём, с которым он, правда, не расстался бы, наверное, и за все сокровища мира, доспехами и оружием. Сами они должны были ездить на лошадях, принадлежавших прежде тем людям, которые напали на лорда Кинмаллоха в лесу, и достались ему как воинская добыча. Во всяком случае, так объяснил однажды Александр, которого лорд Кинмаллох, Саймон и остальные называли Алистер. Вскоре Бертрам тоже стал называть этим именем своего друга, так что под ним он и войдёт в наше дальнейшее повествование. Всё это считалось частью обучения воинскому ремеслу, потому что, как говорил лорд Кинмаллох, есть вещи, которые воин не может доверить никому, даже самому верному слуге. И к таким вещам относилось содержание в порядке оружия и лошадей.

Всем остальным, впрочем, не таким уж обширным хозяйством лорда ведал старый Куртан, единственный слуга, оставшийся со своим хозяином. Трудно сказать, сколько ему было лет, но наверняка больше, чем самому Кинмаллоху. Несмотря на возраст, он, однако, неплохо справлялся, хотя и у него обязанностей было теперь куда меньше, чем, если бы они жили в собственном замке лорда. Куртан прибирался в комнате, служившей спальней его хозяина, стелил тому постель, чистил одежду, вместе со слугами лорда Доннегана накрывал на стол. Поначалу Бертрам не знал, как ему обращаться со стариком. Слишком суровым тот выглядел, хотя в присутствии лорда становился весьма почтительным и услужливым.

Тот и сам поначалу будто не замечал их, а когда передавал приказы своего хозяина, говорит только то, что ему было велено сказать. И Бертрам не решился обратиться к старику, когда у него порвалась рубаха. Пару дней он ходил с дыркой, но потом набрался храбрости и пошёл к слуге лорда Доннегана, которого звали Уван, чтобы попросить у него иголку с ниткой. Прежде ему доводилось пришивать пуговицы, так что он надеялся справиться и с более сложным делом. Слуга Доннегана встретил его неприветливо. В тот день ему за что-то сильно попало от хозяина. На просьбу Бертрама он буркнул что-то невразумительное, а потом и вовсе велел убираться прочь. Но случившийся тут же Куртан совсем неожиданно вступился за него.

– Чего ворчишь, – проговорил он, искоса глядя на оторопевшего Бертрама. – Будто трудно помочь. А что у тебя?

Бертрам показал дыру. Куртан вздохнул.

– И что, сумеешь зашить? Ты хоть раз это делал?

Бертрам отрицательно помотал головой.

– Вот то-то…

Старый слуга усмехнулся.

– …Сегодня так доходишь, а вечером приду, возьму и зашью. Вряд ли у тебя получится. Да и не для твоих рук это дело…

Вечером Куртан, как и обещал, пришёл к ним в коморку, взял у Бертрама рубаху и принёс утром не только заштопанную, но и выстиранную. Только рубаха ещё не успела высохнуть, но Бертрам ничего не сказал. С этого времени Куртан стал относиться к Бертраму очень доброжелательно и вскоре совсем избавил его от необходимости следить за своей одеждой. Но Алистера (мы уже решили оставить за ним это имя) старик по-прежнему не жаловал, и когда тот возмущался, не обращал на это никакого внимания. Бертрам замечал, что его друг страшно злится, но ему так и не удалось перебороть старика. Он и со слугами Доннегана вёл себя так, будто те должны ему подчиняться, хотя сами слуги, наверное, думали совсем иначе. Но одно дело со слугами, а вот когда Алистер встревал в разговор лордов или вдруг лез со своими советами, Бертрам уже начинал беспокоиться, что Кинмаллох в какой-то момент рассердится и выгонит их обоих. Несмотря на то, что воинские упражнения, уход за лошадьми и прочие обязанности оруженосца давались ему не без труда, всё это было, конечно, куда лучше, чем бродить по лесам и самим заботиться о пропитании. Иногда он с ужасом представлял, что могло быть с ними теперь, если бы Кинмаллох не взял их к себе. Теперь они хотя бы были избавлены от необходимости думать о завтрашнем дне.

А дни летели быстро, один похожий на другой. Лица мальчиков загорели, волосы отросли. У Алистера, который, похоже, и дома не очень любил стричься, уже ложились на плечи, у Бертрама просто лохматились. Но подстричься тут было негде. Цирюльников лорд Доннеган не держал. Зато теперь внешне они мало отличались от остальных обитателей замка. Чтобы не чувствовать себя некомфортно, ни ванной, ни, тем более, душа в замке ведь не было, они каждый день утром и вечером купались в пруду, а иногда и в реке, протекавшей примерно в двух километрах от замка. Когда выдавалось свободное время, и они собирались на реку, старый Куртан начинал говорить, что купаться в реке опасно, может утащить водяная лошадь. Обычно Алистер на это только посмеивался, а старик хмурился и ворчал.

