Читать книгу Неприметный холостяк. Переплет. Простак в стране чудес (сборник) - Пелам Вудхаус - Страница 21

– Тэк, тэк-с! – воскликнул Сигсби.

– Продолжайте, – попросил Хамилтон.

– Тэк, тэк-с!

– Я вас слушаю.

– Тэк, тэк-с!

Хамилтон нетерпеливо покосился на часы. Даже на обычном своем уровне слабоумия Сигсби иной раз терзал его критический ум, а сейчас слабоумие его, похоже, опустилось до невиданных глубин.

– Я могу уделить вам семь минут, – заявил Хамилтон, – после чего вынужден уйти. Я выступаю перед Молодыми Американскими Писательницами. Вы пришли ко мне с целью что-то сообщить. Пожалуйста, приступайте.

– Тэк, тэк-с!

Хамилтон сурово поджал губы. Даже от попугаев ему доводилось слышать монологи помногословнее. На него напало непонятное желание – огреть гостя обрезком свинцовой трубы.

– Тэк, тэк-с! Вляпался, стало быть, я по самую маковку.

– То есть попали в неловкое положение?

– Именно.

– Изложите суть. – Хамилтон снова взглянул на часы.

Быстро и нервно Уоддингтон покосился через плечо.

– Суть? Ладно. Вы слышали, Молли вчера сказала, что хочет продать жемчужное ожерелье?

– Да, слышал.

– Так вот. – Уоддингтон понизил голос и вновь опасливо оглянулся. – Ожерелье не жемчужное!

– А какое же?

– Подделка!

– То есть, – поморщился Хамилтон, – имитация?

– Она самая. Что мне теперь делать?

– Все проще простого. Возбудите иск против ювелира, который продал вам жемчуг за подлинный.

– Но когда он продавал, жемчуг и был подлинный! Никак вы не въедете!

– Да, я не понимаю. – Сигсби облизал губы.

– Слыхали о кинокомпании «Лучшие фильмы»? В Голливуде, штат Калифорния?

– Пожалуйста, не отвлекайтесь. Мое время ограниченно.

– Но это и есть суть! Некоторое время назад один тип сказал мне, что кинокомпания эта станет – ого-го!

– Какой станет?

– Ого-го! Уверял, что она разрастается как на дрожжах, и посоветовал, пока не поздно, воткнуться туда. Такой шанс, убеждал, выпадает раз в жизни.

– И что дальше?

– Ну и… Денег-то у меня не было, а шанс упускать не хотелось. Я, значит, сел и принялся ломать голову. Ломал, ломал, и вдруг будто кто шепнул мне: «Ты что, забыл? У тебя же есть жемчужное ожерелье. Вот оно, бери. Лежит себе без толку». Мне и деньги-то требовались всего на пару месяцев, пока компания не станет приносить прибыль… В общем, взял я ожерелье, заменил жемчуг на фальшивый, настоящий продал и купил акции. И вот он я, весь как бы в сливках-наливках.

– В чем, простите?

– В сливках-наливках. Так мне представлялось.

– А почему переменили мнение?

– Понимаете, встретил я человечка одного на днях, а он и объяснил мне, что акции эти гроша ломаного не стоят. Вот они у меня, с собой. Взгляните.

Хамилтон брезгливо перебрал бумаги.

– И человечек этот совершенно прав, – изрек он. – Когда вы впервые упомянули эту компанию, название показалось мне знакомым. Теперь я вспомнил почему. Генриетта Бинг Мастерсон, президент Литературного общества, говорила про нее вчера. Она тоже купила их акции и очень сокрушалась. Самое большее, на что они тянут, – десять долларов.

– Да я за них пятьдесят тысяч отдал!

– Значит, ваши бухгалтерские книги покажут убыток в сорок девять тысяч девятьсот девяносто долларов. Сочувствую.

– Что же мне теперь делать?

– Спишите убыток как расход на приобретение опыта.

– Черт раздери! Как же вы не понимаете! Что будет, когда Молли попытается продать это ожерелье?

Хамилтон покачал головой. Большинство бытовых проблем он щелкал как орешки, но эта, честно признаться, оказалась ему не по зубам.

– Жена меня убьет.

– Сочувствую.

– Я думал, вы что присоветуете!

– Боюсь, ничего не могу придумать. Разве что выкрасть ожерелье да швырнуть в Гудзон.

– А называется умный человек! – укоризненно покачал головой Уоддингтон.

