Читать книгу Происшествия в Токио. Драматургия - Павел Сурков - Страница 7

Юровский. Мария Николаевна, я попрошу вас задержаться.

Мария. Да, я к вашим услугам.

Юровский. Вам не кажется, что в последнее время ваш отец стал как-то нехотя общаться со мной?

Мария. У вас сложилось такое впечатление?

Юровский. Увы, Мария Николаевна, сложилось – и это впечатление, я доложу вам, не сулит ему ничего хорошего. Есть такое слово «сотрудничество» – понимаете, что я имею в виду?

Мария. Понимаю. Но, боюсь, ничем вам помочь не смогу. У папа есть свой собственный взгляд на вещи, и если ему что-то не по сердцу – его не просто трудно, его невозможно переубедить.

Юровский. Я не прошу его переубеждать. Я прошу довести до его сведения. Ухудшение общения с караульными – это неправильное поведение.

Мария. Вы думаете, в нашем положении стоит рассуждать о том, что правильно, а что нет? Мы просто живем – и пытаемся жить по совести. Не более того.

Юровский. По совести? А когда ваша поганая семейка столетиями гнобила рабочий класс, угнетала крестьянство – это тоже было по совести? А?! А?!

Мария. Вы хотите, чтобы я ответила вам за дедов своих и прадедов? Ну что же – извольте! Я скажу. Моя семья столетиями молилась за свой народ и делала для него все, что могла. Но если эти люди, если этот народ не видит доброты, которая дается ему, не видит протянутой руки, а бьет – то дубьем, то дрекольем – по той самой руке, что намерена его спасти, ему помочь, то, может, этот народ достоин той судьбы, которая его ожидает. Посмотрите за окно, господин комендант, что вы там видите?

Юровский. Я вам не господин!

Мария. Ну хорошо – товарищ комендант. Что вы видите? Вы видите там грязь, холод, разруху и кровь. Вы считаете, что тот народ, за который вы столь, по вашим словам, радеете, достоин именно этого? Что ж тогда извольте получить!

(Юровский пристально на нее смотрит, долго молчит, потом начинает тихо смеяться)

Мария. В чем дело? Что смешного в моих словах?

Юровский. В ваших? Ничего смешного. Я смеюсь над вашей уверенностью… Над вашей строгостью… Посмотрите сами на себя, девчонка, просто девчонка… Мария Николаевна, вы понимаете, что вы в моей власти? Что я могу вот прямо сейчас одним пальцем, одним кивком головы…

Мария. Что вы можете? Что вы можете сделать? С моим телом – все, что угодно, я читала в книгах… Я знаю… Но с моей душой…

Юровский. Душа… Где она у вас, душа, Мария Николаевна? (достает наган) Здесь? (приставляет дуло ей к виску) Или – здесь? (приставляет дуло к сердцу) Где?

Мария. Если бы можно было показать, где – какая же это была бы душа?

Юровский. Демагогия, демагогия, все демагогия! Вы истинная дочь своего отца, сплошная демагогия… Только бы заболтать народ, только бы отвлечь его от переживаний… Что вы на меня смотрите, Мария Николаевна? Вы думаете, я вас убью?

Мария. Прикажут – убьете. Вы же сами ничего не можете решить, все ждете приказа.

Юровский. Это верно. (убрал наган) Это вы правильно подметили – я человек не столько подневольный, сколько послушный. И если моя партия прикажет мне убить человека – я это сделаю. Я буду карающей рукой партии, и не стоит считать меня убийцей.

Мария. А вы не убийца. Вы палач. И это куда хуже. Убийца убивает по душевному порыву, а палач – по долгу службы. У палача, в отличие от убийцы, вообще нет души. Юровский. И снова вы о душе… Ох, затеяли мы с вами, Мария Николаевна, теологические споры – есть душа или нет ее… Я вот лично считаю, что нет в этом проку никакого: ни в душе, ни во всем остальном. Надо дело свое делать, ради всеобщего блага.

Мария. И убивать людей – если прикажут? Ну, ради блага-то?

Юровский. Если ради блага…

Мария. Тогда скажите мне, чем вы отличаетесь от нас? Только что вы говорили, что ненавидите весь мой род за то, что он столетиями убивал якобы невинных своих подданных. А если эти убийства совершались ради всеобщего блага – так в чем разница?

Юровский. Не ради всеобщего. Знаю я такую уловку, не на того напали, Мария Николаевна! Предки ваши – да что там предки, и батюшка ваш драгоценный! – все делали не за ради всеобщего блага, а за ради своей собственной выгоды, да личного богатства. Казну наполняли, гребли под себя золото-бриллианты…

Мария. Много нагребли-то?

Юровский. А то сами не знаете! Без счета. Когда вошли в ваш Зимний дворец – ох, мне революционные матросы много чего рассказали, каких только вещей они там не разыскали! И вазы, и картины, и посуда… Все, все укрывали от народа!

Мария. Да? Укрывали? А то что в музей кто угодно мог войти и посмотреть – и на картины, и на статуи, и на вазы? Про это вам ваши революционные матросы забыли рассказать?

Юровский. Так кто зайти-то мог? Буржуй! Эксплуататор! Угнетатель!

Мария. Простите, там не было ценза «на эксплуататоров»… Ах, господин комендант, по-моему, благодаря вашим революционным матросам у вас в голове заквасился такой безумный хмель, что… Нет, форменным образом, уму непостижимо!

Юровский. Вы правы… И вправду, бред какой-то… Что я тут делаю – объясняю глупой девчонке, да еще и дочери царя, что такое рабочий класс и чем он живет… Да мне это лошади проще объяснить – она быстрее поймет.