Особенно приятно было погружаться в воду по вечерам, когда она нагревалась солнцем за день. За ночь вода напротив немного остывала. С другой стороны, утреннее купание позволяло быстрей проснуться. И каждый раз, прыгая с разбега в воду, Бертрам вспоминал самое первое утро, когда Алистер действительно разбудил его, столкнув в этот самый пруд. Саймон, уже оправившийся от своих ран, действительно оказавшихся неопасными, давал им уроки стрельбы из лука. С Алистером он почему-то обращался почтительно, и хотя тот часто мазал мимо цели, не говорил ни слова. Но с Бертрамом сын лучника, видимо, чувствовал себя свободнее, и, не стесняясь, ругал его, если тот что-нибудь делал неправильно. А это случалось нередко. Бертрам никак не мог понять, что означает: «упреждение на ветер». Он догадывался, что ветер может снести лёгкую стрелу в сторону, поэтому при стрельбе надо учитывать и силу, и направление ветра, но как это сделать, так и не понял.

В общем, со стрельбой получалось не просто плохо, а из рук вон плохо. Не то чтобы это сильно огорчало, но Бертрам помнил, что лорд Кинмаллох взял его на обучение воинскому делу, можно сказать, условно, будучи сам, по-видимому, уверенным, что ничего из этого не выйдет. Поэтому на занятиях с другим оружием он изо всех сил старался не отстать от Алистера. Вскоре у него уже кое-что стало получаться, и вид рассечённой свиной туши не вызывал никаких эмоций. Только по ночам Бертрам нет-нет, да и вспоминал свой дом, родителей, прежнюю жизнь, от чего становилось ужасно грустно. Тогда он старался отогнать все эти воспоминания, чтобы поскорее заснуть и не мучиться полночи, что тоже порой случалось.

Он даже завидовал Алистеру, который уже вполне освоился на новом месте и в новой жизни, и о прежней жизни даже ни разу не заговаривал. Хотя ночью Бертрам иной раз слышал, как и его друг вздыхает во сне, наверное, тоже видя свой дом, потерянный навсегда по совершенно непонятной и необъяснимой причине. Точнее, по собственной глупости, никак иначе нельзя было назвать его неожиданное решение исследовать этот чёртов подземный ход. Но когда утром Алистер поднимался с зарёй и отправлялся на прогулку верхом, а потом брал меч и начинал тренироваться, было заметно, что ему тут действительно нравится.

Он был физически сильнее Бертрама, что облегчало процесс обучения военному делу. Старый Куртан рассказал им как-то, что лорд Кинмаллох был вдовцом, а сын его погиб в битве на Атле, когда лорд Калдер поднял мятеж против короля Эогана и разбил его войско. За то, что оба Кинмаллоха, чьи земли лежали в Форхтаре – владениях лорда Калдера, выступили на стороне короля, Калдер, захватив Кинн Бейттар и пленив единственного наследника короля, малолетнего Кинниода, объявил старого лорда лишённым защиты. Это означало, что любой человек без каких-либо последствий для себя мог убить лорда Кинмаллоха. Его земли были конфискованы и подарены кому-то из приверженцев мятежника.

Можно было подумать, что, потеряв сына, воин теперь испытывал какие-то отцовские чувства и к Бертраму, и к Алистеру, причём к последнему особенно. И понятно было, почему. Алистер учился очень старательно. По многу часов упражнялся он с мечом и другим оружием, что, вообще-то, даже для него было не так уж и легко. Однажды Саймон рассказал, как отец заставлял его и братьев подолгу стоять неподвижно, держа на вытянутой руке длинную и тяжелую палку, чтобы укрепить руку. Алистер теперь по утрам не менее часа выстаивал так, держа на вытянутой руке меч остриём вверх. Бертрам попробовал последовать его примеру, но ему не удавалось продержаться так долго.

И всё же кое-чему за это время Бертрам успел научиться. Прежде всего, он стал увереннее держаться в седле, хотя иной раз ему казалось, что не он управляет конём, а конь сам управляет собой, а то, может быть, и всадником. Но теперь для него не было никакой проблемы вскочить в седло. Он уже крепко держал в руках меч и однажды даже победил в схватке Кенна, который сначала только посмеивался, глядя, как они с Алистером упражняются под присмотром лорда Кинмаллоха или Доннхада.

