Читать книгу Побег от посредственности - Павел Вособа - Страница 10

Зависть посредственных – как чесотка, которая зудит все больше и больше, что уже невозможно терпеть.

Виктория с любопытством посмотрела на Ричарда, как будто хотела рассказать ему что-то тайное, но все еще не была уверена, настал ли тот нужный момент. Нечто мешало ей, поэтому она вновь выбрала определенный компромисс.

– Я любила истории и студентов, которые их со мной разделяли. Но институт перестал быть местом, где рассказываются истории и появляются жизненные позиции. Преподаватель утратил статус значимости, исключительности и единичности. Такой преподаватель для обленившегося общества является неспокойным элементом, который привносит в систему высокую вероятность отклонения. Ширма демократии полна фальши, воздушных замков, иллюзий о неизменности, постоянстве, регулярности. Как будто рутина и посредственность были самым большим гарантом нашего благополучия: с утра в школу, на работу, в контору, пять дней в неделю, по выходным быстро на дачу, отдыхать, есть, пить, покосить траву в саду и в понедельник опять: дети в школу, мы на работу, зимой в горы, летом на море, на велосипед, на дачу… жизнь идет, кажется бесконечной, но сущность ускользает. Люди укрепляются во мнении, что они счастливы, довольны, а пока видят вокруг себя похожее, им кажется, что это свойственно человеку: ведь именно такая она, реальная жизнь!

Если поблизости появится некто, кто отличается и угрожает их спокойствию, они бросаются в бой: клевещут, доносят, критикуют. Их обеспокоенность понятна, а что, если окажется, что они не жили ту самую «правильную» жизнь. Ни за что на свете они не хотят допустить своего разочарования, а тем более промашки. – Виктория сделала патетическую паузу, и Ричард вновь неожиданно заметил русскую театральность.

Я вошла в здание университета и почувствовала странное спокойствие. Все вокруг было намного ярче, чем в последний раз.

– Здравствуйте, профессор, – вежливо поприветствовал меня вахтер, однако выражение его лица не было, как обычно, веселым, скорее печальным – да, в последнее время его беспокоил тазобедренный сустав, когда-то он активно играл в волейбол, очевидно, из-за этого у него были порядком изношены суставы.

Я поднималась по ступеням в свой кабинет. Шестнадцатилетний юноша, влюбленный в девушку постарше, девушка, напуганная из-за плохо подготовленного задания, двое ребят, которые ждут не дождутся вечернего футбола… ничего особенного. Я выключила фантазию, зашла в кабинет и поприветствовала коллегу.

– Добрый день, Лесан.

– Привет, Виктория, тебе нужно зайти к директору.

А вот и оно, подумала я. Взглянула ей в глаза – очевидно, она знала, в чем дело, но не хотела быть носителем плохих новостей. Я простила Лесану и отправилась на пятый этаж. Почему все, кто хочет что-то значить, должны сидеть на самых верхних этажах, весело размышляла я, и незаметно мне стало легче. Я открыла дверь директорской.

– Добрый день, Виктория, проходите.

– Добрый день, Анна Николаевна.

Директор что-то поискала на заваленном столе, вытащила один лист, встала и переместилась в кресло. Обычно она так не делала, она была автократичной, задания и приказы раздавала прямо. Значит, вопрос был серьезный. Она положила передо мной бумагу и резко велела: «Читайте».

Замызганное, смятое письмо, напечатанное на машинке. Я посмотрела вниз – оно было не подписано. Анонимка. Не перед кем извиниться, объясниться, защититься. Я чувствовала себя абсолютно мертвым человеком, у которого уже нет шансов к сопротивлению. Кровь приливала мне в голову.

Анонимка – это худший способ клеветы, проявление низости и подлости. Она каждому свернет шею, это удар, на который человек не может реагировать, дать отпор.

Анонимка – это толпа, она лишает виновника ответственности, прикрывает трусость индивидуума, позволяет спрятаться за общественное мнение и превращает жизнь таких людей в одно большое оправдание.

Но общество это ценит – как иначе вытащить правду в общество, как иначе растворить личные, интимные вещи, кроме как на позорном столбе общественных норм? Мои дни в этом университете скоро закончатся. Все это пронеслось у меня в голове за несколько секунд, потом я медленно прочла текст, полный сильных оборотов.

Уважаемый директор,

мое почитание и уважение социальных ценностей заставили меня написать. Я независтлива и не клевещу. Виктория Григорьевна Арутцунян учит глупостям и забивает детям голову имперскими убеждениями. Знания, как она считает, неважны. Университет, по ее мнению, должен обучать самостоятельному мышлению, развитию личности, созданию собственных взглядов на мир, жизнь и подобная болтовня. Дескать, самым главным является познание самого себя! Вы согласны, что это чушь?