– Из подобного тупика человеческому мозгу выхода найти не под силу. Остается выжидать, как станут разворачиваться события. Довериться времени, великому целителю.

– Да уж, подмоги от вас…

Хамилтон пожал плечами. Сигсби X. Уоддингтон злобно разглядывал акции.

– Если бумаги гроша ломаного не стоят, зачем тогда поналепили всякие эти знаки на обороте? Дурачат людей! А печати! Взгляните только на печати! Да еще подписей миллион!

– Сочувствую, – повторил Хамилтон и, подойдя к окну, вдохнул летний воздух. – Какой славный денек!

– Ага, славный! – буркнул Уоддингтон.

– Вам, случайно, не знакома некая мадам Юлали? – мечтательно поинтересовался Хамилтон. – Она хиромантка.

– Хироманты еще какие-то! Что мне с акциями-то делать?

– Я уже сказал, ничего тут не поправишь. Разве только выкрасть ожерелье.

– Но должен же быть выход! Как бы вы поступили на моем месте?

– Сбежал бы в Европу.

– Какая там Европа? У меня и на билет денег нет.

– Так застрелитесь… бросьтесь под поезд… Что угодно, – нетерпеливо бросил Хамилтон. – А мне пора. До свидания.

– До свидания. Спасибо преогромное за помощь.

– Не за что. Всегда рад помочь.

И, кинув последний взгляд на фото, стоявшее на каминной полке, Хамилтон ушел. До Уоддингтона донеслась старинная французская песенка – Хамилтон ждал лифта. Мелодия только усилила его мрачное настроение.

– Индюк надутый! – угрюмо проворчал он. Свалившись в кресло, Уоддингтон отдался печальным раздумьям.

Некоторое время он думал про то, до чего же препротивный тип этот Хамилтон Бимиш. Расхаживает себе с умным видом, а стоит обратиться к нему с детской проблемкой, которую такому умнику полагалось бы раскусить в пять минут, выложив с десяток решений на выбор, так он, видите ли, сочувствует да советует застрелиться или броситься под поезд. Старайся не старайся, но как сохранить оптимизм в мире, где обретают такие вот Бимиши?

– А это его идиотское предложение выкрасть ожерелье?! Интересно, как это…

Сигсби вдруг подобрался. В глазах у него загорелся живой блеск. Он фыркнул. А такое ли уж оно идиотское?

Сигсби бросил взгляд в будущее. Фальшивые жемчуга лежат в банковском сейфе. Но если Молли и вправду выйдет замуж за молодого Пинча, ожерелье, конечно, заберут оттуда и выставят на обозрение среди других свадебных подарков. Так что очень скоро наступит, как говорится, лучшая пора, когда малый решительный, с проворными пальцами, мог бы…

Уоддингтон опять обмяк, глаза у него потускнели. Философы уверяют, что ни один человек по-настоящему не познал себя, но Сигсби познал себя достаточно, чтобы понять: у него и в помине нет хладнокровия, необходимого для такого поступка. Кража ожерелий не для любителя. Заняться кражами в зрелом возрасте, без предварительной тренировки – немыслимо. Для достижения успеха тренаж требуется тщательный, упорный, с раннего детства. Начинать с бутылок молока или чемоданов на вокзале и потихоньку продвигаться по пути к вершинам. Короче, для столь тонкой операции необходим профессионал высокой квалификации. И тут, с горечью понял Сигсби, встает проблема, крайне осложняющая жизнь, даже, скажем, трагическая: где раздобыть специалиста, когда он вам позарез нужен? Все эти книжки вроде справочника по профессиям не включают самых важных мастеров, оказывающих помощь в кризисных ситуациях. Там есть нарезчики стекол – кому они нужны, даже если их и найдешь? Есть производители пивных дрожжей, лоскутных одеял… А человеку позарез требуется производитель отмычек и специалист по краже фальшивых жемчугов!

Уоддингтон застонал в полнейшем отчаянии. Да, странно устроена жизнь! Изо дня в день газеты вопят о преступности; изо дня в день тысячи удачливых мошенников удирают на машинах с тюками награбленного. И вот на тебе! Ему требуется один-разъединственный преступник, а он знать не знает, где же его отыскать.

В дверь несмело постучали.

– Войдите! – раздраженно крикнул Уоддингтон.

И, подняв глаза, увидел долговязого полисмена, топчущегося на пороге.