Это случилось накануне дня равноденствия, который здесь отмечали как особый праздник. В то утро Алистер и лорд Кинмаллох отправились на ярмарку в какое-то селение, расположенное, как говорил Куртан, в пяти милях от замка Доннегана. Накануне вечером Бертрам, на этот раз относивший Кинмаллоху чашу сидра перед сном, видел, как тот подсчитывал деньги, которые носил с собой в кожаном мешочке, подвешенном к поясу. Этот примитивного вида кошелёк был довольно тощ, и когда благородный воин высыпал его содержимое на стол, Бертрам заметил только десяток монет не очень большого размера. Прежде он никогда не видел здешние деньги и потому не понял, много было в этом кошельке денег или мало. Но, кажется, лорд Кинмаллох считал, что очень мало. В процессе пересчета он всё время глубоко вздыхал и охал.

Короче говоря, Бертраму предстояло в тот день заниматься вместе с Кенном. По возрасту тот действительно оказался ровесником Алистера и стал оруженосцем лорда Доннегана всего год назад, когда его отец отдал сына этому прославленному воину для обучения. Кенн, кстати, к Алистеру относился совсем иначе, чем к Бертраму. Особенно его восхищала способность Алистера возражать Кинмаллоху, на что он сам со своим господином никогда не решался. Зато над Бертрамом подтрунивал он часто, и шутки его были порой довольно обидными. Вот и на этот раз, едва только Бертрам взял в руки меч, он принялся хохотать, да так, что даже Доннхад возмутился.

– Ничего смешного, – проворчал он. – Бертрам младше тебя, а учится куда старательнее.

– Ну, ему ещё долго учиться, – бросил Кенн. – Видно, что он и меча-то прежде не держал, а я вот…

– А что ты? – вдруг резко спросил Доннхад. Его тон, казалось, слегка смутил Кенна, но лишь на мгновение.

– Скажу, если бы он вышел против меня, я бы его в два счёта…

Во всяком случае, Бертраму показалось, что именно так выразился Кенн. Когда тот говорил быстро, Бертрам понимал далеко не все слова. К тому же Кенн часто не договаривал окончания, так что порой даже уже знакомые слова в его исполнении звучали совершенно незнакомо. Но Доннхад всё понял. Выпрямившись, он посмотрел на Кенна, чуть прищурив глаза.

– В два счёта, говоришь?

Он усмехнулся.

– …Тогда бери меч.

– Что?

– Посмотрим, говорю, как это ты в два счёта. Только не свой. Эй, Видд, принеси-ка вон те, а то покалечите ненароком друг друга…

Видд, так звали одного из молодых воинов, тренировавшихся чуть в стороне с боевыми топорами, оставил своё занятие и принёс два меча, специально изготовленных для тренировок. Их клинки не были заточены, и концы не заострены, а скруглены. Но Бертрам уже знал, хороший удар даже таким оружием, мог быть не просто чувствительным, а очень чувствительным. Он даже почувствовал какой-то холодок внутри. Кенн взял меч, сделал несколько взмахов и встал напротив Бертрама. Насмешливая улыбка не сходила с его лица.

– Ну точно, в два счёта, – проговорил он. – Можно сказать, живая мишень…

Бертрам даже не заметил, как внутри вместо страха в нём стала будто вскипать злость.

– Живая мишень, говоришь?

Вспомнив, как это обычно делал Алистер, он чуть согнул колени, покрутил мечом перед Кенном, который уже улыбался во весь рот, потом резко подался вперёд, выбросив руку с мечом, не выпрямляя её, лишь чуть согнув в локте. Едва заметным движением Кенн отбил удар, будто отмахивался от назойливой мухи.

– Поупражнялся бы лучше со свининой, – бросил он.

«Сам ты свинина», – мысленно сказал Бертрам, думая о том, как ему теперь не попасть под удар меча Кенна. И он так напряжённо об этом думал, что совсем упустил из виду своего противника, между тем как тот внезапно вильнул в сторону, и в то же мгновение Бертрам увидел конец его меча прямо у своего носа. Он едва успел увернуться, но всё же сумел отбить удар.

Получилось! Бертрам даже не ожидал, что сумеет это сделать, но он сделал это. Теперь уже на лице Кенна он заметил недоумение. Оруженосец Доннегана явно не думал, что получит отпор. Он ничего не сказал, молчал и Бертрам, постаравшись теперь получше подготовиться к новому нападению. Конечно, оно последовало незамедлительно, но теперь он внимательно следил за всеми действиями Кенна, и следующий удар был отбит уже не случайно, а вполне намеренно. Бертрам решил, что не будет сам атаковать, сосредоточившись на обороне. Он подумал, что так будет лучше. Кенн был явно опытнее, о том, чтобы победить его даже и думать не приходилось. Он только надеялся, что Доннхад в какой-то момент решит, что достаточно, и остановит схватку.