Во времена исполнения социалистических обязанностей, когда мы стремимся и стараемся, чтобы люди работали и жили для всех, сдвинули уровень социалистического строительства нашей Родины, привлекли массы в общественный процесс и созидательным способом выполнили план пятилетки, такое обучение является подрывом нашего общества! Пожалуйста, посмотрите на последние постановления съезда!

Кроме того, Ваша Виктория Григорьевна организует у себя дома тайные встречи с некоторыми студентами и вбивает им в головы антисоциалистическую пропаганду и каких-то мертвых Сократа и Аристотеля!

Но хуже всего то, что она зачитывает им запрещенные книги мерзавцев диссидентов и других продажных писак и антисоциалистическую чушь собственной дочери.

Я требую быстро привести все в порядок, иначе последствия коснутся и Вас, как вышестоящего лица, понимаете?

                              Сознательная гражданка

– Что вы на это скажете? – спросила меня директор.

– За грамматику – пять, за содержание – три? Конечно, способность к обучению очевидна – везде, где автор выражает свои политические взгляды, все на уровне и практически без ошибок.

– Виктория, что мне делать, ради бога, что нам делать! Вы знаете, кто это написал?

– Кто-то заинтересованный?

– Жена министра, вы преподаете ее дочери!

– Понимаю, я должна написать заявление об уходе?

– Как можно скорее: если я вас уволю за подстрекательство, вы нигде не найдете работу.

– Благодарю вас, Анна Николаевна.

– Боже мой, Виктория, мне очень жаль.

– Я не знала, что вы настолько верующая.

– В смысле? Это не шутки! У меня есть для вас работа в маленьком городе, моя подруга там директорствует, там вас никто не будет искать. Ах, боже, время сейчас такое чудно́е.

– Вы так любезны со мной, почему?

– Я не знаю лучшего учителя литературы, студенты вас обожают и восхищаются вами, ваша слава велика. Вас выгнала зависть. Откуда это все только берется…

– Поэтому вы меня никогда не хвалили? Поэтому у меня такая маленькая зарплата?

– Я не могла, – опустошенно сказала директор, залезла в ящик стола и вытащила пачку писем, перетянутых резинкой. – Анонимки на вас приходят постоянно, но с этой мне не справиться. – Она села назад в кресло и расплакалась. – Виктория, вы даже не знаете, что у вас училась моя племянница. Я вам так благодарна за нее. Вы изменили ее жизнь, она хочет быть как вы – сильной, независимой.

Я вышла из директорской и впервые осознала, что значит случайность. Случайность – это состояние, которое подготовило для меня возможность, даже сунуло мне ее прямо под нос. Все вещи, которые нам кажутся плохими и судьбоносными, по сути, не что иное, как возможности. Таким образом, человек может оставаться победителем всегда, даже не побеждая кого-то другого.

Виктория перестала рассказывать и обеими руками пригладила собранные волосы.

– Я никогда до этого не принимала близко к сердцу, что хорошо умею учить, но тогда в директорской я впервые поняла, что моя миссия в чем-то другом.

– Если бы товарищ жена министра знала, какую службу вам сослужила, сожрала бы себя от собственной зависти, – сказал Ричард.

– Возможно, а вы что из этого почерпнули?

– Наверное, то, что вы вышли из той ситуации победителем, – с удивлением отреагировал Ричард.

– Какой вы самовлюбленный! Вам кажется, что в этой истории вы в роли учителя, – сделала ему выговор Виктория. – В каждый момент можно избежать навязываемой роли, не играть то, что ожидается и предполагается. Но это так тяжело. – Виктория уселась на мокрый песок и закрыла лицо руками. – Легко осуждать, ненавидеть, не переносить.

– Нет, Виктория, я не чувствую себя учителем – я ищу свой путь, вы его нашли в самый тяжелый момент. Вы сумели быть смиренной, хотя против вас все вступило в заговор, вы не стали мечтать о мести, вы уклонились от системы и использовали случайность. Ситуация, в которой «средний» человек защищает свои убеждения, утверждается в своих стереотипах, бесконечно боится, стала для вас приключением, возможностью, обучением, как лучше справиться с душевным равновесием, прожить действие и его участников. – Он с уважением посмотрел в глаза Виктории. – Решение, используем ли мы возможность или позволим ей пройти мимо нас, изначально отводит нам роль победителя. Когда мы играем в свою игру, мы не можем проиграть.⁸ Этому меня научили вы. – Ричарду внезапно пришел в голову вопрос: – А какие правила игры установлены для меня? У меня есть право их изменить?

Виктория глубоко вздохнула.

– Джон – это проводник, который потерял веру в себя и с вами вновь обрел ее.

– Проводник?

– Каждый человек может стать сознательным проводником собственной жизни. Только некоторые выходят за рамки и могут быть проводниками других. Но иногда они переоценивают свои силы, у них появляется чувство безошибочности, определенного превосходства, и рано или поздно успех отворачивается от них.