Ещё пару раз Кенн попытался достать Бертрама, но тому удалось отбиться, только на третий раз он снова на секунду упустил из виду клинок соперника, за что тут же поплатился, получив сильный удар по пальцам руки, в которой держал меч. И он едва не выронил оружие, настолько неожиданным и сильным был удар. Он резко отскочил назад, подняв руку поближе к глазам, чтобы рассмотреть последствия удара. Ничего особенного он не увидел. Тупой меч даже не повредил кожу на пальцах, вот только мгновение спустя Бертрам заметил, как пальцы стали распухать, что называется, на глазах. У него вдруг зашумело в ушах, и всё вокруг поплыло.

Он так и не понял, что это было и почему. Неужели только от одного удара, не причинившего никакого видимого вреда? Тем временем Кенн снова бросился на него. Бертрам машинально отпрыгнул в сторону, Кенн проскочил мимо и теперь оказался к нему спиной. По-хорошему, наверное, надо было этим воспользоваться, но Бертрам не знал – как, да и момент был упущен, Кенн развернулся, и теперь они снова стояли лицом к лицу. Краем глаза Бертрам заметил, что Доннхад улыбается и кивает головой. Может быть, тот хотел сказать, что так и надо? И снова у него не оказалось времени на размышления, Кенн уже готовился к новой атаке.

Вокруг собралась внушительная толпа. Двое пожилых воинов стояли теперь рядом с Доннхадом, и что-то ему говорили, показывая то на одного, то на другого участника поединка. Чуть в стороне Бертрам заметил Гутри, но тут же перевёл взгляд на своего соперника, который, казалось, по-настоящему разозлился. Он снова постарался сосредоточиться, отбив ещё два удара, потом заметил, что Кенн слишком отвёл руку с мечом в сторону, и, воспользовавшись этим, сделал свой первый в этой схватке выпад. Теперь уже Кенну пришлось уворачиваться, и сделал он это так неловко, что чуть не упал, поскользнувшись на траве.

Послышался чей-то голос, Бертрам не стал оглядываться. Кенн удержал равновесие и снова атаковал, теперь уже едва не добившись успеха. Бертрам опять едва не выронил меч, таким сильным был удар соперника. Он чувствовал, как по лицу струится пот. Кенн тоже был весь мокрый. Наверняка и ему не очень-то легко давались все эти пируэты, да и солнце припекало необычно сильно для такого, пусть и погожего, но всё-таки осеннего дня.

Сколько всё это продолжалось, Бертрам не знал. Он совсем не замечал времени, только и делал, что отбивал удары, сам уже не пытавшись атаковать. «Держаться! Держаться!» – мысленно повторял он сам себе, сосредоточив взгляд на мече Кенна, уже разъярившегося не на шутку, и постоянно что-то выкрикивавшего. Наконец, по-видимому, собравшись закончить схватку решающим ударом, который уж точно должен был пробить оборону Бертрама, Кенн отступил на шаг и бросился в новую атаку.

Бертрам давно уже чувствовал, что меч в его руке становится всё тяжелее и тяжелее, и дышать становилось всё труднее и труднее. В груди то и дело покалывало, как бывало, когда ему приходилось долго бежать. Он снова едва увернулся от направленного прямо на него удара, крутанул рукой с мечом, чтобы отбросить клинок соперника, перекладина на рукояти зацепилась за такую же на рукояти меча Кенна. Бертрам чуть потянул на себя, потом резко дёрнул в сторону. Если бы сейчас кто-нибудь спросил его, почему он это сделал, он вряд ли смог ответить, но Кенн разжал пальцы, прежде крепко сжимавшие рукоять, выпустив меч.

– Довольно!

Послышался голос Доннхада, который трудно было спутать с чьим-либо ещё. Кенн отступил на два шага, растерянно глядя на своего соперника. Бертрам опустил оружие, услышав за спиной хохот, причём громче всех хохотал лорд Доннеган, голос которого тоже было трудно не узнать.

– Неплохо, неплохо, – проговорил тот, отсмеявшись. – Ты, Кенн, был хорош, даже пару моих приёмов выучил, молодец. Да только вижу, и соперник твой не терял даром времени. Ну да ещё бы с таким наставником как ты, мой добрый Доннхад…

Доннхад хмыкнул, подойдя к Бертраму, и потрепал его по плечу.

– Вот это уже куда лучше, – проговорил он.

Всё-таки рука старого воина была тяжелой. Бертрам почувствовал, что ноги у него подкашиваются, и он опустился на траву, заметив только, что так и не выпустил из руки меч. Кенн тоже присел, наверное, и у него сил почти не оставалось.

– Видишь, а ты говорил…

Снова послышался голос Доннхада.

– …Не правда ли, мой лорд, – продолжал он, обращаясь теперь уже к Доннегану, – из этого парнишки выйдет толк. Есть у него бойцовская жилка. Вот ведь чуть было не сломался, а устоял…

Что ещё говорил старый воин, и что отвечал ему лорд Доннеган, Бертрам уже не слушал. Он так и сидел на траве совершенно без сил.